Свет нутряной воды

К боли невозможно привыкнуть. Она пронизывала тело, рвала его крючками, резала тупым ножом, грызла слюнявой пастью… Оламер провалился во тьму боли и не мог больше ни думать, ни молиться. Боль заполнила все существо, и ему казалось, что мир вокруг померк, наваливается беспомощность, и только слабое сопротивление еще трепыхалось внутри. Но с каждой новой волной боли, оно становилось все меньше и почти исчезло, растворилось в страданиях и муке…

Боль на миг откатилась, дала малую передышку и вспыхнула с прежней силой. Антипод сделал так, чтобы боль то стихала, то усиливалась, и в этом было особо изощренное проявление воли Хозяина. Когда бы боль терзала тело постоянно, то даже к ней он бы как-то приспособился… А тут уменьшение боли рождало безумную надежду на прекращение страданий, а новая вспышка давила надежду, разбивала ее. Разумом он понимал, что боль никогда не отступит, и он обречен страдать, но тело, независимо от разума надеялось, и когда надежда исчезала, страдало вдвойне.

Оламер потерял счет приступам и уже не пытался противостоять боли. Его сопротивление было раздавлено и наступило тупое равнодушие, в котором была только терзающая боль. Боль стала для него миром, и мир превратился в сплошную волнообразную боль. Она могла чуточку слабеть, но тут же нарастала и наваливалась на него так, что даже малые искорки разума тонули и гасли в ней.

Очередной спад боли оказался дольше предыдущих. Разум чуть просветлел и он успел подумать, что Антипод затеял какую-то новую пакость. Но боль не возвращалась, мало того, она продолжала отступать, и он ощутил в себе ядро сопротивления, которое еще не растаяло в волнах боли. Но так продолжалось недолго. Очевидно, антипод упустил из виду что-то и теперь спешил исправить ошибку. Боль снова взорвалась внутри и бурным потоком затопила разум. Он угас и Оламер забыл про ядро внутри.

Всплеск боли поднялся и тут же начал опадать. Как и в прошлый раз, боль отступала и откатывалась далеко. Оламер снова почувствовал в себе ядро сопротивления и ухватился за него, как тонущий человек хватается за спасительную соломинку. Ядро оказалось жестким, и ведун прилепился к нему. Он понимал, что боль вернется и может снова погасить разум и тогда он просто забудет и о ядре и о самой возможности сопротивления.

Так и произошло. Боль ушла вдаль, почти исчезла, но там, набравшись силы, бурной волной устремилась обратно. Оламер внутренним взором видел, как мутная, грязная волна боли накатывает на него. Он прижался к ядру сопротивления и принял удар волны так, словно упирался спиной в скалу. Волна накрыла его с головой, и он на миг потерял контроль. Казалось, что дыхание сбилось, и он умирает. Но он уже знал, что не умрет, Антипод не позволит ему так легко освободиться от страданий. Этим ведун и воспользовался. Он позволил смертной пелене закрыть ему очи, впустил ее внутрь. Антипод понял, что ведун может выскользнуть из ловушки мучений, ослабил напор боли, и сразу же прояснился взор ведуна, разум очистился от мучений. Он оперся на внутреннее ядро и хотел уже отодвинуть боль от себя, но…

Неведомая сила снова придавила его к ядру, прижала так, что он и пошевелиться не мог. Взор потускнел, разум начал мутиться, но лишь на миг. Ядро раскрылось, и он провалился внутрь. И окунулся в царство такой боли, о какой и представления не имел. Все, что он переживал до этого, казалось мелким в сравнении с навалившейся на него мукой… Он не мог ни стонать, ни хрипеть. Новая волна страданий обрушилась и затопила собой пространство чувств и желаний, растворила в себе мысли… А вот разум оставался чистым. Он еще успел удивиться этому, прежде чем боль ударила с новой силой. Она нарастала, усиливалась и вдруг… исчезла. И пришла подсказка: «Ты перешагнул порог боли! Ты больше ее не чувствуешь, потому что она превысила все возможности твоего восприятия…» Волна боли от Антипода и волна боли из внутреннего ядра столкнулись и во взаимном борении погасили друг друга».

Оламер боялся расслабиться. Ему казалось, что, убрав внутреннее напряжение, он снова окунется в океан боли и уже не сможет вернуться оттуда. И он цеплялся за пришедшую вслед за болью тишину. И спрашивал то ли себя, то ли кого-то еще: «Я не чувствую боли и не боюсь ее! Я уже умер?»

А в ответ пришла мысль: «Ты перевалил через вершину боли и должен удержаться на этой высоте, иначе снова скатишься вниз, и попадешь к ней в лапы.»

И он старался слиться с тишиной, но понимал, что это временное убежище. Оно не сможет оградить его от новых посягательств Антипода. Надо было действовать, но как?

И словно в ответ на его мечущиеся мысли, снова пришло давление. Ему казалось, что его прижали к тишине и вдавливают в нее, впечатывают, будто твердый камень в жидкую глину. И он погружается в нее и скоро, наверное, утонет…

И снова возникла мысль: «Не цепляйся за свою оболочку… Расслабь ее…»

Это было трудно, после приступов боли, вызывавшей непроизвольное напряжение внутри, расслабить тело. Но он заставил себя сбросить груз, стягивающий плоть и разум. И сразу стало легче. Он уже не тонул в тишине, но плавал в ней. И давление уже не крушило внутренности, но сжимало так, что сквозь телесную оболочку сочилась светящаяся жидкость. Из него, будто из диковинного фрукта, выдавливали сок. И чем больше сока уходило, тем легче ему становилось…

Тело сжималось, а внутри рождалась радость. Он избавлялся от чего-то важного, но пока не мог понять – от чего. Да и не стремился к этому. Ему было хорошо, и он наслаждался этим чувством. Легкость, и свобода после пережитой боли казались настоящим счастьем…

Разум прояснился, и он почувствовал ниточки, которые тянулись к нему из безмерных далей тишины. Он впустил их внутрь и услышал голос Аримеса:

-Твоя жизнь растворена в нутряной воде. А воду не удержишь, она найдет щель, чтобы ускользнуть от давления. Помоги ей вырваться на свободу. Избавь свою нутряную воду от давления тела, освободи ее. Думай, что тело светится и его свет истекает не наружу, а внутрь, в тишину, которая сейчас обнимает тебя… Думай об этом…

Оламер сосредоточился на ощущениях тела и представил, как жидкость на коже начинает сверкать и ее свет впитывается окружающей тишиной. Появилась легкость. Он усилил свечение и почувствовал, что сияет не только вода, но и кожа начинает светиться изнутри. А следом свечение разлилось в глубине тела. Оно излучалось в тишину сначала маленькими порциями, но скоро превратилось в сверкающее облако. Оламер чувствовал, что вместе со светом из тела утекает что-то очень важное, сама жизнь, наверное… Но чем больше света излучалось в тишину, тем легче становилось ему и он не противился этому. Знал, что Аримес всегда приходит на помощь в нужный миг.

А свечение усиливалось, и ведун переживал странное, удивительное состояние, когда часть его уже перешла в свет, а часть еще оставалась в теле. И он видел себя из тишины и наблюдал тишину из тела. Будто смотрел сам себе в глаза…

Но продолжалось это недолго, свет становился все интенсивнее, тело ведуна превратилось в сияющий сгусток, который нырнул в тишину и слился с нею, а перед тишиной остался образ Оламера. И грянула новая волна боли. Антипод прорвался сквозь ядро сопротивления и ударил по ведуну … Но ударил в пустое… Образ рассыпался в ничтожную пыль и Антипод растерянно взирал на невзрачную серую кучку праха, что осталась после Оламера. И царь взвыл, как раненый зверь… Но животное стонет от боли, или в предчувствии гибели, а царь выл от бессилия и злобы, от того, что лакомая добыча ускользнула из его, казалось бы, абсолютной ловушки…

Да, Оламер попался в силки, ловко расставленные царем и наполненные приманкой Хозяина. И вырвался из них … Козни, что по наущению Хозяина выстраивал царь, обернулись возвышением их неприятеля, помогли тому взойти к вершинам… Было от чего взвыть Антиподу!