Снова мёртвый

Впервые мы пустили домой телекамеры в 1997 году – в том самом, в котором объединился “Black Sabbath”. Мы снимали дом в Беверли Хиллз, в котором раньше жили Дон Джонсон и Мелани Гриффит. Я держался от “бухла” подальше (ну, почти всегда), но продолжал “выуживать” таблетки у всех врачей, которые были склонны выписать мне рецепт. К тому же, курил как паровоз. В основном, сигары. Считал вполне нормальным закурить длиннющую “кубиночку”, когда ложился спать в девять часов. Я спрашивал у Шарон:

- Ты не против?

Она отрывала глаза от журнала и отвечала:

- Да, не обращай на меня внимания.

Мне кажется, что ребята с телевидения обычно не верили тому, что они видели. Помню, в первый же день ко мне подходит продюсер и спрашивает:

- И что, у вас всегда так происходит?

- Как так?

- Как в сериале.

- В сериале?

- Я имею в виду сыгранность – объясняет он. – Ты входишь в одни двери, собака выходит в другие. Потом дочь удивляется: “Почему эта собака так ходит?”. А ты: “Потому, что у неё четыре лапы”. Она выбегает, надувшись, следующая сцена. Трудно написать такой сценарий.

- Видишь ли, мы и не особо-то стараемся, чтобы было смешно.

- Знаю, именно поэтому и смешно.

- В моей семье случаются разные вещи – говорю я. – Но ведь в каждой семье что-то происходит, правда?

- Ну, не совсем.

Компания “September Films” выпустила документальный фильм - “Ozzy Osbourne Uncut”(“ Оззи Озборн без цензуры”) - такое дали название; в Британии его показал “Channel Five”, а в Америке – “Travel Channel”. Зрители сходили по нему с ума. В год премьеры “Пятерка” повторяла его снова и снова. Думаю, что люди не могли понять, как это так, мы изо дня в день боремся с такой же занудной хренотенью, что и другие семьи. Да, я безбашенный рокер, который отгрыз голову летучей мыши и отлил на Аламо, но у меня также есть сын, который любит сбивать настройки в телевизоре. И когда я делаю себе чашку чая, выкладываю ноги на стол и хочу посмотреть какую-нибудь передачу на историческом канале, ничего не могу с этой фигней поделать. Подобные вещи просто не помещаются у них в голове. Наверное, навыдумывали себе, что если меня не арестовали за распитие в общественном месте, значит, я живу в пещере, свисаю с потолка вверх ногами и пью змеиную кровь. А я напоминал скорее клоуна Коко(Coco The Clown – герой американских мультфильмов): прихожу домой после работы, смываю грим, снимаю красный нос и становлюсь отцом.

Документальный фильм получил “Золотую Розу” на фестивале телефильмов в Монтрё в Швейцарии и все вдруг захотели делать из нас звезд экрана. Лично мне никогда не нравилось выступать по телеку. Мне кажется, что я выгляжу неестественно. Вдобавок, не умею читать сценарий, а когда вижу себя на экране, я впадаю в панику. Но Шарон была довольна и мы подписали контракт с MTV на участие в съемках одной серии “Cribs” (в русской версии - По домам”), то есть в сериале, который был улучшеной американской версией “Through the Keyhole ”(“В замочную скважину” – игра на британском ТВ, в которой участники должны отгадать какой знаменитости принадлежит дом, предварительно показанный в сюжете). В то время мы давно уже не жили в доме Дона Джонсона, потому что я “наскрёб” больше шести “лимонов” на другой дом в том же районе, на Доэни 513. Мы переехали туда насовсем, а в Вэлдерс Хаус наведывались только когда бывали в Англии по делам или навещали родных.

И люди снова сходили с ума. Эта серия “Cribs” быстро стала классикой жанра. Вот так, постепенно, дошло до того, что MTV предложило нам создание своего собственного шоу.

Не спрашивайте меня о цифрах, это епархия Шарон. Если же речь идёт обо мне, то однажды утром я проснулся и обнаружил, что мы снимаем нечто под названием “The Osbournes”(в русской версии - “Семейка Озборнов”). Я был рад за Шарон, поскольку ей нравился хаос в доме. К тому же она любила “светиться” на телевидении. В открытую говорила: “Я - телешлюха”. Если было можно, она бы работала вместо настроечной таблицы на экране.

Скажу вам честно, я надеялся, что материал попадет на полку, а не в эфир.

Прежде, чем мы дали свое согласие, за несколько дней до начала съемок, состоялся семейный совет. Мы хотели знать, не против ли наши дети. Часто слышу, как люди говорят: “Как они могли обречь своих детей на такую популярность?”. Но мы не имели понятия, насколько популярным станет на MTV наше маленькое шоу. А, кроме того, наши дети c самого рождения привыкли к шоу-бизнесу. Эйми поехала с нами на гастроли, когда ей не было и года. Келли была из тех девочек, которые стоят перед “джамбо джетом” и поют пассажирам колядку про маленького ослика. А Джек сидел у меня на плечах, когда я выходил петь на бис. Для них это было в порядке вещей.

Поэтому мы не удивились, когда Джек и Келли проголосовали за участие в программе.

Эйми считала иначе. С самого начала она не хотела иметь с этим ничего общего.

Мы отнеслись к её решению с уважением. Эйми предпочла остаться в тени, а мы никогда не заставляли её делать то, что ей было не по душе. Поэтому я объявил всем троим:

- Послушайте, если решитесь в этом участвовать, это как карусель в луна-парке. Вы не сможете её остановить.

Джек и Келли поняли, о чем речь. Или, по-крайней мере, так сказали. Буду с вами откровенен: сомневаюсь, что кто-либо из нас по-настоящему понимал, что из этого получится.

А в это время Эйми приняла решение:

- Веселитесь, ребята, а я отваливаю.

Ну и хитрюга, эта Эйми! Поймите меня правильно: я не утверждаю, что мы, бездумно поставили свои подписи под контрактом, потому что во многом “Семейка Озборнов” оставила удивительные впечатления. Но я ни за какие коврижки бы в это не впутался, если бы знал, что меня ожидает. Хера с два, чувак! Я согласился, в основном, потому что предвидел крах этого предприятия. И даже если бы этого не случилось, я думал, что всё закончится максимум на двух сериях. Американское телевидение - довольно брутальная вещь. Грызня и “подставы” вне эфира - в порядке вещей и переходят все границы. Рок-н-ролл по сравнению с этим – сраное недоразумение. А так происходит потому, что редкое шоу завоевывает популярность. Я был убежден, что “Семейку Озборнов” тоже ожидает провал.

Нашей первой большой ошибкой было то, что мы пустили их с камерами к себе в дом. Обычно, практически каждый кадр, который мы видим на телеэкране, записан в студии. Потом подбирают готовый фон, например, улица, бар - неважно, главное, чтобы мы думали, что материал снимался на натуре. Однако никто раньше не делал такого шоу, как “Семейка Озборнов” и MTV импровизировало на месте.

Первым делом они разместили свой офис у нас в гараже. Я называл его Форт Апачи (пост американской кавалерии в вестерне Джона Форда 1948г), он мне напоминал командный пункт. Поставили там мониторы, поделили пространство на маленькие кабинки, повесили огромную доску, где фиксировали всё, что было нами запланировано на ближайшие дни. Насколько я знаю, в Форте Апачи никто не спал. Они так распределили смены, что на КП постоянно находились техники, операторы, продюсеры. Я находился под впечатлением, как спецы из MTV продумали логистику. Были в этом настолько хороши, что могли бы напасть на какую-то страну.

Первые две недели, признаю, в общем, забавно было ходить среди стольких новых людей. Причем настолько классных, что через время мы стали чем-то вроде семьи. Но позже я только и думал, сколько это еще продлится. Знаете, если бы спустя несколько недель съемок в 2001 году мне сказали по секрету, что это всё растянется на три года, я бы отстрелил себе яйца, лишь бы вырваться оттуда. Но кто мог это предвидеть, туды её в качель?

И никто из нас этого не предвидел.

Сперва у съемочной группы была легкая жизнь, потому что мой распорядок дня был весьма специфичен. Каждое утро, хоть камни с неба, я просыпался, делал себе кофе, готовил немного свежевыжатого сока и в течение часа тренировался в спортзале. Было достаточно поставить в нескольких местах неподвижные камеры и снимать всё как есть. Но некоторое время спустя, камеры начали появляться в каждом углу нашего дома, и я почувствовал себя как Штирлиц под колпаком у Мюллера.

- Так! Хватит! – взбунтовался я в конце концов. – Мне нужен схрон, оазис спокойствия, или я сойду с ума.

Поэтому мне выделили одну комнату, где я мог почесать яйца, выдавить прыщ, “взбодрить егорку” и не опасаться за то, что всё это увидят по телеку. Должны же быть какие-то границы подглядывания.

Однажды, сижу я в своем схроне, потягиваю косячок, спокойненько провожу досмотр своего мужского хозяйства и вдруг чувствую себя как-то не в своей тарелке. Сперва подумал: “Это стресс от камер так сводит меня с ума, старая добрая паранойя возвращается”. И обшарил всю комнату. А там, в углу, под журналами стоит маленькая шпионская камера. Я разозлился и кричу:

- На хер такой оазис спокойствия, если вы поставили туда грёбаную телекамеру!?

- Не волнуйся, Оззи, она ничего не записывает. Мы просто хотим знать, где ты находишься.

- Херня! – говорю. – Убирайте её отсюда!

- А как мы узнаем, где ты?

- Если двери закрыты, это значит я там!

Шоу впервые пошло в эфир во вторник вечером 5 марта 2002 года. А в среду утром у меня было такое впечатление, будто я оказался на другой планете. Только что был динозавром, которого организаторы Лоллапалузы послали в задницу, а мгновенье спустя уже мчался ракетой через стратосферу с первой космической скоростью (Warp factor ten - максимальная, теоретически невозможная, скорость космического корабля в мире “Стар Трека”). Скажу честно, что до “Семейки Озборнов” я не отдавал себе отчета в могуществе телевидения. Если вы выступаете в Америке в хитовой программе, вас ожидает слава, какую вы не можете даже представить. Такой популярности не удостоится ни один киноактер, ни один политик и, особенно, бывший вокалист “Black Sabbath”.

Не могу сказать, что я хоть раз сел и посмотрел шоу от начала и до конца. Но по отрывкам понял, что съёмочная команда справилась с заданием на отлично, а ведь им нужно было просеять тысячи часов записанного материала. Гениальной была уже заставка шоу, где Пат Бун своим шелковым голосом выдавал джазовую версию “Crazy Train”. Люблю, когда люди смешивают разные музыкальные стили, для этого нужны мозги. А самое смешное, что я и Пат Бун какое-то время были соседями на Беверли Драйв. Это милейший парень и хоть он принадлежит к конфессии вновь обращенных христиан, но никогда нас не “грузил”.

Нам сразу стало понятно, что “Семейка Озборнов”- это круто, но только через несколько дней до нас дошло - насколько круто. На следующие выходные, к примеру, мы отправились с Шарон погулять на ярмарке в парке Беверли Хиллз, как мы делали уже не раз. Но буквально спустя секунду, после того как мы вышли из машины, я вижу, как девушка оборачивается, вскрикивает, подбегает с мобильником и говорит:

- Оззи! Оззи! Можно с вами сфотографироваться?

- Конечно.

Тут же оборачиваются другие люди, они тоже кричат, в результате чего оборачиваются следующие и эти тоже кричат. Проходит три секунды, а мне уже кажется, что тысячи людей кричат и каждый хочетсраную фотку.

Ко всему прочему, за нами тащилась еще и съмочная группа MTV.

Ужас какой-то, чувак! Я не то, чтобы жаловался, потому что благодаря “Семейке Озборнов” у меня появилась совершенно новая аудитория, но всё это смахивало битломанию под ЛСД. Я не мог в это поверить, тем более понять. Никогда прежде не был я такой знаменитостью, даже и близко не был. Потому и свалил в Англию немного проветриться. Но там то же самое. Только я вышел из самолета в аэропорту Хитроу, как меня встретила стена фотовспышек и тысячи людей, которые кричали:

- Эй, Оззи! Иди сюда! Давай сфоткаемся!

Очевидно, я уже не был знаменитым как певец. Я стал известным парнем, который матерится перед камерой, из-за чего чувствовал себя довольно странно, не всегда в хорошем смысле этого слова.

Некоторые подняли из-за этого хай. Мол, “продался” наш Оззи, потому что его показали по телеку. Фигня, да и только. Дело в том, что ранее никто из рокеров не участвовал в подобных реалити-шоу. А я всегда считал правильным идти в ногу со временем. Нужно пробовать и переходить на следующий уровень, иначе вы застрянете в мертвой точке. Отсутствие перемен кому-то понравится, например тем людям, которые думают, что если вы изменились, значит – “продал и сь”, но рано или поздно вашей карьере - капец. Так или иначе, многие забывают, что изначально “Семейка Озборнов” была лишь экспериментом MTV. Никто не надеялся, что всё разрастется до таких размеров. Но я ничуть не изменился. Когда я принимал участие в программе, никогда не прикидывался кем-то, кем не был на самом деле. Даже сейчас, когда снимаюсь в рекламе, я остаюсь собой, не изображаю кого-то другого. Ну и как, продался я?

По секрету скажу: благодаря “Семейке Озборнов”, случались вещи, от которых я до сих пор не пришел в себя. Например, когда Шарон позвонила Грета ван Сустерен – популярная телеведущая на канале “Fox News”:

- Я хотела бы узнать, не согласитель ли вы с Оззи побывать на ужине у президента Соединенных Штатов на следующей неделе?

- А что? У него опять проблемы? – спрашивает Шарон.

Грета смеётся.

- Нет. По-крайней мере, насколько мне известно.

- Ну и слава Богу!

- Прийдете?

- Конечно, это будет честь для нас.

Я не мог поверить, когда Шарон мне рассказала об этом. Я всегда рассчитывал, что в Овальном Кабинете будет висеть моё фото с заголовком РАЗЫСКИВАЕТСЯ, но никак не приглашение на чай.

- О чём со мной хочет говорить президент Буш? – спрашиваю. – О “Black Sabbath”?

- Не волнуйся! – Шарон мне в ответ. – Мы не единственные приглашённые. Это ежегодный “Ужин для прессы в Белом Доме” (White House Correspondents’ Dinner - е жегодное мероприятие, проводимое аккредитованными в Белом Доме журналистами с 1920 года, в котором принимает участие президентская чета. Традиционно ужин проходит в последнюю субботу апреля в отеле “Хилтон”). У “Fox News” есть свой столик и там будет много людей.

- По-моему, Джордж Буш был губернатором Техаса?

- Да, а что?

- Я когда-то помочился на их Аламо. Надеюсь, он не будет мне этого припоминать?

- Наверняка, он уже и забыл об этом деле, Оззи. Сам порой был не прочь пропустить рюмку-другую.

- Правда?

- Конечно!

И мы отправились в Вашингтон. Прием проходил в “Хилтоне”, где когда-то стреляли в Рональда Рейгана. У всех были свежи воспоминания об 11 сентября, и принятые меры безопасности действовали мне на нервы. Когда мы приехали на место, у входа творилась чудовищная суета. Перед отелем стоят пять тысяч телекамер и один единственный маленький детектор металла, который обслуживали два парня. Я должен был схватиться за пиджак Греты, чтобы не застрять в толпе. В это время мой ассистент Тони, маленького роста паренёк, перепрыгнул через верёвку и миновал детектор, чего никто не заметил. Ржу нимагу, чувак! Я мог пронести сраную баллистическую ракету и никто на это не обратил бы внимания.

Начинается приём, а меня охватывает паника. Вот сижу я, недоделаная рок-звезда в обществе всех этих светлых умов и лидеров свободного мира. Что я здесь, на хер, забыл? Чего им всем от меня надо? “Семейка Озборнов” шла по телевизору всего лишь два месяца, и мой мозг не успел еще “переварить” этот факт.

Вдруг что-то во мне переключается. Сойду с ума, если не напьюсь. Поэтому, я реквизирую у официанта бутылку вина, наполняю бокал, выпиваю его, наполняю, выпиваю, наполняю – и так, пока не осушил бутылку. Беру другую. В это время Шарон свирепо смотрит на меня с другой стороны стола. Игнорирую её. “В другой раз, любимая” – думаю я.

Наконец, в зале появляется первая леди, а за ней - Джордж Буш, который поднимается на возвышение и говорит:

- Это большая честь для нас с Лорой быть здесь сегодня с вами. Благодарим за приглашение. Здесь собралась замечательная публика: серые кардиналы Вашингтона, известные личности, звезды Голливуда… и Осси Озз-бёрн!

К этому моменту я уже был хорошенько “поддатый” и как только услышал своё имя, вскочил на стол как пьяный придурок и заорал:

- Дааааа!!

Весь зал, на хер, падает от смеха. Но я “под мухой” и не знаю, когда остановиться. Просто стою на столе и повторяю:

- Дааааа!

Все затихли, тысяча восемьсот человек.

Буш смотрит на меня.

- Дааааа! – ору я снова.

Тишина.

- Даа..

- Окей, Оззи – вклинивается Буш. В записи слышно даже как он говорит: - Наверное, это была ошибка…

Наконец, я слез со стола. Нет, наверное, Грета меня стащила оттуда. Тогда Буш начинает шутить обо мне:

- Если говорить об Оззи, то он записал множество суперхитов: “Party with the Animals”, “Face in Hell”, “Bloodbath in Paradise”…(Вечеринка с животными, Лицо в аду, Резня в раю).

Я уже хочу обратно влезть на стол и сказать, что эти вещи вовсе не были суперхитами, как Буш переходит к морали:

- Оззи! – говорит он. – Моя мамочка обожает твои песни.

Все покатились со смеху.

Смутно помню, что было дальше.

После этого приёма, меня часто спрашивают, что я думаю о Буше. Но у меня нет мнения по этому поводу, потому что я слабо разбираюсь в политике. Ведь кто-то же проголосовал за него, правда? В 2000 и 2004. И весь этот сраный терроризм уже давно набирал обороты, когда его ещё не было при власти. Сомневаюсь, что они сидели в пещере и вдруг сказали: ”О, гляди-ка! Буш в Белом Доме. Давай шарахнем самолетами в World Trade Center!”.

Дело в том, что я живу в Штатах как гость, а значит, не мне судить. И пробую объяснить это Джеку:

- Не говори здесь о политике, потому что ты не американец. Они просто тебе скажут: “Убирайся из нашей страны, если тебе не нравится”. Мы заработали здесь много бабла и должны быть за это благодарны.

А через месяц я повстречался с королевой.

После моего выступления на концерте “Party at the Palace” в честь золотого юбилея Елизаветы II, она подошла ко мне и протянула руку. Прекрасная женщина - всегда так думал. Я очень её уважаю. Вскоре, я снова встретил её, в этот раз - на гала-концерте “Royal Variety Performance” (досл. Королевский концерт разнообразия, Королевское варьете. Ежегодный благотоворительный гала-концерт, который проходит в Великобритании в присутствии членов королевской семьи). Я стоял рядом с Клиффом Ричардом. Она смотрит на нас и говорит:

- А, так вот в чем заключается всё это разнообразие. – И заливается смехом.

Я на самом деле думал, что утром Шарон подсыпала мне в хлопья немного “кислоты”.

Тем не менее, если серьезно, у меня получается общаться с членами королевкой семьи. Я даже являюсь послом фонда “Prince’s Trust” и несколько раз встречался с принцем Чарльзом. Он отличный парень. Пресса любит вешать на него собак, но если мы лишимся монархии, чем мы её заменим? Президентом Гордоном “Дрыщом” Брауном? Я лично считаю, что королевская семья делает множество добрых дел. Люди думают, что они живут во дворце и всю жизнь только тем и занимаются, что держат скипетр да пялятся в телек. А они, наоборот, в это время вкалывают, всегда на ходу. А бабки, которые каждый год они приносят Великобритании - это нехилое состояние.

Я чувствую себя неловко в обществе политиков. Когда встречаюсь с ними, неважно с кем, всегда чувствую себя странно, как-то мне не по себе. Приведу пример: еще во времена “Семейки Озборнов” познакомился с Тони Блэром на вручении наград “Pride of Britain”. Он был в порядке, ничего не могу сказать, очень любезен. Но я никак не мог осмыслить того, что наши молодые солдаты гибнут на Ближнем Востоке, а у него есть время трепаться с поп-звездами.

Блэр подходит ко мне и говорит:

- А вы знаете, что я играл когда-то в рок-группе?

- Охотно верю, господин премьер министр.

- Но у меня никак не получалось подобрать аккорды к “Iron Man”.

Мне так хотелось ответить: ”Офигеть, Тони, это очень важная информация, в натуре. Ты воюешь в Афганистане, кругом гибнут люди… Кого интересует, что ты не смог подобрать сраные аккорды к “Iron Man”-у?”.

Все они одинаковые и нечего “заводиться” по этому поводу.

Когда начались эфиры “Семейки Озборнов”, какое-то время мне казалось, что весь мир хочет познакомиться со мной поближе. Однажды в нашем доме состоялся прием, на который пришла Элизабет Тэйлор. Это был самый сюрреалистический момент всей моей жизни; в детстве папа сказал мне:

- Я хочу, чтобы ты увидел самую красивую женщину на свете.

И позволил мнедопоздна сидеть у телека, чтобы посмотреть “Кошку на раскалённой крыше”. Такой я и запомнил Элизабет Тэйлор – самой красивой женщиной на свете. Конечно же, я не помню, о чем я с ней говорил, потому что опять был, на фиг, бухой.

Из всех людей, с которыми я познакомился, самое огромное впечатление на меня произвёл, наверное, Пол Маккартни. Я восхищался этим человеком, когда мне еще было четырнадцать лет. Но о чем, бля, с ним говорить? С таким же успехом я мог поболтать бы с Богом. С чего же начать? “А - вот! Ты сотворил Землю за семь дней. Как всё это было?”. Мы были на вечеринке по поводу дня рождения Элтона Джона. Рядом со мной, с одной стороны сидит Пол, с другой - Стинг, а напротив - Элтон. Как будто я умер и попал в рай для рок-звезд. Но у меня не клеится разговор с людьми, которыми я восхищаюсь. В основном, действую по принципу: лучше с ними не задаваться. В этом смысле, я очень робкий. В своё время в газетах появились слухи, что я запишу дуэт с Полом, но скажу вам честно, сам он мне об этом никогда не говорил. И очень хорошо, потому что я бы наложил в штаны от таких известий.

Как-то он пел на “Brit Awards”, а я и Шарон были ведущими церемонии. Помню, как во время его выступления, она повернулась ко мне и шепотом спросила:

- Ты себе мог представить, что окажешься однажды на одной сцене с “битлом”?

- Никогда! Даже в самых смелых мечтах – ответил я.

Казалось, ещё вчера я смотрел на его плакат в моей комнате на Лодж Роуд, 14.

С тех пор мы время от времени переписываемя с Полом по электронке. (То есть, я говорю, а Тони забивает мои слова в компьютер, как-то не хватает у меня терпения освоить все эти интернетовские штучки-дрючки.) Всё началось с того, что я услышал в рекламе “Лексуса” песню “Fine Line”. Подумал: “Офигеть! Классная мелодия, ничего не случится, если я ее стырю”. Обмолвился об этом ненароком парню, который со мной работал. Его звали Джон Роден. Так случилось, что он работал и с Полом.

- А ты знаешь, кто её написал? – спрашивает он.

А я ему в ответ, мол, понятия не имею.

- Мой первый шеф – ответил он.

После этого я больше не “покушался” на эту песню.

И вдруг, ни с того ни с сего, получаю письмо: “Оззи! Спасибо, что не стырил у меня “Fine Line”.

Несколько дней улыбка не сходила с моего лица. Вот так всё и началось. Пишем друг другу на “мыло” не часто, но если выходит новая пластинка или на него взъелись газеты, я могу черкнуть ему пару строк. Последний раз поздравил его с выходом альбома “Fireman”. Вы должны послушать эту пластинку, если этого ещё не сделали, потому что она просто чумовая.

Не все любили “Семейку Озборнов”.

Например, Билл Косби. Прямо-таки исходил на говно.

Он не терпел нас, может из-за того, что пресса часто сравнивала его программу с нашей. (Bill Cosby Show – ситком авторства Билла Косби, в котором он играл главу семейства Хакстейбл). В одной газете даже написали, что я являюсь “новым любимым папашей Америки”. Вот он и написал нам письмо, суть которого можно передать примерно так: “Я видел вас по телеку. Своим вульгарным языком вы показываете дурной пример другим”.

Достаточно справедливо, но, знаете ли, ругательства являются неотъемлемой частью нашей жизни, у нас маты летают постоянно. Основной идеей “Семейки Озборнов” был реализм. Хотя я должен заметить, что “забибикивание” неприличных выражений сделало шоу лучше. В Канаде ничего не “забибикивали” и программа, по-моему, уже не была столь смешной. Запретный плод всегда так сладок, правда? Такова людская натура. Если кто-то запрещает вам курить, вы курите ещё больше. Если говорят: “Не принимайте наркотики”, вас ещё больше к ним тянет. Поэтому я всегда говорил, что самым лучшим методом борьбы с наркотиками является легализация этой хрени. Люди поймут за пять секунд, что быть наркоманом это полный отстой, ну, а пока в этом всё ещё чувствуется угарная атмосфера бунта.

Во всяком случае, Шарон ответила Биллу Косби:

“Не хочу повторять того, что говорят другие, мистер Косби, но люди в стеклянных домах не должны бросаться камнями. Все мы знаем о вашем романе, о котором писали в газетах. Как насчет навести порядок в собственном доме и только тогда приниматься за наш?”.

Она прибавила так же, что если в Америке включить телевизор, там всегда покажут какого-нибудь человека, которого застрелили, зарезали или соскребли с асфальта и никто и бровью не поведет. Но достоточно произнести “бля”, как все бьют тревогу. Это какое-то безумие. Ругаться это “фе”, а убивать - уже нет.

Билл, следует отдать ему должное, ответил культурно:

“Сдаюсь, вы правы, извините!»

На поверку он оказался очень толковым парнем.

Когда “Семейка Озборнов” за такое короткое время достигла такого большого успеха, MTV чуть не обосралось, потому что они не заключили с нами долгосрочный контракт. Начались все эти подходы: а я - вы же меня знаете - терпеть не могу эту фигню.

Это вовсе не означает, что они не пробовали меня втянуть в свои игры.

Вскоре, после того как рейтинги сошли с ума, припоминаю, мы приехали с Шарон в Нью-Йорк на запись шоу “Total Request Live” в студии MTV на Таймс Сквер. Только мы вышли из эфира, к нам подходит босс в пиджачке и говорит:

-Эй, ребята, у меня для вас сюрприз!

- Какой ещё сюрприз? – раздражаюсь я.

- Пойдёмте со мной, убедитесь сами.

Этот типок провел нас в конференц-зал на одном из верхних этажей здания. В центре стоит стол с телефонами, вокруг расставлены кресла, а за огромными окнами открывается панорама Нью-Йорка.

- Вы готовы? – спрашивает нас эмтивишник.

Мы с Шарон переглянулись. Не знаем, что тут, на фиг, происходит. Вдруг парень ударяет по клавише громкой связи и оттуда раздается голос как из “Ангелов Чарли”:

- Подарок у тебя?

- У меня – отвечает парень.

- Ну, хорошо. Подари его им.

Типок вытаскивает из кармана пиджака конверт с золотым тиснением и подаёт его мне.

Открываю, а там - чек на 250 тысяч долларов.

- Что это значит? - спрашиваю я.

- Подарок – говорит парень. – От MTV.

Ну, может и невелик из меня бизнесмен, но даже я знаю, что обналичивание чека на двести пятьдесят тысяч долларов может рассматриваться как подпись на контракте. Если бы эти бабки оказались на моём банковском счете, переговоры по поводу съёмок следующих сезонов превратились бы в пустую формальность. Не знаю, может это действительно был подарок. Может, они и не хотели “надуть” нас, но мурашки у меня по спине до сих пор ползают. В этот раз даже Шарон не знала, что сказать.

- Спасибо большое – говорю я. – Вы не могли бы отправить это моему адвокату? Он занимается подобными делами.

Что называется, бля, с волками жить – по-волчьи выть.

Летом 2002 года мне казалось, что “Семейка Озборнов” является самым важным событием на земном шаре. Связанный с этим стресс меня добивал.

После пьяной выходки на ужине с президентом США я “поддавал” уже каждый день. Кроме того, поглощал все лекарства, полученные по рецептам, какие только попались под руку, а попадалось много. В определенный момент, я выпивал сорок две различных таблетки в день: успокоительное, снотворное, антидепрессанты, производные амфетамина, антиконвульсанты, нейролептики. Херачил всё без разбору, в невероятных количествах. Половину из них только для того, чтобы подавить побочные эффекты других.

И ничего мне не помогало. У меня были такие сильные конвульсии, трясло как эпилептика. Моя речь была отвратительной. Я уже начал было заикаться, чего раньше со мной не происходило, хотя в семье было несколько заик. Кто-то задавал мне вопрос, а я сразу впадал в панику, и когда слова попадали из мозга на язык, всё смешивалось. Из-за этого переживал ещё больше, потому как думал, что это начало конца. В любой день врач отведёт меня в сторонку и скажет: “Мне жаль, мистер Озборн, но мы только что получили результаты анализов. У вас рассеяный склероз”. Или болезнь Паркинсона. Или что-нибудь столь же отвратительное.

Я всё больше этого стыдился. Помню, когда-то смотрел отрывки из “Семейки Озборнов” и сам не знал, что я несу. Никогда не имел ничего против клоунады, но когда по всей стране люди начали прикалываться над тем, что невозможно ничего понять из моей речи, я закомплексовал. Чувствовал себя как в школе, когда не мог прочитать вслух ни одной книжки, а все смеялись и называли меня идиотом. Поэтому “присел” на бухло и таблетки ещё крепче. Но из-за бухла и таблеток у меня усилились конвульсии, это абсолютно противоречило моим ожиданиям, потому что у алкоголиков delirium tremens (белочка) появляется после того, как они завязали, а не когда они ещё бухают. Кроме того, таблетки, которые мне прописывали врачи, должны были искоренить конвульсии.

Для меня существовало только одно объяснение: я умирал.

И я каждую неделю сдавал новые анализы. Будто нашел себе новое хобби. Но результаты всегда были в порядке. Потом я начал задумываться, а то ли я исследую. В общем, мой отец умер от рака, а не от болезни Паркинсона. Ну, я пошел к онкологу.

- А есть ли – спрашиваю его – какой-нибудь суперсовременный аппарат, который проверит, нет ли у меня рака?

- Рака чего?

- Чего-нибудь.

- Хм… есть… в определенном смысле.

- Что значит: в определенном мысле?

- Есть такое приспособление. Но оно будет доступно, по-крайней мере, лет через пять.

- Почему?

- Потому, что его ещё не изобрели.

- В таком случае, что можно сделать?

- Например, колоноскопию. Хотя, знаете ли, не вижу повода…

- Не важно! – говорю я. – Делаем!

Врач дал мне набор, который служит для подготовки задницы к осмотру. Набор, собственно, состоял из четырех бутылочек с жидкостью. Я должен был выпить до обеда содержимое двух, хорошенько просраться, подмыться, выпить две следующие, опять просраться и ничего не есть следующие двадцать четыре часа. После всех этих процедур я так прочистился, что в моей жопе можно было увидеть дневной свет. Потом я вернулся к доктору на обследование.

Сперва он заставил лечь меня на стол и подтянуть колени к груди.

- Вот так – говорит. – Я сейчас вас усыплю с помощью демерола. Потом введу камеру в задний проход. Прошу не бояться, вы ничего не почувствуете. Все записывается на DVD и вы сможете посмотреть это в свободное время.

- Окей.

Доктор колет меня иголкой, а я, пока не вырубился, заметил сбоку от себя большой монитор с плоским экраном. И вдруг чувствую, как мне в жопу въезжает нечто, размером с небольшой дом. Я охаю, закрываю глаза, а когда снова открываю, экран показывает в высокой четкости какую-то большую красную пещеру.

- Так выглядит моя жопа изнутри? – спрашиваю.

- Какого черта вы не спите?- вскипел доктор.

- Не знаю.

- Вы не чувствуете слабость?

- Нет, скорее нет.

- Ни капельки?

- Нет.

- В таком случае, дам вам еще демерола.

- Надо, значит, надо.

Во второй раз вкалывает мне этот классный “товар”. Ах..! Через две минуты спрашивает:

- Ну, как вы себя чувствуете?

- Ничего, спасибо! – отвечаю я и продолжаю смотреть на экране “Путешествие к центру жопы”. (Парафраза названия неоднократно экранизированной повести Жюля Верна “Путешествие к центру Земли”).

- Боже мой! – говорит он. – Так вы ещё не спите? Вколю вам ещё немного.

- Пожалуйста.

Проходят ещё две минуты.

- Ну, а сейчас, мистер Озборн? Прошу поморгать, если вы меня слышите.

- А просто сказать нельзя?

- Это невозможно! Вы - не человек!

- Как я могу спать, когда такое творится? – отвечаю я. – А вдруг сейчас найдутся какие-нибудь потерявшиеся з а понки, может старые часы, а может и колготы Шарон?

- Вы не можете находиться сейчас в сознании. Вы получите последний уко…

Темнота.

По окончании процедуры врач сказал мне, что обнаружил несколько случаев аномального разрастания тканей в моей заднице – называются полипы – и что хочет отправить пробу на анализ. Прибавил, что волноваться нечего и был прав, потому что когда пришли результаты, оказалось, что всё в порядке.

А потом я вбил себе в голову, что Шарон тоже должна сделать колоноскопию, потому что никогда не ходила на медосмотры. В конце концов, я так уже её достал, что она согласилась пойти к врачу перед поездкой с детьми на съемки в Нью-Йорк. Там и находилась, когда пришли результаты. На этот раз они не были хорошими: в лаборатории обнаружили “злокачественную опухоль”. Это была ужасная новость, к тому же, полученная при таких обстоятельствах, бля, что в это трудно поверить. Женщина из приемной хирурга просто позвонила на рабочий номер Шарон в Лос-Анжелес и оставила сообщение на автоответчике. Я лично должен был сообщить ей эту новость, но сложилось по-другому. Какая-то тёлка из офиса позвонила Шарон, чтобы уведомить о сообщениях, накопившихся за день:

- Ага, и ещё одно. Вы сидите? У вас обнаружен рак.

Шарон тотчас звонит ко мне.

- Оззи, прошу тебя, только без паники! Я сегодня же возвращаюсь домой, а утром еду в больницу.

Шок. И тишина.

- Оззи, всё будет хорошо. Не паникуй!

- А я не паникую.

Как только она положила трубку, я буквально рухнул на пол и разрыдался. Сколько себя помню, никто и никогда не вылечился от рака. Конечно, врачи всегда говорили людям, что можно выжить, но все знали, что это фигня, лишь бы успокоить пациентов.

Несмотря ни на что, я должен был прийти в норму, прежде чем самолет Шарон приземлится в Лос-Анжелесе. Принял душ, выбрал лосьон после бритья, который нравился Шарон, одел черный выходной костюм, белый шелковый шарф. Я хотел предстать перед женой во всей красе.

И рванул в аэропорт. Когда Шарон наконец-то сошла с детьми и собаками с трапа, мы все обнялись и расплакались прямо у самолета. Позже пробовал хорохориться, но на самом деле я был, на фиг, раздавлен. Угроза рака и так вывела меня из равновесия, но эта новость доконала полностью. Врачи работали со мной сверхурочно, увеличивая дозы того и этого, пятого-десятого. Мне казалось, что моя голова парила в метре от плечей.

- Я выкручусь – таковы были первые слова Шарон.

Мы возвращаемся домой, а там нас поджидает съемочная команда MTV.

- Послушайте! – говорят они.– У вас есть полное право выставить нас из дома. Только скажите. Вам решать.

Но Шарон и слышать об этом не хотела.

- Это реалити-шоу. Так вот теперь у нас, бля, настоящий реал! Не выключайте камеры!

Нужно иметь не абы какое мужество, чтобы сказать подобное. Но такая у меня жена. Круче только яйца.

Оценивая пережитое, становится ясно, что в июле 2002 года я испытал тотальное нервное расстройство, которое перенес в десять раз хуже из-за того дерьма, которым я пичкал себя в то время круглые сутки. Мало сказать, что я люблю Шарон. Я обязан ей жизнью. Мысль о том, что могу её потерять была для меня невыносимой. Но я не сдавался. В такие страшные минуты вокруг вас включается такое особое силовое поле и вы проходите равнодушно мимо того, что в нормальной обстановке добило бы вас. Это трудно объяснить, просто я заставил мозг мыслить по-другому.

Шарон сделали операцию 3 июля 2002 года. Когда удалили раковую опухоль, врач сказал, что наступит полное выздоровление. Пока они ещё ковырялись с опухолью, взяли на анализ пробы лимфатических узлов. Через несколько дней из лаборатории пришло известие о том, что рак распространился на лимфоузлы. То есть, самое худшее вовсе не миновало, даже наоборот. Тогда я не знал ещё, что шансы выжить у Шарон оценивались в тридцать три процента. Я знал, что впереди у неё месяцы кошмарной химиотерапии.

Это были самые мрачные, болезненные, невыносимые, пересранные дни в моей жизни. Даже представить себе не мог, как всё это переживала Шарон. Практически сразу у неё начали выпадать волосы, она должна была носить парики. И каждый раз, когда её пичкали химией, она возвращалась домой обезвоженная, потому что ее постоянно рвало и сильно трясло. Всё происходило так: первый день после больницы она была одурманена, на второй день - практически без сознания, а на третьий - начались приступы. И они становились всё хуже.

Однажды я пошел поужинать с детьми, а когда вернулся, Шарон выглядела так плохо, как никогда прежде. Вместо одного приступа, у неё следовал один за другим. Херово дело. Ждать скорую было бессмысленно, поэтому я лечу в Форт Апачи и кричу типам из MTV:

- Подгоняйте сюда один из ваших грузовиков! Нужно отвезти Шарон в больницу, немедленно! Если будем ждать скорую - будет поздно.

Потом бегу в спальню, вытаскиваю Шарон из постели, выношу её по ступенькам и выбегаю во двор.

Грузовик уже стоит возле дома. Два парня из съемочной команды заскакивают вперед, а я с Шарон сажусь сзади. Мы привязали её к носилкам, но она подскакивала на этой херовине так, что офигеть можно. Это было невероятно, как будто сцена из фильма “Изгоняющий дьявола”. Казалось, она парила в воздухе, такие сильные были конвульсии. Когда мы приехали в больницу (домчались за три минуты), повсюду носились с криками медсестры. Это было ужасно, трудно себе представить более кошмарную обстановку.

После этого случая с нами на Доэни Роуд постоянно находилась бригада медсестер, так как я переживал, чтобы с Шарон снова не произошло нечто подобное. А еще поручил своему агенту позвонить Робину Вильямсу, попросить его посетить нас и развеселить Шарон. Я всегда считал, что рассмешить больного - лучшее лекарство для него. А после того, как увидел фильм “Целитель Адамс”, пришел к выводу, что Робин думает так же. Он появился в нашем доме, когда я аккурат находился в студии и, видимо, Шарон до вечера заливалась смехом. До сих пор считаю, что это был самый лучший подарок в жизни, который я сделал жене и бесконечно благодарен за это Робину. Сказать “спасибо”- это слишком мало. Этот парень просто удивительный человек. Но, несмотря на комедийное представление Робина, у Шарон в тот вечер случился очередной приступ и её забрали в больницу.

Когда Шарон лежала в больнице, я страшно паниковал. “Заразится там и умрет – думал я. – Достаточно одного шального микроба”. Сначала заставил детей носить в её присутствии медицинские маски и перчатки. Однако дети таскали с собой собак, чем доводили меня до бешенства. На самом деле, Минни, собака Шарон, не отходила от неё во время химиотерапии ни на шаг. Ни разу не видел, чтобы за это время Минни кушала или п и сала. Под конец терапии она была такая же обезвоженная, как и её хозяйка. Однажды прихожу в больницу, а они там обе лежат рядышком, подключенные к одинаковым капельницам. Минни была для Шарон ангелом-хранителем. А вот меня псина не жаловала. Вообще не любила мужчин, терпеть их не могла. Еле держалась на лапах, но, собрав остатки сил, гавкала на меня. В конце концов, Минни окинула меня взглядом, полным презрения, будто хотела сказать: “Фе!”

Мне тоже было херово, когда болела Шарон, но в этом я был виноват сам. Утром выпивал ящик пива, в обед курил до фига травки, пробовал встряхнуться с помощью “спида” и шел на пробежку. Я убегал от суровой реальности и под конец выглядел разхераченным человеком. Пока Шарон однажды не сказала мне:

- Ради Бога, Оззи, дай- ка ты пару концертов. А то и без твоих выходок тошно.

Так я и сделал. Пропустив несколько выступлений на Оззфесте, я вышел на сцену 22 августа в Денвере. Я был весь на нервах, никому не разрешал говорить о раке. У меня сносило башню, как только слышал слово на “р”. Однако несколько дней спустя, когда мы были в другом городе – не спрашивайте в каком - посреди концерта подумал: “Да пошло оно все к ебеней Фене! Я не могу притворяться будто ничего не происходит!”. Ну и ору в толпу:

- Я хочу сказать вам в каком состоянии находится Шарон. У неё всё в порядке и она победит этот рак. Порвёт ему задницу, на хрен!

Толпа забилась в экстазе. Клянусь Богом, они придали мне сил. Это был волшебный момент. Меня всегда удивляла энергия людей, направленная на что-нибудь позитивное. Через несколько дней я пошел к физиотерапевту, потому что начались какие-то проблемы со спиной.

- Послушайте, что я вам скажу – говорит доктор. – Вы напуганы, но я хочу вам сказать, что у меня десять лет назад было то же, что сейчас с вашей женой. И я выздоровел.

- Вы прошли курс химиотерапии? – спрашиваю я.

- Обошлось без неё.

Это была первая позитивная информация относительно болезни Шарон. По крайней мере, первая оптимистичная, которая до меня дошла. В моём понимании, рак был смертным приговором. И так, наверное, думали тогда многие. Говорили: “Нам жаль слышать такое о Шарон” – и отводили взгляд, как будто было ясно, что она умирает. Но этот парень был другим, благодаря ему я моментально поменял своё отношение раз и навсегда.

Как оказалось, он был прав. После химиотерапии выяснилось, что рак был окончательно уничтожен.

Помню, однажды, прихожу в больницу, а там один из врачей обращается ко мне:

- Доступным для вас языком я должен сказать, что ваша жена будет бороться с последствиями химиотерапии так же долго, как боролась с раком.

- А теперь послушайте, что я вам скажу – отвечаю я. – Как только вы ей сообщите, что анализы в порядке, она свалит отсюда в ту же секунду. И никто её не остановит.

- Не хочу с вами спорить, мистерОзборн - ответил доктор. – Но поверьте мне, у Шарон сил на подвиги не хватит.

Через неделю её выписали. И она рванула так, что дым столбом.

*

Когда мы начинали записывать “Семейку Озборнов”, Шарон не разговаривала с отцом уже практически двадцать лет. Что было довольно печально, потому что я знал, что где-то в глубине души она любит своего старика. Но после того, что он натворил, Шарон перестала с ним разговаривать. Даже сказала детям, что их дедушка погиб во время войны, хотя они довольно быстро узнали правду. В общем, помню тот день: сидим в машине, едем по Беверли Хиллз, вдруг Шарон тормозит, разворачивается в неположенном месте и останавливается возле кулинарии “Nate ‘n Al’s”.

Ни у кого не было времени спросить, что ей взбрело в голову, как она высовывается в окно и орёт:

- Мудак! Сраный мудак!

Вижу, на улице стоит Дон. Тотчас понеслась ругань в ответ. Помню также, как он подходит к машине, наклоняется, его отделяют считанные сантиметры от лица Шарон и он называет её “ёбаной шлюхой”. Шарон ударяет по газам, и мы срываемся с места, оставляя его кашлять и давиться в клубах черного дыма из-под колёс.

В это время в машине стоит гробовая тишина. Понятия не имею, как, бля, объяснить детям, что случилось. Вдруг с заднего сиденья доносится тоненький голосок Эйми:

- Мама, а почему Тони Кёртис назвал тебя шлюхой?

- Потому что Тони Кёртис - сраный мудак! – следует ответ.

До сих пор не знаю, почему Эйми думала, что Дон - это Тони Кёртис (Tony Curtis - американский киноактёр). Может так ей сказала Шарон, а может, дочь видела Кертиса по телеку – в то время он был близнецом Дона. Но это уже не имело значения потому, что тогда Шарон рассказала детям всю правду.

Это был не единственный случай, когда мы столкнулись с Доном в Лос-Анжелесе. Однажды мы пошли в кино в торговом центре “Century City” и ожидали, когда подгонят нашу машину. Вдруг, я замечаю Дона, стоящего за Шарон.

- Пообещай мне, что ты не будешь свирепствовать – говорю я.

- А что?

- Ты просто пообещай.

- Хорошо, обещаю.

- Прямо за тобой стоит твой отец.

Именно в этот момент появляется парень с нашей машиной. “Слава Богу!” – подумал я.

- Садись в машину! – рявкнула Шарон.

- Надеюсь, ты не наделаешь никаких глупостей?

- Нет.

- Точно?

- Садись, блядь, в машину!

Сажусь рядом с ней и закрываю дверь. Шарон садится за руль. И тогда превращается в дьяволицу. Педаль газа в пол, вскакивает на бордюр и мчится прямо на отца. Он должен был отпрыгнуть за живую изгородь, чтобы его не задавило. Она чуть не убила Дона на глазах пятидесяти свидетелей. Это было страшно.

Потом Дон надолго скрылся из поля зрения. Пока в конце 90-х не умерла мать Шарон. Подробностей я не знаю, но и за ней числились дебильные выходки, это привело к тому, что они перестали друг с другом разговаривать. Взрывоопасная семейка, эти Ардены. У них часто доходило до словесных издевательств, которые, по-моему, еще хуже, чем физическое насилие. Во всяком случае, примерно через год после смерти её матери, до нас дошли слухи от родственников в Англии, что Дон болен и дела его плохи. Шарон подыскала ему жилье, несмотря на то, что они по-прежнему не разговаривали. В конце концов, мне звонит Дэвид, брат Шарон.

- У меня плохие новости – говорит. – У Дона - болезнь Альцгеймера.

Я не мог скрывать это от Шарон.

Сперва она отмахнулась и сказала, что и так поддерживает его материально. Тогда я сказал:

- Послушай, я не знаю, какие чувства ты испытываешь к своему отцу на самом деле, но я настоятельно рекомендую: если хочешь ему что-то сказать, пусть даже снова назвать его мудаком, то сделай это сейчас. Потому что с каждым днем он угасает как свеча.

Дело в том, что я не признаю семейных распрей. Поймите правильно: бывает, я злюсь на людей, порою даже очень. К примеру, на Патрика Миэна или на адвоката, который пробовал нам выставить счет за пиво или на Боба Дэйзли. Но я не испытываю к ним ненависти и не желаю зла. Я считаю, что ненависть, блин, это пустая трата времени и сил. Какая от этого польза? Никакой! Не собираюсь облачаться в перья Архангела Гавриила, я просто считаю, если вы на кого-то разозлились, назовите его козлом, только не держите это в себе. Нам так мало отпущено.

В конечном итоге, Шарон наконец-то решила с ним повидаться и он снова появился в нашей жизни. Даже принял участие в нескольких сериях “Семейки Озборнов”. Знаете, я радовался этому, несмотря на то, что он практически всё время, сколько я его знаю, называл меня Овощем. А когда Шарон решила освежить супружескую клятву - она тогда ещё проходила курс химиотерапии – мы пригласили Дона принять участие в церемонии, которая состоялась накануне Нового Года в “Beverly Hills Hotel”. Всё было выдержано в еврейском стиле: балдахин, битьё бокалов и тому подобное.

Многие тогда подходили ко мне и спрашивали: “Как вам удалось прожить столько лет вместе?”. Я отвечал им так, как и всем отвечаю сегодня. Никогда

не переставал говорить жене, что люблю её. Никогда не переставал приглашать её в ресторан. Никогда не переставал удивлять её маленькими подарками. К сожалению, в то же время, не переставал пить и употреблять наркотики… Церемония закончилась так же, как и первая: я “нажрался” как свинья и уснул в коридоре.

Нечто по имени Дон Арден, которого я знал с начала 70-х, просто перестал существовать. Как будто в доме горит свет, но в нём - никого. Ужасный итог! Вот что я вам скажу, после того, что случилось с моим тестем, я не пожелаю болезни Альцгеймера даже самому последнему долбаному врагу. Несмотря на то, что он натворил за эти годы и то, что он имел отношение к судебным искам Боба Дэйзли, мне на самом деле было его жаль.

В конце концов, мы отдали его в дом престарелых.

Помню, как у него образовывались серные пробки в ушах, и всегда, когда мы приходили его проведать, я закапывал ему уши. Не знаю, почему это доверили мне, я просто делал, но подозреваю, что это происходило из-за сочувствия. Такой порочный, могущественный, страшный человек вдруг превращается в ребенка.

- Папа! – спрашивает однажды Джек. – Когда люди видят тебя по телеку, они смеются с тебя или над тобой?

Видимо этот вопрос созрел уже давно.

- Знаешь что? – ответил я. – Мне всё равно - главное, чтобы смеялись.

- Но почему, папа? Тебе нравится быть клоуном?

- Я всегда умел посмеяться над собой, Джек. Чувство юмора помогло мне выжить.

И, знаете ли, это - правда. Я имею в виду: не нужно много, чтобы я разозлился – хотя на старости лет все чаще думаю: ”На фиг! Зачем задираться? Рано или поздно, всё как-нибудь само устаканится”. Даже трудно сосчитать все те случаи, когда чувство юмора спасало мою задницу. И началось это вовсе не с “Семейки Озборнов”. Уже в “Black Sabbath” я был клоуном. Именно я всегда всех смешил.

Но мне было неловко перед Джеком. Должно быть, он тяжело переживал это, особенно первые два года шоу, когда я был трясущимся, бормочущим, “поддатым” паяцем. Скажу вам как на духу: даже не представляю себе этого. То же самое с Келли. Когда мы стали мегазвездами, я впервые осознал, почему все эти новоявленные голливудские звёздочки “накачиваются” наркотой и каждую неделю попадают на реабилитацию. Речь идёт о давлении, которое попросту валит с ног. Постоянно. День за днём. Уже в первый год эфира Келли спела “Papa Don’t Preach” на церемонии MTV Movie Awards. Она спускалась по длинной лестнице, а все звезды шоу-бизнеса сидели в зале и пялились на неё. Но Келли взяла быка за рога. И ей нравилась каждая минута выступления, так же как и зрителям.

Но у неё, как и у всех нас, были свои проблемы. У меня чуть не остановилось сердце, когда я заметил, что Джек начал “подсаживаться” на

наркоту. Он тоже сильно переживал болезнь Шарон – до такой степени, что начал принимать оксиконтин, который в Лос-Анжелесе называют “героином для лохов”. Помню, как мы разругались из-за этого. Я сказал тогда:

- Какого хера, Джек? Почему постоянно лазишь “поддатый”? Ты никогда ни в чем не нуждался. Чего тебе не хватало?

Он только посмотрел на меня и сказал:

- Отца.

Такие мгновения невозможно забыть.

Тогда я впервые увидел счёт за то, как я жил всё это время. И его должен был оплатить мой сын, которого я так сильно любил, которым так гордился, но меня с ним не было рядом. Ужасное чувство.

Всё, что я смог сказать:

- Прости, Джек!

После этого случая Джек завязал. А я – нет.

В августе 2003 года я трясся так, что уже не мог ходить, не мог ничего держать в руках, не мог общаться. Дошло до того, что Шарон начала ругаться с моими врачами. Лекарства, которые они мне прописывали, только ухудшали мое состояние, вместо того, чтобы помогать.

Пока, в конце концов, мною не занялся новый врач, Аллан Роппер. Он работал в той же бостонской клинике, в которой я узнал в начале 90-х, что у меня нет рассеянного склероза. Роппер лечил тогда болезнь Паркинсона у Майкла Джей Фокса. Шарон прочитала о нём статью в журнале “People”. Уже на первом визите Роппер попросил отказаться от всех лекарств, которые я принимал. Затем положил меня на пять дней в свою клинику и провёл все возможные исследования, какие только были известны современной медицине. В ожидании результатов прошла ещё неделя.

Наконец, мы отправились с Шарон к нему, чтобы узнать, наконец, что, бля, со мной не так.

- Я так думаю, что мы докопались до сути проблемы – говорит док. – Дело в том, что у вас, мистер Озборн, весьма, весьма редкостный недуг, причиной которого является тот факт, что у вашего отца, равно как и у матери, был поврежден определенный хромосом. И когда говорю: весьма редкостный недуг, имею в виду один случай на миллиард. Хорошая новость такова - у вас нет ни рассеянного склероза, ни болезни Паркинсона. Плохая новость заключается в том, что у этой болезни даже нет названия. Уместно было бы употребить название: паркинсонизм.

- Поэтому я трясусь?

- Именно так.

- И это наследственное? Нет связи с алкоголем и наркотиками?

- Алкоголь и некоторые наркотики обостряют то, как болезнь протекает. Но они не являются её первопричиной.

- Это можно вылечить?

- Да, но прежде я должен вам кое-что сказать, мистер Озборн. Если вы собираетесь продолжать пить и принимать наркотики, то поищите себе другого врача, мне не нужны такие пациенты. У меня много работы и очень длинная очередь, а я не хочу тратить своё драгоценное время впустую.

До сих пор ни один врач не разговаривал со мной таким образом. По его лицу я понял, что это не шутка.

- ОК, доктор! – говорю. – Я приложу максимум усилий.

- Вот и хорошо. С сегодняшнего дня вы будете принимать по две таблетки в день. Вы должны почувствовать ощутимое улучшение самочувствия.

Действительность оказалась в тысячу раз лучше. Дрожь исчезла буквально на следующий день. Я снова мог ходить. И заикался уже не так сильно. Смог даже пойти в студию и записать новую версию “Changes”, на этот раз с Келли.

С тех пор, как я назвал одну из песен на пластинке “Ozzmosis” в честь Эйми, я пообещал Келли, что спою для нее какую-то особенную вещь. А она постоянно повторяла: “Почему у Эйми есть своя песня, а у меня - нет?”. Факт остается фактом, что даже у Джека была своя песня “My Little Man”, также на “Ozzmosis”. Поэтому, я был в долгу перед Келли, кроме того, хотел ей помочь, так как она - моя любимая дочурка. Поверьте, я всех детей люблю одинаково, но Келли, так уж получилось, всегда была последней в списке.

Поэтому мы и записали “Changes” - одну из моих самых любимых вещей, слегка лишь изменив текст, чтобы подходило отцу и дочери. Получилось так классно, что я уже видел её на первом месте в рождественском хит-параде. В декабре мы полетели в Англию, чтобы рекламировать песню. Я тогда уже не пил, в соответствии с предписаниями Роппера, но продолжал пожирать самые разные таблетки. Невозможно вот так, на раз-два, перестать быть наркоманом. Можно сказать, что я ежедневно играл в русскую рулетку. В то время, я “подсел” на хлоралгидрат, это, наверное, - древнейшее снотворное в мире. Но и так это был огромный прогресс по сравнению с той горой наркот ы, которую употреблял всего лишь несколько месяцев назад, и я уже без проблем смог выступить вместе с Келли в “Top of the Pops”. Потом поехал на выходные в Welders House в компании своего ассистента Тони.

MTV разместило там съемочную команду, потому что большинство наших семейных занятий уже набило оскомину людям и телеканал старательно искал новых идей. Но и там снимать было особо нечего. У меня был квадроцикл “Ямаха Банши” с двигателем 350 см³, этакий снаряд на колесах и я часами гонял на нем по полям. Все выходные был занят исключительно этим. А в понедельник утром 8 декабря, когда “Changes” поступил в продажу, снова вывел стального коня в поле.

Этим я уже слегка поднадоел съемочной команде. Они даже не включали камеры. Помню, как слез с квада, чтобы открыть ворота, как закрыл их, когда все вошли, как вскочил в седло и погнал проторенной дорожкой и как притормозил перед съездом с крутой насыпи. Проблема с квадроциклами такова, что у них нет, в отличие от мотоциклов, ручки газа. На моём был

только маленький рычаг, который передвигался взад-вперед, чтобы ехать быстрее или медленнее. Его легко можно было случайно задеть, особенно, если квад бросало из стороны в сторону. Именно это и случилось, когда я съехал с насыпи. Передние колеса попали в выбоину, правая рука соскочила с руля и ударила по ручке, движок “офигел”, квад вылетел из-под меня, сделал сальто назад, а я упал на траву. За одну миллионную часть секунды подумал: “Ух, не всё так плохо”.

А потом четырехколёсный упал на меня.

Хрусь!

Когда я открыл глаза, у меня было полно крови в легких и сломана шея – так мне позже объяснили врачи.

“Ну, теперь уж точно умру!” – подумал я.

Можете верить, можете нет, но в этом виноваты проклятые фашисты. Выбоина, в которую я попал, была остатками воронки от авиабомбы времён Второй мировой войны. Я тогда об этом ещё не знал, но в окрестностях Вэлдерс полно таких мест. Немецкие летчики “подссыкали” и вместо того, чтобы лететь к большим городам, где их проще было сбить, бомбили Бекингемшир, а потом, доложив о выполнении задания, сваливали домой.

Практически ничего не помню, что было в следующие две недели. Сразу после аварии попеременно то терял сознание, то приходил в себя. Смутно припоминаю как мой телохранитель Сэм посадил меня на сиденье мотоцикла и повез по полю. Потом уже отрывками в памяти всплывает интерьер скорой и множество врачей, которые смотрят на меня сверху.

- Как вы довезли его до скорой? – спрашивает один из них.

- Посадили на заднее сиденье мотоцикла – отвечает чей-то незнакомый голос.

- Это могло кончиться параличом! Боже милостивый, у него же сломана шея. Ему крупно повезет, если он будет ходить.

- Как по-другому мы должны были вывезти его из леса?

- Вертолет уже вылетел.

- Мы не знали.

- Ну, понятно!

Потом мир стал расплываться.

Очевидно, ещё перед тем, как потерять сознание, я успел схватить врача за рукав и шепнуть ему на ухо:

- Делайте, что нужно, только не вздумайте испортить мне татуировку.

Шарон была в Лос-Анжелесе, Тони позвонил ей и передал трубку главврачу. Когда он рассказал ей обо всем, было решено, что меня переведут в хирургию.

Я был очень тяжело ранен. У меня была повреждена не только шея, я сломал восемь ребер и пробил легкие, именно поэтому они наполнялись кровью. Поломаная ключица разорвала главную артерию на руке, туда перестала поступать кровь. Какое-то время врачи хотели отрезать её. После операции меня ввели в состояние искусственной комы, иначе я бы не перенес боли. Если бы тогда “откинул копыта”, это был бы для меня достойный конец: всю сознательную жизнь я пытался попасть именно в такую кому. Проспал восемь дней. Потом меня начали постепенно приводить в сознание. И только через шесть дней я полностью пришел в себя. В это время у меня был самый офигительный сон в моей жизни, какой можно только себе представить. Необычайно выразительный сон, круче, чем “галлюны”. Английский минздрав (в оригинале – National Health Service) “обдолбил” меня каким-то клёвым “товаром”, потому что я помню каждую мелочь, как будто это случилось вчера.

Сон начинается в Монмутшире, куда я ездил на репетиции с “Black Sabbath”

и с музыкантами, когда уже выступал как сольный артист. Идёт дождь, собственно, льёт как из ведра. И вот стою я в коридоре “Rockfield Studios”, а передо мной как бы замаскированное ограждение, типа колючей проволоки в окопах второй мировой. Слева – окно. Когда смотрю в него, замечаю там Шарон на какой-то вечеринке. Она меня не видит, а я её – вижу. Я слежу за ней, когда она уходит с вечеринки с красивым богатым парнем, у него личный самолет. И я думаю во сне: “Это моя жена. Она уходит от меня”. Печально. У парня взлетная полоса прямо во дворе, а в конце полосы лежит огромная “волына”. Вдруг он смотрит на меня, а я даю ему телескопический прибор ночного видения, хочу ему понравиться. Он посылает меня подальше, и я вновь чувствую себя отвергнутым. В этот момент все гости вечеринки выбегают на лужайку. Толпа разрастается и становится аудиторией на музыкальном фестивале.

И тут появляется Мэрилин Мэнсон.

Бредятина полнейшая!

Потом я сижу в самолете богатого парня и лечу в Новую Зеландию. В кабине пилотов наливают “Гиннесс” из бочки. Я так думаю, в этом есть какая-то связь со свадьбой моего сына Луиса в Ирландии, на которой я не был, потому что лежал в больнице. В Новой Зеландии встречают Новый Год. Там находится Джек: он перекрасил волосы в белый цвет и пускает петарды. Затем его арестовывают.

В тот момент в мой сон врывается Донован и начинает петь “Mellow Yellow”.

Самым невероятным было то, что когда я на какое-то время приходил в себя, некоторые элементы моего сна, как оказалось, произошли на самом деле. Например, я думал, что живу в будке, где продают рыбу и картофель-фри, а на самом деле - лежал в палате напротив больничной кухни и чувствовал запах еды. Потом увидел своего гитариста Закка Вайлда, что во сне мне казалось невозможным, поскольку он жил в Штатах, но позже я узнал, что он прилетал в Англию проведать меня.

Во сне увидел его одетым в кружевное платье, танцующим с ведром и шваброй. Но это было неправдой.

Или, по крайней мере, я надеюсь, что это так.

- Оззи! Оззи! Ты слышишь меня?

Это Шарон.

После практически двухнедельной комы меня привели в чувство.

Открываю глаза.

Шарон улыбается и вытирает лицо мокрой салфеткой.

- У меня есть для тебя новость – говорит она и сжимает мою ладонь.

- Мне приснилось, – я перебиваю её, – что ты бросила меня ради парня с самолетом.

- О чём ты говоришь, Оззи? Не мели чушь. Никто никого не бросает. Все тебя любят. Жаль, что ты не видишь цветов, которые принесли сюда твои фаны. Ты будешь тронут. Они прекрасны. – Она снова сжимает мою ладонь и прибавляет: - Ты хочешь узнать новость?

- Конечно. Что с детьми?

- Вы с Келли на первом месте. Блин, ты сделал это!

- “Changes”?

- Да! И мимоходом ты установил рекорд, Оззи. Ты единственный, кому потребовалось аж тридцать три года с момента появления в хит-параде, чтобы твоя песня наконец оказалась на первом месте. Подобным “достижением” до тебя могла похвастаться только Лулу (Лулу Кеннеди – Кейрнз - шотладская автор и исполнитель, актриса и модель).

Выдавливаю из себя улыбку.

- Так ты поднимаешь мне настроение? - спрашиваю я и заливаюсь смехом.

Не совсем удачная мысль, принимая во внимание восемь поломанных ребер.

Вообще-то, я ненавижу Рождество. Если вы алкоголик, тогда это - лучшие праздники в году. А если человек не пьёт, тогда всё превращается в настоящий кошмар. Ещё я ненавижу обязательно всем покупать подарки. Вовсе не потому, что я жмот, просто люди дарят подарки не по собственной воле, а потому, что так принято.

Я всегда считал это полнейшей ерундой.

Но Рождество 2003 года было исключением. Я не смог удержаться с Келли на первом месте в рождественском хит-параде, нас оттуда “подвинули” Майкл Эндрюс и Гари Джулс со своей версией “Mad World”, но жизнь продолжается. Что само по себе было невероятным, если призадуматься. Меня лишь расстроило то, что ни один из моих старых корешей по “Black Sabbath” не позвонил, чтобы сказать мне, как ему нравится “Changes” или поздравить меня с успехом. Да хоть бы сказали, что это куча дерьма, всё же лучше, чем молчание. Неудивительно, что в Монмутшире дождь лил как из ведра, когда он мне снился.

Ну и фиг с ними, чувак! Невелика потеря.

Вэксхэм Парк, где я лежал в коме, был приличной больницей, но я, в конце концов, “посрался” с тамошними врачами. Хотел уже вернуться домой, так как мне становилось там невмоготу, но мне сказали, чтобы я даже не думал об этом. В то время я не мог ходить, носил на шее “воротничок”, рука не слушалась, ко всему прочему меня донимала невыносимая сраная боль. И тот блядский сон не давал мне покоя. Я был уверен, что Шарон летает по свету на личном самолете в ванне с горячей водой, а на борту какой-то миллиардер трахает её во все дыры. Мне казалось, что если я останусь в больнице, у меня не будет больше шансов вернуть её, прежде чем Шарон прибежала с детьми в больницу, чтобы в тысячный раз сказать, что всё нормально, это - просто сон, было уже поздно: я успел выписаться. Что делать, ей пришлось поставить больничную койку в Welders House и нанять сиделку, которая подтирала мне задницу и отряхивала мой член. Долгие недели единственным средством передвижения из комнаты в комнату была инвалидная коляска. А каждый вечер меня заносили по ступенькам наверх в спальню.

Наконец я выздоровел. Понятное дело, до идеального состояния немного не дотягивал. У меня ухудшилась первичная память, хотя, не исключено, что это - из-за возраста или снотворного. А в грудной клетке полно еще гаек, болтов и металлических прутьев. Когда я прохожу в аэропорту через детектор металла, в Пентагоне объявляют тревогу.

Но вы знаете, я не жалуюсь. Помню, как впервые после аварии полетел в Штаты на медос