Маркс как историк

Мы видели, таким образом, непригодность «экономизма» и «техницизма» для понимания целостной культуры, для ее исторической характеристики. Если уж искать независимую переменную для характеристики культуры, то ее скорее можно найти в организации права и государства, в формах властвования или, быть может, в этико-религиозной установке. В самом деле, если мы возьмем всю историю, как она была доселе кем-либо или когда-либо написана, то мы увидим, что она была прежде всего историей завоеваний и покорений, историей создания и разрушения царств, историей борьбы за власть внутри этих царств.

Это, в сущности, принужден признать и марксизм: классовая борьба есть борьба за власть, борьба между «подчиненными и господствующими» (цитата из Энгельса, «Диамат», с. 28). И она, по утверждению «Коммунистического манифеста», составляет единственную тему истории. В своей статье о Марксе, написанной в 1878 году, Энгельс еще раз это выражает со всей ясностью: вся история человечества как борьба классов есть «разнообразная и сложная политическая борьба, речь идет всегда об общественном и политическом господстве... о сохранении господства... о достижении господства...»^33*

Рабовладельчество, феодализм, либерально-буржуазный строй, диктатура пролетариата — все это формы господства и формы правопорядка. Что осталось бы от истории, если бы из нее выбросить войны, революции, смену правопорядка и законов, возникновение и гибель государств?

Когда Маркс сам пускается в историю и хочет дать картину конкретных событий, он изображает сложную политическую борьбу Наполеона III («18-е Брюмера Луи Бонапарта». Работа, которую Энгельс считает гениальной), изображает все перипетии его прихода к власти, изображает, кто, как и над кем властвует и кто и кому готов подчиняться.

Желая показать «физиономию» Франции, Маркс вовсе не описывает ее хозяйства и еще менее ее технику, он обращает внимание прежде всего на «ее колоссальную бюрократическую и военную организацию, ее тяжеловесный и искусственный государственный механизм, с полумиллионной армией чиновников и полумиллионной армией солдат» (Карл Маркс. Собрание исторических работ, 1906 год, «18-е Брюмера Луи Бонапарта», с. 254-255). От «экономизма» Маркса остается всего только упоминание о классах, но и то главную роль играет класс крестьян, который, по Марксу, не есть настоящий класс; и бюрократия и войско, которые совсем не являются экономическим классом, но представляют собой «искусственную касту», созданную властью (таким образом, власть может даже создать новый класс).

Однако эта власть, в изображении Карла Маркса, вовсе не считает себя связанной интересами какого-либо класса; наоборот, она пользуется, когда ей это нужно, то одним, то другим классом и, наконец, создает сама искусственный класс, военно-бюрократический аппарат, на который и опирается (с. 262). «При Луи Филиппе власть была орудием господствующего класса... при втором Бонапарте государство становится самодовлеющим... и государственная машина укрепляет свою независимость от буржуазного общества» (с. 254-255). И наконец, что самое замечательное, наперекор всякой классовой природе власти все вслед за буржуазией «жаждут освободиться от собственного политического господства» (с. 237-238), и «все классы одинаково бессильны и одинаково безгласно преклоняют колена перед прикладом» (с. 253).

Таковы исторические перипетии этого «перекочевавшего из-за границы искателя приключений» (точнее сказать: искателя власти), создавшего свой аппарат, свою искусственную касту, свою государственную машину, «независимую от буржуазного общества», не зависящую ни от каких классов, ибо они зависят от нее.

Маркс явно недооценивает макиавеллизма своего героя, когда все объясняет тем, что он был «поднят на щит пьяными солдатами, которых он купил водкой и сосисками» (с. 254-255)^34*. То же самое можно сказать о позднейших римских империях, и не так просто иметь за собой легионы, это классическое орудие самодовлеющей власти.

Обратившись к настоящей истории, Маркс тотчас встретился с живым конкретным примером, прямо опровергающим его классовую теорию власти: французское государство, оказывается, не было орудием господствующего класса, не зависело от буржуазного общества, было самодовлеющим и притом признавалось всеми классами!

Кроме того, все исследование является наилучшим подтверждением того, что автономная функция власти составляет основное содержание истории. От «экономического материализма» здесь остались только «водка и сосиски»¹¹. Чего мы, однако, совсем не встречаем в этом труде Маркса — это сведения исторических событий к техницизму и технократии.