2015-06-28
271
Элспет Хаксли
| Б |
итых три часа я сидел перед телевизором, наблюдая, как исповедуется в своих грехах президент всея Америки: Билл Клинтон давал показания перед большим жюри. Много месяцев подряд в прессу просачивались подробности о его сексуальной связи с двадцатипятилетней стажеркой Моникой Левин- ски. Поначалу президент и его жена все отрицали, но напор улик оказался несокрушимым: запись телефонных разговоров, письма, подарки, испачканное платье. И вот президент Клинтон был вынужден ответить на вопросы перед телекамерой.
Для американцев, помнящих уотергейтский скандал, ситуация до боли знакомая: проступок, отпирательства, паутина обмана, торжественные заверения, на поверку оказывающиеся ложью. Европейцы закатывали глаза: наивные американцы судят о политиках по их частной жизни! Республиканцы отвечали: не в сексуальной безнравственности дело, а в лжесвидетельстве. Подобно снежной лавине, скандал разрастался и затмевал другие новостные события. Интимные подробности жизни Клинтона были вынесены на всеобщее обозрение. Дело чуть не дошло до импичмента.
|
|
|
В конце концов Клинтон утихомирил бурю и досидел до конца президентского срока. Для одних он «Парень, который вернулся», способный разрешить любой кризис, а для других - «Скользкий Билли», увертливый в ответах о марихуане, сделках по недвижимости в Арканзасе, президентских помилованиях и значении слова «секс». Но я помню одно: глава самого могущественного государства на планете, вздрагивая от некоторых вопросов, глядел в объектив глазами загнанного зверя.
«Простите», — говорил он, прекрасно сознавая боль, которую причинил семье и нации, а также пятно на собственной репутации. Властелин мира, он казался наименее свободным из своих граждан, рабом страстей, униженным неспособностью контролировать свои природные инстинкты.
♦♦♦
романе Германа Меливилла «Моби Дик, или Белый Кит» капитан Ахав говорит:
«Что это? Что за неведомая, непостижимая, нездешняя сила; что за невидимый злобный господин и властитель; что за жестокий, беспощадный император повелевает мною, так что вопреки всем природным стремлениям и привязанностям я рвусь, и спешу, и лечу все вперед и вперед; и навязывает мне безумную готовность совершить то, на что бы я сам в глубине своего собственного сердца никогда бы не осмелился даже решиться?»[48]
Капитан Ахав одержим идеей поймать Моби Дика, гигантского белого кита. Он не внемлет ни предостережениям, ни мольбам команды. Чтобы продолжать охоту, он даже отказывается искать потерявшегося сына другого капитана. Он не способен держать себя в руках. Кит притягивает его, как магнит. Старбек, первый помощник капитана, кричит Аха- ву: «Взгляни! Моби Дик не ищет встречи с тобой. Это ты, ты в безумии преследуешь его!»[49]
|
|
|
В этом - неизъяснимая сила зла. Я могу спокойно признать свои грехи и понять, насколько лучше была бы моя жизнь без них. Я знаю, что надо выбирать добро и хочу выбирать добро, но выбираю его далеко не всегда. Меня, как капитана Ахава или президента Клинтона, захватывает сила, объяснить которую я не могу и которой часто не в состоянии сопротивляться...
Кальвин пишет: «Все здравомыслящие писатели согласны в том, что в возрожденном человеке остается источник зла и пища для него. И в нем постоянно рождаются злые желания, которые соблазняют и побуждают грешить»[50].
О, если бы речь шла лишь о тлеющих углях! Скорее уж, мы похожи на магниты: один конец притягивает, другой отталкивает. Если распилить магнит пополам, у нас получится маленький разнополюсный магнит. Если распилить, скажем, на шестнадцать частей, у нас будут шестнадцать маленьких магнитиков, у которых один конец притягивает, а другой отталкивает. Так и влечение ко злу словно встроено во все части моего тела.
Вспомним роман великого Достоевского «Преступление и наказание». Что чувствовал Раскольников, совершая убийство? «Как будто его кто-то взял за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественною силой, без возражений. Точно он попал клочком одежды в колесо машины, и его начало в нее втягивать».
В то же время Раскольников признавал, что его действия были результатом свободного выбора. Он не мог ни извинить свое преступление, ни избежать его.
Ярче всего сила греха проявляется в различных зависимостях. В свою бытность социальным работником в Чикаго моя жена была знакома с очень культурным и образованным старичком-поляком, который каждую неделю отдавал свое благотворительное пособие проститутке. В результате сексуальной зависимости он потерял субсидированное жилье, попал в жуткий дом престарелых, пытался наложить на себя руки и очень горевал. Однако, когда проститутка нашла его и там, он снова выписал ей чек.
Еще примеры. В Сан-Франциско я знал одного человека из высшего общества, покровителя оперы и ценителя искусства. В какой-то момент он начал принимать наркотики: сначала для забавы, потом не мог остановиться. Он потерял свой викторианский дом, спал в ночлежках для бездомных, находился на попечении религиозных организаций, которые занимаются трудоустройством опустившихся людей. Другой мой знакомый из Миссисипи работал ночным сторожем. Он очень надеялся заработать столько денег, чтобы жить не в дешевом мотеле, а в каком- нибудь более приятном месте. Однажды он получил в наследство двадцать пять тысяч долларов и... за пару дней спустил эти деньги в игорном доме под Новым Орлеаном.
Выдающийся датский философ, теолог и писатель Сёрен Кьеркегор однажды сравнил каждого из нас с человеком, у которого есть трехэтажный особняк, а он живет в сыром подвале. Меня не влекут проститутки, наркотики и карты, но у меня хватает своих проблем. Мои недостатки могут показаться менее «приземленными», но и от них веет затхлостью и сыростью капающей с потолка воды. Энтропия действует не только в физическом мире, но и в сфере нравственности. Нечто тянет нас вниз и мешает жить цельной гармоничной жизнью, которую задумал для нас Всевышний.
Понятие греха Библия раскрывает преимущественно через рассказы о людях. Пожалуй, одна из самых вопиющих картин греха содержится в рассказе о правителе государства, чьи преступления были намного масштабнее, чем у Ричарда Никсона или Билла Клинтона. Я имею в виду царя Давида, величайшего из царей древнего Израиля. Для него все началось с обычной вспышки похоти: он увидел с крыши купающуюся женщину. А закончилось все супружеской изменой, убийством, ненужной битвой, гибелью множества солдат.
|
|
|
В центре повествования об этом грехе стоят разрушенные отношения с Господом Богом. «Тебе, Тебе единому согрешил я», — молился царь Давид, будучи уличенным (Пс 50:6). Надо сказать, слова примечательные, если учесть, что согрешил он супружеской изменой и убийством. Вирсавия, ее муж и другие жертвы отступили на второй план по сравнению с главным Лицом, против Которого и был совершен грех.
Это событие напомнило Израилю, что перед Высшей Властью ответственен даже царь. Библия подчеркивает: грех в первую очередь прерывает контакт между природным и сверхъестественным миром. Происходит не только загнивание, заболачивание духовной жизни: грех отрезает нас от Источника сил, без Которого борьба с грехом невозможна.
Рассказ о Давиде и Вирсавии показывает, как может быть разрушена, а затем восстановлена связь с духовным миром. Для восстановления общения с Богом не существует никаких магических формул. Оно восстанавливается так же, как восстанавливаются любые разрушенные отношения: семейные, супружеские, дружеские. От вины - к прошению и примирению.
Вина. Чувство вины - первый знак опасности, первая весточка о разладе. «Человек — единственное животное, способное краснеть. Впрочем, только ему и есть за что», — сказал Марк Твен[51].
Человек обладает уникальным качеством — способностью чувствовать нравственные прегрешения. Нечистая совесть дает о себе знать внутренним голосом, самой личностной из форм коммуникации, и может сильно повлиять на тело и душу.
Полиграф не гарантирует стопроцентной точности, но показывает, что ложь меняет пульс, вентиляцию легких, кожно-гальванический рефлекс. Его часто используют при полицейских расследованиях. Иногда пройти тест на полиграфе вызываются добровольцы: они не совершали преступлений, но прибор улавливает любую сознательную ложь.
Некоторые психотерапевты считают, что чувство вины — это плохо, и утверждают, что оно навязано религией. По мнению этих ученых мужей, нам нужно учиться преодолевать чувство вины.
|
|
|
Моя собственная позиция на сей счет изменилась после совместной работы с доктором Полом Брэндом, первым известным мне современником, который говорил о положительном значении физической боли. Доктор Брэнд, хирург-ортопед, лечил в Индии прокаженных. И сделал удивительное открытие: проказа начинается с исчезновения чувства боли. Палочка Ганзена, возбудитель лепры, поражает нервные окончания. Скажем, в организме есть такой защитный механизм: веки моргают каждые несколько секунд, смачивая поверхность глаза слезной жидкостью. А при лепре нервные окончания атрофируются, глаз не моргает, загрязняется и постепенно слепнет.
Больные могут потерять ноги: они не чувствуют, что слишком туго завязывают обувь. Бывали случаи, когда крысы откусывали людям пальцы, а они этого сразу и не замечали. Сходная опасность у диабетиков: ноги немеют, и человек не чувствует, что поранился. Иногда прокаженные не залечивают вовремя раны, и потом приходится ампутировать конечности.
Мы с доктором Брэндом написали книгу «Дар боли». А проведя некоторое время среди прокаженных, я окончательно уверился, что боль и страдания для нормальной жизни необходимы. Я стал рассматривать боль не как врага, а как язык, которым тело предупреждает об опасности. Предупреждает довольно неприятным способом, но зато эффективно: если человек не утратил способности чувствовать боль, у него не возникает таких повреждений, как у прокаженных.
Тут сама собой напрашивается параллель между болью физической и нравственной. Обе обращают мое внимание на неблагополучия, которые я не замечаю.
В качестве замены понятию «вина» психологи в середине минувшего века выдумали термин «когнитивный диссонанс». Когнитивный диссонанс — симптом внутренней битвы, когда человек знает и думает одно, а делает другое. Скажем, если у священника тайный роман с прихожанкой, возникает когнитивный диссонанс. Пусть даже другие прихожане и вообще никто ничего не подозревают, но сам священнослужитель чувствует отсутствие мира и гармонии, и ум его пытается разрешить противоречие. Поэтому священник может, например, сбиться с мысли во время проповеди или в самый неподходящий момент произнести имя любовницы вслух.
Иногда у меня возникает когнитивный диссонанс в связи с моим браком. Когда я пытаюсь что-то скрыть от жены, я невольно себя выдаю. Даже если намерения мои самые благие (скажем, планирую неожиданный подарок в день рождения), обмануть ее мне нелегко. А если уж я в чем-то провинился и хочу это скрыть, когнитивный диссонанс дает о себе знать чувством вины. Я пытаюсь подавить это чувство, но так или иначе все равно себя обнаруживаю, и жена понимает: что-то не в порядке. В конце концов, мне приходится идти на трудный шаг и сознаваться в содеянном.
Для зрелых отношений чувство вины необходимо. В романе Эрика Сигала «История любви» один из персонажей говорит: «Любовь - это когда не надо извиняться». А по-моему, совсем наоборот: любящий обязательно извиняется. И за это надо сказать спасибо чувству вины, ибо именно оно подталкивает к примирению с человеком, которого я обидел.
Чувство вины указывает нам наше место: мы — существа, несущие нравственную ответственность перед Богом. Царь Давид понял, что он нанес вред не только людям: нарушились его отношения с Творцом. Вообще, как мы видим из псалмов Давида, он регулярно исследовал свою совесть, стремясь увидеть, не поставил ли он под угрозу великий дар богообщения. Ведь то, как мы себя ведем в этой жизни, имеет куда ббльшие последствия, чем мы способны вообразить.
Конечно, как и все в нашем падшем мире, чувство вины дает сбои. Вместо того чтобы помогать решению проблем, оно само становится проблемой. Психологи часто работают с клиентами, которые буквально одержимы чувством вины, причем чувством ложным. Ложное чувство вины возникает у человека, уверившего себя, что он не соответствует чьим-либо требованиям (например, родительским, церковным, общественным). Но подлинное чувство вины посещает только при нарушении Божиих заповедей[52].
Доротея Мариенвердерская, мистик XIV века, часами оплакивала свой «грех», который заключался в желании поесть рыбу со специями. Мартин Лютер, еще будучи монахом, изматывал исповедников детальными рассказами о своих мельчайших грехах и нездоровых помыслах. «Сын мой, - сказал ему отчаявшийся священник, — не Бог гневается на тебя, а ты гневаешься на Бога». В конце концов, Лютер согласился, что его мучения идут от маловерия. «Чтобы диагностировать оспу, нет нужды осматривать каждый гнойник. И заживают гнойники также не по отдельности», — заключил он.
Как физическое тело дает знать о ране или болезни через боль, так и наша духовная составляющая дает знать о грехе голосом совести. В обоих случаях смысл мучений состоит в том, чтобы человек осознал и исцелился. Стало быть, когда я чувствую укор совести, я должен в первую очередь спросить себя: не сделал ли я что-то плохое? Если да, то, подобно царю Давиду, я не должен избегать этого чувства или подавлять его. Ведь мое здоровье (в данном случае, духовное здоровье) находится под угрозой.
Но не стоит лелеять чувство вины и им упиваться. Необходима динамика: сначала оно указывает на грех, а затем толкает к исправлению. Человек, который вины не ощущает, не сможет обрести исцеления. Однако не исцелится и человек, который всецело поглощен переживанием вины. Смысл укоров совести состоит не в том, чтобы мучить нас вечно, а в том, чтобы подвигнуть нас к выздоровлению.
Когда-то я полагал, что жизнь христианина наполнена лишь помыслами о собственной греховности, а полноценная радость знакома только неверующим. Сейчас я понимаю, что все наоборот: именно христианство показывает путь к чистой совести. Бенедикт Грёшель формулирует это следующим образом: «Святой — это просто грешник, который кается больше, чем большинство из нас».
Покаяние. Спустя некоторое время после совершенного греха царь Давид написал псалом, в котором видно его глубочайшее раскаяние. В последующие века этот текст (Пс 50) стал одной из самых известных покаянных молитв иудаизма и христианства. Он читается публично, но связан со страшным тайным грехом, совершенным царем.
Вернемся к американским параллелям, Уотергей- ту и, так сказать, Моника-гейту. В долгих телеинтервью с Дэвидом Фростом Ричард Никсон так и не признал свою вину. Он говорил об «ошибках суждения», но не выдавил из себя извинений. Президент Клинтон стал каяться лишь после предъявления ему неопровержимых улик. Перед телекамерами оба американских президента вели себя так, как поступают большинство из нас, будучи уличенными: мы оправдываемся, просим войти в наше положение и признаем ошибку лишь под давлением очевидных фактов и очень неохотно.
Отговорки Никсона и Клинтона ясно показали, что национальные лидеры — такие же люди, как и все прочие. И это лишний раз убеждает нас в том, сколь необычно повел себя Давид. Он - царь! — выступил с покаянием открыто, даже записал его в виде псалма, который стал одной из народных молитв. Давиду честные отношения с Богом были дороже собственной репутации.
Нечто в нас противится покаянию. Мы будем отрицать, лгать, изворачиваться, оправдываться, - все, что угодно, лишь бы не каяться. А ведь первые слова Иисуса в древнейшем из Евангелий состоят в заповеди: «Покайтесь!» Тема покаяния проходит через Евангелия красной нитью. Иисус возвещает его богатым и бедным, сильным и слабым, верующим и неверующим.
Если я вижу столь глубокое противоречие между заповедью Иисуса и собственным сопротивлением ей, мне надо разобраться: как я дошел до жизни такой? Что мне мешает исполнять ясные слова Спасителя? Размышляя об этом, я вижу два основных фактора, препятствующих покаянию.
Во-первых, мешает стремление заслужить прощение, если можно так выразиться, технически. Большинство религий выработали сложные техники: паломничества, долгие коленопреклонения, жертвоприношения и обряды очищения. Обрядовое делание оставляет чувство внутренней удовлетворенности. Ты словно загладил грех ритуальными действиями, заплатил за него.
Однако христианство говорит о благодати, милости Божьей. Сами свои грехи мы никак не сможем ни изъять из прошлого, ни загладить. Но Бог уже заплатил за них, и нам надо лишь принять Его дар, довериться Целителю[53].
Благодать есть свободный Божий дар, и путь к нему лежит через покаяние.
Во-вторых, мешает желание хорошо выглядеть в глазах людей. Мне хочется, чтобы обо мне думали как о человеке сильном и благородном. После покаяния на тебя смотрят уже иначе. Неудачи и слабости, которые хотелось бы скрыть, выплыли на поверхность...
Писатель Кит Миллер отмечал, что парадоксальным образом единственный способ заставить замолчать свой внутренний обличающий голос, избавиться от чувства вины — это честное признание греха перед людьми. Как скажет любой психотерапевт, наши тайны нас контролируют. Их власть зиждется на угрозе, что вскроется постыдная правда о прошлом. Если же мы добровольно делимся этими тайнами с членами церковной общины, говорит Миллер, обличающие голоса умолкают.
Самый трудный шаг программы «Двенадцать Шагов» - пятый: «Признали перед Богом, собой и каким-либо другим человеком истинную природу наших заблуждений». Да, признаться другому человеку в своих проблемах тяжелее всего. Но мрачная тайна тянет на дно, и пока она останется тайной, я не исцелюсь.
В одной из брошюрок общества «Анонимных Алкоголиков» сказано, что трезвость - это 10% воздержания и 90% честности: «Не излечиваются те люди, которые не могут или не хотят целиком подчинить свою жизнь этой простой программе; обычно это мужчины и женщины, которые органически не могут быть честными сами с собой... Они по натуре своей не способны усвоить и поддерживать образ жизни, требующей неумолимой честности. Вероятность их выздоровления ниже средней. Среди нас есть люди, страдающие от серьезных эмоциональных или психических расстройств, но многие из них все-таки выздоравливают, если у них есть такое качество, как честность». Если человек упрямо отрицает наличие у себя проблемы, центрам реабилитации приходится идти на крайние меры: звать родственников, коллег и даже барменов, которые заставили бы алкоголика раскрыться и признать нелицеприятную истину.
Однажды Кит Миллер рассказывал о собственном трудном «пятом шаге».
Он, протестант, позвонил католическому священнику, жившему в семистах километрах от его города, с вопросом: «Вы выслушаете мою исповедь?» Священник согласился. Миллер подготовился основательно: написал перечень всех своих недостатков и пороков, составил список людей, которым принес ущерб. Затем он отправился к священнику, сел перед ним и, не поднимая глаз, зачитал исповедь по бумажке.
Миллер закончил читать и обхватил голову руками. В комнате повисло молчание. Миллер ждал, что
с минуты на минуту грянет гром. Но ничего не происходило. Наконец, Миллер заставил себя поднять голову и увидел, что священник плачет: «Господи, Кит, — сказал он, — это ведь и мои грехи». Так перед Миллером открылся путь к исцелению.
После этого случая Миллер взял себе за правило каждый вечер исследовать свою совесть (десятый шаг программы — «Продолжали самоанализ и, когда допускали ошибки, сразу признавали это»). Перед сном он честно оценивает прожитый день, стараясь не допускать жалости к себе, самооправдания, лукавства, обиды, эгоизма и страха. Он молится, исповедует грехи перед Богом и думает, как загладить вину перед теми, кого обидел. Затем, очистившись от ядов прошедшего дня, благодарит Бога за все и идет спать.
Мое собственное отношение к покаянию изменилось столь же сильно, сколь и мое понимание Бога. В отрочестве я представлял себе покаяние примерно как допрос в суде. Я, обвиняемый, сижу на скамье подсудимых, а прокурор раскручивает дело. Все, что я скажу, может быть использовано против меня. Если я признёю какой-то свой недостаток или просчет, прокурор (то есть, Бог) не преминет воспользоваться этим признанием как доказательством моей вины.
В Новом Завете тоже есть аналогия с судом, но выглядит она иначе: «А если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника» (1 Ин 2:1). Бог восстанавливает нас через Сына Своего, который выступает в роли нашего заступника, адвоката.
И снова я возвращаюсь к образу Великого Целителя. Недавно я был у врача: беспокоила инфекция во рту. Если бы я отрицал симптомы, пытался не замечать боль и держал рот на приеме закрытым, вылечиться мне не удалось бы. Вместо этого я доверился специалисту: разинул рот пошире, отодвигал язык в соответствии с указаниями врача, позволил взять пункцию и ушел с рецептом и рекомендациями по лечению. Покаяние действует похожим образом. Цель состоит не в том, чтобы причинить мне боль (хотя иногда без боли не обойтись), а в том, чтобы вернуть здоровье. А для этого необходимо мое сотрудничество.
Клайв Льюис сказал: «Покаяния, этого добровольного смирения, своего рода смерти, Бог потребует от вас прежде, чем примет вас обратно. Говоря о покаянии, я лишь описываю вам, как вернуться к Богу»*.
Смиренно принимая свое тварное несовершенство, я начинаю яснее видеть мир. Я сразу замечаю, что мои грехи мешают духовному росту и здоровью. Как у врача: прийти, сказать о своей болезни и получить исцеление.
Последствия. Многие люди относятся к грехам как к штрафным квитанциям за нарушение правил стоянки. В Чикаго, где я жил, одна квитанция ничего не значила: не заплатил - и ладно. Но если таких квитанций накапливалось, скажем, десять, начинали приходить угрожающие письма, ваша фамилия попадала в компьютерную базу данных. И если вас останавливали за превышение скорости, у полицейского сразу высвечивались на экране и все ваши прошлые нарушения. Ну а если вы умудрились набрать двадцать квитанций, то попадали в разряд злостных нарушителей. В один прекрасный день, выйдя на улицу, вы могли обнаружить, что на колесо вашей машины надет уродливый металлический блокиратор. Чтобы снять его, надо сходить в суд и уплатить всю сумму штрафов.
Вот так и некоторые люди считают, что грехи превращаются в проблему, лишь когда их накапливается слишком много. Мол, несколько грешков не трагедия, но надо знать меру, иначе впоследствии не оберешься хлопот. Библия смотрит на дело иначе: грехи — как раковые клетки. Философия «если мало, ничего страшного» здесь не работает: раковые клетки размножаются, образуются метастазы. Не погасив болезнь в зародыше, можно умереть.
Взять хотя бы историю Давида и Вирсавии: смотрите, как один грех влечет за собой другой. Воспылав страстью к прекрасной женщине, царь совершаете ней прелюбодеяние, потом пытается скрыть случившееся, а в итоге посылает мужа женщины на верную смерть. Один грех повлек за собой другой и в Уотергейте, и в Моника-гейте. Так происходит и в моей жизни. Невинная, казалось бы, ложь или похоть может иметь самые серьезные и печальные последствия.
Иногда в назидание нам Библия подробно описывает последствия греха. Возьмем, к примеру, суровые предостережения пророков. Однако чаще она просто показывает, как разворачивались события в жизни грешника. Бог всегда предоставляет людям пожинать плоды их собственных поступков.
В случае с Давидом на царский дом одно за другим обрушились несчастья. После своего нравственного падения Давид, по-видимому, отчасти утратил авторитет в семье. Один его сын изнасиловал сестру. Другой, Авессалом, два года вынашивал планы мести за это преступление, после чего убил насильника. В конце концов Авессалом поднял вооруженное восстание против Давида и едва не разрушил царство. Многие беды Давидова царства, включая кровавую гражданскую войну, восходят корнями к маленьким по виду «грешкам» царя[54].
Грех часто предотвращается страхом последствий. Скажем, в клинике для лечения кокаиновой зависимости при медицинском факультете Колорадского университета успехом пользуется техника самошан- тажа. Наркоманы сами придумывают себе наказание на случай срыва. Скажем, медсестра, страдающая от пристрастия к кокаину, написала в медсестринскую комиссию штата письмо с уведомлением о своей болезни и просьбой приостановить ее лицензию. Письмо должно было храниться в клинике, пока не будет результатов анализов. Если анализы покажут, что пациентка не употребляет кокаин, все нормально, а если употребляет, то письмо будет отправлено по назначению. Или, например, убежденный республиканец выписал чек на $ 1 ООО в пользу сенатора от демократов Эдварда Кеннеди, — худшего себе наказания он выдумать не мог. Если анализы на наркотик будут положительными, деньги достанутся демократу! Врачи и юристы писали письма, отправка которых положила бы конец их карьере. В каждом случае ставки были очень высоки, и это оказалось хорошим стимулом для проявления воли к исцелению.
Как правило, грех и его последствия тесно взаимосвязаны. Если вы курите по две пачки сигарет в день, расплачиваются ваши легкие. Если злоупотребляете выпивкой, страдает печень. Наркотики и беспорядочный секс чреваты венерическими болезнями и СПИДом. Ложь ведет к изоляции: как сказал Бернард Шоу, наказание лжеца состоит в том, что он сам никому не верит. Случайная вспышка гнева у родителя чревата для ребенка душевной травмой, на исцеление которой могут уйти годы. Расизм и экономическая несправедливость в обществе накладывают отпечаток на целые поколения.
В романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» аллегорически описываются тяжкие последствия греха для личности. Молодой красавец Дориан Грей, любуясь собственным портретом, высказывает пожелание: он готов душу дьяволу продать, лишь бы всегда оставаться таким, как сейчас, а стареет пусть портрет. Пожелание Дориана исполнилось: он оставался привлекательным светским львом, а старел за него портрет, спрятанный на чердаке.
Однако на портрете отражались не только неизбежные возрастные изменения, но и состояние души настоящего Грея. Отпустит он злую колкость - и углы рта на полотне искривятся в жестокой усмешке. Носит в сердце ненависть к сопернику - в глазах портрета загорится ярость. Наконец, когда Дориан убивает человека, руки портрета обагряются кровью. К концу книги в Грее просыпается такая ненависть к собственному портрету, что он вонзает в него нож. Когда слуги хватились, что хозяина долго нет, они стали обыскивать весь дом. «Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего хозяина во всем блеске его дивной молодости и красоты. А на полу с ножом в груди лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по кольцам на руках слуги узнали, кто это»[55].
На портрете отображалось подлинное «я» Дориана Грея. Он не вынес лицезрения собственных грехов.
Восстановление отношений. Конфликты с людьми подолгу не выходят у меня из головы. Я пытаюсь подавлять мысли о них, но они не отступают, накатывают с новой силой. Даже сидя за рулем автомобиля или делая утреннюю гимнастику, я продолжаю подыскивать доводы в свою пользу, выстраивать аргументацию. Если же дело доходит до выяснения отношений, то многие из моих доводов даже и не всплывают в разговоре: восстановить отношения, помириться намного важнее, чем выяснить, кто прав.
За грехом Давида чередой выстроились чувство вины, покаяние, возмездие и прощение. Пример по- истине хрестоматийный. Псалом 50 раскрывает всю силу скорби и угрызений совести царя. И Бог откликнулся на его мольбы, позволив начать все сначала. Давид обрел чистое сердце, к нему вернулась радость. Примирение Давида с Богом — одно из самых удивительных мест Ветхого Завета, один из самых ярких примеров Божьей милости. Давид, совершивший прелюбодеяние и убийство, снискал репутацию «мужа по сердцу [Божьему]» (Деян 13:22).
В романе Фолкнера «Реквием по монахине» есть такой диалог:
Стивенс:
— И ты вынужден грешить?
Нэнси:
—Не вынужден. Ты ничего не можешь поделать[56].
Никто из нас не может. Рожденные грешниками,
мы не можем полностью избавиться от недостатков и несовершенств. Однако мы рождены с жаждой прощения. Мы томимся по ясному и светлому чувству примирения, ясности и цельности, мы хотим омыться и обновиться.
Даже у павшего всегда есть выбор. Можно, поддавшись искушению, закоснеть в грехе, полностью предаться ему. Можно увязнуть в чувстве вины и стать самоедом. А можно попросить о помощи.
Я часто хожу в альпинистские походы. В Колорадо пятьдесят четыре горы высотой более четырех тысяч метров, и каждое лето я покоряю несколько таких пиков. По выходным дням в горах можно встретить любителей, которые не ведают, что творят. В сандалиях, шортах и теннисках, имея с собой лишь фляжку воды, они выходят в путь в самый разгар дня. У них нет ни карты, ни компаса, ни дождевика. Они понятия не имеют о грозах, которые внезапно налетают в летние дни. Именно из-за этих гроз нужно выходить пораньше, чтобы добраться до вершины до полудня и затем иметь возможность укрыться в скалах.
Моя соседка работает добровольцем в службе спасения. Я неоднократно слышал от нее истории, от которых волосы дыбом вставали. Приходилось спасать туристов, по своей собственной вине находившихся на волосок от смерти: они сбивались с дороги, срывались со скал, попадали под град, получали обморожения от тридцатиградусных перепадов температур. И все же спасатели всегда приходили на помощь. Ни разу не сказали они незадачливому альпинисту: «Вы нарушили основные правила горных походов, поэтому спасайте себя сами. Мы вам помогать не будем».
Их миссия - спасать. Они готовы помочь каждому попавшему в беду, сколько бы глупостей он ни сделал. Крики, свистки, сигнальные костры, сигналы зеркалами, сигналы БОБ, отстукиваемые ветками сосен, или панический звонок по сотовому телефону - на любой зов о помощи выходит спасательный отряд. Человека найдут, ему окажут медицинскую помощь и доставят в безопасное место.
Библейская весть — это также весть о спасении. В Послании к Римлянам апостол Павел подчеркивает: никто из нас не «заслуживает» Божьей милости и никто не в состоянии спасти себя сам. Подобно аль- пинистам-неудачникам, мы можем лишь просить помощи.
Мне возразят: спасатели потакают безответственным людям, а спасать следует лишь профессиональных альпинистов, которые следуют правилам. («Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи», — молился фарисей (Лк 18:11).) Когда я высказал своей знакомой мысль о потакании, она недоуменно уставилась на меня. «Людям нужно помогать! - воскликнула она. — Мы не можем бросать людей в беде. А кто они, неважно. Они нуждаются в помощи». («Сказы-
ваю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» Лк 15:7).
Я спрашиваю себя: почему же я так редко обращаюсь за духовной помощью? Попади я в беду в горах, я подал бы сигнал бедствия не задумываясь. Для этой цели я беру в поход свистки, зеркала и другие сигнальные средства. А вот совершив грех, толком и не могу встать на тропу исправления. В чем же дело?
Иногда мне трудно назвать грех грехом: мешают гордость и упрямство. В других случаях я не делаю шагов, необходимых для исправления по диаметрально противоположным причинам: угнетает сознание собственной греховности, неисправимости, недо- стойности. Однако так думать неправильно, ведь говорит же апостол Иоанн, что «Бог есть любовь» (1 Ин 4:16). Бог просто не может не миловать. Прощение, примирение, помощь - такова природа Бога.
Когда я отказываюсь просить о помощи, я думаю о цене: попрошу - пострадает моя гордость, узнают о моем падении, мне придется меняться... Однако как ясно из притчи о блудном сыне, путь покаяния ведет к тому, к чему мы поворачиваемся, а не от чего отворачиваемся. Сидя в хлеву, мучимый голодом блудный сын вспомнил о доме, полном света и еды, одоме, где ждал отец. Интересно, вспомнил ли он о своих страданиях после пира, засыпая в собственной уютной постели, принятый обратно в семью?
***
В первые годы брака я открывал жене тайны о себе, которыми больше ни с кем не делился, очень осторожно. «Ты меня все еще любишь?» - тревожно допытывался я. «Да», — отвечала она, даже если эти тайны причиняли ей боль. У нее я выучился истине, которую впоследствии применил к Богу: лишь полностью познанный, ты можешь быть глубоко любим.
Духовный рост предполагает, что человек «со страхом и трепетом» (Флп 2:12) несет свои тайны Богу. Но тут же видит: Бог знал все эти тайны всегда и любил человека вопреки им. Я понял, что мои неудачи не удивляют Бога. Зная меня лучше, чем знаю себя я сам, Бог ждет от меня неудач. Я грешнее, чем могу себе представить даже в самом глубоком унынии. Но Бог любит меня сильнее, чем я способен вообразить, даже пребывая на самом пике ликования.
«Адам, где ты?» — вопрошал Бог в райском саду (Быт 3:9). Спрятался не Бог, а Адам. Бог же вышел его искать. Так же и Христос, Великий Целитель: наши грехи не только не лишают Его желания идти к нам, они-то и стали главной причиной, по которой Он умалился, сошел из горнего мира в наш. Спасение есть Божье дело.
Мой знакомый священник признался: выслушивая слезные исповеди людей, потерпевших духовные неудачи, он осознает, что кающиеся в этот момент ближе к Богу, чем он — священнослужитель. Царь Давид хорошо знал, чего желает Бог: «Ибо жертвы Ты не желаешь, — я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу — дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс 50:18-19).
В детстве каждый из моих грехов представлялся мне кирпичиком в стене, отделяющей меня от Бога. Чувство вины не позволяло мне понять, что я строю стену, которую Бог давно разрушил. Ныне я верю:
Бог со мной, когда мне трудно, даже когда я пытаюсь бежать от Него. А когда я ощущаю собственную несостоятельность наиболее сильно, я, наверное, нахожусь к Богу ближе всего. Клайв Льюис говорит в одном из писем: «Именно тогда, когда мы замечаем фязь, Бог присутствует в нас наиболее полно. Это — знак Его присутствия».
В нашей церкви примерно раз в неделю устраивается мероприятие под названием «У мамы свободный вечер». Добровольцы вызываются посидеть с детьми матерей-одиночек, которым нужно немного свободного времени, или с детьми матерей, которые просто хотят провести вечер с мужем. Однажды этой возможностью с удовольствием воспользовалась жена нашего пастора, чтобы пообедать с мужем. Впоследствии, когда Питер (так зовут пастора) вернулся за сыном, нянечка рассказала ему об играх, в которые она играла с малышом. Всех своих подопечных она спрашивала, чем любит заниматься с ними их мама. «И знаете, что сказал ваш сын? Он сказал, что самое любимое занятие мамы «приближать меня к себе»».
Питер объяснил: «приближать к себе» - значит обнимать. Обнявшись, мать и ребенок становятся ближе. Так происходит и в наших отношениях с Богом.
***
«Одно глубокое и серьезное стенание более угодно Богу, чем создание мира».
Томас Трэхерн, английский поэт и священник XVII века
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДВА МИРА
В истории человечества не было цивилизаций и культур, где одним или тысячью способов не проявилась бы нужда в Абсолюте, называемом небесами, свободой, чудом, утерянным раем, ми - ром, выходом за рамки Истории... Не существует религии, в которой обычная жизнь не считалась бы тюрьмой; не существует философии и идеологии, которая не говорила бы о нашем отчуждении... Человечество всегда ощущало ностальгию по свободе, которая есть только красота, только подлинная жизнь, полнота и свет.
Эжен Ионеско, румынский драматург
Глава 10
Почему мы верим?
Два художника античного мира соревновались, кто из них лучше изобразит зримое. «Сейчас ты увидишь, что я лучший», - сказал один и показал другому нарисованный им занавес. «Отодвинь занавес, и посмотрим», - ответил его соперник. «Занавес и есть картина», - рассмеялся первый.
Никое Казандзакис, греческий писатель
| Х |
удожник-карикатурист Джеймс Тербер рассказывает в автобиографии, как завалил курс ботаники. Другие студенты разглядывали в микроскоп структуры растительной клетки, а Тербер, у которого были проблемы со зрением, жаловался: «Я ничего не вижу». Каждый раз профессор сначала терпеливо подлаживал окуляры, а затем, когда Терберу все равно ничего не было видно, приходил в ярость. В итоге к экзамену по ботанике Тербер допущен не был. Год спустя он вновь записался на этот курс и на первом же практикуме даже разглядел нечто, достойное зарисовки. Он с увлечением перерисовывал точки, ли-
НИИ, узоры. Профессор с улыбкой приблизился, но глянув в микроскоп, опять вышел из себя. «Это же ваш глаз! — воскликнул он. — Вы настроили линзы таким образом, что они отражают ваш глаз. Вы нарисовали собственный глаз!»
...А мы, «повелители истории», вперившие в окружающий мир око научного познания, - не упустили ли мы из виду что-то существенное? С христианской точки зрения, зримый мир лишь скрывает подлинную природу вещей: духовная реальность словно таится за занавесом. Человек, верующий в мир невидимый, буквально тыкает в него пальцем, как тот несчастный профессор ботаники, а скептики все равно не могут ничего разглядеть. Поэт и философ Уильям Ирвин Томпсон сравнивает таких людей с мухами, которые ползают по потолку Сикстинской капеллы и понятия не имеют о том, что их окружают дивные образы, ибо прекрасное - за порогом их восприятия.
«Где ты?» — взывал Бог к Адаму после рокового случая в раю (Быт 3:9). Когда-то Бог и люди гуляли вместе и дружески беседовали. Но внезапно между зримым миром Эдема и незримой божественной реальностью произошел разрыв. Адам и Ева остались - одинокие и заблудшие - на падшей вместе с ними планете.
Несмотря на этот разрыв, отголоски иного мира доносились до людей на протяжении всей истории, и большинство жителей планеты не сомневались в реальности двух миров, видимого и невидимого. Они жили в видимом мире деревьев, скал, воды и почвы, но всегда признавали, что мир невидимый более значим и более могуществен. То, что не поддавалось объяснению, - восход солнца, гром, вулканы - они
относили к сфере действия Бога или богов. Более того, невидимый мир создавал опору мира зримого, наделял его смыслом.
Лишь в последние несколько веков, когда начала развиваться наука и распространились идеи Просвещения, многие разуверились в существовании невидимого мира. В 1900 году историк Генри Адамс написал очерк «Динамо-машина и Святая Дева». Он выдвинул тезис: в новую индустриальную эпоху электрический мотор заменил Деву Марию в качестве движущей силы истории. В наши дни многие назовут вместо динамо-машины компьютер или атомную энергию, но с основной позицией Адамса согласятся. Кто овладевает материальным миром, тот и определяет будущее. Какой вам еще иной мир?
Однажды ведущего популярного ток-шоу Ларри Кинга спросили: «Если бы у вас была возможность взять интервью у любого из персонажей человеческой истории, кого бы вы выбрали?» Знаменитый телеведущий ответил: «Иисуса Христа». И о чем же спросил бы Иисуса еврейский скептик Кинг? «Я бы задал Ему всего один вопрос: «Действительно ли Вы были рождены от Девы?» Ответ на этот вопрос объяснил бы для меня историю».
Генри Адамс и Ларри Кинг сочли Богородицу узловым моментом истории далеко неслучайно. Ведь для христиан Рождество — самый наглядный момент соприкосновения видимого и невидимого миров: Сын Божий входит в материальный мир, воплощаясь от Духа Свята и Марии Девы. Он вочело- вечивается, становится человеком, но не имеет чело- века-отца. Кинг прав: такое событие представляет нашу историю в совершенно ином свете. Получается, что мы — не космические сироты, населяющие маленькую периферийную планетку во второстепенной галактике, а центральные персонажи вселенской драмы. Более того, эта драма касается не только нашего мира, но и других миров, которые мы даже представить себе не можем.
Современник Генри Адамса Вильям Джемс, о котором я уже упоминал в седьмой главе, всю жизнь изучал верующих людей, читал рассказы о сотнях мистиков и опросил множество людей. (Результаты его работы опубликованы в книге «Многообразие религиозного опыта».) Джемс пришел к выводу, что для всех религий характерна вера в невидимый духовный мир, в котором черпает свой смысл мир видимый. Более того, всем нам присуще чувство, что наша планета больна. Исцеление же возможно только через связь с незримым.
Джемс был агностиком и не принимал свидетельства мистиков за чистую монету, однако как честный исследователь не мог от них и отмахнуться. Он заметил, что связь с невидимым миром реально меняет людей. Бог реален, поскольку вера в Него приносит плоды, заключил Джемс.
Один мой знакомый физик с этим не согласен. «Самая плохая физика лучше самой хорошей метафизики», — говорит он. На материю можно положиться. Ее можно взвешивать, измерять, засунуть в Большой адронный коллайдер и раздробить на частицы. Метафизика же имеет дело с незримым и ускользающим миром первопринципов, невидимых сил и возрожденных душ. Однако книги по современной физике, которые давал мне читать мой друг- физик, ничуть не менее метафизические, чем произведения Джемса. Оказывается, в физической реальности огромную роль играет сознание исследователя, квантовые события зависят от наблюдателя, измерение спина одной элементарной частицы может повлиять на спин миллиардов других частиц за мегаметры отсюда, теория суперструн предполагает существование целых десяти измерений (а то и одиннадцати или даже двадцати шести) и ко всему прочему вполне могут существовать параллельные миры, которые действуют на нас неведомым нам образом.
В психологии, теологии и физике грань, разделяющая физический и духовный миры, как минимум, неясна.
***
Чтобы лучше понять современное мировоззрение, необходимо вернуться на несколько столетий назад. В средневековой Европе крестьянин строил свою жизнь, отталкиваясь от предпосылки, что существуют два мира[57].
Человека Средневековья окружали нишета, болезни, преступления, постоянные войны, однако он находил утешение в образах иного мира, отраженных в храмовых росписях. И сцены, которые он видел в Сикстинской капелле или на стенах местной церкви, он понимал буквально. Он считал, что жизнь на нашей планете — лишь крошечная часть вечности, а потому искал связи с незримым духовным миром. Он свято верил, что Бог явил человеку Свою волю и однажды призовет нас к ответу.
Для среднестатистического жителя современной Европы есть только один мир - здесь и сейчас. Он полагает, что человек разумный изобретает законы жизни общества, основанные на всеобщем благе, а не на богооткровенном или даже естественнонаучном законе. Он также верит, что в момент физической смерти жизнь заканчивается, и ответа перед Богом человек держать не будет. Конечно, по сравнению с условиями жизни средневекового крестьянина материальные условия жизни в мире физическом значительно улучшились. Уютный дом, водопровод, электричество, газ, горячее отопление, разнообразная и вкусная еда, ббльшая продолжительность жизни.
Но какой взгляд на мир — средневековый или современный — ближе к мировоззрению Христа? Ответ на этот вопрос долго искать не нужно: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк 8:36). Мы видим, что для Иисуса связь с духовным миром несравненно ценнее, чем все материальные сокровища вместе взятые. Представление, согласно которому существует только один мир, в корне противоречит Евангелию. Аналогичную мысль высказывает апостол Павел: «Мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2 Кор 4:18).
Сейчас многие люди считают христианские воззрения странными, если не сказать, безумными. Однако, перечитывая Библию, я вспоминаю свою поездку в Россию. Не считаться с существованием духовного мира — это опасная близорукость, и обще
ство, построенное без учета духовной реальности, рано или поздно приходит катастрофе.
Поездка началась в Европе. В Швеции я общался с христианами, коих там меньшинство. Я сказал им, что, хотя многие шведы и отвернулись от Церкви, их общество основано на нравственном капитале, накопленном столетиями христианской веры. Честность, миролюбие, щедрость, чистоплотность, милосердие, сострадание — до обращения в христианство викинги этими качествами не славились.
Одна женщина спросила: «Какой станет Швеция, если мы растратим свой нравственный капитал и эти качества исчезнут?» Я сказал: чтобы получить ответ достаточно съездить в соседнюю Россию.
Талантливые люди, увлеченные доктриной диалектического материализма, поставили в одной отдельно взятой стране эксперимент колоссальных масштабов. Они не верили в существование иного мира, а религию считали помехой эксперименту. Поэтому они закрыли 98% церквей и убили 42 ООО священников. Казанский собор в Лениграде был превращен в музей атеизма, а в деревенских церквях устраивали свинарники или амбары. Религиозную пропаганду запретили, зато появилась газета «Безбожник».
Советские коммунисты не верили в «пирог на том свете». При Сталине были возможны, например, такие случаи. Воспитатель детского сада предлагает детям закрыть глаза и помолиться Богу о пакетике леденцов. Никакого пакетика, конечно, не появляется. «А теперь попросите Сталина». Пока дети просят, на столах тихонечко раскладывают леденцы. Смысл: от молитвы толку нет, и доверять нужно лишь Вождю.
В следующие семьдесят пять лет в Советском Союзе разыгрывался удивительный парадокс. Общество, которое поставило задачей строительство справедливого мира здесь и сейчас, получило противоположный результат. «Руководствуясь наилучшими намерениями, мы создали самого жуткого в истории монстра», - сказал мне потрясенный редактор газеты «Правда». Известное пророчество Достоевского о том, что «если Бога нет, то все дозволено», трагически сбылось в российской истории.
После рассекречивания архивов обнаружилось, что от рук собственного правительства погибло шестьдесят миллионов человек. По оценке «Московских новостей», в XX веке около половины российских мужчин умерли не своей смертью: их жизни унесли война, голод, казни и лагеря. Экономика рухнула. Причиной тому были и некомпетентность руководителей, и социальные причины — малая продолжительность жизни, плохое питание, болезни, низкий достаток. Могучая некогда Россия оказалась в ряду развивающихся стран[58].
Коммунизм нанес урон и русской душе. Западные туристы, попадающие в московскую подземку, замечают хмурые лица и грубость. Пьянство, разгул пре
ступности. На коррупцию жалуются даже российские политики. В одном из московских парков лежат снятые с постаментов гигантские памятники Ленину, Сталину, Дзержинскому и другим идолам советской эпохи - немое свидетельство падения ложных богов. Тело самого Ленина все еще лежит в Мавзолее, но прежнего интереса больше не вызывает. Взглянуть на него стремятся лишь туристы.
Но меня из всей нынешней российской статистики больше всего поразили результаты одного социологического опроса: 61% населения считает себя христианами. И это несмотря на самую радикальную в истории попытку уничтожить веру!
«Цельтесь в небо - попадете и в землю; цельтесь в землю — не попадете никуда!» — писал Клайв Льюис*.
Советский эксперимент XX века ярко иллюстрирует вторую часть этой формулы Льюиса. В наши дни символом национального покаяния сияет неподалеку от Кремля восстановленный храм Христа Спасителя. В советские годы на его месте был выстроен бассейн, но теперь храм вернулся.
***
Если бы коммунистам удалось построить в СССР счастливое и богатое общество, в нынешней России храмов бы не возводили. Кстати, верующих всегда больше в тех странах, где в материальном плане живется неважно: нищета и тяготы заставляют людей искать надежду и смысл вне материального мира.
В богатой Швеции и США другие проблемы. Забывать о духовном мире людей заставляет материальное изобилие. По цифровому кабельному телевидению постоянно показывают фильмы для взрослых, а религиозные передачи можно пересчитать по пальцам. Сладкозвучные голоса сирен, зовущие к материальным благам, которые можно потрогать, попробовать на вкус, увидеть, увлекают нас прочь от мира незримого.
Может ли вера противиться соблазнам видимого мира? В одном из романов Джеймса Пауэрса герой задает вопрос: «Можно ли сделать святость такой же привлекательной, как секс?» Роман повествует о молодом спортивном красавце, который становится священником и обнаруживает, что жажда истины не заменит удовольствий тела.
Некоторые мои знакомые не устояли перед соблазном внебрачных связей. Один из них сказал: «Я знаю, что это плохо. Но с ней я чувствую себя любимым и сильным. Да, я многое потерял: доброе имя, семью и, быть может, работу. Но зато у меня есть любовь, которая насыщает не только душу, но и тело. Любовь, которая питает все клетки тела. С Богом такое невозможно».
Любая зависимость, не только сексуальная, заглушает тихий Божий голос. И удивляет смирение Бога: Он не наложил запрет на земные удовольствия, которые, как Он знает, могут погасить или затмить духовную жажду.
Вернувшись из России домой, я отправился в местный супермаркет. Стоя в очереди, я разглядывал журналы. Как же названия журналов отражают сужение интересов! Канули влету Look («Взгляд») и Life («Жизнь»), а появились сначала People («Люди»), а потом Us («Мы») и Self («Я»), К Ladies’ Home Journal («Журнал для домохозяек») добавились Good Housekeeping («Домоводство»), потом Shape («Форма») и Cosmopolitan («Космополитан»). Почти на каждой обложке женщины: в спортивных костюмах или совсем уж откровенных нарядах вроде бикини. Можно подумать, что мужчины в Америке повывелись.
Я оглянулся на женщин в очереди. Большинство из них были, мягко говоря, полноваты, что характерно для Соединенных Штатов. А еще близоруки, сутуловаты, с родинками и дефектами кожи, подчас неряшливо одеты. Все мы знаем: журналы лгут, но почему-то покупаемся на посулы, что белозубая улыбка, идеальная стройность и блестящие волосы дадут вечное удовлетворение.
Вскоре после этого я побывал в доме престарелых, где несет служение моя жена. Люди, живущие в таких местах, махнули рукой на телесное совершенство. Они носят тренировочные костюмы и свободную одежду с застежками-липучками: главное не сексапильность, а простота и удобство. Некоторые пользуются подгузниками для взрослых. У всех морщины. Тело ослабевает и слушается хуже, чем в молодости. В таких лечебницах вопрос Пауэрса «можно ли сделать святость такой же привлекательной, как секс?» звучит как издевка.
В этом доме живет один из самых знаменитых в прошлом спортсменов города. По стенам его комнаты развешаны пожелтевшие вырезки из газет 1970-х годов. Сам спортсмен болен старческим слабоумием, не узнает даже членов семьи и не откликается на собственное имя. Вспоминается итальянская пословица: «Когда шахматная партия окончена, короли и пешки возвращаются в одну коробку».
Однажды я побывал в соборе ирландского города Уотерфорда. Мне хотелось посмотреть знаменитый надгробный памятник — он считается одним из лучших в Ирландии, - установленный над могилой Джеймса Райса, благочестивого мэра этого города. Памятник изображает разлагающееся тело Райса: его пожирают черви и жабы. Мэр умер, когда нависла над всей Европой тень «черной смерти» — эпидемия оспы. Надпись же на памятнике гласит: «Прохожий, кем бы ты ни был, остановись, прочти и плачь. Я то, чем ты будешь, и я был тем, кто ты есть сейчас». Физический мир может быть очень привлекательным, но он имеет свои ограничения.
***
Одну из своих работ философ Жак Эллюль начинает с честного признания: «В этой книге я буду писать о том же, о чем и в других: буду вглядываться в мир, в котором живу, попытаюсь его понять и сравнить с другой реальностью, в которой тоже живу, но которая совершенно неверифицируема».
Перед каждым исследователем духовного мира стоит сходная задача.
В автобиографической книге «Семиярусная гора» Томас Мертон вспоминает, как, читая поэзию Уиль
яма Блейка, убедился в «мертвом, эгоистичном рационализме, который сковывал мой ум и волю»[59].
В итоге Мертон пришел к выводу, что «есть лишь один путь жизни - жить в мире, насыщенном Божьим присутствием и Божьей реальностью».
Впоследствии Мертон попал в монастырь (Гефси- манское аббатство), где его поразила сила места, целиком посвященного молитве. Под этим впечатлением он даже написал, что Гефсиманское аббатство «объединяет страну воедино, предотвращает вселенную от распада».
Еще на раннем этапе своего духовного пути Мертон сказал: «Очень скоро мы доберемся до точки, когда просто скажем: «Верую» или «Отказываюсь верить»».
Вера бывает подобна маятнику не только в обществе, но и в отдельных личностях...
Иисуса ничуть не удивляло, что, вопреки всем знамениям, люди в Него не верят. Он предсказывал: «Если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лк 16:31). Меня также не изумляет, что не все верят в невидимый мир, особенно в эпоху активного освоения мира видимого, осязаемого. У многих в голове не укладывается, как может существовать Незримое, лежащее за пределами человеческого разума.
Почему же верю я сам? Почему, подобно Эллюлю, пытаюсь во всех своих книгах сопоставлять мир гор, деревьев, компьютеров и телефонов с иной, абсолютно не верифицируемой реальностью? Почему, подобно Мертону, делаю дерзкий прыжок веры?
Можно, конечно, сослаться на опыт обращения. Обратился я во время учебы в колледже. Это был миг настоящего преображения. Он разделил мою жизнь на две половины: время неверия и время веры. Однако понятно, что скептика это не убедит: всем моим прозрениям он предложит альтернативные объяснения.
Можно сказать о лучах света, которые иногда (редко, согласен) разрывают границу между зримым и незримым мирами. Однако и это для скептика пустой звук. Приходится опираться на «убедительность иррационального опыта» (Вильям Джемс).
В дни скептицизма я желал несомненного вмешательства свыше. Хотел железных доказательств, что невидимая реальность существует. Сейчас потребность в чудесах у меня почти отпала, отчасти потому, что материалистический взгляд на мир кажется мне ущербным. Вслушаемся в тонкие соприкосновения миров! Разве можно свести всю романтическую любовь к биохимии? Разве не заметна в красоте и природе печать гения, Создателя, пред Которым можно лишь склониться? Не просыпаемся ли мы, подобно Иакову, от дремы с восклицанием: «Истинно Господь присутствует на месте сем, а я не знал!» (Быт 28:16).
В сексуальных желаниях есть отголосок тоски по подлинному единству. В боли и страдании — искажение изначального замысла о мире, искажение, которое всемогущая Любовь однажды исправит. В сострадании, щедрости, справедливости и прощении — веяние благодати иного мира. В Иисусе мы встречаем человека, который воплотил эти качества столь последовательно, что общество не могло Его вынести и разделалось с Ним... Одним словом, я верую не потому, что иная реальность тут и там вторгается в наш мир и нарушает законы природы, а потому, что сама природа указывает на существование чего-то большего, чем мир материальный.
Помню слова одной женщины — эндокринолога с мировым именем и феминистки. Она общается с нобелевскими лауреатами и знаменитыми политиками, и ей есть, что вспомнить о своей исключительно полноценной и богатой жизни. Но на склоне лет она сказала: «Оглядываясь назад, я вижу: главное — что я любила и была любима. А все остальное - музыка за кадром».
Да, по сравнению с любовью все отступает на второй план. И это еще одна причина, по которой я верую. «Любовь никогда не перестает, — пишет апостол Павел, — все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор 13:8,7). Это явно сказано о любви божественной, ибо никакая человеческая любовь до этой планки не дотягивает. Мой собственный опыт земной любви убеждает меня, что совершенная Любовь не удовлетворится печальной историей нашей планеты и не успокоится, доколе зло не будет побеждено, доколе не воцарится добро. И она не позволит любимому пропасть. Совершенная Любовь будет терпеть до тех пор, пока не добьется совершенства.
О единении двух миров евангелист Иоанн сказал так:
«Ибо Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин 3:16-17).
***
От Билла Бройлса, бывшего редактора «Тексас ман- сли», я услышал интересную историю - своего рода притчу о двух мирах. Во время вьетнамской войны Бройлс служил в военной части под Данангом. В Дананге располагалась крупная военно-морская база, гордость американских ВВС. Однако, несмотря на усиленную охрану и колючую проволоку, противнику удалось проникнуть на территорию базы и уничтожить некоторые ценные самолеты. Все удивлялись, как вьетнамцам это удалось.
Спустя годы Бройлс побывал во Вьетнаме уже в качестве гостя. Его пригласил вьетнамский офицер, некогда враг, а теперь друг и гостеприимный хозяин. Этот офицер показал партизанские подземелья - то, о чем Бройлс не знал. Он провел Бройлса по лабиринту туннелей, расположенных под базой, туннелей настолько узких, что их высота часто не достигала метра. Бройлс был поражен. Под американской базой в туннелях жили северовьетнамские солдаты! Они делили свое жилище с крысами, змеями и непонятными скользкими тварями. Они спали в лужах и переползали с места на место по тускло освещенным
проходам. У них были скудные запасы еды, снаряжения и медикаментов.
А над ними в хорошо вентилируемых комнатах располагались американские морпехи. Служба организации досуга постаатяла им новые фильмы. Они коротали время за картами, травкой и сексом с местными девушками. Немало американских солдат отправили домой раньше срока за дисциплинарные нарушения. Многие из них и поныне страдают от вьетнамского синдрома.
Подземная армия терпела временные неудобства, ибо верила, что однажды завоюет мир наверху. Они надеялись на будущую победу, верили в нее, и когда победа настала, вьетнамцы вышли на свет и вернули себе свою территорию.
Еще одна поучительная история относится ко временам Второй мировой войны. Некоторое впечатление о ней можно составить по фильму «Мост через реку Квай» (1957) с Алеком Гинессом, а впоследствии многие подробности восполнил фильм «Последняя война» Дэвида Каннингэма (2001). Речь в обоих фильмах идет о необыкновенной жизни Эрнеста Гордона, офицера британской армии, который был захвачен японцами в возрасте двадцати четырех лет.
Гордона послали на строительство железной дороги между Таиландом и Бирмой. Дорогу создавали на случай возможного вторжения в Индию. Проходила она через густые джунгли. Для этой работы японцы согнали военнопленных, захваченных в оккупированных странах Азии, были среди них и британцы. Вопреки положениям Женевской конвенции, физическим трудом заставляли заниматься даже офицеров, поэтому Гордон работал вместе с тысячами других узников, пролагавших путь через гибельные топи.
Сцена словно сошла со страниц Данте. Полуна- гие (одна набедренная повязка) мужчины работали под палящим солнцем при пятидесяти градусной жаре. Их тела кусали насекомые, голые ноги были изранены острыми камнями. Смерть поджидала на каждом шагу. Если узник отставал, японская охрана била его до смерти, закалывала штыками или обезглавливала. Многие умерли от истощения и болезней. Всего при строительстве этой трассы погибли около восьмидесяти тысяч человек, по триста девяносто три на каждую милю.
Эрнест Гордон чувствовал, что авитаминоз, малярия, дизентерия и тиф отнимают у него силы. Потом его подкосила еще и дифтерия: глотка и нёбо были повреждены столь сильно, что, когда он пытался есть или пить, рис и вода выходили через нос. Вдобавок у него отнялись ноги.
Парализованный и неспособный даже есть, Гордон попросил, чтобы его оставили в Доме Смерти. Это был дом, где рядами лежали умирающие. Лежали, пока не переставали дышать. Вонь стояла невыносимая. У Гордона не было сил отгонять клопов, вшей и тучи мошкары. Он смог лишь немного приподняться, чтобы написать последнее письмо родителям, а потом лег и стал ждать неизбежного.
Однако у друзей Гордона были другие планы. Они сделали бамбуковую пристройку к хижине, стоявшей чуть поодаль от топей. Перенесли туда на носилках его изможденное тело, положили на новую бамбуковую постель. Впервые за несколько месяцев он оказался в относительной чистоте.
В лагере что-то происходило. Впоследствии Гордон назовет это «чудом на реке Квай». Обычно в этих местах выживал сильнейший, и каждый был сам за себя. В очереди за пищей пленные дрались из-за нескольких ошметков овощей или зернышек риса, плавающих в грязном бульоне. Офицеры отказывались делиться пайком, который у них был несколько больше, чем у остальных узников. В бараках процветали кражи. Люди жили как животные, и главным стимулом к жизни была ненависть.
Постепенно наступили перемены. Особенно потрясло пленных одно событие. В конце рабочего дня японская охрана тщательно пересчитывала инструменты. Как-то раз обнаружилось, что не хватает лопаты. Пленных выстроили в ряд и потребовали, чтобы вор признался. Когда не признался никто, охранник крикнул: «Тогда умрут все! Все!» - и вздернул затвор, готовясь застрелить первого человека в шеренге. В тот момент из строя выступил другой: «Это сделал я!»
Охранник с яростью набросился на него. Он избивал его руками и ногами, а тот все продолжал стоять, не падал. Наконец, совершенно обезумев, охранник поднес дуло винтовки к виску несчастного и выстрелил. Пленный упал на землю, а убийца еще продолжал пинать неподвижное тело. Потом другие пленные отнесли труп своего товарища в лагерь. А вечером инструменты были пересчитаны вновь: оказалось, что при прежнем подсчете вышла ошибка. Все лопаты были на месте.
Один из пленных вспомнил слова Евангелия: «Нет больше той любви, как если кто положит жизнь свою за друзей своих» (Ин 15:13). Отношения между людьми в лагере стали меняться. Пленные обращались с умирающими с уважением, устраивали настоящие похороны, а над каждой могилой водружали крест. Никто их не заставлял и даже не просил это делать, но они сами взялись заботиться о других больше, чем о себе. А кражи сходили на нет.
Гордон почувствовал эту перемену на себе, когда за ним стали ухаживать два шотландца. Они приходили к нему каждый день. Один перебинтовал язвы на ногах и массировал атрофировавшиеся мышцы. Другой приносил еду и выносил нечистоты. Еше один узник обменял свои часы на лекарство, которое помогало при инфекции и лихорадке. Спустя недели такой заботы Гордон немножко набрал вес и, к его удивлению, к ногам отчасти вернулась чувствительность.
В лагере появился новый дух. Вот что рассказывал об этом сам Гордон:
«Смерть все еще была с нами — в этом нет сомнений. Но мы медленно освобождались от ее удушливых объятий. Мы начинали видеть резкий контраст между силами жизнетворными и силами смертоносными. Эгоизм, ненависть, зависть, жадность, потакание своим желаниям, лень и гордыня - против жизни. Любовь, героизм, самопожертвование, сочувствие, милость, принципиальность и творческая вера — вот суть и полнота жизни. Это дары Бога людям...
Да, была ненависть. Но была и любовь. Да, была смерть. Но была и жизнь. Бог не оставил нас. Он был с нами, призывая нас жить Его жизнью в братском единстве».
Когда Гордону стало лучше, некоторые пленные, зная, что он изучал философию, попросили его вести семинары по этике. Разговоры шли большей
частью о том, как готовиться к смерти, — самый ак- туальный вопрос в лагере. В поисках ответов Гордон собирал воедино частички веры, сохранившиеся с детства. О Боге он не вспоминал годами, но, как впоследствии сказал сам, «вера усиливается, когда не остается иной надежды, кроме Бога». В итоге Гордон стал неформальным капелланом лагеря. Пленные построили небольшую церковь и каждый вечер собирались молиться об особо нуждающихся.
Философский семинар оказался столь популярным, что начал формироваться своего рода «джун- глевый университет». Если кто-то обладал знаниями в какой-то области, он читал курс другим студентам. В итоге появились лекции по истории, философии, экономике, математике, естественным наукам, а впоследствии зан
