Среда
День начался с пульсирующей боли в животе и с чувства
нехватки воздуха. Я видела дом на Б. улице. Коридор между го-
стиной и кухней. Я ходила по дому и искала кого-нибудь. Ви-
дела в разных местах маму и сестру, но они были больше похо-
жи на неподвижные статуи. Мне было что-то нужно от них, но
я не смогла ничего от них получить. Я была отрезана от них и
очень одинока. Мне до крайности нужно было побыть с кем-
то, с мамой, мне надо было согреться. Мне было нужно, чтобы
она полюбила меня. Мне было больно — болели руки и голова.
Я чувствовала себя совершенно парализованной и беспомощ-
ной — как запеленатый младенец. Я знала, что есть только два
способа стать любимой. В гостиной я видела их всех троих. Они
выглядели усталыми, в глазах читался страх. Мне все время хо-
телось закрыть дверь — я делала так всегда. Я пошла в свою ком-
нату. Пряталась от них, притворяясь, что читаю. Я поняла, что
всю жизнь связывала любовь и боль, и поэтому всегда остава-
лась беспомощным ребенком, я не могла никого полюбить, так
|
|
как это было всегда чревато борьбой с болью. Была потребность,
и я одалживала деньги у мамы и папы — чтобы хоть что-то по-
лучить от них. Как только я пыталась просить о любви, губы
мои немели и цепенели, словно от мороза. Наконец, теперь я
могу снова и снова просить их о любви.
Четверг
Горло мое сжал такой спазм, что я, войдя в кабинет, не мог-
ла произнести ни слова. Вся боль моего детства словно бы со-
средоточилась в животе. Я закричала: «Мама, почему ты не лю-
бишь меня? Прошу тебя, полюби!» Я всем существом чувство-
вала, как хочу, чтобы она позаботилась обо мне, приласкала и
защитила меня: «Мамочка, прошу тебя, не делай мне больно».
Я повторяла это снова и снова без конца. Ничто не помогало.
Просить было бесполезно, и потом я проговорила: «Ты причи-
няешь мне боль. Я больна, и это ты сделала меня больной». От
этого тошнотворного чувства меня передернуло. Теперь я ска-
зала: «Ты не можешь мне помочь?» Я погрузилась в свое чув-
ство, охваченная ужасом одиночества и болью. Я глубоко за-