Тождество противоположностей

Марксизм не знает диалектического принципа гармонии противоположностей и потому он не понимает, что означает разрешение противоречия: у него противоречие разрешается как-то само собой; при этом совершается «скачок» на высшую ступень. «Скачок» есть именно признание полной непонятности.

При этом упускается из виду, что противоречие может разрешаться не скачком вверх, а падением вниз, например, распадением и смертью организма, т. е. падением живой материи на низшую ступень безжизненной материи. Противоречие само по себе нисколько не обеспечивает развития.

Однако философская диалектика состоит как раз в умении почувствовать, раскрыть, осознать глубину противоречия и найти возможность его решения. Диалектика есть разрешение антиномий.

Напомним, чему нас учит символ лука и лиры: гармония достигается совсем не ослаблением противоречия, а, напротив, его напряжением. Для разрешения антиномии нужно запомнить слова Сталина: «нужно не замазывать противоречия... а вскрывать их и разматывать... доводить их до конца» («Диамат», с. 9).

Именно так действует вся античная диалектика и так действует Кант, устанавливая свои антиномии: он показывает полную несовместимость тезиса и антитезиса, он «разматывает противоречие до конца». Здесь различие между диалектическим и недиалектическим мышлением, между философским и обыденным сознанием: обыденное сознание не видит глубоких противоречий бытия, не видит проблем и потому никогда их не решает.

Марксизм, сталкиваясь с основными антиномиями материи и духа или свободы и необходимости, не вскрывает противоречия, но всячески его замазывает. Если же противоречие становится очевидным и окончательно непереносимым, марксизм прибегает к «единству противоположностей», к «тождеству противоположностей». В самом деле, если противоположности «тождественны», то этим в конце концов как будто снимается всякое противоречие. Здесь виден весь вред этого двусмысленного термина.

Марксисты любят им поражать (epater les bougeois) буржуазную логику. Если это «тождество» означает полное совпадение, подобно совпадению равных накладывающихся треугольников или совпадению двух точек, то получается бессмыслица, ибо тогда противоположности исчезают, и нет, следовательно, никакого «тождества противоположного», а есть тождество тождественного. Вот почему Ленин предпочитает выражение «единство противоположностей». Однако «тождество противоположностей» не есть бессмысленное выражение (оно лишь двусмысленно): оно имеет другой смысл, хорошо известный Аристотелю: все противоположности в чем-либо тождественны²⁰*; так положительное и отрицательное электричество тождественно в том, что оно есть электричество; так четное и нечетное тождественно в том, что оно есть число; мужчина и женщина в том, что они люди. Такого рода «тождество» нисколько не нарушает закона противоречия, как это указал Аристотель, но вместе с тем нисколько не помогает его разрешить.

И это по той простой причине, что тождество противоположностей обнимает все виды противопоставления: и гармонию, и антагонизм (и еще другие). Все противоположности «связаны концами», как говорит Платон: враги так же прикованы друг к другу, как и друзья. «Пожирающие» друг друга противоположности так же необходимо нем-то объединены и в чем-то тождественны, как и «питающие» друг друга противоположности. Два соперника тождественны в том, что любят одну и ту же женщину (две воюющие стороны — в том, что они хотят обладать одной и той же областью⁸).

Ясно, что такое «тождество противоположностей» нисколько не разрешает противоречия, но, напротив, обосновывает антагонизм и ненависть. Тому, кто стоит в конфликте противоположностей, трудно помочь указанием на «тождество» этих противоположностей; тому, кто боится смерти, мало поможет утверждение, что жизнь и смерть тождественны. Тому, кто страдает от ужасов войны, трудно утешиться «тождеством» противоположностей войны и мира.

И однако, когда диамат встречается с настоящими и неразрешимыми для него антиномиями (например, материального и психического бытия, духа и материи, природы и свободы), он постоянно прибегает то к замазыванию противоречий и недодумыванию их до конца, то к последнему якорю спасения — к «тождеству противоположностей».

Но неужели противоречие классовых интересов может разрешаться магической формулой «тождества противоположностей»?

⁸ «Буржуазия» и пролетариат тождественны в том, что они желают обладать одной и той же прибавочной ценностью.

Необходимо глубже понять, почему эта формула ничего не разрешает. Единство или частичное тождество противоположностей — есть общий принцип, обнимающий все формы противопоставления; это их родовой признак. Но существует множество видов противопоставлений. Все категории бытия суть синтезы, все вещи суть синтезы, т. е. единства противоположностей, и их имеется бесчисленное множество. Диалектика есть умение обходиться с противоположностями, знание их связей, переходов, соотношений. Она должна знать различные модусы (формы) противопоставления. Это знание в античной диалектике стояло на непревзойденной высоте. В диамате оно стоит необычайно низко. Достаточно заглянуть в Index Aristotelicus Боница^21* и посмотреть слова «противоположность» и «противоречие», чтобы увидеть грандиозное богатство диалектики противоположностей. Маркс признавал Аристотеля непревзойденным колоссом философии^22*, но диалектике у него не научился, как не научился и у Гегеля. По его собственному признанию, он лишь «кокетничал гегелевской манерой»^23*, которая была тогда в моде и считалась последним словом философии. Кроме того, он, как и все эпигоны, унаследовал все ошибки и недостатки Гегеля и не заметил его главных достижений.

Невозможно здесь развернуть и сопоставить диалектику Гегеля и диалектику его предшественников и учителей. Но можно показать нечто существенное и элементарное, что упущено марксизмом и делает его диалектику детской и беспомощной.

Существует три вида «единства противоположностей»:

1) противоречие и антагонизм противоположностей (недоразумение состоит в том, что здесь забывают о связи и единстве этих борющихся противоположностей);

2) разрешение противоречия и гармония противоположностей;

3) связь противоположностей, не знающих ни антагонизма, ни разрешения: таковы, например, противоположности причины и следствия, части и целого, севера и юга, правой и левой стороны и т. п. Причина не может противоречить следствию, они связаны незыблемо; и нам нечего заботиться о том, как бы их связать. Но средство может противоречить цели (и наоборот), и для нас существует задача, как их связать.

«Единство» существует во всех трех, и потому оно нисколько не объясняет их разницы, их соотношения и главное перехода из первой формы во вторую, что, собственно, и составляет весь секрет «разрешения». Подобно этому проблема противоречия

и гармонии между мужчиной и женщиной нисколько не уясняется и не разрешается из их «тождества», из того, что оба — люди. Это «тождество» лишь ставит проблему.

Далее, первый вид противопоставления — противоречие — само несет в себе и содержит важное различие: логического и реального противоречия⁹. Первое решается совсем иначе, чем второе: логическое противоречие разрешается тем, что противоположности исключают друг друга сразу и мгновенно, без всякой борьбы; борьбы здесь нет потому, что если одна существует, то другая просто не существует; если земля вращается вокруг солнца, то противоположное исключено и не существует: вращения солнца вокруг земли просто не существует. Никакой борьбы двух направлений вращения не существует. При реальном противоречии, напротив, стороны вытесняют друг друга постепенно, существует борьба, антагонизм, в котором обе стороны реально присутствуют, и здесь возможно как разрушение и гибель, так и нахождение нового синтеза и гармонии. Символ лука и лиры есть обозначение реального разрешенного антагонизма, а не логического противоречия.

Что же такое в таком случае настоящая философская антиномия (например, свободы и необходимости)? Она есть логическое противоречие, за которым скрывается реальная гармоническая система противоположностей. Антиномии решаются у Канта так, что тезис и антитезис, несмотря на кажущуюся несовместимость, оба остаются верными, но в разных смыслах. Они помогают открыть реальную систему бытия, как гармонию разных и противоположных смыслов и значений, ибо конкретная реальность не однозначна, но многосмысленна и многозначительна. Так, например, антиномия «человек смертен и человек бессмертен» решается тем, что оба суждения верны в различных смыслах, ибо человек есть гармоническое единство временных и вечных элементов, не пожирающих, но «питающих» друг друга. По тому же самому принципу разрешается и антиномия свободы и необходимости.

Обо всем этом диамат не имеет никакого понятия; поэтому он не может ставить и разрешать антиномии, что составляет истинную задачу диалектики. Он не умеет обращаться с противоположностями; он не знает их элементарных форм, не знает даже аристотелевского различия одних противоположностей, между которыми существует среднее, и других, между которы-

^*9 Кант в одной своей статье называет это «Realrcpugnanz und logische Repugnanz»^21*.

ми нет ничего среднего^25*. А это различение существенно для проникновения в диалектику.