И сколько-сколько раз поднимались такие споры, когда я ставил на вид общее мировоззрение автора, освещение действующего лица и его переживаний идейным фокусом пьесы, наконец, стиль— элемент при постановке такой огромной важности. А уж что актер живет на сцене „двойственной" жизнью, это я столько раз говорил! Или что переживания Мити Карамазова и Леонидова в роли Мити Карамазова никогда, ни на один миг, не могут быть тождественны уже потому, что в переживаниях Леонидова есть радость представления, чувство публики и т. д. и т. д.»'
Как бы продолжая эти мысли В. И. Немировича-Данченко, А. Д. Попов писал, что на подступах к главной цели — перевоплощению актера в образ — стоит задача раскрытия лица автора, без чего невозможно раскрытие характера его персонажей и задач в целом. Если я, актер, раскрываю себя в данном произведении, мне необязателен сценический образ, не обязательно перевоплощение; если я раскрываю идеи и мысли автора, то мне нужно создать другого, чем я сам, человека, и здесь без перевоплощения не обойтись. Перевоплощение в образ предполагает диалектическое слияние замысленного персонажа с психофизическим материалом актера.
|
|
Понятие «от автора» Немирович-Данченко толковал очень широко. Он говорил, что все определяется и диктуется не только данным персонажем, произносящим данный текст, а всем творчеством писателя. Исходя из всего творчества писателя должна решаться сверхзадача спектакля.
Михаил Чехов в известном разговоре со Станиславским в Берлине (1928 год) тоже затрагивал этот вопрос. Он считал, что душа актера недостаточно богата и глубока в сравнении с теми образами, которые ему приходится играть, — образами, посылаемыми в мир фантазией художника. Долг актера — стать «инструментом образа для передачи его жизни зрителям, как это видит драматург».
Но для того чтобы создать характер, требуется вложить в него свое понимание автора, свое понимание действительности, изображенной автором, свое отношение к сегодняшней действительности. Следовательно, нужны богатство наблюдений, ассоциаций, эмоций, глубина и тонкость понимания как жизни, так и произведения, отражающего эту жизнь. Нужно умение ощущать масштабы явлений, их закономерность, связи, корни.
Но ведь именно эти свойства определяют глубину и богатство человеческой личности. Так, может быть, неверна существующая тенденция противопоставлять создание сценического образа, верность авторскому замыслу — стремлению актера раскрыть себя? Может быть, значительно плодотворнее поискать пути единого решения этих двух задач, добиваясь неразрывности этих двух процессов, добиваясь воспитания, формирования и раскрытия личности актера на материале, данном нам автором?
Это — одна из существеннейших задач современной методологии сценического искусства, так как только на этом пути возможно
1 3ахава Б. Е. Современники. М., 1969, с. 65.