Смешение традиций

В предыдущем очерке мы говорили об опасном, но в некоторых случаях совершенно неизбежном смешении ритуальных элементов, принадлежащих различным традиционным формам; этот вопрос кажется нам достаточно интересным, чтобы рассмотреть его специально, поскольку он касается не только ритуалов разного рода (в том числе и инициатических), но и традиции в целом. Так как это смешение связано с тем, что принято называть «синкретизмом», то нам следует прежде всего уточнить наше собственное понимание данного термина, учитывая при этом то обстоятельство, что очень многие из наших современников, так или иначе соприкасающихся с традиционными доктринами, совершенно не способны, несмотря на всю свою эрудицию, постичь их подлинную сущность и поэтому, рассматривая эти доктрины исключительно с исторической точки зрения, они, как правило, смешивают понятия «синтеза» и «синкретизма». Это замечание касается прежде всего «профанических» исследований как эзотерических, так и экзотерических доктрин, между которыми иногда и вовсе не проводят никакого различия; так, например, в «религиоведении» изучается много таких вещей, которые, как, например, античные инициатические мистерии, вообще не имеют к религии никакого отношения. Такая «наука» действительно является «наукой для профанов» (в худшем смысле этого слова), и этот факт становится вполне очевидным для всех, кто способен оценить исходное для этой науки утверждение, что только человек, находящийся за пределами религии, а стало быть, имеющий о ней самое поверхностное представление, способен исследовать ее с «научной» точки зрения. На деле здесь за стремлением к непредвзятости в познании скрывается враждебность ко всему, что так или иначе связано с традицией: основатели подобного «исторического» подхода, а также их последователи, рассматривая традицию как набор психологических, социальных и других элементов, принадлежащих чисто человеческому уровню существования, тем самым невольно, а иногда и вполне осознанно стремятся к разрушению любых традиционных форм.

«Синкретизм», в точном смысле этого слова, заключается в соединении элементов различной природы, то есть таких, которые не связаны друг с другом на основе единого фундаментального принципа, а собраны вместе чисто «внешним» способом. Такая смесь не может представлять собой никакой доктрины, подобно тому как куча камней не представляет собой жилища; однако эта смесь разнородных элементов может ввести в заблуждение тех, кто, будучи неспособным к критическому взгляду на вещи, привык рассматривать их поверхностно. Поскольку этой более или менее хаотической смеси, чтобы представить ее в качестве «доктрины», стремятся сообщить хотя бы видимость единства, то все эти элементы группируют вокруг нескольких главных идей, которые сами не только не имеют в своем содержании ничего традиционного, но, даже наоборот, берут свое начало из чисто современных и профанических по своему характеру концепций; добавим, что именно идея эволюции почти всегда в таких случаях играет доминирующую роль. [11]Очевидно, что именно «синкретическим» методом создается так называемая «восточная традиция» теософии, которая на самом деле не имеет в себе почти ничего восточного, кроме плохо понятой и неверно употребляемой терминологии; то же самое справедливо и для французской школы оккультизма, [12]которая в свою очередь конструирует так называемую «западную традицию», многие элементы которой, в особенности те, которые заимствованы из Каббалы, с большим трудом можно назвать западными как по их происхождению, так и по способу интерпретации, который к ним применяется. Разумеется, никогда и не существовало ничего такого, что можно было бы назвать «восточной» или «западной» традицией; такое название было бы слишком неточным, чтобы применять его к какой-либо определенной традиции, поскольку и на Востоке, и на Западе всегда существовали самые разные традиционные формы, а если здесь имеется в виду изначальная традиция, то она, безусловно, не является ни восточной, ни западной.

Существуют также и философские теории, почти полностью построенные на заимствованиях, и здесь мы вновь сталкиваемся с разновидностью «синкретизма», который больше известен под названием «эклектики»; но данный случай представляется нам не столь опасным, так как речь здесь идет только о философии, то есть о мышлении профанов, которые, по крайней мере, не стремятся выдать себя за нечто большее, чем на самом деле являются.

Но в любом случае синкретизм, несомненно, представляет собой профаническую концепцию уже по причине своего исключительно «внешнего» характера; он не только не имеет ничего общего с синтезом, но даже является ему полной противоположностью. В то время как синтез всегда основывается на некоторых принципах — иными словами, на том, что представляет собой внутреннее единство существования и что символизируется центром окружности, — то синкретизм в таком случае всегда имеет дело с ее переферией, с областью чистой множественности, образуемой разрозненными и единичными элементами, которые являются замкнутыми в себе «атомами», оторванными от подлинного источника своего существования. Поэтому синкретизм, хочет того кто-то или нет, всегда имеет аналитический характер; поэтому никто не говорит о синтезе так часто, как сторонники синкретического метода, которые прекрасно чувствуют, что, признав истинный источник своих разнородных теорий, они должны будут признать тем самым, что они не являются представителями какой-либо подлинной традиции и, следовательно, то, чем они занимаются, ничем не отличается от «исследовательской» работы профанов, с большим трудом связывающих в единое целое массу добытых из книг и противоречащих друг другу фактов.

Причем если первые и стремятся всегда выдать свой синкретизм за синтез, то последние поступают совершенно противоположным образом: сталкиваясь с истинным синтезом, они всеми силами пытаются представить его в качестве синкретизма. Легко объяснить, почему это происходит: ограничиваясь точкой зрения профана, они тем самым отказываются от представления о вещах более высокого порядка и, будучи не в состоянии признаться, что некоторые вещи все же ускользают от их понимания, пытаются свести более сложные вещи к более простым, но зато хорошо известным. Воображая, что любая доктрина является результатом умственных усилий одного или нескольких человек, и совершенно игнорируя, в соответствии с основной аксиомой любой науки для профанов, действие факторов сверхчеловеческого порядка, они приписывают и другим людям собственный образ мысли; можно даже и не говорить, что вопрос об истинности изучаемой ими традиционной доктрины для них вообще не стоит, поскольку такой вопрос они называют «антиисторическим». Вряд ли они когда-либо даже догадывались о том, что существует нечто превосходящее простые «истины факта», к постижению которых и направлена вся их эрудиция; мы же, со своей стороны, совершенно не в силах понять, какой интерес может представлять такая «исследовательская» работа.

Необходимо заметить, что следствием подобной ложной концепции, подменяющей синтез синкретизмом, является так называемая теория «заимствований», [13]согласно которой одного лишь наличия сходных элементов в двух различных традиционных формах вполне достаточно для того, чтобы предположить, что одна из этих форм производна от другой. Понятно, что здесь речь совсем не идет ни о едином трансцендентном источнике всех традиционных форм, ни об их истинной связи с регулярной передачей и необходимыми в таких случаях способами адаптации; все это совершенно ускользает от внимания историка-профана вследствие ограниченности используемого им метода исследования. Речь идет здесь только о грубых и упрощенных заимствованиях, понимаемых как простая копия (или даже плагиат), которая создается в силу различных обстоятельств в условиях непосредственного взаимодействия традиционных форм, когда как раз и предполагается совершенно необоснованное привлечение элементов одной традиции в содержание другой; именно в этом случае, как мы уже говорили, синтетическое единство этих элементов преобразуется в синкретическое. Так, например, в результате стремления провести определенное соответствие между эзотерической и инициатической областями возникла теория, согласно которой исламский тасавуф был заимствован из Индии; [14]данная теория основана только на некотором сходстве методов, и те востоковеды, которые ее поддерживают, просто не задумывались, что внешне похожее действие этих методов различно уже в силу их природы, что было бы не так уж трудно понять, если подойти к данному вопросу без всякой предвзятости. Кроме того, в данных исследованиях вообще не обсуждается вопрос о том, как может истина получить тождественное или по меньшей мере сопоставимое выражение в различных традиционных формах, всякое взаимодействие между которыми, а следовательно, и всякое заимствование совершенно исключено; этот вопрос и не может здесь появиться, поскольку для исследователей-профанов он вообще не существует.

Это замечание является вполне справедливым, но все же недостаточным без упоминания о другой излюбленной теории этих исследователей, которая хотя и отличается от теории «заимствований», но остается столь же профанической по своему характеру. Речь идет о теории «единства человеческого разума», [15]где это единство понято исключительно в психологическом смысле и, следовательно, отнесено к области психического, в которой на самом деле такого единства не существует. Современные люди очень часто вспоминают об этом мнимом единстве ради объяснения самых разных вещей, в том числе и таких, которые совсем не относятся к «психологическому» уровню существования, как не относится к нему, например, тот факт, что одни и те же символы встречаются в одно и то же время в разных традиционных формах; [16]тем не менее сторонники данной теории настаивают на том, что любая доктрина является не чем иным, как творением «человеческого духа». В свое время еще Дж. Локк счел возможным заявить, что для того, чтобы знать, что некогда думали римляне и греки, следует всего лишь обнаружить, что думают в наши дни французы и англичане, поскольку «человек всегда и повсюду одинаков»; нет ничего более ошибочного, чем это мнение, на котором, однако, психологи часто настаивают, хотя все, что они при этом относят к человеку вообще, реально свойственно только современному европейцу. Следует все же признать, что эта гипотеза о «единстве человеческого разума» сегодня является менее ошибочной, чем она была во времена Локка, поскольку различия между людьми действительно уменьшаются; однако предел здесь никогда не может быть достигнут, и, пока этот мир существует, различия между людьми являются неустранимыми.

Следует добавить, что когда данные синкретические теории применяются к традиционным текстам, то сама собой возникает почва для поисков разного рода гипотетических «первоисточников», [17]из которых и должны быть, в соответствии с теорией «заимствований», выведены все реально существующие традиционные доктрины; должен быть очевидным деструктивный характер подобного рода поисков, единственная цель которых заключается в отрицании любого «сверхчеловеческого» откровения. Это в полной мере соответствует уже упомянутой нами враждебности по отношению к любой традиционной форме, и теперь уже можно сделать вывод о несовместимости любого «человеческого» объяснения с истинным духом традиции, поскольку не принимать во внимание ее «сверхчеловеческий» элемент означает отрицать саму ее сущность. Несовместимость же синкретизма с традицией выражается прежде всего в том, что сущностью любой традиционной доктрины является знание метафизических принципов; все остальные ее разделы оказываются в большей или меньшей степени производными и служат в качестве применения этих принципов в различных областях действительности, что и позволяет сделать вывод о преимущественно синтетическом характере традиции, исключающем любую возможность синкретического заимствования.

Эти же рассуждения позволяют сделать и еще один вывод: синкретизм несовместим не только с традиционными доктринами, он совершенно чужд и людям, которые в этих доктринах хорошо разбираются и хорошо осознают всю ограниченность мышления профанов, не испытывая никакой потребности обращаться за помощью к теориям, о которых у нас шла речь. Все, что так или иначе связано с традицией, имеет «внутренний», а не «внешний» источник; поэтому тот, кто имеет представление о трансцендентном единстве всех традиционных форм, может с целью изложения или, если в этом есть необходимость, с целью интерпретации какой-либо доктрины использовать средства, принадлежащие иным традициям; в таком использовании нет ничего общего с синкретизмом исследователей-профанов. В одном случае фундаментальное единство играет роль исходного принципа для всех элементов изложения, пусть даже и принадлежащих различным традиционным формам; в другом же случае данное единство отсутствует или, точнее сказать, скрыто от взгляда исследователя-профана, который поэтому вынужден напрасно блуждать в темноте, рассеять которую в состоянии только инициатический Fiat Lux.

В индийской традиции человек может оказаться вне каст двумя противоположными друг другу («внутренним» и «внешним») способами: он может быть либо над кастами (ативарна), либо находиться ниже их (аварна), причем первый случай в современных условиях встречается существенно реже, чем последний, хотя для человека первоначальной эпохи именно первое состояние было вполне нормальным. Точно так же можно находиться и по ту, и по другую сторону традиционных форм: человек может либо вообще обходиться без религии, что чаще всего и встречается в современном западном мире, либо, что, напротив, является совершенно исключительным случаем, он может получить действительное знание о трансцендентном единстве всех традиций. Говоря в данном случае о действительном знании, мы прежде всего имеем в виду то обстоятельство, что теоретических представлений об этом единстве, даже если они и являются в основном верными, совершенно недостаточно для того, чтобы считать себя преодолевшим то состояние человеческого существования, на котором совершенно необходимо присоединиться к какой-либо традиционной форме и строго ей следовать. Это, безусловно, не означает, что человек не имеет права стремиться к глубокому познанию и других традиций, он лишь до определенного времени не должен употреблять на практике ритуальные средства, принадлежащие иным традиционным формам, так как это было бы не только бесполезно, но в силу целого ряда причин и опасно. Это обстоятельство позволяет лучше разобраться в вопросе о «юрисдикции» различных инициатических организаций, берущих свое начало в лоне определенной традиции: поскольку инициация, в строгом смысле этого слова, представляет собой установление начальной связи с такой организацией, то получивший ее человек действительно находится еще в самом «начале» и, следовательно, пока далек от того, чтобы быть выше тех или иных традиционных форм.

Различные традиции в таком случае допустимо сравнить с несколькими дорогами, которые хотя и не похожи друг на друга, но все же ведут к одной-единственнои цели: очевидно, что нельзя к этой цели продвигаться сразу по нескольким дорогам и, выбрав в самом начале пути одну из них, следует идти, не сворачивая, до конца, поскольку переход с одной дороги на другую не только не содействует скорейшему достижению цели, но может и вообще сбить с избранного пути. Но тот, кто добрался до конца, пройдя по одной дороге, находится в центре пересечения всех путей; такой человек теперь может использовать, если ему это необходимо, элементы любых традиционных форм, потому что он их все преодолел и теперь они для него, в сущности, одинаковы, так как все они ведут к точке, где он уже находится. Он теперь может придерживаться какой-либо одной традиции, для того чтобы служить примером тем, кто еще не достиг его состояния; но, если потребуется, он в равной степени может использовать и другие формы, поскольку между ними для него теперь уже нет различий. Такое объединение традиционных форм не приводит к их смешению, которое в любом другом случае было бы совершенно неизбежно; но в данном случае, повторим, речь идет о том человеке, который действительно преодолел все эти различия: для него все традиционные формы уже не являются средствами продвижения к концу пути, но представляют собой лишь различные способы выражения единой Истины, которые следует использовать в зависимости от обстоятельств, подобно тому как мы используем разные языки, для того чтобы быть понятными разным людям; именно это и называется на языке инициации «даром языков». Здесь мы имеем перед собой то же самое различие между синтезом и синкретизмом, и именно поэтому для нас было столь важным обстоятельно рассмотреть последний.

В действительности тот, кто рассматривает все традиционные формы в их единстве, приобретает тем самым синтетический, в строгом смысле этого слова, взгляд на вещи; он имеет возможность поставить себя в центр мироздания, в средоточие всех вещей. Вернемся еще раз к нашему сравнению: все дороги к центру имеют разные исходные пункты, однако, постепенно сближаясь, они хотя и остаются разными дорогами, но все же ведут к одной-единственной точке, в которой и происходит их объединение. Если по каким-либо причинам определенная традиция оказывается неполной, то, пользуясь этим же сравнением, можно сказать, что эта дорога не ведет к центру, но прерывается в некоторой точке, которая достаточно ясно указывает на переход из области эзотерической в область экзотерическую. Находясь же в центре, можно рассматривать все эти дороги как исходящие лучи, которые связывают центр с бесконечным множеством точек окружности; понятно, что с этой точки зрения ни один из этих путей уже нельзя пройти до конца. Эти две противоположные друг другу точки зрения соответствуют положению того, кто находится на пути к центру, и того, кто его уже достиг; в традиции эти состояния символически описываются как положение «кочевника» и положение «оседлого». [18]Те же самые состояния можно описать и иначе: положение человека, который находится на вершине горы и, следовательно, может видеть все, что происходит на ее склонах, противоположно положению того, кто еще поднимается в гору и может видеть лишь склон, по которому движется; бесспорно, только точка зрения первого может быть названа синтетической.

Тот же, кто еще не достиг центра, находится по отношению к нему еще на периферии даже с точки зрения той традиционной формы, с которой он себя связывает; поэтому если такой человек захочет выполнить принадлежащие иной традиции ритуалы, рассчитывая получить тем самым «опору» для своего дальнейшего движения, то он сможет использовать их только «внешним» образом, и это, собственно говоря, и является синкретизмом, сущность которого как раз и состоит в смешении разнородных элементов, взятых из разных традиционных форм. Все те общие замечания, которые мы уже в адрес синкретизма высказали, сохраняют свою силу и здесь; однако положение дел значительно ухудшается тем, что пока речь шла только о синкретизме в теории, он оставался сравнительно безопасным, тогда как на практике, где человек непосредственно соприкасается с реальностями высшего порядка, синкретизм может привести его к остановке или к отклонению от заранее избранного пути, ради скорейшего продвижения по которому он и обратился к ритуалам иной традиционной формы. Этот случай можно сравнить с положением больного, который, желая скорейшего выздоровления, принимает все лекарства подряд, что в лучшем случае нейтрализует их взаимное действие, а в худшем может привести к совершенно неожиданным и небезопасным для организма последствиям; подобные вещи эффективно действуют лишь отдельно друг от друга, поскольку являются полностью несовместимыми.

Все, что мы сказали, поможет нам уточнить еще одно положение: смешение традиционных форм крайне нежелательно не только по тем причинам, которые связаны с содержанием традиционной доктрины; существует еще целый ряд причин, которые можно назвать скорее даже «техническими». В действительности если кто-то вполне осознанно стремится ради достижения определенной цели участвовать в ритуалах, принадлежащих разным традициям, может случиться, и с большой степенью вероятности, что тем самым будут приведены в действие не только соответствующие духовные влияния, но и влияния физические, которые, не являясь гармонично согласованными друг с другом, способны сталкиваться между собой и вызывать состояния хаоса и дисбаланса, угрожая серьезными неприятностями тому, кто эти влияния так неосторожно вызвал; понятно, что данной опасности не следует себя подвергать неосознанно. Такое столкновение физических влияний может возникнуть и в результате использования ритуалов, которые относятся к внешней, или экзотерической, стороне той или иной традиции, так как именно с этой стороны они отличаются друг от друга наиболее сильно, поскольку, если вернуться к нашему сравнению, расстояние между точками, находящимися на разных дорогах, будет тем больше, чем дальше эти точки удалены от центра. Добавим также, что подобное противоречие между различными традиционными формами будет тем сильнее, чем больше они, как это ни странно, похожи друг на друга; чем больше вещи отличаются друг от друга, тем труднее они, именно в силу своих различий, вступают в конфликт, и в этой области, как и во всякой иной, противоречия возникают скорее между вещами подобными и схожими друг с другом. Мы не будем более останавливаться на этом вопросе, надеясь, что сделанных предупреждений вполне достаточно для тех, кто хотел бы использовать в своем духовном развитии подобные несовместимые средства; следует помнить, что только в области духа можно получить защиту от всяких влияний, ибо только в этой области все противоречия между вещами теряют свой смысл; когда же область физических влияний еще не осталась позади, самые худшие вещи могут произойти даже с Теми, кто в них совершенно не верит.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: