Мы подругой Валей - или Олей?

вдруг решили – хватит, ё-моё
смерть отыщет, если что, и в поле
что мы – зайцы, - бегать от неё?

Втихаря забились в угол где-то
и заснули намертво мы с ней
и проспали всю бомбёжку эту, -
ведь считай, не спали столько дней.

Немцы отбомбились и пропали
Шум бомбёжки разом как то стих

Все вернулись. Кроме Любы с Валей
все живые, кроме них двоих.

1

Пиши, пиши, скреби пером,
Пусть расшифруют всё потом
Те, кто придут за нами вслед
Через сто тысяч лет.

Не жди, что здесь тебя поймут,
Что кто-то тут оценит труд,
Твой труд над рифмою простой,
Твой выстрел холостой…

Ты разобрался, наконец,
Кто тут живой и кто мертвец,
И кто ты сам, и кто ты сам
И здесь, - и там, и там.

Зачем нужны твои глаза,
Когда в них места нет слезам?
Вход по часам в универсам
С названием «Сезам».

Ты жил да был, да вдруг исчез,
Как будто напортачил бес.
Вокруг – туман, завеса, дым,
Ты стал для всех чужим.

А стать своим не привелось,
Все смотрят – сквозь,
и слышат – сквозь
Тебя, не видя никого,
Не слыша ничего.

Почто тревожно на душе?
Отставка близится уже,
И ждёт давно могила-мать,
Чтоб горб твой исправлять.

И рать – неясно даже чья –
Тебя встречает хохоча,
И Ворон чёрный у плеча,
И кровь не горяча.

Как, равновесие держа,
Стоять на лезвии ножа,
Одновременно размышлять,
И говорить, и спать?

Весны предчувствовать приход,
Когда весну никто не ждёт,
Когда для всех ещё она
Иллюзия, обман?

И вот накатывает на
Тебя внезапная волна
Видений, слов, каких-то фраз,
Сплетающихся в речь,

Речь – словно мартовский ручей,
Ручей – ничей, он всё звончей,
От всех от нас сбежит тотчас
И дальше будет течь.

***

«Сам он зол и шорн, как шорт
с шортовым оскалом
с шорной африканской морд
ставший енералом
сыновья - шерным-шерна.
Носит крест, однако
сплошь - шертовски имена
им даёт, собака

двоеженец, плут, варвар
спросит Бог-то, спросит!
Называть сын Януар! -
найн, - хотеть чтоб Осип!
А он кричать «Христина
кто ты есть? Иди на…»

О, язык! Сходить с ума
от язык сама!
Потому в России нет
ни один поэт!
Для чего живём мы тут?
Смысла - хрен. Капут».

Так говорила прабабка Пушкина
о его прадедке.
А в итоге-то, что вышло?
Януарий – Осип – родил Надежду
Надежда родила Александра
Пушкин, в итоге, народился
Наше всё.

Пересадка

1
Неприкаянный народ, -
Словно урки на вокзале,
Мы толпились у ворот
И от холода дрожали.
Пересадка, пересадка!
Пассажиры, пассажиры,
Что, не сладко вам, не сладко?
Не до жиру, не до жиру!

Каждый думал о себе,
О загубленной судьбе
Недоделанных делах,
Недосказанных словах,
НедодОданном кому-то,
Порастраченном зазря.
«Сам не понял, бес попутал…
Мне б хватило б и минуты
Всё исправить…»
Фу ты - ну ты,
Пустошь, темь, тоска и смута.
Но гляди – встаёт заря.
Мы её встречаем: «ах».
С каждым мигом гаснет страх.

Когда откроются ворота
И скажут нам: «а ну, давай...»,
Мы всею ротой полоротой
Повалим в рай
С негромким и счастливым смехом
«Ну, это надо же – в раю!».
И смех тот донесётся эхом
До тех, кто всё ещё в бою,
До тех, кто где-то на распутье
Меж сном и явью видит мрак,
Во всём пытается до сути
Дойти, как некий Пастернак.
А мы вернулись к сути той -
домой

ТАБАК

Моя прабабушка Лена.

любила нюхать табак.
Говоря откровенно,

смутно я помню, как
Голос звучал бабы Лены.

Память – иссякший ручей.
Там лишь отдельные сцены,

Общий смысл речей.

Как бы назад вернуться?
помню – не мог осознать
Я, что в год революции
лет уже двадцать пять

было бабушке Лене.
В те самые времена
Одновременно Ленин -
Жил и жила – она!

Это ж почти что древний
мир, нет, ну ты скажи! -
бабушка из деревни,
Неизвестной глуши
году в девятьсот девятом! -

(хорошо, что не в восемьсот!)
приехала жить в Саратов
и до сих пор живёт!

Так я думал, мальчишка
лет эдак до десяти.
слушал её, не слишком,
всё почти упустил

Я в разговорах наших
(за игрой в дурака)
омут забвения страшен,
И холодна река.
годы спустя полез я
В шкаф и нашёл табак,
словно привет из бездны,
словно прощания знак

***
Посвящаю – со смертью священной борьбе.
Помню, в детстве пытался представить себе,
Что на этом вот месте, куда привела
Меня бабушка, - раньше деревня была.
А теперь ни двора, ни кола.

И по ходу бабуля, волнуясь, с трудом
Отыскала то место, где их стоял дом,
По деревьям каким-то, живым до сих пор:
«Вот стоял тут наш дом, тут был двор».
Предо мною возникло видение:
Появилась прабабка – Евления,
И мужик с бородой, что стоит рядом с ней,
Это прадед Андрей.

Начинается музыка невдалеке,
Расступается пыльный бурьян.
Моя бабушка – девочка в красном платке,
Братья, – Павел, и Пётр, и Иван, -
Её старшие братья, ещё пацаны.
Рождены до Германской войны.

Они спросят у нас: «Вы откуда и чьи?»
Пёс Туман, не узнав чужаков, зарычит,
Сбитый с толку, при виде бабули, притом
Удивится, замашет хвостом
(Как оно совместится в его голове:
Была Ася и стало их две?)

Тот Туман позже с волком сцепился, в ночи
Прадед с вилами в помощь ему подскочил,
Но к несчастию, в сумерках и впопыхах
Псу проткнул то ли бок, то ли пах.

Тут работали в поле, трудились в поту,
Тут росли и играли в лапту,
И молились, женились, рожали детей,
Помирали потом без затей
Прадед помер. На Кольский сослали Петра
(ох, стара эта песня, стара).
Павел в город свинтил и служил в ГПУ.
А Иван с голодухи опух

В тридцать третьем, и умер – он просто упал
По дороге до дома, и всё.
Подышал- подышал, а потом перестал.
Жил да был – да в могилу снесён.
А сейчас той деревни давно уже нет.
Девяносто без малого лет
Как она опустела, исчезла. Её -
Поглотило Небытиё.
Пусть она, и родня моя вся эта, тут
Хоть немного в стишке поживут.
Места много они ведь, ей-ей, не займут
Перед тем, как навеки уйдут.

***

Бабушка – мы долго жили с ней -
привечала всех моих друзей,
и частенько так нам говорила
«с вами я – моложе становлюсь,
умирать совсем не тороплюсь,
а придёт черёд нести в могилу -
лучше не под похоронный марш
это всё – ни к чёрту, это – фальшь!
А под это вот - виш ю ве хия!»
…И окурков высилась гора
в пепельнице. Песни до утра
пелись ей, и ей читал стихи я.
«Куришь много ты себе во вред!
Ешь не то! А как же диабет!?
Что ж, бабуля, ходишь ты по краю!?» -
усмехалась бабушка, ворча
«Ты бы, внучек, не лечил врача! -
я свой организм отлично знаю.
Сколько лет мне жить – а всё моё
бытие моё ты, бытиё…
Что считать-то - сколько нам осталось,
смерти бегать, на болячки ныть?
Лучше быть, пока возможно быть,
не кивая на болезнь и старость».

***

Над смыслом всё хлопочешь,
Всё крутишься вокруг
Понять ты что-то хочешь?
А надо ли, мой друг?