Глава четвертая. Сколько еще есть на земле рукописей, которые могли бы пополнить наш запас знаний о сложных и неповторимых событиях

Сколько еще есть на земле рукописей, которые могли бы пополнить наш запас знаний о сложных и неповторимых событиях, сколько еще сенсаций поджидает пытливого исследователя, сумеющего найти ключи к бумагам, лежащим рядом, может быть, в двух шагах, сколько еще вопросов, на которые хотело бы ответить человечество, точно зная, что есть, есть ответ, не может не быть. Достаточно сказать, что материалы, связанные с декабристами, с тайными обществами в Петербурге, в Москве, на Юге, с замыслами их, надеждами, с их личными судьбами; с их ролью в этих поразительных событиях, исследованы лишь на двадцать-тридцать процентов, что сейчас, когда История более пристальным взглядом всматривается во все, что было до Сенатской площади и что было после 14 декабря 1825 года, многое открывается по-новому: до сих пор широко исследовалась общественная жизнь России до 1825 года, как время, породившее декабристов, затем – день 14 декабря, как пиковая точка в их борьбе, а тридцать лет, прожитых ими в Сибири, считались мертвым временем для их деятельности; теперь постепенно прояснилось это тридцатилетие, обрело четкие очертания, вписалось в общий круг российской жизни. И тут-то стала очевидной необходимость раскрыть не только биографию событий, явлений, но и обычные биографии участников тайных обществ, и вдруг выяснилось, что большей части этих биографий мы не знаем.

Многие годы в Москве, в библиотеке имени Ленина, хранится двенадцать небольшого формата записных книжек, исписанных почти бисерным, неразборчивым почерком, –примерно четвертая часть собрания дневников Сергея Федоровича Уварова, племянника декабриста Лунина. Сколько раз, с надеждой найти на выцветших страницах материалы, связанные с героями 1825 года, перелистывали их страницы ученые и любители, трепетно вчитывались в строки и чаще всего откладывали записные книжки эти в сторону, чтобы уже никогда к ним не возвращаться. В чем тут секрет? «В своих записных книжках, которые составляли… целую библиотеку, – вспоминал П.Д. Боборыкин, – записи он постоянно делал на всех ему известных языках: по-гречески, по-латыни, по-немецки, французски, английски, итальянски – и не цитаты только, а свои мысли, вопросы, отметки, соображения, мечты». Но этого мало, многие слова, особенно имена, были зашифрованы, сокращены, написаны буквами другого языка, короче говоря, прочитать дневник мог лишь один человек на земле – Сергей Федорович Уваров, а он в 1896 году, не дожив четыре года до начала двадцатого века, покинул этот бренный мир.

Даже ученых-полиглотов рукопись не увлекла, ибо главные события, интересовавшие специалистов, были спрятаны, их можно было обнаружить, лишь читая последовательно все книжки дневника; обилие работы и не полная уверенность, что именно в этих двенадцати книжках, а не в тех, других, пока еще не найденных, автор записал свои встречи и разговоры с декабристами в Париже, послужили причиной тому, что почти полвека книги, оставались для нас за семью печатями. В декабре 1975 года на выставке раритетов в рукописном отделе библиотеки имени Ленина экспонировалась одна из уваровских записных книжек. Я разглядывал плотно набитые строками страницы, выцветшие чернила и думал: неужели все-таки ее прочитали? Да, прочитали! И мы должны сказать за это слова благодарности историку С. В. Житомирской.

И вот сквозь годы проступил текст, так надежно зашифрованный!

«Сегодня 16/28 сентября (1859 г.) мы были у Нарышкиных (ул.Эльдер, 8). Какой прекрасный и добрый старик Мих[аил]Михайлович Нарышкин, что за славная старушка его жена, урожд. гр. Коновницына…Супруги говорили наперебой – но как трудно узнать от них что-либо существенное, и если только история их стремлений вообще возможна, как необходимо искать другие источники!»

Если можно сказать про кого-

нибудь, что ангелы сходят с небес

и принимают нашу плоть для утешения

смертных, то, конечно, про них.

Трудно выразить заботливость, самую

деятельную и неусыпную, какую они

имеют об нас. Все мы для них братья.

Для нас они отказываются от всего самого

необходимого. Вот вам пример: они

живут в крестьянских домах,

которые вообще построены там очень

дурно, в холода дует с полу. Они, т.е.