Что такое дух

Материалист может, однако, спросить нас: почему вы все это называете «духом»? Можно сомневаться в существовании какого-то «духа». Нужно еще доказать существование духа. На это мы должны ответить, что «духом» мы называем не какое-то иллюзорное нереальное существо вроде привидения, в которое можно верить или не верить. Духом мы называем ту несомненную высшую ступень бытия, которая определяет всю жизнь человека, которая его наиболее интересует и, в частности, наиболее интересует нас. Со времени Гегеля, этого первого философа культуры, эту ступень называют «духом» и те науки, которые ее изучают, «науками о духе». Маркс и Энгельс прекрасно сознавали, что человеческая культура и цивилизация составляют особую ступень бытия и даже называли ее царством свободы. Это царство свободы и есть царство духа; и его категории были нами и раскрыты при решении антиномии свободы и необходимости. О «духе» можно говорить именно там, где можно говорить о «свободе», о действии по целям, о самоопределении. Основные категории свободы, которые были нами намечены при решении антиномии свободы и необходимости, являются основными категориями духа, ибо дух есть свобода и свобода есть дух, тогда как материя и природа есть необходимость и строгая детерминированность.

Термин «духа» необходим, чтобы наметить ту особую ступень, тот особый аспект бытия, который Декарт называет «мышлением», который Кант называет «внутренним опытом» и который резко и определенно противопоставляется другой стороне бытия, обычно называемой «материей», субстанцией протяженной (Декарт) или внешним опытом (Кант). У Маркса и Энгельса это фундаментальное противопоставление выражается в разговорных, двусмысленных и нефилософских терминах «сознания и бытия». Однако без терминов свободы и «духа» они, как мы увидим, обойтись не смогут. Основное и строгое противопоставление Декарта и Канта обосновано и оправдано тем, что внутренний и внешний мир представляют собой две системы категорий, не сводимых одна к другой. Внешний пространственный мир объемлет собой физико-химическое бытие и органическое бытие со всеми его категориями. Внутренний, непространственный мир объемлет бытие психическое и духовное. Духовное бытие самостоятельно потому, что имеет свои собственные категории, не встречающиеся в материально-пространственном бытии (ни в физике, ни в биологии). Эти категории постоянно появлялись пред нами, когда мы говорили о творчестве, о свободе, о духе. Такова категория субъекта сознания и действия, категории цели и средства, оценки и долженствования, наконец, права и морали (см. выше, гл. 24). Самостоятельная ступень бытия, называемая «духом», совершенно несомненна и подтверждается самостоятельным существованием особой группы наук, противопоставляемых естествознанию и называемых науками о духе. Таковы социология, юриспруденция, науки о языке, философия и, наконец, история. Этих наук не существовало бы вовсе, если бы вся сфера бытия исчерпывалась одним пространственным миром, одними органическими процессами, т. е. одной материей. Тогда существовало бы только естествознание и все другие науки могли бы быть сведены к «природной необходимости», к механической причинности.

Как назвать эту высшую самостоятельную сферу бытия — это вопрос второстепенный, вопрос терминологии. Основное и всем знакомое противопоставление материи и духа представляется для этого наиболее удобным. Без термина и понятия «духа» ни Маркс, ни Энгельс, ни современный диамат не могут обойтись. Маркс говорит, как мы указывали, об изначальном проклятии духа, связанного материей, причем это проклятие преодолевается тем, что дух подчиняет себе материю. Настоящий смысл материального производства и для Маркса заключается в том, чтобы освободить духовное развитие от царства необходимости и открыть перед ним «истинное царство свободы как самоцель» (Маркс. «Капитал», т. III (2), с. 355. Ср. т. I, с. 493, 476)^9*. Без противопоставления бытия и сознания, материальной и духовной жизни общества не может обойтись и диамат при своем определении исторического материализма («Диамат», с. 16-17). Духовная жизнь общества столь же реальна, как и материальная жизнь, и никакого лучшего термина для ее обозначения, кроме «духа», диамат не находит. Он только утверждает вторичность этой духовной жизни по отношению к материальной жизни общества. Мы доказали, однако, что «материальная общественная жизнь», означающая у Маркса производство, т. е. труд и творчество, — насквозь духовна, подчинена духу, ибо входит в сферу цивилизации и культуры, где «дух» является первичной основой.

Может показаться странным, что техника и материальная продукция входит в сферу внутреннего опыта и мышления. Но совершенно ясно, что современная техника является целиком продуктом математического мышления и творческой, изобретающей конструкции. И если машина занимает место в пространстве, то ее целью и смыслом является удовлетворение наших потребностей, наше собственное «состояние духа», наше самосознание и самочувствие.

Мы приходим к тому самому выводу, который уже несколько раз напрашивался: исторический материализм совсем не «материалистичен». Он может означать лишь «экономическую» установку духа или признание, что производство материальных благ «определяет в конечном счете физиономию общества, его идеи, взгляды, политические учреждения» («Диамат», с. 17). О материализме здесь можно говорить в совсем особом «духовном» смысле слова: в смысле духовного интереса и духовной активности, направленной на максимальную продукцию, на техническую изобретательность, на индустрию. Скупость или жажда стяжания может, например, быть направлена на материальные блага, но она не перестает быть духовной установкой, состоянием духа.

Капитализм и индустриализм не существовали бы, если бы не было инстинкта власти и присвоения. Отнятие прибавочной ценности, составляющей сущность капитализма, есть особая форма власти и присвоения. При этом инстинкт обогащения в капитализме не есть индивидуальная скупость и жадность, но есть психологическая основа общественного механизма («Капитал», Hamb., 1922, т. I, с. 558)^10*. Историческая форма общества имеет своей основой «экономический инстинкт» и представляет собою «мощный рычаг для освобождения этого инстинкта» (там же, с. 688)^11*. Утверждая это, Маркс остается учеником классической экономии и ее психологии «интереса». Без психологической основы производственного процесса он обойтись не может. «Экономизм» Маркса, поскольку он применяется к истории, выражает экономический дух эпохи. Поэтому исторически правильно говорить о капиталистическом духе, или точнее об индустриальном духе нашей эпохи⁴.

«Мировая история» есть для Маркса «не что иное, как создание человека при помощи человеческого труда», и социализм окончательно завершает такое самосоздание (Маркс — Энгельс [нем. издание], Москва, т. 3, с. 125). Но самосознание и самосозидание есть как раз сущность духа и свободы. Неумолимая диалектика приводит философию истории Маркса к ее первоисточнику, к основным категориям свободы, культуры и духа, выработанным немецким идеализмом.