Сельское хозяйство. Возникновение очагов и центров торгового земледелия

Сельское хозяйство В первой половине XIX в. Россия продолжала ос­таваться преимущественно аграрной страной. Бо­лее 90% ее населения составляло крестьянство, и сельское хозяйст­во было основной отраслью экономики страны. Сельское хозяйство носило главным образом экстенсивный характер, т. е. оно развива­лось не столько за счет улучшения обработки почвы и внедрения новых агротехнических приемов, сколько за счет расширения пло­щади посевов. С 1802 по 1860 гг. она возросла с 38 до 58 млн. деся­тин (на 53%). Прирост посевных площадей происходил за счет со­кращения лесов и распашки пустошей в центральных губерниях, но более всего за счет осваиваемых земель Степного Юга, Среднего Поволжья, Предкавказья и Сибири.

Господствующей системой земледелие было традиционное, сло­жившееся веками, трехполье: яровые-озимые-пар (под паровым, незасеянным, клином земля "отдыхала"). При трехполье урожайность поддерживали не только пар и удобрения, но и чередование куль­тур. В северных губерниях, при обилии лесных угодий и недостат­ке пахотных земель, существовала подсечно-огневая система зем­леделия, но в соединении с трехпольем. В первые годы выжженный лесной участок ("лядина") давал обильные урожаи, а затем он ис­пользовался под сенокос и снова запускался под лес. В южных степ­ных районах с обширными земельными пространствами и относи­тельно редким населением была распространена залежная систе­ма: после снятия нескольких урожаев землю оставляли на 10 и более лет без обработки для восстановления ее плодородия.

Среди сельскохозяйственных культур преобладали "серые" хлеба: рожь, овес, ячмень. В центрально-черноземных губерниях, в Среднем Поволжье и южной степной полосе значительный удель­ный вес составляли посевы пшеницы. С 40-х годов XIX в. расширя­ются посевы картофеля, который стал "вторым" хлебом для кре­стьянина и важным техническим сырьем для пищевой и хлопчато­бумажной промышленности. На Украине существенно увеличились посевы сахарной свеклы, которая шла на сахарные заводы и вино­курение.

За 1802—1855 гг. валовые сборы хлебов возросли с 156 млн. до 234 млн. четвертей (в 1 четверти 8—10 пудов), но с учетом естест­венного прироста населения количество произведенного хлеба в расчете на одну душу населения практически оставалось на одном

и том же уровне. Средняя урожайность в течение всей первой по­ловины XIX в. составляла сам-три, а в более благоприятные годы -сам-четыре и даже сам-шесть. Частым явлением были неурожаи, вызывавшие голод среди населения и падежи скота. Особенно опус­тошительными были неурожаи 1820—1821, 1833, 1835, 1839, 1845, 1848 и 1855 гг.

Важнейшей отраслью сельского хозяйства являлось живот­новодство. В целом по стране оно носило натуральный характер: скот разводился главным образом "для домашнего употребления". Товарное животноводство мясо-молочного направления имело ме­сто в Ярославской, Тверской и Вологодской губерниях и в Прибал­тике, а в степной полосе России значительное развитие получило разведение овец-мериносов.

Низкий уровень сельскохозяйственного производства в предреформенной России обусловливался в первую очередь тормозя­щим влиянием крепостного права. Тем не менее в сельском хозяй­стве все же происходили определенные сдвиги. Интенсивно осваи­вались юг Украины, степное Предкавказье и Заволжье. Расширя­лись посевы технических культур, вводилась многопольная систе­ма земледелия с травосеянием. Внедрялись различные технически более совершенные сельскохозяйственные орудия и механизмы:

молотилки, веялки, сеялки, жатки; некоторые из них изготовляли крестьяне-умельцы. Заметно возросло применение наемного труда в земледелии. В 50-х годах в сельском хозяйстве России насчиты­валось свыше 700 тыс. наемных рабочих, из них до 300 тыс. на сезонных сельскохозяйственных работах в южных степных губер­ниях, 150 тыс. — в Заволжье, 120 тыс. — в Прибалтике и 130—150 — в остальных районах страны, преимущественно в губерниях с вы­сокоразвитым промысловым отходом населения. Расширялись арен­да и покупка земли крестьянами. К середине XIX в. среди государ­ственных крестьян насчитывалось 268 тыс. земельных собственни­ков, имевших в общей сложности 1 млн. 113 тыс. десятин земли. Помещичьими крестьянами только в девяти центральных губерни­ях было куплено (на имя помещиков) до 270 тыс. десятин земли. Около 140 тыс. десятин купленной земли имели 17 тыс. удельных крестьян.

Формирование центров торгового земледелия В конце XVIII — начале XIX в. формируются очаги и центры торгового земледелия: в степной части Юга России и в Заволжье складываются районы зернового хозяйства и тонкорунного овцеводства, в Крыму и в За­кавказье — центры виноградарства и шелководства, в нечернозем­ных губерниях — районы торгового льноводства, коноплеводства, хмелеводства, а около крупных городов и промышленных центров — торговое огородничество.

Центрально-земледельческие, степные и поволжские губернии являлись основными производителями товарного хлеба. В 50-х го-

дах XIX в. масса товарного хлеба составляла свыше 390 тыс. пудов (18% среднегодового сбора хлебов). На экспорт шло 70 млн. пудов, остальные 320 млн. пудов — на внутренний рынок. В центрально-промышленных губерниях заметно увеличились площади под тех­ническими и огородными культурами. Так, производство льново­локна во Владимирской, Костромской и Ярославской губерниях за первую половину XIX в. выросло в 5 раз и достигло 2 млн. пудов в год. Значительные размеры приобрело торговое коноплеводство в Калужской и Нижегородской губерниях.

Крупным центром торгового огородничества являлся Ростов­ский уезд Ярославской губернии. Пойменные земли около озера Неро вблизи г. Ростова стали "колыбелью русского огородничест­ва", где были выведены новые сорта овощей и до 500 видов лекар­ственных растений. Продукция ростовских огородников шла не толь­ко на внутренний, но и на внешний рынок. До 5—6 тыс. ростовских крестьян ежегодно уходили "для огородных работ" в Петербург, Москву и другие города, где находились предпринимательские ого­родные хозяйства, созданные ростовскими огородниками. В Бого­родском и Бронницком уездах Московской губернии возник район торгового хмелеводства, охватывавший 142 селения. В 40-х годах XIX в. здесь выращивалось до 10 тыс. центнеров хмеля, значитель­ная часть которого отправлялась на экспорт. В Московской, Яро­славской, Тверской и Нижегородской губерниях возникли очаги тор­гового луководства, табаководства, птицеводства и мясо-молочного хозяйства.

Однако удельный вес предпринимательского земледелия в сель­ском хозяйстве был тогда еще невелик. Применение улучшенных сельскохозяйственных орудий, несложных машин и новых агро­технических приемов еще не получило сколько-нибудь значитель­ного распространения.

§ 4. Помещичье хозяйство. Проблема "кризиса крепостничества"

По данным восьмой ревизии (1833), в России на­считывалось 127,1 тыс. семей потомственных дво­рян. Из них помещиками, т. е. владевшими землями с крепостными крестьянами, были 109,3 тыс. семей. Подавляющее большинство их — 76,2 тыс. (70%) — составляли мелкопоместные, т. е. владель­цы имений с менее 21 душой мужского пола. На каждую такую мелкопоместную семью приходилось в среднем по 7 душ мужского пола крестьян. Нередко такие помещики жили в крестьянских из­бах и сами, как и их крестьяне, обрабатывали свои небольшие зе­мельные владения. Крупнопоместных владельцев (с числом душ свыше 1000) насчитывалось 3726 (около 3 %), но они владели более чем половиной всех крепостных крестьян (в среднем по 1350 кре-

стьян на одно владение). Среди этих помещиков выделялись круп­ные магнаты Шереметевы, Юсуповы, Воронцовы, Гагарины, Голи­цыны, владевшие каждый десятками тысяч крепостных крестьян и сотнями тысяч десятин земли. К 1858 г. число помещичьих семей, имевших землю и крепостных, сократилось на 8 тыс. (на 7,5%), пре­имущественно за счет разорения мелкопоместных владельцев. К середине XIX в. в Центральной России дворянское землевладение несколько сократилось за счет продажи земель лицам других со­словий, но одновременно выросло в Приуралье, Среднем и Нижнем Поволжье, Степном Юге, в основном за счет крупных земельных пожалований царским сановникам. В итоге к 1858 г. дворянское землевладение увеличилось примерно на 3%. Во владении дворян находилось в то время 105 млн. десятин земли, или свыше 32% всех земельных угодий в Европейской России. Примерно треть земель в барщинных и до двух третей в оброчных имениях предоставлялось в надел крестьянам.

Формы и размеры феодальной эксплуатации крестьян в поме­щичьих имениях в значительной мере определялись экономиче­ским обликом региона и в силу этого характером крестьянского хозяйства. В центрально-промышленых губерниях, с относительно высоким развитием промысловых занятий, помещики предпочита­ли отпускать своих крепостных на оброк. Здесь на оброке находи­лось в среднем 65% крестьян, а в некоторых губерниях (Ярослав­ской и Костромской) — до 90%. В земледельческих губерниях по­мещики считали более выгодным расширять барскую запашку, и их крестьяне преимущественно находились на барщине. С конца XVIII до середины XIX в. в целом по России удельный вес барщин­ных крестьян не только не уменьшился, но даже увеличился — с 56 до до 71%. В центрально-черноземных губерниях на барщине находилось от 73 до 80% крепостных крестьян, а в Белоруссии и на Украине — от 92 до 99%. В то же время в центрально-промышлен­ных губерниях барщинные крестьяне составляли от 12 до 40%. В предреформенные десятилетия помещики стали применять и сме­шанную форму эксплуатации крестьян — сочетание барщины с оброком. Наибольшее распространение она получила в промыслово-земледельческих губерниях, например, в Калужской, в которой эту повинность выполняли 33% помещичьих крестьян.

Кризис крепостного хозяйства Расширение барщины было обусловлено, с одной стороны, втягиванием помещичьего хозяйства в товарно-денежные отношения, ростом производства хлеба на про­дажу, с другой — еще недостаточным промышленным развитием страны, ее аграрным характером. Расширение барщины, однако, не являлось показателем ее большей "рентабельности" по сравнению с оброком. Наоборот, кризисное состояние крепостного хозяйства в последние десятилетия перед отменой крепостного права получило свое выражение в неуклонном падении производительности бар-

щинного труда. Помещики постоянно жаловались на "лень" и "не­радение" мужика, который свой надел обрабатывал более тщательно, чем барскую землю. По расчетам исследователей крепостного хо­зяйства, в то время крестьянин на вспашку одной десятины своего поля тратил полтора-два дня, а на барском — 3—4. "Взглянем на барщинскую работу. Придет крестьянин сколь возможно позже, осматривается и оглядывается сколь возможно чаще и дольше, а работает сколь возможно меньше, — ему не дело делать, а день убить", — писал в 1847 г. в статье "Охота пуще неволи" известный славянофил и крупный помещик А. И. Кошелев.

Но осознание в то время наиболее дальновидными помещика­ми отрицательных сторон крепостного труда еще отнюдь не озна­чало их желания, да и возможности заменить его более производи­тельным вольнонаемным. На данном этапе, когда рынок рабочей силы был еще узок и наем требовал от помещика значительных капиталовложений, для помещика было выгоднее использовать даровой крепостной труд, чем заменить его дорогостоящим вольнонаемным.

Не желая отказаться от дарового подневольного труда, помещики изыскивали средства повысить доходность своих имений. В рамках крепостных отношений. Они вводили "урочную" систему (определенные нормы дневной выработки на барщине), или систе­му "брат на брата" (когда половина работников крестьянской семьи всецело занята на барщине, а другая половина обрабатывает свой надел), иногда практиковали частичную оплату барщинных работ. Но эти меры не могли возместить возраставшие потери от падения производительности барщинного труда. Разновидностью барщины и одним из средств ее интенсификации являлась месячина, получившая свое название от платы натурой в виде месячного продовольственного пайка, который выдавался крепостным крестьянам, лишенным полевых наделов и обя­занным все рабочее время находиться на барщине. Переведенный на месячину крестьянин иногда сохранял свое хозяйство (усадьбу, двор, сельскохозяйственный инвентарь и скот, на содержание которого он тоже получал месячину), но чаще всего он жил на бар­ском дворе и обрабатывал помещичье поле господским инвентарем. Имение, в котором крестьяне были переведены на месячину, фак­тически превращалось в плантаторское хозяйство. Однако месячи­на из-за дополнительных затрат помещика на содержание кресть­ян-"месячников" и крайне низкой производительности их труда не получила сколько-нибудь значительного распространения.

Серьезные трудности переживали и оброчные помещичьи име­ния. Распространение с конца XVIII в. в нечерноземных губерниях крестьянских промыслов, которые вначале, еще при недостаточном их развитии, оплачивались довольно сносно, явилось определяю­щим фактором перевода здесь крестьян на оброк и стремительного роста его размеров — примерно в 3,5 раза. Возросли тогда и дохо­ды оброчных помещичьих имений. Однако дальнейшее развитие

этих промыслов, породившее конкуренцию среди ремесленников, а также рост фабричной промышленности, подрывавшей ряд тради­ционных крестьянских промыслов, привели к сокращению зара­ботков крестьян, что отразилось на падении их платежеспособно­сти, а следовательно, и доходности помещичьих имений. Начиная с 20-х годов XIX в. повсеместно росли недоимки по оброчным платежам крестьян, хотя именно с этого времени нормы уплачиваемого оброка существенно не увеличились.

Некоторые помещики стремились повысить доходность своих имений, применяя новые методы ведения сельского хозяйства: вво­дили многопольный севооборот, приглашали из-за границы специа­листов-фермеров, выписывали дорогостоящие сельскохозяйствен­ные машины, удобрения, новые сорта семян, улучшенные породы скота и пр. Но это было по плечу только богатым помещикам. Эти "рационализаторские" опыты в условиях крепостной России на ос­нове подневольного труда терпели неудачу и разоряли помещиков-"новаторов". Даже прославившееся своими достижениями калуж­ское имение помещика Полторацкого Авчурино, куда другие поме­щики ездили знакомиться с новыми методами ведения хозяйства, не окупало себя и могло существовать как опытное только потому, что у его владельца были другие имения, работавшие на Авчурино. Но и это "показательное" хозяйство, по словам одного из современ­ников, "исчезло как блестящий феномен в сельскохозяйственном мире, оставив по себе грустные развалины напрасно затраченных трудов и капитала".

Важным показателем упадка помещичьего хозяйства являет­ся рост задолженности помещиков. Помещики стали закладывать крепостных крестьян в кредитных учреждениях еще в конце XVIII в. В 1796 г. в залоге числилось 6% крепостных крестьян. Особенно быстро росло число заложенных помещиками крепостных крестьян в предреформенные десятилетия: в 1833 г. в залоге было уже 4,5 млн. душ мужского пола (43,2% их общего числа), а в 1859 г. —-уже 7,1 млн. (66%). Общая сумма помещичьего долга к 1859 г. соста­вила 425,5 млн. руб. Она в два раза превосходила годовой доход в государственном бюджете. Основная масса помещиков тратила по­лученные ссуды непроизводительно. 'К тому же они должны были уплачивать до 25 млн. руб. ежегодно в качестве процентов по вы­данной ссуде. Многие помещичьи имения, обремененные долгами, шли с молотка.

Сущность кризиса феодализма Наступивший во второй четверти XIX в. кризис феодализма в России заключался в том, что воз­можности развития помещичьего хозяйства на крепостной основе были уже исчерпаны. В целом же и в экономике, и в социальных отношениях были несомненны важные сдвиги, но они происходили на базе не крепостного, а мелкотоварного и капиталистического про­изводства. Однако несмотря на кризис феодализма крепостни-

ческие путы были еще достаточно сильны, и замедленные темпы эко­номического развития России в первой половине XIX в. в значи­тельной степени были обусловлены тормозящим влиянием крепо­стничества. Чем сильнее разлагалась феодально-крепостническая система, тем больше условий создавалось для развития новых про­изводственных отношений. Следовательно, разложение и кризис феодализма в конечном счете есть также показатель социально-экономического прогресса, ибо прогрессивные тенденции выража­лись не только в развитии нового, но и в разложении старого.