История четвёртая. Тоже спиртовая

Вечером этого дня мы встали на ночёвку на правом высоком берегу Тунгира. Поляна, на которой мы расположились, обжита местными охотниками, рыбаками. Солнышко уходило за сопки, в котелке булькала похлёбка, а мы отдыхали, занимаясь, кто чем. Из-за «кривуна», так местные называют поворот реки, послышался шум моторной лодки. Минуты через две мы её увидели. Она, описав большую дугу на реке, причалила к нашей стоянке. Из лодки вышла эвенкийская женщина лет 50, две её дочки 18 и 20 лет. У старшей на руках была двухгодовалая девочка, последним вышел парень до тридцати лет, с ярко выраженным фингалом под левым глазом. При знакомстве он назвал себя Димой.

Мы пригласили их к костру, и, как водится в тайге, стали угощать всем тем, что у нас было на скатёрке. Лодка шла в Гулю. Гуля - это глухая таёжная деревня, стоящая на правом берегу Тунгира в 160 километрах от Тупика. Дима присел в стороне на корточки, как это делают люди, побывавшие в тюрьме. Когда я предложил ему

- 6 -

чай, он сказал: «Мужики, вы бы меня полечили водочкой». Добра этого нам не жалко, да и отказать неудобно.

Одним словом, налили мы ему грамм сто разведённого спирта, который он лихо слил в своё худое тело и заел карамелькой. Через десять минут, пока мы общались с женщинами, его развезло так, будто он принял не сто грамм, а литр, и сразу. Он с трудом встал на ноги, с ещё большим трудом удерживался на них.

Старшая женщина, которая рассказывала нам о НЛО, которые они часто здесь наблюдают, вдруг засобиралась ехать домой. «Поехали, Дима» - сказала она, будто не замечая того состояния, в котором находился парень. «Ты обещал сегодня довести нас до дома». Было около семи вечера. Солнце клонилось к вершинам сопок. До Гули по реке примерно 80 километров. Оценив ситуацию, я предложил нашим гостям заночевать у нас в палатке, а утром двигаться дальше. Однако женщина продол-жала настаивать на своём, не осознавая те опасности, которые могли произойти с ними во время сплава с пьяным лодочником. После недолгих уговоров Дима с трудом спустился к лодке, за ним пошли три женщины с малолетним ребёнком. Он занял место у мотора и начал его заводить.

Он дёргал пусковой шнур, но мотор молчал. Дима взял с берега камень и начал им бить по крышке пускового устройства. «Ты что делаешь?» – закричал я на него. «Ты его не знаешь, он напугается и заведётся» – ответил мне Дима. Я выхватил у него камень и выбросил в воду. Через несколько минут попыток завести мотор, во время которых я стоял по колено в воде и удерживал лодку и Диму, мотор завёлся, выбросив клубы сизого дыма. «Отталкивай» – скомандовал мне Дима. Я тихонько оттолкнул лодку, и она пошла кормой вперёд по течению.

В следующий момент он включает сцепление, винт начинает вращаться, задевает за камни и срезает шпонку. Лодку со стоящим на корме

- 7 -

Димой потащило вдоль берега. Подмытая водой берёза наклонилась над водой. Туристы-водники называют такие дерева «расчёской». Вот такая «расчёска» причесала пьяного Диму, сбросив его в воду. Старшая эвенкийка успела зацепить его за шиворот и закричала, призывая на помощь. Вся наша команда скатилась с высокого берега к воде. Я кинулся в воду и, ухватив нос лодки, потянул её к берегу. Спасательная операция прошла успешно. Бесстрашные эвенкийские женщины с дитём и мокрый Дима оказались у костра. Димку переодели в свою сухую одежду, а его мокрую, отжав, повесили сушиться у костра. Пока моя команда занималась гостями, я пошёл посмотреть, что случилось с мотором, В первую очередь необходимо заменить срезанную шпонку. Порывшись у него в ящике для инструментов, я не нашёл запасных, да и инструментов практически никаких не было. Диаметр шпонки, фиксирующей винт, 5-6 мм. Ничего подобного ни у Димы в лодке, ни у нас не было. Сработал опыт и интуиция. Раз здесь стоянка, думал я, значит люди, которые побывали здесь до нас, сушили одежду или рыбу на натянутых верёвках, а верёвки привязывали к забитым в дерево гвоздям. Я вылез на берег и стал внимательно осматривать деревья. Вскоре моя версия подтвердилась. Среди множества мелких гвоздей я нашёл один крупный. Выдернув его, я с помощью старого, стертого трёхгранного напильника, который нашёл в лодке у Димы, изготовил шпонку. Сделав двигатель, я поднялся от лодки на высокий берег к костру. Здесь, выпив крепко заваренного чая, полулежал водитель лодки. Он нёс какую-то чушь едва ворочавшимся языком. Я сказал, что починил мотор, и что им всё-таки лучше переночевать здесь. Однако таёжницы, пренебрегая горьким опытом первой попытки, опять стали говорить о том, что им нужно ехать домой. Мы всей командой пытались отговорить их, но усилия наши были тщетны. Наконец старшая женщина обратилась ко мне с предложением сопроводить их до ближайшего зимовья, которое якобы находится в пяти километрах вниз по течению. Такое предложение несколько обескуражило меня.

Во-первых, я никогда не ходил под мотором на таких больших плоскодонках; во-вторых, бросать команду в глухой тайге мне не очень хотелось. С другой стороны, я чувствовал вину перед этими женщинами, и отпустить их в ночное плавание с пьяным кормчим - значило взять грех на душу в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств. В конечном итоге, одевшись по-походному, взяв найденный на стоянке топор и тент, я спустился к ним в лодку. Мы договорились, что я довезу их до зимовья, переночую там, а утром, часов в шесть, протрезвевший Дима доставит меня обратно к моей команде. Пять километров это не так много – подумал я и отчалил от берега. Мотор работал неровно, а зайдя за поворот реки, совсем заглох. Любой человек, который ездил на машинах скажет, что мотор глохнет, как правило, в двух случаях: отсутствие подачи топлива или отсутствие подачи напряжения на свечу. Оказалось, что пропала искра. Лодка и её пассажиры были отданы богом во власть реки. Ещё один малоприятный факт усугублял наше положение. Лодка была худая. Каждые десять минут из неё нужно было вычерпывать два ведра воды. Как только мы отошли от

- 8 -

берега, Дима начал вычерпывать скопившуюся в лодке воду обрезанной пластмассовой канистрой. При очередном выливании воды за борт, край канистры зацепил набегающий поток воды и вырвал её из рук. Мы остались без ёмкости. Сумерки спустились на тайгу. Взяв шест, единственное орудие, которым можно было управлять лодкой, я встал на корму. «Далеко ли до зимовья?» – спросил я у женщин, так как у Димы спрашивать было бесполезно. Сидя на мешках, он что-то бормотал сам с собой. «Здесь, где-то рядом». Ответ был исчерпывающим. Я до боли в глазах вглядывался в береговую линию, пытаясь уловить хоть какие-то приметы таёжной стоянки. Однако их не было.

Управлять тяжелогружёной лодкой одним шестом - достаточно сложное дело. Почти в темноте я заметил, что лодку несёт на мель, где уже торчат корни огромного дерева. Мои усилия отвернуть лодку от опасности дали половинчатый результат. От основной мели и коряг мы увернулись, но нос лодки всё-таки зацепился за мель, течение реки стало медленно разворачивать лодку, создавая угрозу бокового переворота. Откровенно скажу, в этот момент я сильно струхнул. В то же время инстинкт самосохранения и чувство реальной опасности подталкивает к решительным и быстрым действиям. В следующий момент я выпрыгнул в воду и бросился к застрявшему носу лодки. Удерживая лодку от переворота, я тихонько стал стаскивать её с мели. Благо дело, что глубина была по колено. Она достаточно легко сошла с косы и кормой вперёд пошла вдоль неё. Удерживаясь за борт лодки, я перебрался к корме и запрыгнул в лодку. Дима, свернувшись в комок, спал на мешках, а бесстрашные эвенкийские женщины тихо сидели на передних лавках лодки. Девчушка, как и Дима, мирно сопела у мамы на руках. «Где же ваше зимовье?» – чуть отдышавшись, снова спросил я. «Где-то совсем рядом должно быть» – ответила мне старая. Я толкнул Димку и задал тот же вопрос. Тот спросонья вообще не понимал, где он, и что с ним. Судя по времени, и скорости течения реки, мы уже прошли пятикилометровую дистанцию. Ночь окончательно вступила в свои права.

Дважды я пытался пристать к берегу, для чего разворачивал лодку носом против течения так, чтобы течение прибивало нас к берегу. Дважды мы попадали под расчёску, которые чудом прошли без потерь. Больше я

- 9 -

рисковать не стал. Выведя лодку на средину реки, я устроился на корме, отдав лодку течению реки. «Вода не дура - она вынесет» – думал я, затягиваясь сигаретой.

Ночь была ясной и холодной. Полиэтилен, который я предусмотрительно взял с собой, передал женщинам. Они им накрылись и чувствовали себя достаточно комфортно. Дима стал выходить из того состояния, в котором он находился последние три часа. Его начало трясти. Он периодически запрашивал у молодухи сигарету, курил и непременно предлагал курнуть мне. Так мы катились в неизвестность, а я молил бога, чтобы нас не занесло в порог или на камень. Тучи, которые с вечера закрывали небо, рассеялись. Небо украсилось звёздами. Было очень красиво и холодно. Мне казалось, что мы движемся по глубокому тёмному коридору, верх которого обрамлён силуэтами елей, а потолок усеян звёздами. Этому коридору не было конца. Каждые десять минут я брал верхний кожух от двигателя и вычерпывал воду из лодки, Эти телодвижения немного разгоняли кровь и согревали тело. Часа в три ночи мы кое-как пристали к заросшему берегу. По кустам и корягам я выбрался на берег и вырубил второй шест. Пока я занимался этим делом, Дима давил на психику, рассказывая о том как «лохматые» (медведи) нападают на людей из-за кустов. В половине пятого начало светать.

Минут через сорок нас вынесло в небольшую заводь, на берегу которой была охотничья стоянка и стояла старая брезентовая палатка. Пёс, спавший рядом, лаем предупредил хозяев о приближении чужих. Когда нос лодки ткнулся в берег, из палатки выполз человек. Оказалось что это наши знакомые МЧС-ники.

На берег я выбрался последним. Старшая женщина успела вкратце поведать о наших приключениях. «Ты-то как сюда попал?» – спросил колоритный Володя, протягивая мне руку. «Да вот пришлось поработать проводником-спасателем» – ответил я ему. Ребята быстро разожгли костёр, и вся наша компания окружила его, отогреваясь от ночного холода. Тем временем мужики воспитывали Димку.

– «Ты что же делаешь, подлец?! Да как ты додумался напиться на реке! Да ты чуть не утопил наших баб!!! Одним словом, вставай к сосне мы тебя сейчас расстреляем, и никто не узнает где могилка твоя!» – закончил Володя. Димка понимал, что угроза не реальная, однако, весь сжался и выглядел, как побитая собака. Затем пришла моя очередь. «А тебе, Петрович, большое спасибо, что не отпустил одних и довёл до конца». Они усадили всех за стол, мне налили водки и накормили вечерней рисовой кашей с мясом. После завтрака мужики дали мне карабин и предложили пострелять. Не могу сказать, чем это было вызвано: то ли это из уважения, то ли хотели оценить, какой я стрелок. Откровенно говоря, после бурной ночи я сильно устал и замёрз, поэтому хорошего результата ожидать не приходилось. Взяв карабин, я всадил две пули в камень, похожий на стоящего в воде лося на другом конце залива метрах в ста от нас. Ребятам это дюже понравилось, и они одобрительно загудели. Примерно через час, свернув лагерь, мы загрузились в две лодки.

- 10 -

Ребята из МЧС, я и девушка с ребёнком в одной лодке, а Дима со старой женщиной и её младшей дочерью - в другой. Вначале мужики помогли ему завести мотор, и они пошли, толкаясь винтом, однако через некоторое время он опять заглох, а лодку понесло течение реки.

Мы шли на стойбище одного знаменитого в этих краях охотника по кличке Саша-«Буржуй». Шли в противоположенную сторону от моей команды, которая, как я понимал, начала беспокоиться о том, где я и что со мной. Я обратился к Володе с просьбой как-то соединить меня с моей командой. «Не волнуйся,» – сказал он мне – «приедем к «Буржую», и там решим». Минут через тридцать мы пристали к стоянке, на которой суетились четверо мужчин. Над костром висел котелок, из которого торчали куски мяса только что убитой кабарги. Хозяева пригласили всех за стол, на который гости поставили две бутылки водки. Процесс пошёл. Последние таёжные новости, рассказы об охоте, об оружии и другие. Время перевалило за полдень. Всё это время я думал о своих друзьях и сыне. Их тревога невольно передавалась мне. Наконец, я подошёл к Володе и настоятельно попросил его отправить меня на встречу к ним. Великан-таёжник, который чувствовал себя здесь как хозяин, подозвал к себе Сашу-«Буржуя», и тоном, не терпящим возражения, приказал ему собираться и везти меня на встречу с моей командой. Укладывая в лодку брезентовый плащ и карабин, он спросил у Володи – «Кто мне бензин возместит?». «Вот он и возместит» – сказал он, кивая на Димку, стоявшего рядом.

Я стал прощаться с народом, который был на стоянке. Когда я подошёл к старой эвенкийке и подал ей руку, она взяла её, и, удерживая, долго смотрела мне в глаза, не говоря ни слова. То ли она запоминала моё лицо, то ли благодарила, то ли извинялась за то, что с нами произошло. Затянувшуюся паузу как-то нужно было прервать. Я обнял её и прижал к себе как старого друга, затем повернулся и пошёл к лодке. Когда я уселся в лодке, «Буржуй» задал мне вопрос: «Выпить нальёшь?» Наученный горьким опытом, я повернулся в сторону Володи, который сидел на берегу. Вопросительным кивком и глазами я спросил его, можно ему наливать или нет? Он понял

- 11 -

меня, и, затянувшись сигаретой, сказал: «Этому можно». С этим благословением мы пустились в путь.

Шли мы довольно долго. «Буржую» это не слишком нравилось. Он думал, что мы где-то рядом, а тут уже километров сорок прошли, а наших всё нет. Наконец из-за поворота показалась наша лодка. Мы пристали к галечному берегу, через минуту к нам подчалила лодка с моими друзьями. Все были возбуждены. Огромный камень неизвестности, нехороших предположений свалился с наших плеч. Мы снова вместе. Пока я коротко рассказывал где, что и как, «Буржуй» с нетерпением ждал свою дозу. Я взял полторашку со спиртом, налил в кружку грамм 70, разбавил водой и подал своему перевозчику. Он с удовольствием выпил, закусил «Московской» колбасой и почти сразу подобрел и разговорился. «Спускайте свою лодку и грузите в мою» – сказал он – «Вместе пойдём ко мне. Только ты плесни мне ещё маленько». Такой оборот событий нас очень устраивал. Мы быстро перебросали своё барахло к нему в лодку, сверху положили нашу спущенную лодку. «Буржуй» принял сто грамм, и мы отошли от берега. Он совсем раздобрился и посадил Мишу порулить лодкой, что мне не очень понравилось. Опыта управления такой большой лодкой у него, естественно, не было, поэтому я беспокоился, как бы он нас не перевернул или не посадил на мель.

Сам владелец лодки присел ко мне и начал заплетающимся языком рассказывать истории, перепрыгивая с одной на другую. Минут через 15 я попросил его сесть за руль, о чём впоследствии пожалел. Вначале он решил порезвиться. На полной скорости закладывал виражи то вправо, то влево, то направлял лодку краем берега по нависающим ивовым кустам, то набирал скорость, то резко тормозил. Похулиганив таким образом, он заглушил мотор и стал просить выпить.

«Вот что, Саша» – сказал я ему – «Приедем в зимовье, налью тебе столько, сколько душа попросит, а сейчас заводи и поехали домой. Если нет, то выгружай нас, мы пойдём своим ходом, но, имей в виду, что Володе я всё расскажу о твоих выкрутасах». Мой резкий напор на него и последняя фраза подействовали на него отрезвляюще. Он завёл мотор, и мы пошли дальше. В одном месте он снова заглушил мотор, опустил голову и заплакал. Когда мы стали его расспрашивать, в чём дело, он рассказал нам, что в этом месте погиб его отец. Дело было зимой. Отец охотился на соболя. Вечером, придя с охоты, он сидел у костра и ужинал, при этом не рассчитал дозу принимаемого спирта. Набрался до такой степени, что уснул и упал в костёр и сгорел заживо.– «Давай помянем» – сказал он мне.

«Вот приедем и помянем» – ответил я ему. После этого он завёл мотор, и мы понеслись на его заимку. Прибыв на место, мы быстро разгрузились и накрыли стол. В зимовье остались два подручных «Буржуя». Остальная публика ушла в Гулю. «Буржуй», хватанув от жадности лишнего, начал поносить и оскорблять своих помощников так, что

- 12 -

мы поняли, он не «Буржуй», он - таёжный рабовладелец. Нам всем было неловко слышать его ругань, и мы не знали, как себя вести и как его угомонить. Я взял его под руку, увёл в избушку и уложил на нары. В помещении было жарко, дурно пахло, и злобствовали комары. Несмотря на это, я какое-то время лежал с ним и отвлекал разговором, в надежде, что он скоро отрубится. Так оно и случилось. Затем я вышел на улицу, где сидели Гена и два добрых парня, которые помогали «Буржую» в его деятельности. Один из них - молодой, его звали Андрей, второй – постарше, без левой кисти руки, его звали Сашей. Руку Сашка потерял тоже по-пьяни, обморозив зимой в тайге. Мы долго сидели и говорили о жизни в тайге. Около полуночи, когда глаза начали слипаться, ушли в палатку спать. После двухсуточного бодрствования я уснул как убитый.

Утром, когда мы проснулись, Саши и Андрея в зимовье не было. Видимо, «Буржуй» так оскорбил чувство достоинства этих людей, что они решили уйти. Глубокой ночью надули маленькую лодку и уплыли в деревню. Утром в зимовье пришли три племянника хозяина зимовья. К этому моменту мы проснулись и собирались уходить. Оставаться здесь после всего того, что вчера произошло, не хотелось. «Буржуй» ходил помятый и хмурый. Он понимал, что сделал что-то не по законам тайги, отвратительное и пакостное. Мне показалось, что он сильно переживал. Мы сфотографи-ровались на память, попрощались и ушли.

Примерно через три часа мы пришвартовались к берегу, на котором жила глухая таёжная деревня, дворов 20, с ласковым названием Гуля. Экипаж мой остался на берегу, а я пошёл искать Димку, в лодке которого остался наш полиэтиленовый тент. К этому моменту мы прошли 160 км из запланированных 600. Поэтому без него идти дальше - значило поставить команду в очень трудные условия. Изба Димы, где он проживал с молодой женой, находилась на краю деревни. Я шёл по дороге вдоль деревни, а эвенкийские женщины, стоя за заборчиком своего дома, прищурив без того узкие глаза, молчаливо смотрели мне в след. Женское любопытство, что в городе, что в тайге - одинаково.

Трезвый Дима был совсем другим парнем. Он принёс из лодки тент, неуклюже извинился за то, что произошло, и мы распрощались,

- 13 -

оставив в своей памяти это таёжное приключение. На обратном пути навстречу мне вышла старая эвенкийка. Мы приветствовали друг друга, как давние знакомые. Она стала настойчиво приглашать меня к себе в дом, но я, ссылаясь на то, что меня ждут друзья, дипломатично отклонил её предложение.

На берегу Геннадий беседовал с каким-то дядькой, который жалостливо просил его похмелить. Уже не помню, то ли мы ему налили, то ли нет, только мы быстро погрузились и ушли на маршрут. Так закончилась эта спиртовая история.