И вечность одиночества и неба

И ревность и печаль влюбленных рук…

- шёл к заветной цели. Сам автор строки сии немилосердно бранил, как написанные в состоянии «не могу не писать, но вдохновение не гарантирует шедевра», и не включил ни в одну из своих бесчисленных книг.

Но Имхотеп давно заметил, что самый дрянной продукт, издаваемый визирем, обладает странной особенностью: бред на бумаге - и сказка в устах рассказчика.

Прочтя - сойдёшь с ума. Услышав -сойдёшь с ума именно так, как хочет рассказавший.

Что и доказывалось явным образом во время обольщений, проповедей и песней.

Успех был налицо, конец предсказуем -но тут он увидел, как в глазах собеседницы отразилась его судьба.

- Милый…- почувствовал он ароматы и холод острия перстня-кинжала, приставленный к шее.

- Да, Неотразимая? -кротко отозвался он.

- На пару слов?

* * *

Стражи Некрополя, поведав об исчезновении царицы, попросили, чтобы Рахотеп и Баалтуп изволили кое- на -что взглянуть в квартале торговцев.

- Так важно? -скривил губы жрец. Он чувствовал невыносимую боль и стыд за то, что был напрямую причастен к несчастьям родного города. Едва держался на ногах.

- Даже не представляете, насколько.

- Хорошо, идёмте. Баалтуп, ты не устал? Сможешь нас сопровождать? Хоть в городе и полное беззаконие, лишь в твоём присутствии я имею право посещать их крысиное логово.

- Нет, не устал. Твои врачи- настоящие кудесники, помер бы -воскресили. Идём.

Путь до квартала торговцев был проделан быстро: на лёгком челне, по воде главного канала.

Жрец, верзила и Стражи вылезли на берег.

- Вот сюда!

- Усадьба Уджагорреснета?- узнал дом Баалтуп.- А что там такое? Часть награбленного из Некрополя?

- Нет, нечто преступнее и дороже. Нечто, награбленное из Нутжерта. То, чего ценнее нету.

- Посмотрим. – удивился жрец.

Зашли в дом.

Спустились по деревянной лестнице в подвал.

Стражи зажгли все светильники.

И страшное зрелище открылось Баалтупу и Рахотепу: огромный зал, смрадный и пыльный, заполненный станками столяров и гончаров, ювелиров и ткачей, тазами красильщиков и печами стеклодувов.

А на полу, и на станках лежали груды окровавленных трупов.

Трупов, тем ужасных, что страшнее крови на их одеждах были раны на измождённых, отощалых телах, и раны тем более ужасные, что были многолетней давности: раны от хлыста из гиппопотамьей кожи, рвущего кожу, как ибис -тряпку.

- О, боги! Что это? - спросил Рахотеп.

- Рабы. -ответили Стражи.- Мёртвые, но рабы. Пока ещё не освобождены от цепей.

Баалтупу стало хуже, чем от ядовитой стрелы:

- Рабы? – зло прогремел он.- В городе, в котором его основательница, на первой странице конституции, запретила рабство? Где работорговля карается более жестоко, чем государственная измена?

- Да, рабы. А подвал, простите за неуместный каламбур - подпольная фабрика. Здесь, содержались в неволе и, под страхом голодной смерти и побоев, трудились ремесленники-язычники, мастера, производивших дешёвые товары для рынка. Их давно считали мёртвыми, а они были специально похищены для нужд касты торговцев. Ещё в начале религиозных беспорядков, более десяти лет назад.

- Жуть!- прошептал Рахотеп, глядя на жестоко покалеченные тела. – Десять лет!

- Выживших нет? -спросил Баалтуп у Стражей.- Сомневаюсь, чтобы Уджагорреснет один всё это организовал. Нужны имена подельщиков.

- В живых остался один гончар, но, увы, и тот уже почти не дышит…Вот он, ждёт вас и напутствия в жизнь вечную.

Жрец и военачальник подошли к умирающему.

- Сын мой! -опустился рядом с умирающим на колени жрец.- Я потрясён…

- Преосвященство, хвала богам, что, погибнув здесь, мы хотя бы оставляем в ваши руки наши тела, для мумий и обрядов. Нас похитили. Десять лет мы были рабами. Мы долго страдали здесь, нас каждый день искушали тем, что если мы примем вару единобожников, то нас отпустят. Но никто не согласился. Пусть знают наши семьи, что мы остались верными своим богам, и пусть простят, что веру мы предпочли свободе. Одного прошу, за себя и за всех: должного погребения.

- Святые мученики! Вы воистину заслужили не должное, а царское погребение. Всё будет сделано, как полагается, я лично препровожу в дом вечности каждого из вас. Но, пока ты ещё жив, скажи: что здесь было до сегодняшнего дня, и что произошло сегодня? Расскажи, дабы в день суда виновные понесли заслуженную кару. Можешь назвать имена?

Гончар назвал, жрец -записал.

- А сегодня, со злости, что раскрылись их преступления в Некрополе, и им пришлось бежать из города, атониты всех перерезали. Мне, если можно так выразиться, повезло: меня ударили последним, а, после всей этой резни, ножи были довольно тупы. -завершил рассказ несчастный.

Рахотеп вынул из под пояса несколько куфи:

- Прими, это боль заглушит.

Гончар проглотил, запил водою, что подал Баалтуп:

- Умоляю, пусть его Высочество Гормахис помолится о нас! Пусть отомстит!

- Он сделает и то, и другое. Поверь.

- И ещё. Я…Я умираю, но… не хочу умирать…Вот с этим…

Баалтуп, поняв страдальца, без промедления разорвал его цепи, разогнул оковы.

- Благодарю! -прохрипел гончар, и, блаженно закатив глаза, верно отдал душу богам, а тело, предположительно, Некрополю.

* * *

Едва закрылась дверь - Бертрери, крепко схватив Имхотепа за шею, подарила ему огненный поцелуй. И, что называется, пошла по венам вместо крови любовь. Он, теряя в лобзании ум и дыхание, мгновенно завёлся. Зашмыгал носом, похотливо ловя аромат любимой. Почувствовал, как узок стал его пояс.

Нетерпеливо полез её раздевать, как…

Она вмазала ему коленом между ног.

Дикий стон ограничился пространством намертво спаянных поцелуем глоток.

Бертрери, мастерски продержав засос до тех пор, пока стоны любовника не стихли полностью, отцепила губы, отпустила его шею. С наслаждением вздохнув, шепотом поинтересовалась:

- Ты как? Грустный какой-то…

- Чудовищно! -простонал он, упав на пол.- Лекаря!

Бертрери ласково улыбнулась:

- Лекарь нам не потребуется. Я данный болевой приём знаю в совершенстве. Через пять минут сможешь ходить, через пять часов пройдёт боль. Будет тебе урок.

- А что я такого сделал? -он плакал.

- Не что, а кого! И, при этом, не одну! Пока я спала, кто тут резвился со служанками? Кто только что пытался разверзнуть ложесна юной принцессе?

- Я случайно….так вышло…это сильнее меня…-оправдывался он.- Заалело ненасытное горнило страсти, поддуваемое вчерашним ветром…нельзя же такую мощь оставлять без дела! Вот и отлил пару болванок…Отчеканил узор…Закалил…

Бертрери, приблизившись к нему, глаза в глаза прошептала:

- Запомни, кузнец счастья: мне известно о каждом твоём взгляде мимо моей задницы.- помогла подняться. - В следующий раз бить буду сильнее. И вот это, уж поверь мне, точно будет сильнее тебя. Усёк?

Он покорно кивнул головой.

- Вот и молодец. А теперь, любимый, быстро нарисуй на роже улыбку и пошли. Негоже заставлять людей, и, тем более, богов, ждать. Пора преклонить колено пред местными святынями!

При слове «колено» Имхотепа едва не парализовало:

- Умеешь ты найти убедительные слова! -заметил он.

* * *

Долго и серьёзно поразмыслив, Нефтида взяла с полки Зеркало Маат:

- Всевидящий Глаз вездесущего миропорядка, что и Хаос заставляет служить на благо Вселенной! Именем моим сокровенным повелеваю тебе: покажи мне, где сейчас обломки Алебастровой Статуи из Лингапура! -домогаясь от инструмента Блага соучастия во Зле.

Зеркало, ненавидевшее Нефтиду, пожалуй, больше того, что видело и показывало (ох, как противно всеведение имеющим вкус, совесть и идеалы!), скривило ей донельзя противную гримасу, и нехотя показало просимое.

Узрела Нефтида реку Хапи, Антаритский порт и всю Гормахисову армаду.

- Ах, вот они где…

И мгновенно оказалась там.

Святилище было закрыто и опечатано личной печатью визиря, сулящей пуды проклятий тем, кто посмеет её сломать. Что не помешало Нефтиде проникнуть внутрь- если Хатор имела привычку двери выносить с плеча, или выбивать ногой, то Нефтида предпочитала проходить сквозь них.

Как -ни -как, а богиня привидений, призраков и прочей духовной мелочи (пытающейся существовать назло как небесным, так и земным законам) без проблем проникала в любые мозги, а уж запечатанные двери для неё -так, повод для улыбки.

- Свет! -щёлкнула богиня пальцами. И стал свет.

Осколки статуи лежали на алтаре.

- Что ж, я видела его магическую власть, он, и не кто другой, вполне способен её собрать и оживить. Но…Коли у ж я пошла на кражу этой блудодейки, на разрушение её сластолюбивого образа - то, видимо, придёться идти до конца.

Она прошептала заклинания:

- РА-СЭТАУ-ХЕФЕРА-ИТЭРУ!

Осколки объял колдовской огонь.

Жаром его можно было бы спалить семьдесят городов. Или высушить треть мирового океана.

- Уничтожить каждую пылинку этой блудницы! -злорадно прокричала богиня, увеличивая температуру до перспективы ядерного распада.

Но…Огонь горел, уже не столько питаемый её магическими силами, но алчно истощая их -а осколкам хоть бы хны.

Богиня вспотела.

Ничего не получалось.

Еле-еле удалось ей потушить прожорливый костёр, а иначе он бы потушил её.

Призадумалась Великая Карами.

- Амон хранит её…А воскресить её может лишь Гормахис- и никто, кроме него! Однако, сам-то он не бессмертен! -рассуждала богиня.- И, как я понимаю, если его убить, то и воскрешать её будет некому! Что у него там в ближайшее время по программе визита? Совещание? Нет, это не эстетично, убивать политиков. А дальше? Богослужение…Вот принести жреца в жертву-это красиво! Так, так, а где же у меня был Порох Секхмет?

* * *

Аллея колоссальных, безнадёжно, на века, заледенелых гранитных сфинксов вела от замка Нарциссины к главному храму королевства.

Время, стирающее сухим ветром каменные изваяния, проливными дождями разрушающее крепостные стены, землетрясениями превращающее в прах города, пожарами уносящее память человечества - перед этой громадиной, вероятно, заскулило, как побитая собака, и решило не тратить на него..время.

К этому святому месту и двинулась процессия гостей королевы.

Гормахис от архитектурного гиганта пришел в восторг. Он, не убирая с лица восхищение, внутренне взвыл: эту красотищу, при всех его магических талантах и политическом могуществе, утащить в свою коллекцию не представлялось никакой возможности.

- Как чудесно, что на свете ещё столько неизвестной мне красоты!!! -поделился он с Искриной. - Какие великолепные рельефы! Дивные линии!

- Разве для Верховного жреца Нутжерта, прославленного знатока искусств и истории, есть что-то неизвестное? -удивилась принцесса.

- Несметно изобилие тайн. Например, ты- несомненное чудо, самое прекрасное, из всего живого, что я видел, а я тебя впервые узрел лишь день назад… Непостижимый Амон милостив, и моё неудержимое стремление каждый день насыщаться новыми гранями красот и истин, им созданными, всегда сполна удовлетворено! Можно, конечно, чисто ради смеха, представить, что есть предел существующему. И, соответственно, предел познанию. Но, даже если сами вещи известны, и не меняются, то можно поменять взгляд на них. Более того, я убежден, что именно способность менять угол зрения и точку отсчёта делает меня не ящиком с книгами, а настоящим жрецом!!!

- Но разве познание мира -удел жрецов, а не учёных?

- Удел кого? Учёных? Познание? -скривил он губы.- Удел учёных-сомнения!!!

- И всё?

- Нет, ибо удел добросовестного учёного - когда -ни -будь стать жрецом! Они, учёные, всего лишь изучают, а мы -познаём! Они ещё только алчут, а мы -уже давно трапезничаем! Они всего лишь спрашивают об истине, тогда как мы, привередливо выбирая по своему усмотрению время и место, с нею беседуем! Они нетерпеливо и слепо ищут -а мы, жрецы, видим и любуемся! Они служат прихотям своего разума, а нам служит разум богов!!!

- То есть, учёным ты уже был?

- И не раз…Отвратительное состояние, нелепее, чем жизнь евнуха гермофрадита - нарциссиста, в котором многие так и остаются из жизни в жизнь. Глупо иметь наглость постоянно определять истину при помощи опытов, когда сам являешься одним из опытов Неизреченного…Впрочем, я шучу…-грустно улыбнулся он. -Или нет?

- Или нет? -поразилась она. -Как это?

- Мне иногда тяжело понять себя. -признался он.- Верю в загробную жизнь -но не верю в эту. Сомневаюсь, в чём угодно- и убью за нелепый, но красиво изложенный догмат! Ищу способ выразить мистический опыт -но выясняю, что написанное -враг задуманного! Я постоянно перепроверяю свои знания -и одновременно боюсь результатов этих проверок! Вдруг, вчера дважды два равнялось четырём, а сегодня -пяти!!! Истина блуждает где-то рядом, а заблуждение -всегда под рукой…

- Для многих познание вселенной -это проклятие, лишающее их друзей, близких, врагов. Они так увлечены поиском, что теряют самих себя. -заметила она. -Иные и в творчестве лишь безумствуют, а в любви -убивают собственную душу.

- А, по мне, познание –одно из трёх самых приятных и драгоценных в мире занятий! Наряду с творчеством и богослужением! Если эти три высочайших блаженства вообще можно хоть как-то отделить друг от друга, что было бы преступлением.

- А как же секс? -спросила и…смутилась она.

- А чё в нём ценного -то? -презрительно кинул он.

- Ты сравнивал?

- Я взвешивал!!!

Имхотеп, у которого всё ещё предательски дрожали колени, плёлся так, что его обогнала и подрезала бы на повороте самая древняя и косолапая черепаха. Бертрери его буквально тащила на себе, замаскировав его позор крепким объятием.

- Какая ты, однако...Сильная!

- Да, могла бы добить, а тащу!

- Это любовь! -чуть ли не плакал Жираф.

Шанкар и Нарциссина, любезничая без перерыва, всё глубже ощущали единство, единство более совершенное, чем позволяет постель или молитва. У них струны души, как оказалось, были настроены для виртуозного и бесконечного дуэта. Дирижировал на сей раз не кальян…

- Что вы, махараджа, думаете по поводу нового строя в Иллинии -демократии? -донес до других ветер её вопрос толстяку.

- А что тут думать, наисветлейшая? Если сам господин Имхотеп, гений юриспруденции, уже пятый год серьезно готовится к принятию второго гражданства, и именно иллинского! -пропыхтел Шанкар.

- Он, как юрист, считает демократию более совершенной формой правления? -удивилась королева.

- Нет, он надеется, что в недалеком будущем вся ихняя жизнь станет порнографией…

* * *

Урса и Эхнатон прогуливались по стенам главного генеральского лагеря.

В сущности, это был вовсе и не лагерь, а самая настоящая крепость: фундамент и низ стен – сложены из тёсаных глыб гранита, громадный частокол - из стволов вековых дубов. Были здесь и многочисленные высокие смотровые башни, в которых боевое дежурство вели самые зоркие и выносливые воины, чья противоестественная борьба с человеческой потребностью в сне безапелляционно диктовалась более сильным инстинктом: за сон на посту полагалась немедленная смерть.

Ворота фортификационного монстра были из стали.

Ржавой, но толщиною в два слона, и высотою -в шесть.

Сей военный городок, в отличие от других, временных, палаточных, создаваемых на время военной компании, служил Урсе чем-то вроде столицы: отсюда отправлялись его железные легионы, здесь был огромный склад продовольствия и богатый арсенал, лучшие на континенте кузницы (и кузнецы), просторные конюшни. Были и водохранилища, вода в которые поступала по акведукам, связанных с ледниками вечно тающих и всё равно, вечно ледяных, вершин Хрюкающих Скал.

Располагались две больницы, четыре публичных дома, двадцать кабаков и элефандром. Работали психологические центры поддержки для самоубийц.

- Красивое место! -заметил пророк.

- Стратегически красивое! -уточнил генерал.

- Воистину…так что тебя беспокоит, Урса?

- Мы захватили город. Поскольку его армия сопротивлялась на каждой улице, то, вполне естественно, что в результате захвата она была полностью уничтожена. Совершенно справедливо, мы сожгли языческих жрецов: они дрались намного лучше и отчаяннее, чем солдаты. Но почему мы не сохранили жизнь простым обитателям города, мирным: женщинам, детям, старикам, кошкам? В крайнем случае, их можно было бы сделать рабами и домашними животными, особенно женщин, однако….

Пророк прервал его:

- Мирным? Это они-то мирные жители? Ты не видишь войны, что идёт! Она не ограничивается боем.

- Как это? Не очень понимаю, какой ещё может идти бой, когда все сопротивляющиеся убиты?

- Сам рассуди, если из-за горстки баб и сопливых выродков, ты усомнился в благости и справедливости воли Атона, разве это не бой за твою душу? Каждый язычник-это светильник ложной веры, особенно -бабы! Милосердие к ним многих уводило от истины! Или тебе мало благочестивых проституирующих женщин, обитающих здесь?

- Нет, вполне хватает, и спасибо за то, что привели новых…А старики?

- Что? Старух хочешь? Вот уж не думал, что ты…

- Да нет, я о вере…-конкретизировал генерал.- Старики, они тоже светильники лжи?

- Именно так, только в них мало масла, сразу опасности и не заметишь. Это враги, скрывающие под немощью тела злое хитроумие. Не зря же они дожили до седых яиц, выжили среди таких же богоборных язычников. Они - нечестивейшие из нечестивых, в огонь да изыдут!

- Справедливо…Ну, а дети и кошки? Зачем мы сожгли их?

- А кем они, по-твоему, выросли бы? Среди идолопоклонства? Впитав ложные верования с молоком своих нечестивых матерей? Про кошек я и говорить не смею: эти твари…Они кого хочешь, обратят на путь, противный Атону.

- И даже вы не смогли бы наставить их?

- Господь предвидит грядущее. Если приказал уничтожить, значит, видел, что не станут они сынами благодати его. И скотами пастбища его.

- Понятно…-протянул генерал. – Вы вернули покой моему мятежному разуму. Но вот, чисто гипотетически…

- Что ещё? -пророк начал терять благодушие.

- Скажем, есть где-то на краю земли город, и там никогда не слышали о истине твоей…и туда, при жизни твоей, не дойдут слова благовестия о царствии его…Дабы их спасти, им Атон пошлёт откровение?

- Все откровения даются через меня, единородного сына Атона! -воскликнул пророк.- И если кто не услышал о боге нашем, то такова всеблагая милость его, избравшего меня, тебя и наших единоверцев, а иные, не слышавшие о нём -недостойны быть и упомянуты на языке нашем! В огонь их!

Генерала это не очень убедило, особенно про огонь, он хотел ещё что-то сказать, но…

- Они видны!- крикнул дозорный с одной из смотровых башен. - Атониты Нутжерта и наши воины!

- Я встречу их и препровожу к вам.- поклонился пророку генерал, и направился к воротам.

Как раз, вовремя: слишком много умных вопросов задал Урса, и у его святейшества начинался припадок…

* * *

Гормахис облачался в алые ризы Верховного Жреца Хатор, произнося главную молитву хаторитов:

- Я иду, о Золотая,