(Алекс)
Когда будильник звенит в 5:45, я быстро переворачиваюсь в кровати и выключаю его. Я не хочу тревожить остальную часть моей семьи. Если повезет, я вернусь до того, как кто-то еще проснется.
Я проскальзываю в спортивный костюм, одевая его на серую армейскую футболку Дилана, которая висит на мне как шатер. Я присвоила ее у него пару недель назад. Иметь что-то его здесь – комфортно. Затем я завязываю шнурки на кроссовках, убираю волосы в конский хвост и медленно спускаюсь по пяти лестничным пролетам к входной двери, отчаянно пытаясь никого не разбудить.
Снаружи темно и тихо, но не настолько холодно, как я привыкла. Сначала когда я начинаю бежать по темной улице, я чувствую страх. Я привыкла бегать в темноте с Диланом. Я не осознавала до этого момента, сколько безопасности мне это давало. Безопасность бега в городском парке до восхода солнца. Безопасность ощущения свободы, но не боязнь случайного грабителя, насильника или другой опасности в темноте.
Я встаю на асфальт перед нашим домом, размышляя о том, что никогда не ощущала подобного страха. Ирония была в том, что на меня напал не незнакомец. А кто-то, кого я знала со средней школы. Об этом говорит статистика. Человек, насилующий женщину, скорее, всего всегда был тем, кого она знала.
|
|
Но реальность далека от статистики. Реальность запутанная, пугающая. Быть настолько пьяной, ощущая себя больной, когда кто-то удерживает тебя, пока его руки лезут под твою футболку. Чувствовать горячее, нежелательное дыхание на своей шее. Запах алкоголя в его дыхании, когда он говорит: – Ты знаешь, что хочешь этого, почему тогда борешься?
Я не хотела этого. Не с ним. Не тогда и никогда.
Для начала я бегу до 23-ей Авеню Фултон-стрит, а затем по окраине парка «Золотые ворота». Тут довольно малолюдно в такое утреннее время, особенно в праздничную неделю. Я бегу в хорошем темпе, вглядываясь в темные углы, где можно спрятаться. Потому что нравится это или нет, Рэнди Брюер изменил мой взгляд на вещи. Я делаю прогресс в самообороне с Диланом, но мне еще нужно сделать многое. С ним или без него.
Единственное, что я знала наверняка, я покончила с тем, чтобы быть жертвой. Никто никогда снова не прикоснется ко мне против моей воли, если я смогу что-нибудь предпринять.
Когда я достигаю окончания Фултон-стрит, я бегу по пляжу, затем бегу по воде. Приходящие волны шумные, и тогда я поворачиваю и бегу по песку. Я никогда раньше не бегала дома. Это приносит ощущение чего-то, что заставляет меня чувствовать больше, чем когда-либо прежде.
Теперь это было в руках Дилана. Я любила его. Я знала, чего хотела: провести с ним свою жизнь. Я хотела, чтобы мы вместе двигались дальше по жизни, которая у нас будет. Но мне нужно знать, что он к этому готов. Что-то в нем всегда сдерживало его. И все, что я могла сделать – надеяться и молиться, что он пройдет через это.
|
|
Если он не сделает это, я буду готова принять это. Я всегда любила его. Я бы заботилась о нем. Но если надо попрощаться, я буду достаточно сильной, чтобы сделать это сейчас.
Этим утром я бегаю полтора часа, замедляясь только тогда, когда нахожусь в дюжине кварталах от дома моих родителей, и потом спокойно иду. Я вся в поту, волосы липнут к спине, и чувствую себя невероятно.
Я тихо открываю входную дверь и поднимаюсь по лестнице.
Как только моя нога ступает на этаж, я слышу мамин голос. Не слишком скромно. Я вздыхаю, затем захожу на кухню и говорю:
– Доброе утро, – подхожу и целую ее в щеку.
Кэрри сидит за кухонным столом, перед ней чашка кофе. Как редко можно застать ее такой растрепанной, увидеть в халате, волосы в беспорядке, это заставляет меня улыбнуться. Я подхожу и целую ее в щеку, затем наливаю себе огромный стакан воды и начинаю пить.
– Боже мой, ты же не на пробежке была? – спрашивает Кэрри.
Моя мать выглядит ошеломленно.
– Александра Шарлотта Томпсон, солнце едва взошло, а ты бегала в темноте? Что нашло на тебя? Ты не знаешь, что опасно бегать одной ночью по городу? Странные мужчины и насильники, и, бог знает, кто там еще.
Я допиваю воду, затем спокойно отвечаю.
– Не о незнакомцах тебе надо беспокоиться, мама, а о людях, которых ты знаешь.
Кэрри слегка вздыхает, затем делает глоток кофе, чтобы прикрыть это.
На лице мамы выражение испуга, меняя тему, она говорит:
– Где ты взяла эту футболку. Она... действительно отвратительная.
Я улыбаюсь.
– Я чувствую себя сегодня намного лучше. Спасибо, что спросила, мам. Я была на тренировке и думаю, что это будет удивительный день, не так ли?
– Дорогая, – говорит она. – Из всех детей, которых я вырастила, никогда не думала, что один из них превратится в спортсмена и человека утра.
Кэрри смеется.
– Ты не можешь все контролировать, мам. И лично я думаю, хорошо, что Алекс счастлива.
Я наливаю кофе, когда мама сдается.
– Полагаю, это правда. Ты была несчастной прошлый летом. Думаю, ты, наконец, покончила с Диланом.
Я смотрю на маму и говорю:
– Это не из-за него. Это из-за меня.
Озадаченная, она говорит:
– Что ж, пей тогда свое кофе. И… приятно видеть тебя улыбающейся.
Я сажусь и делаю глоток кофе, моя мама уходит.
Кэрри искоса смотрит на меня и говорит:
– Хорошая футболка. Знаешь, где я могу достать еще одну?
Я толкаю ее в плечо и говорю.
– Достань свою собственную. Я уверена, что ты сможешь найти солдата, который будет оставлять одну валяться то там, то здесь.
Она улыбается, затем говорит:
– Рей приедет в Хьюстон на следующей неделе.
– Боже, ты серьезно?
Она кивает.
– Я не знаю, насколько у нас серьезно. Но… что ж, он неплохое отвлечение от тех парней, к которым мама и папа всегда меня подталкивают. И парни на докторской, – ее передергивает, – безнадежные.
Я шепчу:
– Можешь представить реакцию мама и папы, если у нас обеих будут серьезные отношения с бывшими солдатами? Папа, наконец, сыграет в ящик от сердечного приступа.
– Возможно, это будет хорошо для него. Знаешь, он симпатизирует Крэнку.
Я качаю головой.
– Невозможно.
– Все возможно, Алекс.
Я пожимаю плечами.
– Будем надеяться. Я… Я просто хотела бы знать, что думает Дилан.
Она говорит:
– Он собирается сам понять это, я думаю.
– Я знаю. Я просто боюсь… Я боюсь, что он отступит. Что это на самом деле конец.
Она кладет руку поверх моей, слабо сжимая ее.
– Что ты будешь делать, если это так?
Волна печали захлестывает меня.
– Я буду грустить, – говорю я. – А заем буду двигаться дальше. Я не собираюсь позволять ему снова разорвать меня на части. Если он хочет, чтобы я… ему придется сойти в этот раз с дистанции.