Из статьи Юрия Афанасьева о перестройке

Мне кажется, мы еще не в полной мере осознали, почему применительно к перестройке говорим – революция, почему сопоставляем ее историческое значение с Октябрьской революцией, откуда, наконец, этот остро ощущаемый многими драматизм – «сейчас или никогда».

Сегодня мы на переломе. Всему миру ясно... — мы хотим меняться. Стоять на месте в бурно меняющемся мире – смертельно опасно. А мы хотим открыть глаза не только на этот меняющийся мир, но и на самих себя. Наша открытость миру во многом зависит от нашей способности познать самих себя.

В этих-то условиях, в момент тяготения к обновлению и к самоочищению, мы ощущаем: что-то смущает наш ум, что-то не позволяет почувствовать себя вполне раскованным. И каждый...догадывается, что «что-то» – нередко наше сложное и трудное прошлое, все еще ждущее беспристрастного анализа. То прошлое, которое, по обыкновению, отнюдь не исчерпывая его сущности, именуется «сталинские времена». В общем, двух мнений быть не может, что методы проведения коллективизации противостояли ленинскому плану кооперации, что укрепление и воспроизводство бюрократии, исключительно административные способы управления обществом — явления, чуждые социализму. Представления, будто все это не затронуло основы основ социализма – ошибочны. Сказалось, и даже очень. Не признав и не поняв этого, мы не проникнем в сущность вульгаризации марксизма в стране, не разберемся, куда уходят корнями низкая производительность труда, увековеченные очереди и нехватки, «теневая экономика». Сейчас мир видит, мы, будучи верны социализму подлинному, не намерены довольствоваться социализмом декларативным, который словно в насмешку поименовали «реальным социализмом»...

Смысл последних решений партии к тому и сводится, что не всякая наша реальность социалистична, зато потенции социализма реалистичны. Они совсем не исчерпаны предшествующим развитием, скорее задействованы лишь в малой степени. Экономический уровень и социальный опыт, выстраданный нашей партией, позволяют добиться, чтобы, по выражению М. Горбачева, социализма стало больше, чтобы сам социализм во всех отношениях стал человечным.

Мы хотим сделать перестройку необратимой, а это означает решительно вычеркнуть нами же осужденные реликты прошлого, сформировавшиеся много лет назад и напоминающие о себе по сей день в экономических, социальных, духовных структурах...

В этом прежде всего революционность перестройки. В последнее время в нашей прессе наметилась склонность к осторожным полутонам, к заранее предопределенной дозировке светлого и темного, к балансу хорошего и плохого... Нельзя заранее, еще до начала непредвзятого исследования, возводить штакетник, устанавливать открытые зоны новых запретов. Тем более что очень трудно бывает провести грань между более важным и менее важным, между идеализацией и драматизацией... Не во власти ученого драматизировать прошлое. Оно от историка вообще никак не зависит – оно такое, каким оно было. А вот мы во всем зависим от прошлого, в нем сформировалось наше общество, все его структуры и мы сами. Вот почему мы должны смело войти в него, как в свой дом. Нелепо бояться самих себя».