Глава XI мое озарение

Домой мы шли притихшие и чуть ошале­лые. Прав был отец: от рассказов Виссарио­на Севериновича у любого голова закружится и перестанешь соображать, на каком ты свете.

Перед уходом он успел тихо спросить у меня:

Так во сколько вы будете возле баке­нов?

В десять, — ответил я.

Хорошо. — Он кивнул и подмигнул мне.

Значит, в десять вечера он на несколько минут отключит маяк...

— Как по-твоему, Птицын действительно убил тех двоих? — понизив голос, спросил Ванька.

Чепуха! — рассмеялся я. — Очеред­ная «пуля».

Но как-то очень правдоподобно он все рассказывал, — поежилась Фантик. — С та­кими подробностями...

Еще бы! — сказал я. — Если бы он не­умел загибать со всеми правдивыми под­робностями, он бы не был так знаменит!

Но ведь что-то все-таки было? — на­стаивала Фантик.

Что-то было, — согласился я. — Совсем невинное и абсолютно непохожее на то, что он нам поведал. Было какое-то мелкое со­бытие, которое он использовал как трамп­лин...

Но ведь нельзя исключать, что он рас­сказал правду, — сказал Ванька.

Во всяком случае, Птицын действи­тельно был ему чем-то обязан и поэтому согласился на съемки, факт, — сказала Фан­тик. — Он переговорил с Птицыным, и...

И Птицын согласился, да, — кивнул Ванька. — Только если вся эта история — «пуля», то непонятно, чем смотритель су­мел его убедить.

Деньгами, ясно, — заметила Фантик. — Или все-таки согласился оплатить за ту ста­рую услугу.

Да бросьте вы! — фыркнул я. — Неуже­ли даже вы попались на его россказни?

Но ведь у него все выходит так прав­диво... — сказал Ванька.

«Правдиво»! — иронически скривился я. — Но ты-то его знаешь! Я еще понимаю, если бы на его байки клюнули посторон­ние — те же яхтсмены, например...

Тут Фантик и Ванька переглянулись — потому что я так и застыл с открытым ртом, не закончив фразы.

Что с тобой?!

Ничего, — сказал я, приходя в себя. — Все в порядке. Кажется, я начал понимать что к чему. Господи, какими же мы были идиотами!

Ты знаешь, что произошло? — завопи­ли Ванька и Фантик.

Кажется, да. Но не спрашивайте меня ни о чем. Дайте додумать до конца. Дома я спокойно все расскажу.

Они примолкли, чтобы не мешать мне ду­мать, и лишь порой перешептывались. А я думал, и думал, и думал — и все просто за­мечательно укладывалось по местам.

Когда мы уже подходили к дому, я по­просил Ваньку:

Слушай, вспомни, что ты сказал мне в той бухточке — перед тем как увидели лису и забыли обо всем на свете!

Я сказал... — Ванька наморщил лоб. — А что, это так важно?

Возможно.

Я помнил, что Ванька сказал нечто, на­ведшее меня на разные толковые мысли, но что же это было такое и что за мысли зако­пошились во мне? Появление лисы все пе­ребило, и теперь я не мог вспомнить.

Ну, я сказал... — Ванька сокрушенно вздохнул. — Не помню.

Постарайся вспомнить, а?

Да чего стараться? — вмешалась Фан­тик. — Мы просто говорили о том, что в этой бухточке удобно прятаться.

Всего-то? — недоверчиво переспросил я.

Да, точно, больше ни о чем, — уверен­но подтвердил Ванька. — Теперь я вспом­нил.

Значит, на мысли меня навело само слово «прятаться», которое тогда показалось мне очень значительным. Но что же я в нем раз­глядел?

Мы пришли домой. Отец с дядей Сере­жей еще не вернулись, а наши мамы как раз взялись за приготовление большого гриб­ного жаркого на ужин.

Ну? — в один голос спросили Ванька с Фантиком, когда мы прошли в нашу с Вань­кой комнату.

Значит, так, дорогие Ватсоны, — торжественно сказал я. — Это проблема на две трубки... То есть приблизительно на полча­са. Я прошу полчаса меня не дергать, а по­том приглашу вас и во всех красочных под­робностях поведаю невероятную историю, которой мы оказались свидетелями. Мне надо додумать буквально несколько деталей...

Я вытянулся на кровати и стал думать.

«Итак, кто-то прячется в бухточке и на­ходит лодку Птицына...

Он кладет в эту лодку видеокамеру и плы­вет вокруг острова к берегу, к гаражам...

Ну и что? Ведь мы и так это предполагали.

Нет, был в этом какой-то момент, кото­рый ослепил меня словно молния, едва я его представил. Когда воочию представил на се­кунду все движения и действия человека, заплывшего в эту бухточку, чтобы спрятать­ся... И сразу забыл увиденное.

Во-первых, для чего этот таинственный некто заплыл? От кого он прятался?

Он заплыл с видеокамерой, так? Навер­ное, так. То есть он заплыл, чтобы вынуть пленку из видеокамеры... И наверно, исхит­риться потом подбросить видеокамеру на место... Он ведь не ожидал подарка в виде лодки Птицына.

Итак, он заплывает туда и еще для вер­ности решает спрятаться под ветки ив...

Нет, не получается. Все происходило в самый ранний рассветный час, когда и на открытой воде свет еще неяркий, а под ветвями в это время вообще должен был ца­рить полный мрак... Ему не имело смысла заплывать под ивы — ведь он должен был хорошо видеть камеру, все кнопочки и зат­воры, чтобы открыть ее, достать пленку, а потом опять закрыть. И в бухточке, практи­чески закрытой от посторонних глаз, он и так был в полной безопасности.

Значит, лодка Птицына выдала себя чем-то другим... Чем?»

Я еще раз представил действия, которые должен был совершить этот человек, и все понял! От восторга я присел на кровати. Те­перь я готов был позвать Ваньку и Фантика и рассказать им, что произошло. И тут мама нас окликнула: — Ребята! К вам гость! Гостем оказался Петька Птицын.

Есть новости! — сообщил он. — За Истокиным действительно следят. Я видел. Не знаю, замечает ли он слежку или нет. Кста­ти, сегодня у него ночное дежурство. Я слы­шал, как он разговаривал со знакомым. Тот спросил: «Ну как?» А Истокин ответил: «Ни­чего. Проплывем, как обычно».

Ты слышал? — переспросил я. — Наде­юсь, ты не крутился слишком близко? Если тебя взяли'на заметку...

Смеешься, что ли? — обиделся Петька. — Я держался позади этих, следящих. А слы­шал все, потому что они сами подошли очень близко, это на рынке было, в хозяйственных рядах, и они вроде как соседний прилавок рассматривали. Вот я и подлез на секунду рядом с ними, как будто меня тоже напиль­ники интересуют, а потом опять отстал.

Выходит, Истокин что-то покупал? — спросил Ванька.

Ага, фонарик. Этот продавец, которой оказался его знакомым, спросил: «Что, из-за бакенов?» Истокин ответил: «Из-за баке­нов. Теперь надо держать ухо востро...» А больше я ничего не слышал.

Еще бы им не держать ухо востро! — хмыкнул Ванька. — Теперь всю водную ох­рану вздрючат, если еще что-нибудь пропа­дет.

С этим ясно, — сказала Фантик. — Но, у нас тоже есть свежие новости. Кажется, наш Шерлок Холмс сделал потрясающие открытия. — Она посмотрела на меня: — Ты готов поделиться ими?

Готов, — сказал я. — Только сядьте и держитесь за стулья!

Ну-ну... — проворчал Петька, садясь.

Уже сижу и держусь! — живо сообщил Ванька, вцепляясь в сиденье стула.

Фантик ничего не сказала, но тоже при­села.

— Итак, — начал я, — должен вам сооб­щить, что мы подходили к делу не с того конца. Мы не искали общее связующее зве­но. А это звено постоянно было у нас перед глазами. Смотритель маяка! — Я обвел взгля­дом моих притихших слушателей. — Сложи­те все, вплоть до мелочей. То, что у смотри­теля маяка появились деньги и он позволил себе купить дорогие шоколадные конфеты и что-то еще. Прибавка к пенсии? Вряд ли. Ду­маю, если узнать в сберкассе, то выяснится, что никаких прибавок не выдавали. То, что лису все время тянуло к его лодке, смотри­тель объяснил тем, что от лодки пахнет ры­бой. Но если предположить, что на этой лод­ке лиса попала на остров и надеялась, что эта штуковина и домой ее вернет, то...

— Погоди! — подскочил Ванька. — Ты хо­чешь сказать?..

— Да, — кивнул я. — Окончательно меня надоумило замечание, что если даже мы поверили в правдивость баек Виссариона Севериновича, то посторонние люди, вроде этих яхтсменов, поверили бы тем более! А может, меня озарило, когда я как следует послушал, как смотритель слагает свои ис­тории, — та» здорово, вдохновенно, что зас­лушаешься и не поверить невозможно! В общем, вот что произошло. Яхта делает ос­тановку у маяка. Путешественники знако­мятся с Виссарионом Севериновичем, он рас­кручивает их, и сознаются: они — группа программы «Силуэт», которая путешеству­ет инкогнито и ищет новые сюжеты. Сейчас больше всего их интересует сюжет о брако­ньерах. Возможно, смотритель прикидыва­ет сначала, не познакомить ли их с Птицыным, но твердо знает, что Птицын откажет­ся от съемок; кроме того, и самое главное, стремление подхохмить и разыграть у него в крови. И он говорит: «Вам повезло, ребя­та! Я — главный браконьер в этих краях, и я расскажу вам все, что вам надо!» Они требуют доказательств, а он заявляет, что ночью привезет из заповедника двух лис-крестовок, и, в свою очередь, требует аванс.

Имея деньги в кармане, он отправляется на берег и договаривается с Птицыным о до­быче двух лис. Забрать лис приезжал Вис­сарион Северинович, и он же распивал с Птицыным самогон! И слова твоего отца, Петька, что, наверно, зря он связался с этим и что у него заранее было дурное предчув­ствие, относились к Виссариону Севериновичу! Твой отец знал, что Виссарион Севе­ринович — хохмач известный, что лисы мо­гут быть ему нужны для какой-то такой чудной шуточки и что потом все, замешан­ные в дело, последствий этой шутки не рас­хлебают! Но соблазнился большими день­гами... Хотя на душе у него было беспокой­но, и он взял еще одну бутылку и до утра просидел во дворе. А Виссарион Северино­вич приплывает с лисами, с первым рас­светом снимается для «Силуэта», получает еще какие-то деньги и отпускает лис на свободу. И все было бы шито-крыто; через некоторое время вышла бы программа, в которой силуэтом был бы Виссарион Севе­ринович, и все местные узнали бы его и покатывались со смеху, слушая немысли­мое повествование о жизни браконьеров, но тут как раз история с бакенами, с кражей видеокамеры, с таинственной историей лод­ки твоего отца и со всем остальным... Теперь твой отец сидит в КПЗ, и у него голо­ва идет кругом: от него требуют признания в связи с телевизионщиками, а он ни с ка­кими телевизионщиками дела не имел, он имел дело с Виссарионом Севериновичем! И вот он обращается к моему отцу — един­ственному человеку, которому может дове­риться в этой ситуации, — чтобы посовето­ваться, чт» все это значит и можно ли в данных обстоятельствах выдать смотрите­ля маяка. Точно так же и яхтсмены наседа­ют на смотрителя: мол, почему от нас тре­буют признания, что мы снимали какого-то Птицына, мы ведь тебя снимали, и как нам теперь быть... Думаю, смотритель наплел очередных небылиц и отбоярился от них на какое-то время. Но гроза вот-вот грянет. Наш отец посоветует, конечно, твоему отцу, Петька, рассказать все, как было. Да и без этого смотрителя маяка быстро разоблачат. Ему ничего особенное не грозит... Но смот­рителю будет безумно обидно, что задуман­ный розыгрыш провалился. Да еще и кас­сета пропала, где он запечатлен во всей «браконьерской» красе. Ну, как вам?

— Классно! — сказал Петька, ставший чуть менее хмурым, чем обычно. — Я уве­рен, что так все и было, один к одному. Я ведь говорил вам, что отец никогда в жизни не согласился бы на телесъемку, хоть золо­том его осыпь!

Но кто же спер кассету? — спросила Фантик.

Может, сам Виссаверин? — предполо­жил Ванька. — Испугался собственного ро­зыгрыша и решил все остановить...

Нет, — ответил я. — У него бы и вре­мени не было. А потом, для силуэтчиков он уже был не посторонним, поэтому мог улу­чить минуту, чтобы извлечь кассету прямо на яхте и кинуть в воду, не уволакивая камеру... Я не знаю, кто это был, но представ­ляю, что произошло.

Ну? — жадно спросили мои слушатели.

Пока Виссарион Северинович разгла­гольствовал перед камерой — скорее всего, сидя на носу яхты, — мимо проплыли воры. Отойдя на небольшое расстояние, они, ко­нечно, оглянулись на яхту. Из простого лю­бопытства, машинально, как часто люди ог­лядываются на воде, миновав что-то инте­ресное! И воры поняли, что попадают в кадр! А им это совсем не надо. Вот только не знаю, украли они уже светильники бакенов или только собирались украсть, но пленка ста­новилась доказательством, что только они в это время были поблизости. Сами понимае­те, милиция будет опрашивать свидетелей, яхтсмены вспомнят про пленку, милиция на всякий случай эту пленку просмотрит — и конец! Воры стали думать, что делать. Пер­вая часть плана ясна: надо подстеречь мо­мент, когда камеру оставят без присмотра, и извлечь пленку. Что они и делают. Тихо подплывают к яхте... надо думать, утренний туман им помог... Тихо ждут и следят, зата­ившись под самым бортом. И вот им повез­ло — все ушли с носа, камера ненадолго ос­талась без присмотра! Воры хватают каме­ру, пытаются извлечь пленку. Но они чуть завозились — видно, не знали, как открыва­ется камера. Понять, где у камеры запор, дело двух минут, но воры не хотят риско­вать, задерживаясь на лишние две минуты. Они быстро и, надо думать, бесшумно, ни разу не всплеснув веслами, отплывают от яхты, заворачивают в бухточку, которая ка­жется им самой укромной и тихой, и там спокойно отпирают камеру и извлекают пленку. Теперь возникает вопрос, что де­лать с камерой. Ведь они понимают, что про­фессиональную, очень приметную камеру продать будет нелегко, да и шум из-за нее может подняться намного больший, чем даже из-за раздетых бакенов. И тут воры нахо­дят перепрятанную нами лодку и узнают лодку Птицына! Для них это просто пода рок судьбы! Ведь подкидывать камеру на­зад— довольно опасное дело. Возможно, ее уже хватились, суетятся, бегают по палубе... Словом, изловчиться придется выше голо­вы, чтобы вернуть камеру, оставшись неза­меченными... И вдруг появилась возможность все повесить на твоего отца. И они на его лодке плывут к берегу. Возможно, за своей лодкой они вернулись на первом же пароме, но скорее они разделились, несколько чело­век поплыли прятать добычу, а один по­плыл к гаражам...

Специально пройдя поближе к патру­лю, — вставил Ванька.

Да, специально пройдя поближе к пат­рулю, — кивнул я. — Для перегона лодки воры выбрали того из них, кто по сложению больше всего напоминал Птицына.

Ну а если б патруль остановил лод­ку? — спросил Петька. — Скажем, если б Адоскин командовал в ту ночь?

— Если б с патрульного катера дали при­каз остановиться, человек в лодке прыгнул бы за борт и уплыл, под прикрытием утрен­него тумана, — сказал я. — Поймать его было бы сложно, да и ловить особо не стали бы. Все решили бы, что это сбежал твой отец и что его все равно возьмут на берегу, если в лодке окажется что-то противозаконное.

— Хм... Наверно, — подумав, согласился Петька. — Ну а если бы камеру сперли из лодки, пока лодка без присмотра стояла на берегу?

— Тоже ничего странного. Для воров, я имею в виду, — ответил я. — Камеру мог бы стащить только какой-нибудь местный ал­коголик, другие люди в это время по берегу не шастают. Милиция поймала бы его в два счета, и на первом же допросе он рассказал бы, что взял камеру из лодки твоего отца!

И для твоего отца все кончилось бы точно так же...

— Да, так, — опять согласился Петька. — Но я вам вот что скажу. Воры, конечно, очень умные попались, но чтобы самые ум­ные воры отказались от дорогущей видео­камеры — это неспроста. У них какой-то на­вар наклевывался, рядом с которым каме­ра — тьфу, и они этот навар спасали. Не в одних бакенах тут дело, точно вам говорю. Что-то еще вместе с этими бакенами они урвали, просто бакены на виду и их сразу хватились, а этого другого никто не замеча­ет. Иначе и быть не может. Если бы дело только в бакенах было, они бы и камеру приватизировали, несмотря на риск, пото­му что такая камера дороже всех бакенов стоит.

Наверно, ты прав, — задумчиво сказа­ла Фантик.

Да, прав я, — кивнул Петька.

Эх, вот бы найти эту кассету! — вздох­нул Ванька. — Если на ней воры в кадр по­пали, то по тому, кто они, мы поймем, в чем дело. А как без этих кадров концы искать — ума не приложу.

Мне кажется, кассету найти возмож­но, — медленно и раздельно проговорил я.

Что-о? — Ванька подался вперед. — Я не ослышался?

Повтори, что ты сказал, — попросила Фантик.

Ну, я гляжу, он всегда знает, что гово­рит, — пробурчал Петька.

Повторяю, — сказал я. — Кассету най­ти возможно. Я не берусь утверждать, что мы ее обязательно найдем, то есть найдем в таком виде, что ее можно будет смотреть, но шанс у нас есть.

Стояла полная тишина. Все ждали. Я про­должил:

Для того чтобы понять, где искать кас­сету, надо себе представить, как воры, за­плывшие в бухточку, обнаружили лодку.

Сунулись под ветки, чтобы лучше спря­таться, — сказал Ванька.

Под ветками в это время было темно, — возразил я. — И ворам было бы не­удобно открывать и закрывать видеокаме­ру. И бухточка давала достаточное укры­тие. Да, мы сначала считали, что они суну­лись под ветки. И в этом была наша ошибка. А ведь если не сунуться под самые ветки, лодка была не видна, даже совсем вблизи.

Так как же они ее нашли? — спросила Фантик.

А вы просто представьте, что они де­лали.

Ну, сидят в своей лодке, открывают камеру, достают кассету, — стал соображать Ванька.

Правильно. Что дальше?

С собой забрать, — предположила Фан­тик. — Чтобы сжечь эту кассету где-нибудь.

Да зачем забирать? — возразил Петь­ка. — Еще попадутся с ней, да и мало ли что. В воду ее сразу — и дело с концом.

Вот именно! — сказал я. — Вор разма­хивается, швыряет кассету подальше в воду, и что они слышат?

Плеск, — сказал Ванька.

Вовсе нет, — возразил Петька, больше прочих умудренный житейским опытом. — Если они швырнули кассету в сторону вет­вей ивы, то из-под ветвей они слышат стук. Глухой такой металлический удар. И плывут поглядеть, что там такое. И находят лодку.

— Правильно, — сказал я. — При этом если бы кассета упала на дно лодки, то ее бы нашли — или воры, или милиция, если воры в полумраке не разглядели кассету, отлетевшую в укромный уголок, и решили, что она в итоге отскочила в воду. А вот если кассета, ударившись о лодку, отпрыгнула дальше, то лодка стояла так, что кассета скорее должна была отскочить на берег, чем в воду. Да, берег осматривала милиция. Но если это маленькая рабочая кассета и заст­ряла она где-нибудь между оголенных и под­мытых водой корней, то милиция могла ее и не заметить. Тем более что милиция не со­мневалась, что ничего не найдет, и осматри­вала берег больше для порядка. Словом, у нас приблизительно такой расклад. Пятьде­сят шансов из ста, что кассета застряла меж­ду корней или залетела во впадинку у са­мой воды, двадцать пять — что кассета упа­ла в воду и мы найдем ее в таком виде, что смотреть ее уже нельзя, и двадцать пять — что воры подобрали ее со дна лодки и опять швырнули в воду, на этот раз удачно, по­дальше от берега. Ради пятидесяти шансов из ста стоит как следует пошарить, а? И потом, вполне возможно, что сейчас специалисты умеют реставрировать даже кассеты, побывавшие в воде. Тогда тем более стоит поискать.

Ты гений! — восторженно заявил Вань­ка. — Мы найдем кассету и разоблачим во­ров!

Признаться, — сказал я, — мне хочет­ся найти кассету даже не столько ради того, чтобы найти воров, сколько ради того, что­бы поглядеть, что наболтал силуэтчикам Виссарион Северинович. Смотритель маяка в роли браконьера — это, должно быть, не­что! По такому случаю он наверняка блес­нул всеми своими талантами Барона Мюнх­гаузена!

Ванька и Фантик расхохотались до коликов, живо представив, что мог наболтать Виссарион Северинович, и даже Петька улыбнулся.

Да уж, — сказал он. — Стоит поглядеть.

Так вперед! — сказал Ванька. — Чем скорее мы ее найдем, тем лучше!

Нет, — ответил я. — Не будем метаться туда и сюда. Мы обыщем берег перед тем, как отправляться в наше большое плавание.

И вернемся из плавания с кассетой в кармане! — торжественно провозгласила Фантик.

Ребята, можно, я поплыву с вами? — попросил Петька. — Мне до жути хочется и найти кассету, и увидеть, что на ней.

Разумеется, можно, — сказал я. — А те­бя дома не заругают?

Нет, — ответил Петька. — Не заругают. Дома знают, что я иногда ухожу с рыбака­ми. И родителям это нравится — говорят, хоть какому-то делу учусь.

И вот так было решено, что мы отпра­вимся на берег и поплывем все вместе.