2015-09-06
955
Мысли Ф. де Соссюра о синтагме разделял С.О. Карцевский. В «Повторительном курсе русского языка» (1928) он писал: “Знаменательные слова в фразе не просто поставлены подряд, но связаны между собой синтагматически, т.е. как определяемые и определяющие”. [10]
В предложении Маленький мальчик читает большую книгу Карцевский выделяет такие синтагмы: маленький мальчик, мальчик читает, читает книгу, книгу большую. Такое синтагматическое членение указывает на то, что учение о синтагме на тот период находилось на начальном уровне развития. Данное предложение нельзя однозначно расчленить на синтагмы в соответствии с авторским пониманием содержания, с его смысловыми акцентами: недостаточно материала, чтобы однозначно сделать это.
Адекватная синтагматика и соответствующая интонация – это способ интерпретации содержания речи. В устной речи благодаря однозначной интонации говорящего не было бы никаких проблем с восприятием данного речевого фрагмента. Если подходить к приведённому Карцевским предложению как к метаязыковой единице, привлечённой в целях лингвистического экспериментирования, в нём возможна одна синтагма:
(1) Маленький мальчик читает большую книгу (при передаче единого факта, например, при ответе на вопрос: Что ты видишь?).
Возможны две синтагмы:
(2 а) Маленький мальчик / читает большую книгу (в ответах на вопросы: Кто читает большую книгу? или Что делает маленький мальчик?).
Синтагматическое членение ответов одинаковое, но коммуникативное качество синтагм – в отношении известного и нового – разное. Две синтагмы будут и в ответе на вопрос: Что читает маленький мальчик?
(2 б) Маленький мальчик читает / большую книгу.
Однако в данном речевом фрагменте возможны и три синтагмы:
(3) Маленький мальчик / читает / большую книгу (при ответе на вопрос: Что делает маленький мальчик с большой книгой?).
Примечательно, что лаконичные ответы на каждый из этих вопросов будут состоять только из содержательно основных синтагм, отражая тот факт, что в каждом случае передаётся разное содержание.
(1) Маленький мальчик читает большую книгу;
(2 а) Маленький мальчик; а также Читает большую книгу;
(2 б) Большую книгу;
(3) Читает.
Как видим, данное предложение может иметь разное содержание. Какое именно оно передаётся в том или ином случае, в устной речи можно понять по интонации субъекта речи, а в письменной – на основании контекста.
А вот чего здесь не может быть, так это синтагм мальчик читает и книгу большую, выделяемых Карцевским. Хотелось бы услышать коммуникативную цель такого синтагматического членения и интонацию данного фрагмента речи с выделением синтагмы мальчик читает, без определения маленький.
Перед нами ситуация, когда невозможно произнести того, что написано и что утверждается. Такого звучания мы не представляем себе уже потому, что сочетание слов маленький и мальчик в данном случае может существовать в речи в смысловом и интонационном отношениях только в неразрывном единстве, как грамматическое и смысловое целое. При любом возможном варианте синтагматической структуры они могут быть только в одной и той же синтагме. Что касается выделяемой автором синтагмы книгу большую, то вообще неясно, откуда она появилась. Такой синтагмы в приведённом предложении нет. При соответствующей коммуникативной цели и необходимой интонации возможна лишь синтагма большую книгу.
Синтагматическое членение – это не изымание отдельных фрагментов речи и деформация их по своему усмотрению, с изменением порядка слов, а точное их воспроизведение (цитирование)на основании авторской интонации. Никакие перестановки недопустимы. Синтагматика конкретной речи – это членение её на те структурно-смысловые лексические единства (синтагмы), из которых она была составлена автором.Было бы странно, если бы слушатель, воспринимая устную речь, менял выделяемые говорящим синтагмы на какие-то варианты, Точно так же странно, когда читатель меняет авторскую структуру синтагм на свою. Это равносильно тому, как, увидев, например, сочетание цифр 37, человек воспринимает их как 73. Письменная речь – это предельно точная трансформация устной речи и её фраз в графическую форму – в предложения, высказывания и текст с передачей адекватного содержания.
Кроме того, вызывает сомнение и то, что одни и те же слова предложения (мальчик и книгу) одновременно отнесены учёным сразу к двум разным синтагмам. Слово в речи может входить в одну и только одну синтагму – в ту, в которой оно у автора вошло в речь при наращении синтагм.
Наличие у какого-либо слова синтаксической связи с несколькими словами вовсе не свидетельствует, что все они входят в одну синтагму. Только интонация субъекта с её паузами, отражая коммуникативную цель, показывает, в какую именно синтагму входит то или иное слово. Осознание делимитации синтагм слушателем – важнейшее условие адекватного понимания речи.
Синтаксическая связь в речи может быть внутрисинтагматической (у слов, входящих в одну синтагму) и межсинтагматической (когда синтаксически связанные слова входят в разные синтагмы и благодаря связи этих слов объединяются их синтагмы в целом). Синтаксически связанные слова разных синтагм – это грамматически ключевые лексемы этих синтагм, позволяющие объединить синтагмы в связную речь. Синтагма – конкретная речевая единица со строго фиксированным количеством и порядком компонентов, менять их местами или относить один и тот же компонент к двум синтагмам нельзя. Никакие структурно-смысловые изменения по отношению к синтагме недопустимы, так как они ведут к её структурной и смысловой деформации.
Далее С.О.Карцевский утверждает, что любая фраза – это цепной ряд синтагм. Трудно что-либо возразить против этого. Но когда он начинает рассматривать выделенные синтагмы и связи в них между отдельными компонентами, указывая на согласование, управление и примыкание, то становится ясно: автор направился в сторону синтагм, т.е. в область речи, но повернул к обычным и хорошо знакомым словосочетаниям, т.е. остался в поле языка. Поэтому рассматривает не конкретные смысловые и грамматические отношения в синтагмах, что соответствовало бы речевому аспекту, а известные синтаксические связи между отдельными словами, смешивая при этом внутрисинтагматические и межсинтагматические объединения. Он не замечает, что произошла подмена предмета исследования. Вместо синтагматического, т.е. речевого, аспекта мы видим исключительно языковой подход. Синтагма рассматривается, как словосочетание.
Обращает на себя внимание мысль Карцевского, согласно которой “предикативным синтагмам принадлежит главная роль в языке, потому что подобные синтагмы выражают законченную мысль и готовы в любой момент служить фразой ”(выделено нами: исследователь упустил из поля зрения речь, хотя начинал с неё – Е.Ф.). Произошло окончательное смешение языка и речи.
Весьма примечательны последние слова: “ готовы в любой момент служить фразой ”. Однако быть готовыми служить фразой и быть фразой – в мире лингвистики совершенно разные вещи, между которыми существует довольно чёткая граница. Все без исключения содержательные элементы языка и их сочетания “готовы в любой момент служить фразой”, но ни один из них является синтагмой, тем более предикативной. Чтобы речевому фрагменту стать фразой, ему сначала нужно стать синтагмой. А синтагмы появляются в момент порождения фраз, которые формируются путём линейного наращения синтагм. Если перед нами фраза, то это уже сфера речи, и сама синтагма является минимальным фактом речи, исходным её компонентом, но если ещё не фраза и не синтагма, то служить “это” может чем угодно.
Так что неясно, о какой “готовности” синтагм вообще идёт речь. В системе языка у каждой обобщённой значимой единицы есть готовность быть конкретной единицей речи, а синтагма уже является минимальной речевойединицей. Если сочетание слов не является отдельным компонентом конкретной речи, оно не может считаться синтагмой.
У синтагмы нет функции – обязательно выражать законченную мысль. Хотя она, безусловно, может передавать лаконичную мысль как единый факт без каких-либо смысловых осложнений и нюансов. В этом случае она выполняет в устной речи функцию фразы, а в тексте может выполнять функцию простого предложения или отдельной предикативной единицы в составе сложного. Однако намного чаще она передаёт лишь отдельный фрагмент мысли. Известно, что передавать законченную мысль – задача фразы (в устной речи) и предложения (в тексте).
Касаясь содержания текста и его мыслей, нелегко определить в нём границы отдельных самостоятельных предикативных структур и ответить на вопросы о количестве его предложений и границах между ними. Многие взаимосвязанные мысли одним человеком могут восприниматься как нечто единое целое, а другим – как единство, представленное рядом отдельных речевых компонентов. Так что границы между предложениями в тексте субъективно обусловлены. Они в большей степени определяются индивидуальным авторским восприятием содержания речи и её структуры, чем какими-либо объективными грамматическими требованиями и положениями. В предложенческом оформлении текста возможны разные варианты. Они могут быть лучше, хуже, точнее, убедительнее, но почти все они теоретически возможны. Поэтому предложение в качестве структурной единицы связной речи ненадёжно, ибо оно субъективно – как в отношении структуры, так и содержания. Однако в качестве основной грамматической единицы оно более чем убедительно. Не случайно оно стало основой при изучении грамматики письменной формы литературного языка. Важно оно и в процессе восприятия текста, осуществляемого читателем, помогая быстрее определиться в его синтагматической структуре, интонации и точнее понять содержание.
Основные функции синтагмы – служить единым и одномерным структурно-смысловым блоком в построении и восприятии речи. В отдельных случаях синтагма может совпадать с предикативным центром или даже предложением в целом, неизменно оставаясь при этом синтагмой (в аспекте порождения речи). Но в аспекте письменного оформления речи она уже будет квалифицироваться как предложение. Синтагмы – это исходные единицы устной и письменной речи, тогда как предложения – речевые единицы письменной речи, используемые для традиционного оформления текста. Но по своим параметрам в некоторых случаях они могут совпадать. Подобно тому, как, например, может совпадать ромб с квадратом или параллелограммом, оставаясь при этом ромбом, у которого все стороны равны, а диагонали перпендикулярны и в точке пересечения делятся пополам.
Говоря о предикативных синтагмах, С.О. Карцевский не уточняет, какую именно “главную роль в языке” он имеет в виду, потому что таких ролей, по крайней мере, можно назвать две – структурную и смысловую. Речевая практика свидетельствует, что смысловая роль является определяющей. Язык в действии – орудие мысли, средство её формирования, сохранения, выражения и передачи. Но язык в действии – это речь. Основное достоинство языка в речи не его установившиеся структуры, а способность формировать и выражать мысли, способность обеспечить коммуникацию. Установившиеся структуры – это апробированные способы формирования и выражения мыслей. Так что не формальная сторона языка является первостепенной, а содержательная. Содержание передаётся не потому, что сформировались и утвердились языковые структуры, а наоборот, языковые структуры сформировались и утвердились, потому что была необходимость в передаче разнообразного, но всегда конкретного и актуального содержания. Вспомним щербовскую “ Глокую куадру…”. Несмотря на безукоризненную грамматическую структуру, это, тем не менее, не предложение.
Развитие мышления потребовало появления соответствующих речевых структур, а появившиеся структуры в дальнейшем стали развивать мышление каждого нового поколения носителей языка. Субъект речи при ясности для него передаваемой информации идёт от содержания к форме. Читатель же, наоборот, занят проблемой содержания – тем, как ему на основе предложенной ему формы извлечь авторское содержание. Так как любое содержание может существовать только в какой-то конкретной форме (или, по крайней мере, должна подразумеваться, например, в имплицитных структурах), то по этой причине форма становится объектом тщательного изучения.
Главное и второстепенное с точки зрения формы далеко не всегда соответствует главному и второстепенному с точки зрения передаваемого содержания. В структуре своя иерархия, а в содержании – своя, что легко поясняется и утверждается интонацией.
Как упоминалось, такой грамматический признак, как предикативность, не является главным для синтагмы, но если он ей присущ, то определяется не столько её формой, сколько той ролью, которую отводит ей субъект речи. Так, учитывая регулярное использование в речи неполных структур, предикативность или непредикативность синтагмы часто определяется на основе контекста. Предикативную синтагму может образовать в конкретной речевой ситуации даже предлог, выполняющий функцию самостоятельной синтагмы. Например:
– Ты будешь чай с сахаром или без сахара? – Без.
Взятая отдельно, реплика Без, пожалуй, никого не надоумит утверждать, что перед ним предикативная структура. Но в контексте её квалификация однозначна: это неполная предикативная структура с ситуативным значением. Её квалификация должна осуществляться с учётом речи и имплицитно представленных компонентов: Без = Я буду чай без сахара.
Вместе с тем часто предикативная синтагма не может рассматриваться в качестве “фразы” (предложения), даже при наличии подлежащего и сказуемого. Представим ситуацию: наблюдая, как поют под тёплыми лучами мартовского солнца прилетевшие скворцы, два человека обменялись следующими фразами:
– Скворцы прилетели.
– А в прошлом году / скворцы прилетели / ещё в феврале.
Ради тождества предикативных центров во второй фразе использовано не более уместное местоимение они, а повторилось существительное. В первой фразе, которая соотносится с отдельным предложением, сообщается, что конкретные действователи (скворцы) совершили определённое действие (прилетели). Констатация факта. Использованы два слова, но они образуют самостоятельную, грамматически и содержательно завершённую структуру, состоящую из одной синтагмы, выполняющей в письменной речи функцию предложения. Во второй фразе в смысловом плане важен уже не факт прилёта конкретных птиц, который передаётся адекватным предикативным центром (скворцы прилетели). Здесь важно сопоставление – то, что прошлогоднее их действие было совершено раньше. Подлежащее и сказуемое здесь образуют предикативный центр такой же, как и в первом случае. Но в первом случае это самостоятельное предложение, содержащее главную информацию. Во втором же скворцы прилетели – это лишь синтагма, т.е. конкретная единица конкретной незавершённой речи, которую мы не можем квалифицировать как предложение, хотя формально она полностью совпадает с первой. Но её содержание уже не является ни законченным, ни основным. Это лишь часть предложения. К тому же не она несёт основную информацию.
Эксплицитный признак предикативности синтагмы совершенно не существен для того, чтобы квалифицировать её в качестве фразы (или предложения). В системе языка – да, такая структура, безусловно, соответствует минимальной схеме предложения и может квалифицироваться в качестве модели предложения. Но в речевом отношении это необязательно предложение. Так, во второй фразе предикативная синтагма выполняет не столько смысловую (смысл ясен из ситуации), сколько структурную, обычную “упаковочную” функцию. Главную же смысловую роль выполняют остальные компоненты – так называемые структурно второстепенные члены. Мало того, эту синтагму можно заменить различными речевыми вариантами (они прилетели, они были здесь, это произошло) или вообще опустить. Во втором речевом фрагменте предикативная синтагма скворцы прилетели не имеет и не будет иметь никакого иного статуса: она лишь часть структуры и содержания предложения, соответствующая его предикативному центру. Она содержит уже известную участникам общения информацию, что позволяет в некоторых речевых ситуациях её вообще опустить. Ср.: Тоже мне удивил: рано скворцы прилетели! В марте. А в прошлом году – ещё в феврале.
Так что предикативная синтагма в конкретной речи структурно может соответствовать предложению в языке (точнее, структурной схеме предложения), не являясь при этом предложением в речи. В этом принципиальное отличие синтагмы как речевой единицы от обобщённых языковых единиц и в первую очередь от предложения как типичной модели.
Следуя за С.О. Карцевским и Ф. де Соссюром, аналогично понимает синтагму А.А. Реформатский: “Коммуникация в языке (сочетание, свидетельствующее о смешении языка и речи; коммуникация не в языке, а с использованием средств языка – Е.Ф.) состоит в том, что одно названное содержание определяется другим… Простейшей коммуникативной (синтаксической) единицей является синтагма, которая состоит из двух членов – определяемого и определяющего. Следовательно, синтагма по природе своей основана на подчинении и всё синтагматическое относится к подчинению”.[11] В четвёртом издании книги (1967 г.) Реформатский уже представляет синтагму в самом широком значении, находя её на всех языковых уровнях.
Показательно, что А.А. Реформатский называл синтагму простейшей коммуникативной единицей, с чем нельзя не согласиться, однако он не пытался выяснить ни сущности синтагмы, ни её содержательной или речеорганизующей функции. Он обращает внимание лишь на её структурные характеристики и старается определить их, не разграничивая сфер языка и речи. При таком подходе трудно рассчитывать на объективный и убедительный результат.
Сущность синтагмы в том, что в смысловом и структурном отношении она является отдельной коммуникативной, т.е. речевой, единицей. В речи она выступает носителем конкретного фрагмента содержания, тесно связанного с общим содержанием, представленным всей синтагматической структурой текста.
Вопрос синтагмы в практике речевой деятельности – это прежде всего проблема письменной речи, её организации, адекватного членения и последующего восприятия. В устной речи синтагмы благодаря интонации воспринимаются чётко и однозначно, не вызывая особых трудностей. Структура синтагмы обусловлена содержательно и грамматически. Весьма часто она представляет собой сочетание нескольких слов, образующих аналитическую грамматическую форму, например, сложные формы сказуемого. Поэтому при синтагматическом членении речи аналитическая форма обычно включается в одну синтагму, в которую, кроме неё, могут входить и другие сопутствующие компоненты (например, типичные для сказуемого обстоятельства). Ср.:
После окончания школы // хочу пойти учиться / в университет, // на математический факультет.
Сочетание хочу пойти учиться может быть в общей синтагме, так как грамматически это один компонент предложения, представленный в составной форме. В эту синтагму по решению субъекта речи может входить компонент в университет, но он может быть представлен и отдельной синтагмой.
