14 3
хорошего и дурного применяется к самому себе*, но дело и не только в
присовокупляющихся сюда риторических ухищрениях, которые от-
крывают в плохом хорошее, а в хорошем плохое (см., например:
Lando, 1545; Lando, S.A.). И следовательно, отказывает старая муд-
рость, учившая, что можно (и как именно) справиться с жизненными
ситуациями, в которых играют роль varietas temporum**, а также
смесь хороших и дурных свойств окружающих людей. Правда, все эти
старые средства вводятся в действие еще раз, и даже более интенсив-
но, уже в то время, когда используется терминология риска, – напри-
мер, в учениях о добродетелях князя и его советников или в понятии
государственной необходимости [Staatsrдson]. Но одновременно дра-
матизация этих семантических форм показывает, что проблемные си-
туации постепенно ускользают из их области действия. Ришелье вы-
водит отсюда максиму: "Вред, который может наступать лишь изред-
ка, должно почитать вообще несуществующим. Потому, в первую оче-
редь, что, желая избегнуть его, подвергают себя множеству других зол,
|
|
каковые неизбежны и имеют куда более серьезные последствия" (цит.
по изд.: Maximes..., 1944, p.42; см. также: Kunreuther, 1976). Видимо,
дело в том, что невероятным образом нечто может пойти вкривь и
вкось в силу слишком многих причин, чтобы их можно было учесть в
рациональной калькуляции. Эта максима вводит нас в самый центр
политических дискуссий наших дней относительно последствий со-
временных технологий и экологических проблем современного обще-
ства. Тем самым понятию риска, без которого вполне мог обойтись
Ришелье, придается совершенно иное значение. Но какое?
Одна только история слова не говорит об этом в точности. Она дает
несколько точек опоры, указывая прежде всего, что притязания на ра-
циональность оказываются во все более сомнительном отношении ко
времени. Вместе то и другое свидетельствует, что речь идет о решениях,
с помощью которых связуется время, хотя будущее не может быть из-
вестно в достаточной мере; причем даже то будущее, которое создает-
ся решениями самих [людей]. Со времени Бэкона, Локка, Вико растет
уверенность, что можно манипулировать отношениями; широко распро-
странено убеждение, что знание о чем-либо и возможность произвести
это нечто коррелируют между собой. Эта претензия в известной мере
проясняется благодаря понятию риска, а также – по-иному – и благодаря
только что изобретенному [в ту эпоху] исчислению вероятности. Кажется,
что оба понятия могут гарантировать: даже если все не ладится, это не
исключает, что действия были правильными. Эти понятия придают ре-
шениям иммунитет против неудачи, коль скоро речь идет лишь о том,
|
|
чтобы научиться избегать ошибок. Соответственно меняется и смысл
слова "securitas". Латинская традиция именовала так субъективный на-
строй: беззаботность [Sorgenfreiheit] или, в негативной оценке, беспеч-
* Иными словами, когда ставится вопрос, хорошо или плохо само это раз-
личение хорошего и дурного. Аналогичные парадоксы (на которые Луман
неоднократно указывает в своих сочинениях) таковы: различение правого и
неправого (применительно к области юридической) само трактуется как
правое; различение истины и лжи (область науки) трактуется как истинное и
т.д.– Прим. ред.
** превратности житейских обстоятельств (лат.).– Прим. пер.