2.2. Монитор отклонения и стереотипы[43]
Говоря об искажающей решетке, нет необходимости подчеркивать ее чуждый механистический характер, но — особенно в психотерапии — достаточно объяснить ее как произвольную структуру культурных стереотипов, которые исполняют роль посредника между сознанием «Я» и организмической целостностью.
Рассмотрим динамику решетки искажения, представленную на рис.5.
Вообразите себе круг. В зоне «2» расположено мыслящее логическое «Я», обладающее сознанием. Сознание — это не что иное, как зеркало, монитор, в котором кванты переводятся в образы, точно так же, как в телевизионном мониторе фотоны и их разнообразные движения преобразуются в изображение. Воспринимая эти образы, мы получаем реальность движения на экране.
Чтобы уяснить этот момент, рассмотрим, как человек воспринимает звуки. Возьмем, например, слух: когда мы слушаем голоса, какие-то шумы, мелодии, в наш мозг поступает не «этот» голос, не «этот» звук и не «эта» музыка, а нечто вроде сообщения, закодированного азбукой Морзе, которое преобразуется слуховыми косточками (стремечком и наковальней) и транслируется в улитку, то есть собственно слуховую часть: эти удары достигают мозга в форме электрических сигналов. Звук вначале производит волну, напоминающую шум от повторяющихся ударов чем-либо по столу, но, дойдя до мозга, эта волна принимает линейный вид. В нашей системе восприятия существует определенная последовательность преобразований, поэтому мы в действительности контактируем не с внешним звуком, а исключительно с сигналами нашего мозга, исходя из которых затем интерпретируем всю внешнюю реальность.
|
|
Этим мозговым сигналам соответствуют линии, движения, которые создают акустические образы. Однако по сей день никто не знает, каким образом происходит переход от электрического сигнала в мозгу к разумному сознанию. В сущности, в наше сознание поступает некая форма, соответствующая внешнему действию.
Например, управляя машиной, мы маневрируем рулем, глядя на приборы, которые дают информацию о скорости, об уровне топлива и масла. Эти показания говорят нам о состоянии двигателя, хотя мы и не располагаем конкретными сведениями об объективном состоянии мотора, как такового. Следовательно, мы живем в опосредованном, спекулярном универсуме[44].
Таким образом, если в процессе познания, например посредством слуха, в какой-либо участок нашего мозга внедрить всего лишь один дополнительный образ, то информация о реальности окажется искаженной, необъективной. Мозг, получив сигнал, осуществляет решение или реактивный синтез.
|
|
Электрический импульс, пришедший по каналу приемопередачи от органа чувственного восприятия к мозгу, создает график в спекулярной форме, то есть стимул отражается, переводится в образы[45]. Способность возникающего образа конкретизировать происходящее позволяет мозгу точно реагировать на ситуацию.
Итак, принцип действия искажающей решетки сводится к постоянному дополнению одного и того же сигнала путем наложения его на реальный пришедший извне сигнал. Я привел только маленький пример со слухом, но представьте себе, что происходит при таких более сложных процессах, как зрение, эмоции или осязание. Таким образом, вполне возможно, что некая более высокоразвитая цивилизация способна путем голографического вмешательства (variante olografica) изменять процесс восприятия.
Искажающая решетка вступает в действие только на определенном уровне восприятия, в моменты высшего эмоционального напряжения, сохраняя безразличие по отношению к другим, более простым. Мощный эротический заряд, заряд амбиций, гордое индивидуальное решение, установка на абсолютную независимость субъекта сталкиваются с сильной энергетической переменной. Поскольку энергетический квант очень силен, решетка включает автоматическую реакцию механизма, который, будучи приведенным в действие, вводит команду: «Нет! Нет! Нет!». Достаточно того, чтобы механизм ввел импульс отрицания.
На слабый стимул малозначительной эмоции механизм не реагирует, однако, как только сила эмоции превышает определенный порог, он включается автоматически.
Высшие области, например, мистические прозрения, также недоступны воздействию искажающей решетки. Ин-се в определенные моменты может обладать взрывной, просветляющей функцией. Этим объясняются, например, состояния озарения, присущие отдельным великим представителям человечества. В подобные мгновения Ин-се резко взрывается, напрямую достигая логического «Я». «Я» субъекта в этот момент обладает суверенным духом, что позволяет достичь ясновидения. Логическое «Я» входит в контакт с Бытием, завеса, скрывавшая реальность, падает, и искажающая решетка устраняется.
Нечто подобное произошло с Буддой, Конфуцием, Христом, Магометом, со всеми великими Учителями, с величайшими святыми и мудрейшими философами. Религия утверждает, что это Бог сошел с небес и явил себя в образе человека, но для онтопсихологии речь идет просто о внезапной вспышке Ин-се в логическом «Я»[46].
Если человек постоянно и усердно совершенствует себя, непрерывно обновляясь в соответствии с онтической интенциональностью, то его логическое «Я» и Ин-се сливаются воедино, и великий зрелый человек пробуждается в Бытии.
Мозг под воздействием монитора отклонения воспринимает жизненный стимул как запрещенный, опасный или признанный дурным, реагируя на этот сигнал точно так же, как реагирует компьютер на ошибку.
Сегодня известно, что фотоны функционируют по тому же принципу, что и радар. Нет необходимости вводить в наш мозг новые атомы, достаточно наложить на определенные мозговые клетки некий фрагмент записи, либо ввести постоянный, автоматический синапс, непрерывно подающий сигнал об опасности. Это — субатомный синаптический контур, расположенный в наиболее важной точке приемопередачи между мозгом и сознанием.
Таким образом, я считаю вполне реальным присутствие в нашем мозге встроенного механизма.
Онто Ин-се как целостность самого себя обретает историчность, когда фильтруется и осуществляется сознательным «Я», оставаясь при этом реальным координатором всего нашего тела. Оно является упорядоченным умом всего нашего организма: функционирование кровеносной системы и синапсов отлажено, сердце бьется в заданном ритме, кости находятся на своих местах... Все, связанное со спонтанным автоматизмом нашего организма, является продуктом Ин-се — души в материи.
|
|
Итак, человек — это постоянное организмическое действие. Предположим, что рядом оказывается некий негативный элемент, который посредством семантического поля повреждает какую-либо зону. Организмическая реакция незамедлительно включает защитные механизмы, сигнализируя «Я» об опасности сложившейся ситуации, но сигнал блокируется ранее и не доходит до «Я». «Я», внешний управляющий, не получая реальной информации, продолжает оставаться рядом с причиной своей болезни или же уступает авторитету культурных традиций, стереотипов, тем самым предавая себя.
К сожалению, вся информация от организмического поступает в сознание, уже предварительно отфильтрованная решеткой. Следовательно, для получения достоверной информации необходимо, минуя сознание, достичь прямого восприятия организмического, что позволит постепенно застопорить или нейтрализовать действие решетки искажения.
Что происходит в человеке, когда его эмоции и природные импульсы остаются заблокированными?
Эманация Ин-се, достигнув решетки искажения, блокируется, вынужденно обращается вспять, постепенно затормаживается и начинает образовывать внутренние ядра. Ин-се эманирует, но импульс не получает функциональной разрядки согласно волеизъявлению «Я», а остается подавленным, цензурированным, то есть вытесненным. Но даже подавленный, импульс продолжает действовать.
Стереотипы, культурные комплексы и искажающая решетка — суть одно и то же. Культурные комплексы представляют собой совокупность «Сверх-Я», образованного моральными правилами, находящимися под неусыпным контролем искажающей решетки. Она присоединяется к противоречащим моральным правилам, однако, испытывает потребность во внешних правилах существующей системы, установленных законом.
Безусловно, Ин-се также обладает моралью, но она в корне отличается от той, которая записана в сознании логического «Я». Сознание Ин-се есть априорное «Я»; Ин-се — действие, априорное «Я» — образ. Логическое «Я» должно всегда отражать априорное «Я» для установления достоверности происходящего.
|
|
Блокированные импульсы, лишенные возможности вылиться в сознательное действие, ведут «ночную», бессознательную жизнь, которая находит разрядку тремя способами. Во всех трех случаях импульсы всегда остаются скрытыми от субъекта.
1. Неожиданные, неупорядоченные, противозаконные реакции (например, преступность, насилие, направленное на самих себя, самоубийство; то есть субъект оказывается в таком положении, в котором он ни за что бы не хотел оказаться).
2. Психосоматика (психическая энергия преобразуется в органическую материю, выбирая предпочтительное место, например, печень, сердце, легкие, мозг и т.д.).
а) Сублимация и бессонница, а также другие случаи, вызываемые внешними факторами;
б) метаболизация заторможенной энергии, осуществляемая другой формой жизни, или выкачивание этой энергии внешним объектом, что происходит при вампирической связи посредством семантического поля; эту энергию могут выкачивать как люди, так и — в ночное время — представители тех цивилизаций, которые внедрили решетку[47].
2.3. Стереотипы и реинкарнация[48]
С незапамятных времен нас привлекает то, чего мы не можем понять. Многим наверняка знакомы ощущения, неожиданные воспоминания о местах и ситуациях, подобные переживанию уже пережитого "deja vu"[49]. Термин «реинкарнация»[50] встречается практически во всех культурах и во все времена, причем это неоднозначное понятие каждая культура стремится толковать по-своему. Своя позиция есть и у онтопсихологической школы, которая под «реинкарнацией» понимает повторение некоей жизненной идентичности на протяжении времени. По сути дела, это повторение той же личности в другом теле, в другое время и в другой языковой культуре.
На Западе понятие реинкарнации для человека не столь значительно, но в культуре Востока ему отводится фундаментальная роль. Мне удалось обнаружить, что возможность феномена реинкарнации ограничена периодом жизни трех поколений, поскольку подобное явление никогда не наблюдается по прошествии этого временного отрезка.
Многочисленные зарубежные встречи открыли мне в высшей степени удивительное явление: люди в своем поведении следуют типичным моделям, несмотря на различия в традициях и культуре. Существуют постоянные типологии, задающие поведенческий стандарт, определяя стереотипы, как фиксированные, так и изменяющиеся, но в общем всегда одинаковые. Поэтому миллионы людей следуют стереотипам, которых насчитывается не более одного-двух десятков: они могут бесконечно варьироваться, но в основном остаются одними и теми же в любом уголке мира (в Китае, Тибете, Италии, Испании, России, Бразилии и т.д.).
Способность онтопсихологии интерпретировать сновидения людей любой национальности и любой культуры подтверждает то, что бессознательное человека использует идентичные стереотипы. Если бы оно, наоборот, зависело от переменных культуры, традиций, аффективных ориентиров, то пришлось бы разрабатывать особый метод трактовки сновидений для каждого географического ареала.
В этом случае создание научного кода для онейрической интерпретации стало бы невозможным, поскольку индивидуальные особенности многообразных человеческих взаимоотношений не позволили бы разработать обобщающую модель поведения людей, тогда как универсальное значение онейрической символики, с точки зрения онтопсихологии, напротив, одинаково в любой части нашей планеты.
Все это подтверждается не количеством известных мне человеческих типологий, а выявленными мною стереотипами, которые лежат в основе любого типа человеческого поведения и вида познания — интеллектуального, аффективного, психологического и эмоционального.
Идентичность стереотипа предполагает также экзистенциальную идентичность и идентичность сновидений. Чтобы доказать это положение на опыте, во время аутентифицирующего резиденса я попросил одну из выбранных женщин рассказать сновидение, потом неожиданно остановил ее и предложил другой продолжить. Затем они таким же образом рассказали о своих спонтанных фантазиях: рассказ первой женщины с его середины продолжила вторая. Обе вербализировали идентичное онейрическое и фантастическое содержание. Удивление присутствующих, и особенно обеих женщин, было велико, ибо каждый из нас убежден в собственной уникальности. У обеих оказалась одна и та же типология сновидений, эмоций, амбиций, одинаковыми были манера одеваться и даже тип прошлого, которое, по их мнению, объяснялось реинкарнацией.
Этот случай — не исключение. Достаточно выбрать две подобные типологии, чтобы увидеть сходство в содержании фантазий и онейрической деятельности.
Существует много гипотез исторического события. Возможно, мы являемся продуктом деятельности некоей внеземной лаборатории, то есть порождением более высокоразвитых существ, которые формируют определенную типологию человеческой жизни, распространяя свой вид во Вселенной на основе матрицы, восстанавливающей идентичность видовой формы — константы «Н».
Человеческая раса, распространенная во Вселенной, не обязательно должна быть однотипной. Материальный облик ее представителей может быть различным, поскольку то, что нас объединяет, обусловливая нашу принадлежность к одному виду, — это типология разума. Например, все мы, земляне, обладаем разумом, посредством которого выстраиваем лингвистическую структуру. Слова в разных языках звучат по-разному, но основная структура одинакова. Следовательно, смысл также тождественен, хотя для его коннотации[51] используются разные языки. То же самое относится к константе «Н»: это особая идентичность разума, изменяющаяся в телесном воплощении.
Предположим, что сходство в рамках одного вида обусловлено результатом программирования. Для нас неважно, родились мы из материнского лона или в инкубаторе — это не влияет на наше существование. Мы должны обеспечить истинность функции: не останавливаясь на промежуточных операциях, необходимо проверить достоверность конечного результата. Если он идентифицирует некий разумный вид в координатах константы «Н», тогда речь идет о человеке. Стремясь обрести точность в познании того порядка, который отвечает за формализацию жизни, мы должны вести исследования исключительно в области потенциала ума, а не биологического субстрата. Мы должны научиться проникать в мир ума. Во всяком случае, не столь важно знать, откуда мы происходим, главное — практически реализовать самих себя, «здесь и сейчас».
Стереотип есть структурированная форма, наделенная всесторонними способностями. Это форма, обладающая двумя-тремя потенциальными возможностями, адаптируемыми к целому универсуму смысла. Всем людям свойственны два-три стереотипа, каждый из которых, в свою очередь, состоит из одного, двух или трех стереотипов. Основа проста; опираясь на нее, стереотип структурирует способ поведения субъекта по отношению к деньгам, работе, здоровью и т.д.: субъект ведет себя исключительно в соответствии с предрасположенностью, налагаемой на него усвоенной ранее моделью. Весь сущностный потенциал впоследствии уточняется в историческом событии: виртуальность адаптируется к обстоятельствам жизни.
В жизненном смысле стереотип является открытым проектом, но, в то же время, он сохраняет свои видовые качества, поскольку семена вяза, тополя, дуба, каштана различны по типу своего существования, но каждое из них обладает особым собственным проектом, который мы можем определить как «жизненный стереотип»[52].
Рассмотрим пример с растениями в его «негативном» аспекте: какое влияние может оказать монитор отклонения на семя дуба? Дуб может вырасти и иметь сотни ветвей. Монитор отклонения способен ограничить их число до трех, а также задать им направление роста по собственному усмотрению. Жизненный стереотип открывает дубу почти неограниченные пространство и возможность развития, тогда как стереотип монитора отклонения налагает ограничение, снижая его потенциал. Следовательно, стереотипы можно подразделить на «деформирующш» и «виртуальные».
Показателем позитивности или негативности влияния стереотипа служит функционалъность. Сам по себе стереотип нейтрален, он — неживой. Это — экономическая память, действие, которое мгновенно формализует необычный квант. Это орудие, инструмент существования. Я лично не против стереотипа, потому что все кодифицируемое является стереотипом. Позитивность или негативность стереотипа определяются исключительно производимым результатом как для самого субъекта, так и для его окружения.
По замыслу природы энергетический квант стереотипа преобразуется в жизнь и рост. Внедрение монитора отклонения происходит на основе рефлективной матрицы, которая штампует инстинкт, уже существующий в субъекте, придавая ему новую форму: воздействие монитора отклонения искажает виртуальность силы. В сущности, виртуальности являются стереотипами. Искажающий стереотип рождается на основе рефлективной матрицы.
В случаях реинкарнации прослеживается идентичность некоего стереотипа: один и тот же стереотип переходит из поколения в поколение по семейной линии. Это типология искажающего стереотипа. В негативном смысле эта передача на уровне поколений происходит посредством наложения монитора отклонения на инстинктную виртуальность. Негативный стереотип монитора отклонения передается на протяжении трех поколений: в первом — более или менее нормально, во втором возникают проблемы, которые открыто проявляются в третьем, что приводит к саморазрушению или обращению разрушительного действия вовне. Таким образом, динамика исчерпывается в третьем поколении, и отсюда начинается новый цикл. Кроме того, отдельные последствия некоего стереотипа прослеживаются и в четвертом поколении.
В Риге я познакомился с женщиной, убежденной в том, что в ней реинкарнировала одна из ее бабушек. Эта бабушка была полькой знатного происхождения, богатой и жестокой, которая очень увлекалась мужчинами; красивая и умная, она предпочитала одеваться в стиле девятнадцатого века, всегда в черное. Женщина настойчиво утверждала, что является родственницей самой себе, целиком отождествляя себя с нею. Онтопсихологический анализ объясняет такой факт воздействием монитора отклонения: эта женщина представляла собой лишь воспоминание о некоем стереотипе, а не точную
реинкарнацию психологической идентичности бабушки; обе эти личности отличались
друг от друга, но подчинялись одному и тому же стереотипу.
Такая ситуация, на мой взгляд, неизбежно должна была завершиться шизофренией или самоубийством этой женщины, которая, думаю, смогла бы еще прожить в таком состоянии не больше трех-шести лет, ибо подобная убежденность заставляет субъекта растрачивать себя на повторение, подкреплять негативный стереотип и всячески избегать обновления. Субъект убивает свою творческую возможность ради постоянного повторения, что приводит к возникновению патологии в его организме, которому требуются все новые и новые пути.
Создается впечатление, что индивид как бы стремится навсегда остаться в дне вчерашнем, поэтому сегодня повторяет все то, что он делал накануне. Тем самым он не актуализирует ничего нового, вследствие чего неизбежно возникновение болезни из-за отсутствия привычки действовать «здесь и сейчас».
Убивает не матрица сама по себе, а субъект, который постоянно отказывается от самого себя, живя только прошлым.
Мы должны понять, насколько способен истинный, объективный человеческий разум сохранить жизнь, работоспособность, бессмертие. Или же мы просто марионетки в руках стереотипов?
Тщательный анализ известной нам культуры человеческой расы доказывает торжество стереотипов. Человек предстает в облике кажущейся новизны, в действительности повторяя стереотипы, которые передаются через семантическое поле и семейное воспитание. Если сегодня молодой человек может непосредственно почувствовать то, что он уже жил и существовал определенным образом, значит, стереотип перешел к нему в первозданном виде, без каких-либо изменений. Может случиться и так, что субъект неожиданно демонстрирует высокую компетентность в какой-либо области, не обладая специальными знаниями. В результате анализа легко обнаружить, что кто-то из его предков отличался незаурядными способностями именно в этой сфере. Подобное явление объясняется тем, что некий стереотип неожиданно активизируется в памяти субъекта, передавая ему определенную информацию и культуру.
Стереотип — это также и память действия. Сам по себе он не является злом, поскольку представляет собой экономичный синтез для реализации любой техники жизни. В определенный момент возникает это воспоминание, заявляя о себе и требуя изменения личности. Это значит, что один стереотип приходит в упадок, сменяясь другим. Такого рода факты не являются чем-то исключительным. Образно говоря, стереотип подобен дискете в компьютере: установив одну дискету, мы получаем один тип личности, который характеризуют определенные эмоции и определенное поведение, а со сменой дискеты происходит замена личности.
Очевидно, что к каждой ситуации нужно подходить отдельно, но не следует все объяснять происками дьявола: достаточно обратиться к многообразию типов адаптации и способов действия монитора отклонения в человеческой психике, а также к семантическим посланиям, которыми обмениваются между собой родственники и друзья, передающие (индуцирующие) информацию в бессознательное внуков или правнуков через многие поколения.
При таком объяснении проблема реинкарнации значительно упрощается. Реинкарнация — это возрождение стереотипа.
Стереотип может быть и комплексом: это — форма психической энергии с векторной направленностью, вызывающей строго определенные последствия, результаты, и мы идентифицируем ее при проекции на живого человека. Следовательно, речь идет только о внешне выраженной проекции некоей имманентной нам структуры, то есть стереотипа, который мы идентифицируем как жившего ранее человека: Муссолини, дедушка и т.д. Однако своей реальностью стереотип обязан нашей энергии, поскольку не может существовать вне организованного психического кванта.
В конце концов, кто на самом деле является живым созданием? Индивид, проявленный в феноменологии, или скрытый стереотип?
В качестве конкретного примера мне хотелось бы привести личную жизнь человека, спроецированную на мироздание. Мы можем прожить сто — двести лет: мы рождаемся из возможного, создаем и реализуем себя, а затем вновь возвращаемся в возможное. Задумаемся о том, какими мы были вчера вечером? Что осталось от нас вчерашних? Мы есть «здесь и сейчас», и по-другому быть не может. Я могу заниматься наукой, только исходя из «здесь и сейчас». Итак, мы помним вчерашний вечер, но более не существуем в нем, некая жизнь завершилась, некий опыт закончился, стал ничем. Я умираю каждый миг, я каждый миг рождаюсь до тех пор, пока я есть в этом мгновении существования. Достаточно задуматься над этим простейшим фактом.
Факт нашего свершения не дает нам окончательной уверенности. Событие рождается и умирает, подобно тому, как постоянно рождается и умирает человек. Движение сердечной мышцы постоянно рождается и умирает, и каждое последующее отличается от предыдущего. Частицы, атомы, клеточные переменные при кажущемся сходстве всегда различны; они следуют некоей постоянной форме, но воплощают ее все время по-новому. На примере одного отрезка существования мы должны представить себе огромную жизнь: мы обладаем мгновением, существуем в этом мгновении и исходя из него можем достичь всего. Из своего мгновения субъект может существовать как идентичность Бытия, следовательно, он уже вечен, он уже рожден и уже умер.
2.4. Микросхемы[53] монитора отклонения[54]
Монитор отклонения задает форму типологии несчастий и болезней, которые предопределяют склонность к специфической патологии. Если человек регулярно заболевает одной и той же болезнью, значит, у него имеется доминирующий комплекс, связанный с его тематическим отбором. Действительно, у разных людей с разными комплексами в аналогичной ситуации, в одно и то же время, в одном и том же месте патология развивается по-разному: артрит, грипп, воспаление легких и т.д.
Наука объясняет этот феномен в соответствии с законами наследственности: в зависимости от схемы ДНК каждый человек предрасположен к определенной характерной для него патологии. Безусловно, в этом объяснении, опирающемся на закон Менделя, есть определенная доля истины, касающейся физического порядка: от него зависит цвет глаз, волос, кожи, тип физической конституции, но оно не объясняет специфики определенных хронических заболеваний и типологии психологических комплексов (и, следовательно, неврозы или шизофрению).
Существуют различные микросхемы монитора отклонения. Внедрение этой микросхемы происходит в самом раннем детстве (обычно в период от года до четырех лет) посредством зрительного контакта[55] между взрослым (дедушкой, матерью, воспитателем...) и малышом в тот момент, когда взгляд взрослого лжет. Можно заметить, что в определенные моменты левый глаз человека становится особенно круглым, производя впечатление стеклянного. Кажется, что левый глаз делается слегка навыкате, а веко почти не прикрывает его, тогда как правый глаз остается нормальным. Как будто биологический глаз в определенный момент начинает испускать световое излучение. У того, кто воспринимает это излучение, внутри рождается чувство покорности и неясного согласия, своего рода сопричастности обману, что приводит к спутанности в мыслях.
Микросхема вводится в два этапа, характеризующихся тем, что в эти моменты взрослый обманывает сам себя. А за этим обманом словно находится невидимый лазер. Предположим, что некая мать вызывает у своего ребенка потребность в плаче. Ребенок не испытывает в этом необходимости, но, чтобы не противоречить матери, начинает плакать, тем самым внешне выражая эту потребность, которой на самом деле у него нет (первый этап). Это происходит многократно (второй этап).
Потребность взрослого требует от ребенка неискренности в семейной среде, поэтому ребенок в глубине своей души, в том минимуме сознания, которым он обладает, идет на обман или соглашение. Взрослый пытается добиться от ребенка соучастия в обмане. Для того чтобы микросхема монитора отклонения установила связь с мозгом и сдетонировала, необходимо согласие пациента. Длительность и непрерывное повторение в течение определенного времени закрепляют микросхему монитора отклонения.
У каждой микросхемы своя типология, она зависит от типа характера, переданного матерью или взрослым, выражаясь в наглости или смирении, беспричинной плаксивости, рассеянности или даже в виде легкого тика (за тиком всегда скрывается некая зона инфантильной лживости).
Кроме того, микросхема монитора отклонения на протяжении трех поколений изменяется. В первом она нормальна, во втором — усиливается, а в третьем — происходит взрыв: болезнь или несчастье[56]. Таким образом, в третьем поколении наступает ухудшение, сопровождающееся ярко выраженной патологией или незрелостью субъекта. В третьем поколении часто рождаются дети-демоны или дети с психическими отклонениями[57].
Зачастую так называемое всевидящее божественное око, которое за всем наблюдает, все судит и все контролирует, в действительности оказывается навязчивым оком монитора отклонения, который, в конечном счете, есть не что иное, как один единственный образ.
Этот образ, смешиваясь с другими образами сознания и нашего организма, остается неизменным на всю жизнь. Микросхема монитора отклонения или «рефлективная матрица» может быть введена только единожды. Если бы субъект случайно или, скорее, по счастью утратил бы ее, повторный ввод был бы невозможен.
Причиной, по которой в сновидениях к нам всегда возвращаются детство и дорогие лица наших близких, служит монитор отклонения, постоянно воспроизводящий запрограммированные им образы[58]. На самом деле, первые детские переживания не имеют большого значения. За исключением самого акта рождения весь период детства вполне банален. Однако в сновидениях часто появляется лицо дядюшки, которого считали глупым, или одноклассника, на которого вы не обращали никакого внимания, или дом, в котором жил какой-то представитель власти, или фигура священника или преподавателя, или некие образы кукол или игрушек: это — образы, появившиеся одновременно с вводом программы монитора отклонения. Слишком частое появление в сновидениях подобных образов прошлого свидетельствует о регрессе субъекта.
2.5. Комплекс[59]
Все наши расстройства и унижения, наносящие вред и причиняющие душевную боль, всегда обусловлены неточной моделью поведения, моделью, несвойственной нашей несущей структуре. Как правило, это предпочитаемый нами образ действий, под стать которому мы формируем структуру и характер нашей личности, свое «Я», создаем свои ценности. Наше мнение об этом образе действий непреклонно, однако, в конечном счете, именно он ответственен за то, что с нами происходят события, которых сознательно мы вовсе и не желали бы: это наш излюбленный способ поведения, который мы всегда готовы отстаивать, предопределяя его причину, но отвергая его последствия.
Комплекс способен формализовать и лишить гибкости и само «Я», становясь в результате безмолвным повелителем, разумом разума. Индивид, являющийся его объектом, полностью оправдывает самого себя, лишь бы сохранить в неприкосновенности доминантный комплекс[60]. Это желание, причины которого субъект не осознает, препятствует ясности самопознания. Более того, если индивид не понимает, не контролирует и не может научно и позитивно проанализировать причину этого желания, то он не сумеет и избавиться от нее.
Индивидуальный комплекс обладает констеллирующей силой[61]. Когда субъект страдает, он, будучи даже одиноким в этом страдании, которое не осознает, в той или иной степени патологически отягощаяэтим и других, предрасположенных к данному тематическому отбору комплекса. Однако субъект пробуждает, возбуждает и втягивает в свою патологию только того, кто уже с детства предрасположен к этому.
Факт обладания подобной констеллирующей способностью не делает субъекта сильнее всех: он констеллирует других вследствие своей личной закрепощенности, и другие — служа ему — усиливают его закрепощенность, а не могущество. Если субъект хочет вырваться из этого круга, ему следует, в первую очередь, познать самого себя и измениться.
Комплекс предполагает индуктивный способ познания. Например, если мы возьмем трех субъектов («А», «Б» и «В»), введем их по очереди в некую среду и предложим им ее описать, то заметим, что все они делают это по-разному. На первый взгляд, могло бы показаться, что речь идет о различных, более-менее нормальных точках зрения. Однако, анализируя логику, присущую этим позициям, можно сделать вывод, что каждый принужден видеть эту среду такой, какой ему навязывает его комплекс: он замечает только одни детали, не обращая внимания на другие, которые не в состоянии ни увидеть, ни почувствовать. Комплекс поляризует всю направленность субъекта, ограничивая его восприятие лишь отдельными моментами и не позволяя ему целиком увидеть все, предстающее его взору.
Комплекс всегда действует бессознательно. Он «обрабатывает» среду таким образом, чтобы тот, кто попадает в нее, всегда видел и воспринимал ее согласно желанию первопроходца. Первопроходцем же, который определяет способы познания «Я», всегда оказывается комплекс[62].
Выявив комплекс, следует проследить все его разветвления, все невидимые отростки. Крупный комплекс никогда не стоит атаковать в лоб, чтобы не «сорваться», не сойти с ума, поскольку в противном случае субъекту придется совершать невозможное относительно его нынешнего положения. Например, он мог бы резко разорвать те отношения, без которых пока не может жить. Таким образом, необходимо аккуратно проследить корни комплекса в мелочах и постепенно предоставить его энергию в распоряжение «Я».
Все мы обладаем собственной типологией, собственным стилем, руководствуясь своими собственными маленькими эталонами в образе поведения, предваряющими наши роли. Это может быть типичная манера расслабляться, быть в одиночестве, напевать какие-то мелодии, рассказывать анекдоты, шутить, вспоминать о прошлом: каждому из нас детство напоминает о себе по-своему. Комплекс находит себе пищу в маленьких фантазиях и ностальгических воспоминаниях об историческом прошлом, и от этого усиливается.
Естественно, что за эту поверхностность по отношению к самому себе субъекту приходится расплачиваться: спустя два-три дня случается какая-нибудь неприятность, либо происходит семантический захват, либо создается вампирическая ситуация, что вызывает в человеке чувство потери и обусловливает его дальнейшие действия.
Предпосылкой этого состояния является не сам по себе контакт с другим человеком, с которым субъект ведет себя поверхностно, а то, что он обесценивает себя, раскрываясь и позволяя вовлечь себя в посредственные отношения.
Если человек стремится кардинально изменить самого себя, ему следует быть внимательным ко всем мелочам[63]. Речь идет не о платоновских выборах, а о том, чтобы дипломатично вывести свое внимание и свои ориентиры из-под влияния бесцельного очарования. Даже в кругу друзей шутить можно только до тех пор, пока сохраняется непринужденность. Как только для этого потребуется сделать над собой усилие, необходимо сразу же прекратить подобное общение, если к нему ничего более не обязывает. Продолжая бесцельно упорствовать (если только подобный контакт не являет собой аспект дипломатии), субъект теряет функциональность, а комплекс усиливается: происходит истощение «Я».
Сила комплекса (вместе с монитором отклонения) заключается в потребности постоянно воскрешать в памяти этапы прошлого, тогда как «Я», напротив, черпает силу в настоящем и настраивает себя на будущее. В психотерапии, например, надо стараться отдалить клиента от всех кодов массовой культуры для того, чтобы рассеять аффективный туман, застилающий подлинную картину жизни.
Все популярные средства массовой информации, вместо того чтобы подготавливать и стимулировать рождение и рост «Я», питают комплексы и укрепляют стереотипы. Стремясь к самосовершенствованию, необходимо всегда абстрагироваться от них, не позволяя себе вовлекаться эмоционально.
Следует всегда помнить, что мы живем в обществе, которое постоянно подкрепляет комплексы. Например, можно спеть популярную песню, но не растворяться в ней, потому что комплекс обладает способностью «приклеиваться». Этот «приклеенный» комплекс оказывает влияние на ночной сон субъекта, а затем на то, что утром на деловой встрече он не может контролировать ситуацию, подменяя оптимальные выборы посредственными, или же вместо решения важных вопросов тратит время на бесполезные дела. При отсутствии контроля со стороны «Я» субъект, скатываясь на более низкий уровень, теряет способность критически оценивать положение.
Необходимо следить за тем, чем питается наш разум, поскольку неприятному событию всегда предшествует имеющаяся предрасположенность. Сам неприятный факт является лишь следствием капиллярной векторной направленности всех этих видов субкультуры, которые дробятся на множество мелких обстоятельств, готовящих субъекта к закреплению в посредственности.
Данные мною указания не гарантируют уважения со стороны окружающих, поскольку каждый судит другого в соответствии с собственным комплексом, но позволяют индивиду, имеющему более высокие потребности, реализоваться в своем внутреннем мире.
2.6. Предрасположенность к неприятностям[64]
Не так давно мне рассказали, что у одной женщины украли сумку. Кроме огорчения от утраты важных документов, она испытывала крайнее удивление — такое случилось с ней впервые в жизни. Она спросила меня, не могла ли спровоцировать это какая-то причина психологического характера.
Когда происходит какая-то неприятность, хороший психолог всегда должен видеть в этом психическую причинную взаимосвязь. Например, у женщины могут украсть меха и драгоценности, но анализ показывает, что она сама этому способствовала, гуляя в небезопасном месте. Мы часто замечаем, что жертвами преступника становятся люди определенного типа, которые семантически как бы притягивают их.
В повседневной жизни следует быть очень внимательными, находясь с кем-то вместе[65]. Комплексы или ограничения одного человека семантизируют его спутника. Некоторые люди могут легко вызвать пожар или короткое замыкание, привлечь к себе внимание как воров, заставляя их активизироваться, так и полиции или подобных служб.
В Италии существует старое поверье о «дурном глазе» — людях, приносящих несчастье. Нельзя сказать, чтобы это поверье полностью соответствовало истине, но оно определенно отражает некую возможность. Если вы общаетесь с человеком, психологически более слабым, то постепенно «преображаетесь» в соответствии с его комплексом.
Женщина, у которой украли сумочку, в беседе со мной вспомнила, что в этот момент находилась вместе с одной студенткой, у которой время от времени что-нибудь крадут.
Поэтому кроме реальной встречи с вором необходимо учитывать также и существование сопутствующей ему семантически слабой ситуации, благоприятной для него. В данном случае, когда вор увидел женщину с сумочкой вместе с той, которая часто становилась жертвой ограбления, все совместилось, и событие произошло. Чем сильнее и величественнее личность, тем самостоятельнее ей надлежит быть. Находясь же вместе с кем-то более слабым, эта личность должна, во-первых, проявлять осмотрительность, свойственную человеку, когда он находится в одиночестве и, во-вторых, быть внимательным к негативной семантике, которую другой скрыто провоцирует ей во вред.
Например, если какой-то предприниматель примет на работу человека честного и неглупого, но, тем не менее, как правило, терпящего крах во всех своих начинаниях, то можно с уверенностью предсказать, что через два — три года его ожидает собственный крах или огромные убытки. Правило гласит: «Никогда не объединяйся с тем, кто неспособен устроить свои собственные дела». Особенно это актуально для руководителей, даже в выборе секретарши.
Анализируя экономику западного мира, я обнаружил, что нищета многих людей зачастую обусловлена программой комплекса, нацеленного на бедность. Бедность — это один из аспектов социальной психосоматики. Для всех патологических бедняков характерна некая бессознательная запрограммированность: в глубине их личности таится сообщник, способствующий неудачам, которыми они пытаются прикрыть незрелость и нежелание нести ответственность за свою жизнь.
2.7. Психология человека в зависимости от порядка рождения28
Прежде всего необходимо запомнить, что, говоря о порядке рождения, его всегда следует дифференцировать по половому признаку. Вследствие этого сын и дочь оба являются перворожденными или единственными (если они — единственные дети). На рис. 6 «А» и «Б» — первенцы, а «В» и «Г» — вторые дети согласно психологическому порядку.
Женщины | Мужчины |
A | |
B | |
C | |
D | |
E | |
F |
Рис. 6. Взаимоотношения между несколькими братьями и сестрами
Психологический перворожденный инстинктивно предрасположен к первенству: он первым выступает на защиту остальных в момент опасности, стремится командовать, представляя себя главой семьи, следовательно, имеет благородную, но в то же время и наивную склонность быть повелителем.
Второй ребенок, напротив, всегда выступает против и обладает критичным складом ума в силу того, что все время ощущает себя второстепенным в семье, которая уже имела этот опыт и более не воспринимает ребенка как нечто новое. Он стремится тщательно изучить первенца и найти его слабые стороны: второй ребенок становится силен именно в том, что не удается первому.
Второй ребенок всегда критически настроен и склонен противостоять любому человеку, он раскрывается всегда в противоречии перворожденному: если первый был силен в математике, второй добивается успехов в гуманитарных науках; если первый скуп, второй будет щедрым; если первый невысок, второй вырастет выше и наоборот, но почти всегда второй становится выше первого. Мать ведет себя с первенцем определенным образом, но когда рождается второй ребенок — это может быть и мальчик, и девочка — любит его в силу повторения, новизны больше нет.
Это ощущение «второсортности» усиливается, если первому всегда покупают новую одежду и обувь, а второму в большинстве случаев приходится их донашивать, поэтому его критический настрой вполне естественен. В семье у второго ребенка нет никаких козырей, поскольку все, что он делает впервые (говорит, ест, спит и т.д.) всегда сравнивается с предыдущими действиями первенца. Второй ребенок растет в атмосфере «вторичного использования отходов» первенца, что объясняется не злым умыслом семьи, а просто ее невежеством.
Почти всегда люди, рожденные первыми и последними, становятся завоевателями, тогда как дети, рожденные вторыми, и дети, пережившие фрустрированное детство, становятся революционерами. Возможно, если бы Ленин не был вторым ребенком, он никогда бы не стал революционером; то же самое относится и к Марксу как философу.
У второго ребенка, который с рождения страдает из-за стремления добиться аффективного первенства в семье и признания его превосходства над первенцем, с самого детства формируется дух противоречия как способ завоевания аффективной автономности. Фиксируясь на этой модели детского поведения, второй ребенок становится предсказуемым. Повзрослев, он вынужден повторять эту модель, в которой место отца, матери и старшего брата займет государство, общество, очередной политический вождь. Следовательно, если бы Ленин родился в период расцвета большевизма, то он стал бы его ярым противником в силу своей психологической потребности любым способом выказывать недовольство установленной системой.
Почти всегда второй ребенок побеждает, добиваясь успеха, если перворожденный оказывается несостоятельным. Второго ребенка подстерегает и другая опасность: часто он, потерпев поражение, ищет поддержки у первенца-победителя. Внешне тот ему помогает, но на самом деле постепенно подталкивает его к краху.
Повзрослев, второй ребенок продолжает отстаивать свое «попранное» превосходство уже не в семье, а в обществе. Он испытывает затруднения в творческой деятельности. Если ему не удается превзойти первенца, он почти всегда становится посредственностью, как в семье, так и в жизни, оставаясь всюду только вторым. Не достигнув первенства, он будет всех раздражать своим неизменным критическим настроем, обусловленным его собственной фрустрированностью.
Если же второй ребенок волею судьбы или каких-либо обстоятельств оказывается в некоем новом мире единственным и первым, то он становится личностью, лидером и создает собственную вселенную. Пути к победе для второго ребенка всегда противоположны тем, по которым следует первенец. Поэтому второй ребенок (а также третий) должен знать, что с позиции жизни и истории он — единственный и первый, даже будучи биологически вторым или третьим в своей семье.
Бытие создает нас единственными и неповторимыми творцами собственного мира, истории по своему образу и подобию, поэтому так важно суметь вырваться из семейственной[66] динамики. Чтобы помочь второму ребенку добиться успеха в жизни, родители должны способствовать тому, чтобы он прокладывал себе новую дорогу, оставив семью.
Таким образом, для второго ребенка характерно следующее: он в большей степени, нежели первый и последний, структурирует в жизни стереотип отмщения вместо творческого роста. Он радуется, если перворожденный оказывается хуже его самого, становясь посредственностью или неудачником. В этом случае у второго ребенка проявляется способность к творчеству.
Браки между двумя перворожденными обычно редки. Чаще соединяются первый и второй ребенок. Если второй ребенок в своей жизни встречает выдающихся личностей, которые становятся его руководителями, то он хорошо развивается, а если на его пути не окажется таких людей, то ему никогда не стать великим, поскольку не будет никого, кого с его точки зрения ему стоило бы превзойти.
Существует еще и типология любимца: обычно это самый маленький — третий или последний ребенок, который, наблюдая за двумя старшими, не стремится ни управлять, ни критиковать, а старается сделать так, чтобы его любили все. Он пробует овладеть искусством очарования, заставляя всех любить себя: в семейных спорах, например, он всегда первым начинает плакать, прижимаясь к маме, и быстро мирится со всеми. Обычно любимец побеждает в жизни, потому что научился пробивать себе путь среди старших детей: он сам прокладывает свой путь, легко «обрабатывает» свою мать и в результате так или иначе достигает самореализации.
И, наконец, есть типология единственного ребенка. В основном он полностью зависит от материнской установки. Маленький ребенок воспринимает мать как огромное благо, поэтому именно мать должна уметь любить его, одновременно отдаляя от себя, но изнутри. Только мать способна помочь своему единственному ребенку в достижении величия, ибо ему трудно справиться с этим самостоятельно. Драма единственного ребенка заключается в том, что он никогда не учитывает, что в жизни существуют и другие: естественно, что любая вещь принадлежит ему, он склонен видеть мир уже своим.
Чтобы продемонстрировать типологические различия между детьми, приведу один пример: предположим, что на столе лежит яблоко. Если в столовую входит единственный ребенок он уже знает, что яблоко принадлежит ему, так как думает: «Это мамино или папино, но они меня любят и дают мне все». Если входит перворожденный, а других в комнате нет, он либо пробует его взять, предварительно подумав, стоит ли это делать, или же оставляет яблоко младшим. Третий ребенок и любимец, наоборот, спрашивают разрешения: «Ты дашь мне яблоко?». Второй ребенок либо отказывается от яблока, либо берет его тайком.
Рассмотрим, как влияет порядок рождения на развитие любви и дружбы в семье с шестью детьми (рис. 6.).
Дети родились в следующем порядке: девочка (первенец), мальчик (второй ребенок), мальчик (третий ребенок), мальчик (четвертый ребенок), девочка (пятый ребенок), девочка (шестой ребенок).
Первый ребенок взаимосвязан с третьим, второй — с четвертым.
Дружеские связи в этой, на первый взгляд, сложной, но при внимательном рассмотрении вполне понятной ситуации устанавливаются следующим образом. Первая девочка (А) немедленно вступает в союз с третьим мальчиком (Г). Второй мальчик (В) всю свою жизнь будет связан с первой девочкой (А). Мальчик-первенец (Б), первоначально вступает в союз с четвертым ребенком (Г), но у него будет наблюдаться очень сильная естественная тяга ко второй сестре (Д).
Шестого ребенка, девочку (Е), будет любить старшая сестра (А). Второй сын (В) и — в меньшей степени — первый сын (Б) будут привязаны к последней девочке (Е). Первая сестра (А) всегда будет ссориться со второй (Д), одновременно любя и ненавидя друг друга, они все более будут склоняться к ненависти и ссорам. Четвертый ребенок (Г) — самый несчастный из всех, но иногда он, изначально оказавшись в одиночестве, покинутый всеми, может стать гениальным. Кроме того, его — третьего сына — всегда будет любить первенец (Б). Любовь в семье альтернативна.
Дочь, рожденная между сыновьями (мальчик — девочка — мальчик), почти всегда вступает в союз со вторым братом, но не из любви, а назло первому, который, таким образом, всегда будет одинок. Если перворожденный сын умирает, дочь выступает против оставшегося в живых брата (в подобных ситуациях почти всегда побеждает женщина). Это — общее правило, действенное в аффективном плане, но необходимо учитывать еще и тип ума. Умная женщина сумеет оставить семью и создать себе свой собственный мир. Так же поступает и умный перворожденный мужчина.
Если семья лишается отца, мать немедленно отдает предпочтение перворожденному сыну. Перворожденная дочь, наоборот, всегда ближе к отцу. Остальные дети развиваются по принципу ответной реакции.
Это, естественно, наиболее вероятные тенденции. Двое разнополых первенцев могут мирно сосуществовать друг с другом, однако, в силу своего природного лидерства будут постоянно выяснять, кто из них главнее. Если второй ребенок-мальчик во сне убивает старшего брата, это нормально, но если первому снится, как он убивает второго, — это проблема.
Впрочем, порядок рождения тоже представляет собой стереотип, который надо преодолеть. В конечном счете, каждый индивид, созвучный собственному онто Ин-се, является любимчиком жизни.
Особый психологический тип представляют собой близнецы. Этот тип изучали многие исследователи, но их выводы по большей части оказались ошибочны[67].
Мы воспринимаем материнское лоно как свою собственность; мы родились и выросли в среде, которая всецело принадлежала нам. Обычный ребенок, глядя в зеркало, узнает в нем себя, а близнец же, наоборот, видит в отражении своего брата-близнеца.
Близнец уже в материнском лоне вынужден постоянно делить с другим пространство, которое любому другому ребенку, в отличие от него, изначально принадлежит целиком. В дальнейшем близнец всегда растет вместе с другим. Каждый ребенок выдумывает себе товарища для игр, но всегда как проекцию самого себя. У близнеца нет возможности играть в эту игру, поскольку тело и образ для него постоянно тождественны. Поэтому каждый близнец воспринимает себя и своего брата как собственное пространство и противоположность.
Часто близнецы болеют одними и теми же болезнями, у них одинаковые зубы, глаза, в общем, генетически они во многом схожи. В первой психологической фазе близнецы ненавидят друг друга, ибо каждый из них захватил пространство другого. Это противостояние возникает еще в лоне матери. Однако в дальнейшем общество вынуждает их объединяться, теснее сплачиваясь для взаимной защиты, ибо они отличаются от всех остальных. Следовательно, каждый изучает внутренний мир другого, продолжая создавать себя в этой ненависти-любви. Несмотря на полное взаимопонимание, они, тем не менее, всегда питают ненависть друг к другу. Однако любого, кто нападет на одного из них, они атакуют вместе.
В рамках клеточного единства обоих близнецов необходимо различать и обращать внимание на то, кто из них исполняет роль «министра иностранных дел», а кто — «министра внутренних дел». Бывает так, что один из близнецов робкий интраверт, а другой — экстраверт, один — умный, а другой — не очень: в реальности они всегда остаются одним и тем же. Это — разные феноменологии одного единственного контракта, заключенного навеки, чтобы выжить в своем противостоянии обществу.
Аутентифицирующую психотерапию нельзя проводить только с одним из близнецов. Даже если один из них здоров, а другой болен и консультируется один, то рано или поздно нужно будет встретиться со вторым, так как психологически они всегда едины.
Близнецов необходимо воспитывать совершенно по-разному и, по возможности, в разных местах, несмотря на их постоянное стремление к воссоединению, разлучая в детском саду, в школе, приучая по-своему одеваться и т.д. Оказываясь вместе, близнецы возобновляют свою игру в «министра иностранных дел» и «министра внутренних дел»: изменяясь внешне, но всегда сохраняя идентичность, они склонны в той или иной степени к повтору и регрессу.
Даже если близнецы скучают друг без друга, не следует поддаваться их уговорам, продолжая спокойно и мягко настаивать на раздельном воспитании их качеств. Лишь при этом условии можно помочь каждому из них достичь совершенства.
Некоторые дети, которых я называю «демоническими»[68], уже в матке обладают структурированным монитором отклонения, поскольку их рождение сопровождается висцеральной ненавистью со стороны матери. Для устранения монитора отклонения у таких детей необходимо вмешательство одного из родителей[69].
Например, жена одного крупного бизнесмена не пожелала смириться, как и многие, с превосходством мужа, поэтому, рожая дочь, она надеялась добиться его краха. В глубине души эта женщина испытывала потребность уничтожить мужа, но, потерпев неудачу в одиночку, начала использовать для этого свою дочь, которая уже при рождении была «запрограммирована» на то, чтобы причинять отцу сильную боль или создавать ему серьезные проблемы.
Девочка могла проявить несгибаемое упорство и волю, выходящие за пределы человеческой логики. Она оказывала сопротивление взрослым и детям и с необычайной целеустремленностью шантажировала собственную мать, непрерывными многочасовыми рыданиями, доводя ее до отчаяния.
Когда этот человек обратился ко мне за помощью, — девочке было тогда два года — я посоветовал ему действовать следующим образом: прежде всего, заручившись полной поддержкой жены, он должен был в присутствии матери разговаривать с дочкой как со взрослой, выказывая по отношению к ней всю ненависть и неприятие, на которые был способен. Выражая словесно ее чудовищность, он устранял чуждую реальность, которую она носила внутри себя, и с любовью возвращал ей человечность.
Сегодня у него действительно человечная и необыкновенная дочь, которая самостоятельно продолжила собственное становление и надеется только на собственные силы. Однако подобное действительно жестокое хирургическое вмешательство, запрещенное психотерапевту, позволительно только родителю, действительно любящему своих сына или дочь. Кроме того, подобная операция возможна только до определенного возраста, то есть не позже двенадцати лет, поскольку потом ребенок структурируется самостоятельно.
Чтобы помочь такому ребенку, необходимо всегда согласие того, кто его семантизирует: действительно, если бы жена этого человека не была на его стороне, сделать что-либо для изменения девочки оказалось бы невозможно. В данной ситуации мать семантически покинула дочь, оставив ее без своей поддержки. Пока у ребенка такого типа есть союзническое семантическое поле, он никогда не изменится. Чтобы суметь его изменить, необходимо полностью оградить его от какой бы то ни было семантики. Личность, обладающая негативной психологией, сильна только до тех пор, пока она присоединена к линии человеческой семантической аффективности. При условии изоляции негативного человека от этой бессознательной аффективности происходит разрыв — окончательный внутренний разрыв.
Выяснить, кто ввел чуждое в ребенка, можно не только благодаря сновидениям, но и с помощью «очной ставки»: например, психотерапевт приглашает всю семью, в том числе и больную или недееспособную бабушку (более того, ее следует пригласить в первую очередь) и проверяет реакцию ребенка на различных членов семьи. Ребенок ведет себя спокойно со всеми, но при появлении человека, с которым он находится в семантической связи, малыш немедленно взрывается. Обычно таким человеком оказывается наиболее спокойный, покорный, смиренный и наиболее фрустрированный член семьи.
Монитор отклонения может быть введен и чужим взрослым человеком, который пользуется в семье доверием и получает одобрение на исполнение функции посредника со стороны взрослого, выполняющего функцию матери.
Существуют дети, не имеющие встроенного монитора отклонения. Но даже эти счастливчики должны сохранять постоянную бдительность, поскольку они часто становятся жертвами собственной наивности и незнания.
Необходимо учитывать, что от 80 до 90% сообщений, передаваемых обществом (манера говорить, одеваться и т.д.), укрепляют монитор отклонения. Определенные образы убивают наш разум, это убийцы, которые приближают последнюю стадию агрессии. Господство монитора отклонения демонстрирует, например, феномен телесериалов, которые обладают навязчивым зарядом. Телесериалы — это монополизирующие разряды (flash).
Единственно верное решение — это позволить ребенку развиваться сообразно его природной идентичности, предоставляя ему больше пространства для души.
Однако впоследствии ребенок, который пребывал в гармоничной естественной среде, может испытать некоторые затруднения социального характера. Следовательно, необходимо научить ребенка всему тому, что требуется во внешнем мире для достижения положения в обществе, но чтобы при этом он ни на мгновение не забывал о своем внутреннем центре. Для себя способности удерживать прочную позицию в собственном центре вполне достаточно, однако, умение ориентироваться в общественной жизни и соответствующие знания (знание языков, умение зарабатывать деньги, наличие одного или нескольких высших образований, а также других документов и т.д.) позволят ему обрести власть, не становясь ее объектом[70].
Если этого удается достичь прежде, чем ребенку исполнится двенадцать-четырнадцать лет, то все будет в порядке, ибо начиная с этого возраста его можно считать состоявшимся взрослым. Теперь он обладает знаниями и уже не сможет ошибиться, поскольку выучил правило опережения. Он с легкостью станет первым в своем деле, но не окажется заложником своих достижений. Например, он может добиться первенства в учебе или спорте, но ни то, ни другое не станет для него довлеющим. Он воспримет эти достижения как набранные в игре очки, а не как ее цель.
Сильная личность — это вопрос не только генетического типа. Поскольку ген дается от природы, то сила — как энергия, темперамент, ум, чувствительность — идет от природы. Однако существование этой сильнейшей по сравнению с другими энергии порождает вопрос о способе ее воспитания. Определяющую роль в этом играют школа, семья, общество, но особенно важно, чтобы эта сила дополнялась редким умом, обогащенным культурой и постоянной подготовкой. Именно от воспитания зависит, кем станет субъект — великим преступником или великим политиком.
2.8. Разрыв семантической зависимости[71]
Во внутреннем мире человека существуют динамические структуры, которым никто не придает значения. Даже в культурах, отмеченных наиболее глубоким проникновением в сферы литературы, философии и религии, внимание обращается лишь на феноменологию того рационального и эмоционального, что каким-либо образом представлено сознанию.
Что касается истинной реальности бессознательного, то даже когда сознание оперирует запечатленными в памяти данными, уже слишком поздно, так как мы имеем дело уже со следствиями. Рациональный абсолютизм определенных структур сознания отстраняет субъекта от реального мира выстраивающих его причин. Таким образом, человек утрачивает возможность доступа к рычагам управления, который дает ему власть над жизнью.
Проиллюстрирую концепцию «убийства» изнутри[72] на классическом примере: если субъект живет вместе — в физическом, материальном смысле — со своей негативной матерью, это не вызывает никаких проблем. Бесполезно советовать ему физически отдалиться от нее, чтобы обрести личностную внутреннюю автономность, так как в действительности для отсечения матричного образа внешний аспект не имеет существенного значения.
Человек в плотной толпе, стиснутый со всех сторон, тем не менее, может внутренне оставаться в абсолютном одиночестве, сохраняя полную независимость и не поддаваясь влиянию окружающих его людей. Существуют самые различные способы внешнего сосуществования с другими при сохранении внутренней обособленности.
Можно действительно установить практически непреодолимый барьер даже перед тем, кто физически воздействует на наше тело, отгородившись безразличием, спокойной гражданской «смертью», испытывая безмятежное презрение к самой возможности ощущать кого бы то ни было рядом с собой. Мы можем легко поддерживать в себе это состояние ежедневно, в каждое мгновение собственной жизни в своем социальном окружении.
Это позволяет понять, что ущерб собственной личности наносит не внешнее физическое нахождение рядом с другим, но тот способ, которым субъект принимает другого, ищет, внутренне желает его.
На словах человек может всячески отрекаться от другого, но если последний психически в нем присутствует — благодаря семантическому полю, стереотипу, определенному образу или совпадающей рефлективной матрице — то это означает, что субъект бессознательно его желает.
Можно выделить четыре формы проявления этого внутреннего чувства:
1) сакрализация;
безразличное или относительное товарищество;
2) боязливое подчинение или реактивное отношение (ненависть, презрение, сильное впечатление, производимое другой личностью; пренебрежение, которое приводит к вовлечению, возбуждая агрессивность);
инстинктивная зависимость[73] (неудержимая потребность, причем, не имеет значения, положительная она или отрицательная, это может быть и какойто порок, слабость, без которой субъект не может обойтись: курение, секс, алкоголь, азартные игры, членство в клубе и т.д.).
Сакрализация, относительное товарищество, реактивное отношение и инстинктивная зависимость представляют собой те четыре формы связи, которые обусловливают неполноценность нашего внутреннего мира и неотвратимо ведут к самоотчуждению.
Если связь функциональна (облегчает путь, обусловливает рост, развитие), то даже при сакрализации или инстинктивной зависимости субъект оправдывает свое существование.
В данном контексте я рассматриваю только проблему дистонических зависимостей, которые невротизируют нашу идентичность, уменьшая наше присутствие, ограничивая нашу личность и власть над собственным существованием.
Просто уклоняясь от воспоминаний, мыслей, телефонных звонков, разговоров и встреч, невозможно устранить эту зависимость, ибо само поведение субъекта означает, что он желает другого, приманивает его к себе и стремится к нему.
Для окончательного разрыва зависимости необходимо дискредитировать другого в собственном внутреннем жизненном мире. Речь идет о радикальном вытеснении другого, даже если он был добр к нам, даже если он очень помог нам тогда, когда мы в этом нуждались, даже если в глубине души нам его жаль.
Это — решительный разрыв изнутри, стирание любого воспоминания об этом человеке. Тогда динамика исчезает, контакт нарушается, происходит внешний пересмотр без вовлечения субъекта, так как следы присутствия другого уничтожены во внутреннем мире индивида, а также в сновидениях или в бессознательном. Внешняя связь не имеет значения. Это — беспощадное и необратимое устранение любым способом другого из собственного внутреннего мира.
Только после разрыва внутреннего контакта возможна метанойя[74].
«Убить» означает уничтожить сложившийся у субъекта образ. Не следует демонстрировать внешнее пренебрежение другому, оскорбляя или прогоняя его прочь, потому что подобное поведение лишь укрепляет зависимость, свидетельствуя об инфантилизме. Субъект должен уничтожить свою связь, некую часть себя, связанную «с...», устранить свой модуль отношения «к...», отсечь то, что затягивает его в регрессивную модальность самого себя. Таким образом, он уничтожает ту часть внутреннего мира, которая принадлежит другому, или внутренний мир другого, которым является он, к которому он принадлежит или который его — каким-то образом — сформировал.
Когда психотерапевт рекомендует клиенту устранить из своей жизни другого человека, он имеет в виду именно это единственное онтопсихологическое значение данного понятия.
Что объективно подтверждает успешность разрыва? Функциональность и сновидения — вот «практическое доказательство» того, продолжает ли другой присутствовать во внутреннем мире че