I. Преступное деяние как основа ответственности 7 страница

В Германии в памятниках V и VI веков в числе обстоятельств, влияющих на меру ответственности, встречается и повторение. О нем говорят памятники англосаксонского права*(2466), leges barbarorum, капитулярии Карла Великого и в особенности подробно - городовые права, Rechtsbucher, причем в этих памятниках везде говорится о специальном повторении, и притом не при всех преступлениях, а только при тех, которые всего скорее обращались в привычку, например при воровстве. В эпоху земских уставов развитие учения о повторении содействовало, с одной стороны, развитию инквизиционного процесса, в особенности так называемого Leumundsprocess, относящегося преимущественно к лицам, уже опороченным судом, а с другой - влияние итальянских юристов, в особенности Кларуса и Проспера Фаринация, у которых уже сложилась относительно повторения целая доктрина. Но постановления Каролины (Constitutio criminalis Carolinae "Уголовный кодекс Каролины (лат.).") о повторении отличались значительной неопределенностью и вызвали сильный спор (в Германии)*(2467) об объеме их применения.

Постановления об усилении наказания за повторение встречаем мы и в нашем старом праве, начиная с уставной Двинской грамоты, облагавшей третью кражу смертью. Ведомые лихие люди вызывали особые репрессивные меры. Великокняжеский судебник говорил: "А доведут на кого-нибудь татьбу, разбой или душегубство, или ябедничество, или иное какое-либо лихое дело, и будет ведомый лихой человек, т.е. облихованный на повальном обыске с доводом, с указанием самаго лиха, - у кого воровал или кому краденое отдавал, ино такого лихаго человека казнить смертью"*(2468). Дополнительные указы к Судебнику обращают особое внимание на различие повторения - "изымают того же татя навторой или третьей татьбе", от совокупности - "приведут татя и доведут на него при первом же приводе две или три татьбы". Постановления Судебников перешли и в Уложение 1649 г., которое также говорит о повторении только при некоторых преступлениях, в которых оно могло служить признаком особенной опасности виновного или которые указывали на особенную закоренелость и нравственную испорченность, как, например, воровство, разбой, побег, проступки по службе, корчемство и т.д. Для признания повторения по Уложению требовалось, чтобы наказание, положенное за первое деяние, было отбыто; о сроке, который должен пройти между наказанием за первое и новым преступлением, не говорится ничего, но из постановлений о воровстве видно, что усиление наказания за повторение допускалось и тогда, когда после наказания прошло большое число лет. Усиление ответственности не предоставлялось усмотрению судьи, а он был обязан увеличить наказание, и притом в размерах, указанных в законе. Впрочем, относительно степени усиления ответственности Уложение не представляло никакой определенной системы. В некоторых случаях оно назначало усиление исключительно количественное, т.е. или назначало удвоение штрафа, или, например, определяло бить кнутом вдвое жесточе; иногда повторение вызывало изменение рода наказания или прибавление к обыкновенному наказанию какого-либо другого; весьма часто допускался переход к смертной казни. Кроме того, изувечивающие наказания, назначавшиеся за более тяжкие преступления и повторение их, служили, так сказать, клеймом, предостерегавшим от преступников общество: всякий был обязан приводить к воеводе тех лиц, у которых уши резаны, а отпускных грамот нет.

Средневековая доктрина, особенно позднейшая, хотя с любовью останавливалась на вопросе о повторении, но преимущественно с его казуистической стороны; она занималась определением его признаков, границ повторения от других случаев стечения, установлением его влияния на наказуемость. Teopия конца XVIII и начала XIX столетия обратилась к исследованию самого основания усиления наказуемости за повторение, причем выставила несколько различных построений, в свою очередь определивших и значительное различие законодательных постановлений о повторении, которое мы встречаем в кодексах начала прошлого столетия, особенно немецких*(2469).

Нельзя не отметить прежде всего, что, несмотря на всеобщее признание повторения обстоятельством, усиливающим ответственность, мы встречаем в доктрине целое направление, отрицавшее правильность признания за повторением такого отягчающего значения*(2470). "Нужно быть справедливым, - говорит Карно, - даже к тем, которые недостойны снисхождения, и, следовательно, нельзя наказывать их сильнее, чем они заслуживают по самому роду совершенных ими преступлений. Если они и совершили прежде преступление, то они и наказаны за него, налагать на них новое наказание за то же преступление значит нарушать основное начало уголовного права - non bis in idem "Нельзя наказывать дважды за одно и то же (лат.)."; наказание, назначаемое за преступление, может быть усиливаемо только на основании обстоятельств, присущих самому преступлению и настолько тесно связанных с ним, что судья должен обратить на них внимание"*(2471). Но это возражение, имеющее значение по отношению к чрезмерному расширению влияния всякого повторения на наказуемость, не может считаться принципиальным. При повторении мы не судим и не наказываем прошлое деяние, за которое преступник уже расплатился с обществом, а мы берем в расчет только те видоизменения, которые это прошлое внесло в новое преступное деяние. Мы принимаем во внимание, что прежняя судимость изменяет даже объективное значение деяния, изменяет размер вреда, страха, опасения, внушаемого преступным деянием. Еще более оснований для изменения ответственности усмотрим мы в субъективном элементе: степень закоренелости, привычка к преступлению, определяющая преступную волю и придающая ей особенно опасный характер, являются, несомненно, обстоятельствами, относящимися к вновь совершенному деянию. Если мы, ввиду повторения, не имеем надлежащего основания присоединять к наказанию, назначенному за новое деяние, прежнее, уже отбытое виновным, как это допускало, например, Баварское уложение 1813 г.*(2472), то мы, однако, имеем полное основание для изменения не только меры, но и рода наказания, назначаемого законом за вновь учиненное деяние.

Особенное значение имеют, конечно, эти соображения с точки зрения теории целесообразности в связи с выставляемыми ими основаниями наказания. В этом отношении все эти попытки можно свести к нескольким группам, дающим различные объяснения самому факту повторяемости и ее влиянию на наказуемость*(2473).

Боязнь кары закона, вызываемая строгой репрессией, говорит Бонневилль*(2474), вот единственное средство, могущее удержать преступника от нарушений; вероятность вторичных нарушений закона была меньшей тогда, когда закон говорил, как в XVI столетии, что виновные за второе воровство будут повешены, или когда он, как в 1791 г., удваивал наказание за повторение. В этом постоянно увеличивающемся и неизбежном усилении наказания, усилении, возрастающем с каждым новым преступлением, есть несокрушимая сила репрессии, которая рано или поздно должна повлечь за собою уменьшение числа рецидивистов.

Но и Бонневилль рядом с понятием неустрашительности наказания ставит и оказанное рецидивистом неуважение к закону; у других французских и некоторых немецких криминалистов, как, например, у Ортолана (Elements, I, N 1179-1203), Бауэра*(2475), это второе условие получило еще большее значение. По этой теории для признания повторения не требуется ни тождества, ни однородности прежнего и нового преступления, не требуется отбытия наказания, так как неуважение к закону будет то же и со стороны лица, которому состоявшимся приговором указана преступность и наказуемость его деяния, не требуется даже какого-либо срока между прежним и новым преступлением; но, с другой стороны, само основание усиления наказания является по этому воззрению столь формальным и неопределенным, что оно едва ли может служить действительным оправданием усиленной наказуемости повторения.

Третьи видят основание усиления ответственности за рецидив в проявленной преступником неисправимости. Не только угроза закона оказалась бессильной, но даже и понесенная виновным кара не была в состоянии удержать преступника, а потому естественно применить к нему другие, более решительные меры. По этому воззрению рецидивистом может быть признан только тот, кто уже отбыл наказание за прежнее и учинил новое через такой сравнительно короткий промежуток, который служит доказательством безрезультатности понесенного им наказания.

Наконец, четвертое воззрение становится исключительно на точку зрения интересов общественной охраны*(2476). Если иногда учинение даже первого преступного деяния, по его обстановке, дает основание предполагать, что оно является не случайным событием в жизненной деятельности подсудимого, а свидетельствует о его наклонности к пороку, о привычке к преступлениям, то еще чаще это свидетельствуется многократностью преступных посягательств, упорством виновного в преступной деятельности, несмотря на понесенное наказание, а это обусловливает необходимость усиления и в особенности изменения наказания по отношению к подобным преступникам. По этому воззрению не рецидив сам по себе служит основой усиления ответственности, а доказываемая им привычка. Поэтому для понятия рецидива, по общему правилу, существенным условием является тождество или однородность преступлений и учинение их сравнительно после непродолжительного перерыва, а в особенности многократность повторения*(2477). Такое значение получает рецидив в особенности при тех преступлениях, которые, как свидетельствует жизненный опыт, всего чаще переходят в обычное занятие преступника, каковы, например, большинство имущественных нарушений*(2478).

Такое же различие взглядов встречаем мы в доктрине и относительно влияния рецидива на меру ответственности. В противоположность средневековым юристам почти все новые криминалисты признают повторение только обстоятельством, могущим влиять на усиление наказуемости, но не обязывающим судью в таковому. В особенности эта факультативность выдвигается на первый план новейшими представителями позитивного направления. Далее, одни теоретики признают рецидив условием, необходимо вызывающим замену наказания другим, более соответствующим выказанной преступником наклонности к преступлению*(2479); другие допускают при повторении усиление наказания, но только в пределах того же рода, выходя из начала, что повторение не изменяет рода преступности*(2480); наконец, третьи допускают влияние повторения только в тех же размерах, какой имеют и другие обстоятельства, увеличивающие вину*(2481). Это разнообразие теоретических воззрений на рецидив и его значение повлияло и на действующие законодательства.

Из современных законодательств наиболее подробные правила о рецидиве содержит французское право*(2482). Постановления code pйnal 1810 г. о рецидивебыли существенно изменены Постановлениями 1832, 1863 гг. и 28 марта 1891 г.*(2483) и дополнены Законом 27 мая 1885 г., впрочем, как замечают французские криминалисты (Гарро), совершенно несогласованным с системой кодекса.

Ныне Уголовный кодекс различает (ст.56-58) четыре случая рецидива: 1)учинение лицом, осужденным за преступление (crime), нового преступления (ст.56, не измененная в 1891 г.); 2) учинение лицом, присужденным за преступление к наказанию свыше одного года тюрьмы, в течение 5 лет после отбытия наказания за первое или нового проступка (delit), или и преступления 988, но долженствующего в данном случае подлежать тюремному заключению; 3) учинение лицом, присужденным за проступок к тюрьме свыше одного года, в указанный выше срок нового тождественного проступка или и преступления, но долженствующего подлежать тюремному заключению, установленному за проступки, и 4) учинение лицом, осужденным за проступок к тюрьме на срок менее года, нового тождественного проступка в течение 5 лет после отбытия наказания.

Таким образом, по французскому праву вовсе не требуется, чтобы виновный отбыл наказание за первое деяние, а требуется только, чтобы виновный был осужден французским (приговор иностранного суда не влияет на рецидив) судом за первое деяние и этот приговор вошел в законную силу (решения кассационного суда 2 августа 1856 г., 8 декабря 1865 г., 29 января 1885 г. и др.). Это положение сохранило свою силу и после Закона 26 марта 1891 г., так как отбытие наказания и ныне имеет значение только для исчисления давности рецидива. До Закона 1891 г. французское право не придавало никакого значения тождеству или однородности деяний, а имело в виду только формальное соотношение прежнего и нового преступлений, признавая рецидив от равного к равному (от crime к crime, от delit к delit) или от высшего к низшему (от crime к delit), но не наоборот, так как в этом случае наказание, назначаемое за новое преступление (crime), дает суду достаточный простор для выбора соответственного наказании (кассация 21 дек. 1871 г.). Теперь при рецидиве проступков закон требует тождества (le mкme delit)*(2484). До Закона 1891 г. рецидив признавался безотносительно к сроку, протекшему между прежним и новым осуждением, теперь это правило сохранилось только относительно рецидива от преступления к преступлению, а во всех прочих случаях требуется 5-летний срок.

Отдельно говорит Закон (ст.483) о повторении нарушений, признавая таковым учинение нового нарушения в течение года после осуждения за первое, и притом в округе того же полицейского суда. Но закон не признает повторения от преступления или проступка к нарушениям*(2485).

Наличность рецидива обязательно усиливает ответственность, но не исключает возможности применения к виновному снисхождения в случае признания наличности уменьшающих вину обстоятельств (кассация 20 апреля 1843 г.); при этом, так как повторение не изменяет сущности преступного деяния, а изменяет свойство вины и наказуемость виновного, то, по разъяснению французской практики, установление наличности повторения принадлежит не присяжным, а коронным судьям.

Само возвышение ответственности*(2486) заключается или в качественном изменении наказания (при рецидиве преступлений), в переходе к другому, более тяжкому роду наказаний, причем допускается даже переход от каторги без срока к смертной казни, но не допускается переход от срочной каторги к бессрочной, или в количественном увеличении срока, когда закон, кроме назначения maximum'a, предоставляет суду право увеличить продолжительность наказания до удвоенного высшего срока этого рода наказания, так что каторга может быть, например, назначена при рецидиве на 40 лет*(2487).

Закон 27 мая 1885 г., введший впервые во французское законодательство различие между преступниками случайными и преступниками привычки, установил для последних не только самостоятельное наказание - релегацию, но и принял определение повторения, совершенно отличное от установленного в code penal*(2488).

Повторением, вызывающим применение высылки по Закону 1885 г., считается осуждение виновного указанное в законе число раз в течение десяти лет, предшествующих последнему преступному деянию. Таким образом, основным условием является десятилетний срок. Этот срок исчисляется со дня осуждения за первое из идущих в счет деяний*(2489) и по день осуждения за последнее деяние, как говорится в тексте закона, или по день учинения этого деяния, как признает кассационный суд*(2490). Но в этот срок десяти лет не входит время, проведенное виновным в заключении, а потому на это время должен быть продолжен срок, отделяющий первое осуждение от нового преступления*(2491).

Число осуждений, необходимых для применения высылки, зависит от важности наказаний, назначаемых виновному, а именно необходимо: 1) два осуждения к каторге или исправительному дому (rйclusion), или 2) одно осуждение к каторге или исправительному дому и два осуждения или за преступление к тюрьме, или за проступки, поименованные в законе, к тюрьме не менее 3 месяцев, или 3) четыре осуждения к тюрьме за преступление или к тюрьме на срок не менее 3 месяцев за проступки, поименованные в законе*(2492); 4) семь осуждений, из коих по крайней мере два из упомянутых в предшедших пунктах, а прочие - за бродяжество или за самовольное оставление указанного места жительства, но при этом с тем, чтобы из этих деяний по крайней мере за два подсудимый был присужден к тюрьме на срок более 3 месяцев.

Высылка во всяком случае не может быть допустима, если ко времени ее применения виновному не исполнился 21 год или он достиг 60 лет*(2493).

По новому Итальянскому уложению (ст.75-79) рецидивом считается учинение лицом, уже осужденным - после вступления приговора в силу, в течение давностного срока, погашающего тот приговор, - нового преступного однородного деяния; при этом однородными признаются не только тождественные посягательства, но и те, которые причислены к таковым прямым указанием закона. По отношению к наказуемости закон различает простой рецидив и сложный, когда в течение указанного выше срока подсудимый совершил несколько преступных деяний. Само усиление наказания состоит или в возвышении его сроков, или в продлении срока полного разобщения заключенного от других соарестантов.

Кодекс германский, в отличие от партикулярных немецких законодательств*(2494), не содержит в Общей части никаких постановлений о повторении, а говорит о нем лишь при некоторых преступлениях, а именно: при разбое (§ 250), краже (§ 244 и 245), укрывательстве краденого (§ 261), обмане (§ 264) и отчасти нищенстве (§ 362); кроме того, особые постановления о наказуемости повторения существуют почти во всех специальных законах. Для понятия повторения требуется тождество или однородность (при краже и разбое) прежнего и нового преступлений, отбытие вполне или частью наказания, определенного за первое деяние немецким судом, и непротечение после отбытия наказания за первое и до совершения нового десяти лет, а по некоторым специальным законам и меньшего срока*(2495). Повторение увеличивает наказание обязательно, и притом при разбое - при первом повторении, а при прочих преступлениях - при втором (третье преступление); наказание возвышается иногда в весьма значительных размерах; так, за повторение простой кражи назначается Zuchthaus до 10 лет, а за повторение квалифицированной - до 15 лет.

Системы германского права держатся Кодекс венгерский и проект Австрийского уложения.

Кодекс голландский занимает как бы среднее место между французскойи германской системами; он в Общей части не упоминает о повторении, но в Особенной содержит о нем подробные постановления (ст.421-423). Кодекс предоставляет суду право при всех сколько-нибудь важных преступных деяниях возвышать тюремное заключение на 1/2, если это деяние учинено до истечения пяти лет с тех пор, как виновный отбыл, сполна или частью, наказание, назначенное за такое же деяние или за отнесенное законом к числу однородных с ним; точно так же деяние считается повторением, если наказание за первое деяние не было применено за давностью или вследствие помилования.

269. В нашем праве более определенные постановления о повторении, повлиявшие и на систему действующего права, являются в Уставе благочиния императрицы Екатерины II 1782 г., но специально по отношению лишь к некоторым имущественным преступлениям. Необходимым условием повторения устав признавал отбытие наказания за первое, а усиление наказания состояло преимущественно в его удвоении. Проект 1813 г. перенес учет о повторении в Общую часть, говоря (п.4 § 89), что вина преступника увеличивается, чем развратнее было прежнее его поведение, чем чаще он уже был под судом, был обличаем в других преступлениях и за оные наказан, а затем (§ 90) к числу особенных причин увеличения наказания проект относил: ежели преступник вторично или в третий раз и более учинил то же самое преступление.

Свод законов (ст.135 по изд. 1842 г.) признавал повторением учинение лицом, наказанным за преступление, того же самого в другой или третий раз. Повторение преступления, как указывалось в этой статье, умножает вину преступника, но сама мера усиления предоставлялась усмотрению судьи, если только не содержалось по этому поводу каких-либо прямых указаний в Особенной части. В этих же случаях (ст.185, 478, 521, 526 и др. по изд. 1842 г.) обыкновенно наказание за повторение удваивалось, или присоединялось к новому наказанию прежнее, или же допускался переход и к высшему роду, причем иногда размеры усиления были весьма велики; так, например, за тайный провоз товаров в первый раз назначалось легкое телесное наказание, а в третий - ссылка на каторгу.

Определение Свода было сохранено и составителями Уложения, которые признавали (ст.139 Проекта, ст.131 Уложения по изд. 1885 г.) повторением совершение того же преступления или учинение другого после суда и наказания за первое, а по Закону 19 сентября 1846 г. к повторению отнесено и впадение в новое преступление, когда прежнее, не менее важное, было прощено виновному вследствие общего милостивого манифеста или по особому монаршему снисхождению*(2496).

Но составители Устава о наказаниях отступили от этой системы и в п.3 ст.14 указали лишь на повторение того же или совершенно однородного проступка до истечения года после присуждения к наказанию; так что Устав допускал только специальное повторение, а не общее, ввел особый срок повторения и признаком, определяющим повторение от совокупности, поставил не отбытие наказания, а присуждение к наказанию*(2497).

Это различие двух кодексов, действующих одновременно и применяемых нередко одними и теми же судами, создало на практике значительные неудобства и даже неразрешимые затруднения, как, например, при определении третьей кражи или мошенничества как условия, изменяющего подсудность, и, наконец, было устранено Законом 3 февраля 1892 г., который принял общее определение повторения и для Устава и для Уложения, распространив его как на общее понятие повторения, так и на специальные случаи, указанные при изложении отдельных преступлений.

Нa основании сего закона повторением признавалось учинение того же или однородного преступного деяния по отбытии наказания за предшествующее преступное деяние или после помилования виновного за таковое деяние.

Равным образом и по действующему Уложению повторением признается учинение преступного деяния после отбытия наказания за прежнее.

Обращаясь к рассмотрению условий этого понятия, мы видим, что главным признаком, отделяющим его от совокупности, является отбытие наказания за прежнее. Наказание должно быть отбыто полностью; поэтому лицо, учинившее преступное деяние во время отбытия или во время побега из тюрьмы, отвечает не за повторение, а по ст.57 или по специальным постановлениям Устава о ссыльных и Устава о содержащихся под стражей. Отбытым наказание считается с момента окончания срока главного наказания, назначенного судом, поэтому, если таковое наказание имеет характер составного, как, например, каторга и следующее за нею поселение, - то со времени отбытия всех его частей*(2498). Но если закон допускает безусловное или даже условное сокращение назначенного судом срока в порядке исполнения приговоров, то наказание, конечно, считается отбытым с момента освобождения виновного. Таким образом, по нашему праву для сосланных в каторгу и на поселение наказание считается отбытым со времени перечисления их в крестьяне.

Наравне с отбытием наказания Закон 1892 г. ставил помилование виновного. Если помилование состоялось во время отбытия наказания, то моментом, после коего учинение нового деяния считалось повторением, является сам момент прекращения дальнейшего течения наказания, все равно, будет ли это особое помилование данного виновного или применение к нему общего Всемилостивейшего манифеста. Но Уголовное уложение не включило эти случаи в понятие повторения.

Отбыто должно быть наказание, а не какая-либо другая мера, хотя бы и назначенная по судебному приговору, но не имеющая характера наказания. Нa этом основании практикой Правительствующего Сената установлено, что учинение нового преступного деяния лицом, которое, ввиду его малолетства, за прежде учиненное деяние было подвергнуто лишь домашнему исправлению (73/613, Волкова) или было отдано в исправительные приюты (решение Общего собрания 1874 г., N46), не может считаться повторением. Отбытое наказание должно быть определено в порядке судебном, поэтому не может быть повторения, если обвиняемый понес за прежнее деяние наказание в порядке административном или дисциплинарном (69/241, Амчанинова)*(2499).

Приговор должен быть постановлен, как признал Правительствующий Сенат в решении по делу Пржесполевского, 1888 г., N 21*(2500), русским судом, но затем безразлично, будет ли это суд общий или мировой (реш. 68/219, Красноцветова; 69/881, Иванова, и др.), гражданский или военный (69/290, Ефимова, и др.).

Вторым существенным условием повторения является известное соотношение между прежним и новым преступными деяниями. Уложение 1845 г. в части Особенной говорило только о специальном рецидиве, т.е. о повторении того же преступления со всеми его не только родовыми, но и видовыми признаками - вторая кража со взломом, второй открытый грабеж, и только в редких случаях довольствовалось однородностью деяний (ст.1660 в новой ее редакции, ст.1671 Уложения); но в Общей части закон говорил, кроме специального, и об общем рецидиве, т.е. об учинении какого бы то ни было нового преступного деяния после отбытия наказания.

При составлении Устава о наказаниях редакторы не нашли возможным включить в устав понятие общего повторения в том соображении, что нравственная неисправимость обнаруживается только при совершении проступков более или менее сходных, совершаемых по однородным побуждениям: корыстолюбие, наклонность к разврату и т. п.; поэтому в текст ст.14 и внесено было условием повторения учинение того же или совершение однородного поступка.

Закон 1892 г. перенес это ограничительное начало и в Уложение 1845 г., и то же воззрение сохранено в действующем Уложении, так что для усиления наказания за повторение безусловно необходимо, чтобы новое деяние было или тождественно с прежним, или однородно с ним, т.е. заключало те же родовые признаки: захват чужого имущества; повреждение такового; причинение вреда здоровью; нарушение благопристойности или общественной нравственности и т.д.

Понятие тождественности или однородности зависит только от наличности признаков, входящих в состав преступления, а не от оттенков виновности; поэтому деяние остается тождественным, хотя бы в первый раз виновный был наказан за оконченное деяние, а во второй совершил только покушение, или наоборот (реш. 1868 г., N 6, 219, 314 и др.); равным образом деяние остается повторением, если в первый раз виновный был наказан как подстрекатель, а во второй - как пособник.

Требуя известного внутреннего соотношения между новым и прежним деянием, закон не придает никакого значения их внешнему соотношению, т.е. размеру определенного за них наказания.

Третьим условием повторения является протечение известного срока между отбытым уже наказанием и учинением нового преступного деяния. Уложение 1845 г. никаких указаний но этому предмету не содержало, так что повторение сохраняло свое влияние, хотя бы новое деяние было совершено лет через 15 или 20 после отбытия наказания за какое бы то ни было преступное деяние. Устав о наказаниях включил в число условий повторения срок, а именно - протечение не более года между новым деянием и осуждением за первое; при похищении же и порубке леса срок был назначен двухлетний.

Закон 1892 г. распространил это условие и на Уложение*(2501), но допустил различные сроки смотря по важности первого наказания, причем в общем принят тот же размер сроков, какой установлен в нашем законодательстве для давности, а именно: после отбытия каторги и поселения - десять лет; после ссылки на житье в Сибирь или отбытия заключения в арестантских отделениях - восемь лет; после ссылки на житье в отдаленные губернии или заменяющего ее заключения в тюрьме (30, II), заключения в крепости и заключения в тюрьме с лишением некоторых прав (30, IV) - пять лет; после тюрьмы с лишением всех особенных прав (30, V, примеч.) или без оного, буде она назначена за кражу, мошенничество, присвоение или растрату, - три года; после тюрьмы за прочие преступления, после наказаний, назначенных за самовольную порубку или похищение леса, а равно и после денежных взысканий, назначенных за преступные деяния, предусмотренные ст.1042-1061 Устава о наказаниях, - два года; после прочих наказаний - один год.

Действующее Уложение упростило эти сроки, приняв для тяжких преступлений не более пяти лет, для менее важных - не более трех лет и для проступков - не более одного года.

Все эти сроки исчисляются со дня отбытия последнего назначенного наказания.

По Уложению 1845 г. повторение отличалось от других обстоятельств, усиливающих ответственность, исчисленных в ст.129, тем, что суд при определении наказания за вновь учиненное преступление, если закон не содержал никаких особенных постановлений о наказуемости повторения, назначал всегда самую высшую меру наказания, т. е. высшую меру наказания, назначенного за это деяние, а если за деяние было назначено несколько родов или несколько степеней наказания или если судья по другим обстоятельствам дела понижал назначенные в законе наказания на одну или несколько степеней, - то высшую меру выбранной степени наказания*(2502).

По Уставу о наказаниях повторение, по общему правилу, только могло влиять на меру ответственности, но не обязывало усиливать таковую; это начало Закон 1892 г. (ст.131) распространил и на Уложение, но с указанием, что в случаях, особо законом указанных, наказание усиливается не только в мере, но и в степени или роде.

В Особенной части Уложения 1845 г. встречался целый ряд постановлений об усилении наказания за повторение того же преступного деяния, причем закон указывал на последовательное возвышение наказания не только за повторенное учинение деяния, но и за учинение его в третий или четвертый раз (в ст.894 установлялось особое наказание и за учинение в пятый раз, а в ст.416, п.1 закон доходил даже до седьмого рецидива).