Скрытость правил благочестия

"Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры; ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцем твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно" (Мф. 6, 16-18).

Иисус принимает как очевидную предпосылку, что идущие вслед соблюдают благочестивое правило поста. Строгий навык воздержания — часть жизни идущих. У таких правил цель одна: сделать идущего вслед радостней и пригодней для предуказанного ему пути и труда. Эгоистичная и косная воля, противящаяся служению, карается, плоть смиряется и наказывается. В навыке воздержания отчетливо выявляется, что моя жизнь как христианина чужда миру. Жизнь без аскетического навыка, уступающая всем желаниям плоти, поскольку их "дозволяет" justitia civilis, такая жизнь едва ли приготовится к служению Христу. Сытая плоть молится неохотно и не отдает себя на самоотверженное служение.

Поэтому жизни ученика нужна строгая внешняя дисциплина. Не потому, что воля плоти будет сломлена, а ветхий человек — ежедневно умирать из-за чего-то иного, нежели вера в Иисуса. Но даже верующему, даже идущему вслед, чья воля сломлена, кто по ветхому человечеству умер в Иисусе Христе, известны бунт и ежедневная гордость плоти. Известна ее косность и разнузданность, известно, что она источник высокомерия, которое надо сокрушить. Для этого необходим ежедневный и чрезвычай-

ный iKim.iK дисциплины. Об ученике сказано, что дух реи ностсп, но плоть слаба. Поэтому "бодрствуйте и молитесь". Учпан путь хождения вслед, дух готов по нему идти, но плоть слишком робка, для нее путь слишком труден, опасен, утомителен. Так что духу приходится умолкнуть. Дух принимает заповедь Иисуса о безусловной любви к врагам, но плоть и кровь слишкрм сильны, и заповедь не переходит в поступок. Поэтому пусть плоть узнает в ежедневном и чрезвычайном навыке и дисциплине, что своих прав у нее нет. Этому помогает ежедневный, размеренный навык молитвы, как и ежедневное размышление о слове Божьем, помогает всякий навык телесной дисциплины и воздержания.

Сначала плоть открыто сопротивляется этому ежедневному усмирению, а потом прячется за словами духа, то есть за евангельской свободой. Когда евангельская свобода от законнического принуждения и от самоистязания принципиально противопоставляется верному евангельскому употреблению дисциплины, правила и аскезы, когда беспорядочность и недисциплинированность в молитве, в обращении со словом, в телесной жизни оправдывается именем христианской свободы, тогда противоречие со словом Иисуса очевидно. Тогда забыта и чуждость миру в ежедневном хождении вслед, забыта и радость, и даже истинная свобода, которую дарит ученику верное правило жизни. Как только христианин поймет, что не справляется со служением, что готовность его убывает, что он стал виновен в чуждой ему жизни, виновен чуждой виной, что у него ослабла радость о Боге, что уже нет сил для молитвы, — пусть нападет на свою плоть, чтобы дисциплиной, постом и молитвой (Лк. 2, 37; Мк. 9, 29; 1 Кор. 7, 5) приготовиться к служению. Возражение, будто вместо аскезы христианин должен прибегнуть к вере и к слову, — пустая отговорка. Это и немилосердно и не имеет силы помочь. Ведь что такое жизнь в вере, как не бесконечно многообразная борьба духа против плоти? Как собирается жить в вере тот, кого утомляет молитва, кому наскучило Священное Писание, у кого сон, еда, похоть все время похищают радость о Боге?

Аскеза — это вольно выбранное страдание, passio activa 12, а не passio passiva - и потому дело крайне рискованное. Аскезу постоянно подстерегает безбожное благочестивое желание в страдании уподобиться Иисусу Христу. В

ней даже подчас таится претензия заместить страдания Христа, самому исполнить дело Христовых страданий — то есть убить ветхого человека. В этом случае аскеза присваивает горькую и последнюю серьезность спасительного дела Христова и выставляет себя напоказ с пугающей резкостью. Добровольное страдание, которое только на основе страданий Христа может привести к лучшему служению, к более глубокому смирению, превращается здесь в ужасное искажение страданий самого Иисуса. Оно уже хочет чужих взглядов, оно уже стало немилосердной, живой укоризной для ближних, ибо оно превратилось в путь спасения. В такой "явности" награда действительно уже налицо, ибо ее ищут у людей.

"Помажь твою голову и умой лицо". — Это могло бы снова дать повод к еще более тонкому самоуслаждению или самохвальству, то есть быть принято за притворство. Но Иисус говорит ученикам, что в добровольном навыке смирения они должны оставаться смиренными, что они не должны взваливать на других смирение как укор или как закон, что, напротив, они должны радоваться и благодарить за возможность служить своему Господу. Здесь имеется в виду не радостное лицо ученика как обязательный для христианина стиль, а верная скрытость христианского поведения, не знающее о себе самом смирение, как глаз видит не себя, а только других. Скрытость эта когда-нибудь станет явной, но только по воле Бога, а не по собственной.