Стоишь, затащивши на крышу

Пролог

Молодой поэт, молодой поэт -

Да не важно, сколько тебе и лет -

Не по паспорту, нет, но на самом деле;

Но твой голос звонок, и зорок взгляд,

Оттого и глаза у тебя блестят,

Когда стрелы твои достигают цели.

Кровь бурлит и адреналин, небось,

Пробирает тебя насквозь.

Ты глядишь вперёд, а назад – ни-ни,

Лишь «сейчас и завтра» - и есть одни,

А «вчера» - для тебя ничего не значит.

Вот бы мне бы - так же! – да не могу

Не могу - и по кругу давно бегу,

И не в силах вырваться. Вот задача! –

Чем быстрей, казалось, вперёд мой бег –

Тем верней попадаю я в прошлый век.

Я сажусь у Леты, на берегу,

Своих призраков стерегу

Вот, один приходит, другой - за ним.

Соберёмся в кучку - и нам не страшно.

Обсуждаем вместе мы день вчерашний,

Прошлогодний снег, прошлогодний дым.

А когда над Летой встаёт рассвет -

Призраки исчезают. Их снова нет.

 

 

СТОРОНА А

и скоро кончится наш век
и поредевший полк
сойдёт на нет, под чёрный снег
рифмующихся строк

Вы простите, ребята, мне эту байду

(поболтаю сейчас и уйду)

Но дослушать меня не сочтите за труд –

Никакой нет политики тут.

Это я о себе, это я о тебе,

Обо всех, кто сидел на трубе,

Кто сидел на трубе и курил свой бамбук,

Отбиваясь от мух и от рук,

И, куря тот бамбук, и дринчал, и бренчал,

И тихонько, культурно дичал,

Пока двигалось время в гульбе и пальбе

Между буквами «А» и «Б».

Кто остался сидеть, постепенно закис,

А кто прыгал по дурости вниз –

Оземь грохнулся так, что остался лежать -

И не охнуть уже, и не встать.

И не встать, и не вспомнить уже ни о чём.

Сгибли все, дурачьё - дурачьём…

Сгибли, сгинули нафиг. Такие дела.

Как дела? – да как сажа бела.

А тем временем крыша поехала вниз –

Вот такой вот, представьте, сюрприз.

Стены дома, что раньше держались с трудом,

Развалились, конечно, притом.

Пыль столбом. Экскаватор ревёт средь руин.

- «Что ж ты делаешь, сукин ты сын!

Что ж ты рушишь подряд всё, да не по уму,

Там ведь люди остались в дому»!

- «Да в котором дому? Что-то я не пойму!

Разве люди то? Это же – шваль»!

Покидая тюрьму, они брали суму

И шагали, родимые, вдаль.

Нету дома, нет крыши, нет даже трубы,

На которой сидели они.

Так пошли по грибы, лучше – нет! – по гробы!

Поминая прошедшие дни.

Вспоминай же и пой, и иди, куда шёл,

И куда б ты ни шёл – хорошо.

Было так - и так будет, пока хоть один
На земле остаётся акын.

***

Скажи мне, весёлый кузнечик,

Да только всю правду ответь:

Ужель ты настолько беспечен,

Что даже не помнишь про Смерть?

- Меня не касается этот

Ваш страх, что калечит умы -

Моё бесконечное лето

Длинней вашей вечной зимы.

 

 

***

«Красный» Маяковский
«синий» Мандельштам
нас вставляли больше
лучше, чем сто грамм

юность моя юность
разлетелась в прах
по земле и небу
облаком в штанах

журавлиным клином
пущенным в расход
но пока мне глиной
не забили рот

пару слов скажу я
песенку спою
не бог весть какую
но зато - свою

 

9 мая 1987

Утро мая. Поезд. Еду в Питер

В тамбуре куря, смотрю зарю
женщина подходит – извините
спичек не найдётся? Прикурю?

Прикурила беломор
покачала головой
и вступила в разговор
как сама - с собой

я-то помню – говорит, блокаду –
голод страх и смерть в одном лице

Вой сирен и уханье снарядов

Пальцы человечьи - в холодце

Людоеды те - не выживали…
был один, у нас на этаже
ахнули, когда про всё узнали
людоед – не человек уже

грань переступил – пиши пропало
сломленный не выживет в аду

Ладно, чёрт с ним, вспоминать устала
скоро прибываем… я пойду

Собираться. Да, и с Днём Победы!
и вам всего хорошего, мой друг.

Тут - конец беседы. В питер еду
слушая колёс железный стук

(30 марта 2015)

 

армейская осень 87

Прекрасная буйная осень

Вокруг изумительный вид

Как будто легчайшая проседь

Сплошной паутинкой висит

Над лесом, полями, садами

Скопленьем голицынских дач.

Весь мир у тебя под ногами
ты потный, чумазый, как грач

стоишь, затащивши на крышу