После разгрома декабристов общественная жизнь России проходила в сложной обстановке политической реакции. Как писал П. Я. Чаадаев, А. И. Герцен, после поражения декабристов "умственная температура в России понизилась... развитие было прервано, все передовое, энергичное вычеркнуто из жизни".
Поражение декабристов вызвало у некоторой части общества пессимизм и отчаяние. Отражением этих настроений явился цикл "Философических писем" П. Я. Чаадаева, написанных в 1829—1831 гг. и выразивших мрачные взгляды автора на прошедшее, настоящее и будущее России. С рукописными списками "Философических писем" (на французском языке) были уже тогда знакомы ближайшие друзья Чаадаева. Основные идеи этих "писем" Чаадаев излагал и в московских салонах.
Высокообразованный и одаренный, друг А. С. Пушкина и А. С. Грибоедова, Чаадаев в 1819 г. вступил в декабристское общество Союз благоденствия, однако пробыл в нем недолго. В феврале 1821 г. он демонстративно вышел в отставку, хотя его ожидала блестящая карьера, и в 1823—1826 г. находился в заграничном путешествии в Англии, Франции, Италии, Швейцарии и Германии, где познакомился со знаменитыми философами того времени. По возвращении в Россию на границе у него обнаружили "разные непозволительные книги и подозрительные бумаги". Чаадаев был взят под арест и подвергнут допросу. Его подозревали в связях с декабристами, что он решительно отрицал. За недостатком "улик" он был освобожден.
|
|
Первое "Философическое письмо", в котором излагались основные положения, развитые в последующих семи письмах цикла, Чаадаев опубликовал в 1836 г. в журнале "Телескоп", издаваемом профессором Московского университета Н. И. Надеждиным. "Письмо" содержало систему историко-философских раздумий автора, опиравшихся, как он писал, на "истину христианского учения". Рассматривая прошлое и настоящее России, он делал пессимистические выводы относительно ее будущего. "Поколения и века протекли без пользы для нас, — писал Чаадаев. — Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не
научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили... Мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь... Если бы дикие орды, возмутившие мир, не прошли по стране, в которой мы живем, прежде чем устремиться на Запад, нам едва ли бы была отведена страница во всемирной истории. Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас и не заметили бы". Чаадаев писал, что Россия не примкнула ни к Западу, ни к Востоку, не имеет великих традиций и сильной религиозной основы. Спасение России, указывал он, заключается в полном приобщении ее к религиозно-культурным началам западного мира. В "Письме" содержалась и суровая критика социальных и нравственных основ существовавшего в России общественно-политического строя.
|
|
Николай I, прочитав "Философическое письмо" Чаадаева, расценил его как "смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного". "Телескоп" был закрыт, его редактор Надеждин сослан в Усть-Сысольск, а цензор А. В. Болдырев (ректор Московского университета) за то, что пропустил "Письмо" в печать, был отстранен от должности с установлением за ним полицейского надзора. Чаадаев был официально объявлен "сумасшедшим", и за ним установили "медико-полицейский надзор". В течение нескольких лет на дом к Чаадаеву являлся доктор для "освидетельствования его умственного состояния". Это распоряжение властей еще более подняло популярность Чаадаева. Разумеется, никто не верил в его "сумасшествие", в том числе и посещавший его доктор, который говорил в кругу друзей: "Не будь у меня жены и детей, я бы сказал, кто сумасшедший".
Герцен писал в "Былом и думах", что "Философическое письмо" Чаадаева произвело сильное впечатление на разные круги России. Это был, по его словам, "выстрел, раздавшийся в темную ночь", всколыхнувший многих и заставивший задуматься о судьбах России. Как вспоминал друг Чаадаева М. Н. Жихарев, "никакое литературное произведение или ученое событие... не производило такого огромного влияния и такого обширного действия, не разносилось с такой скоростью и с таким шумом. Около месяца среди целой Москвы почти не было дома, в котором не говорили бы про "чаадаевскую статью" и "чаадаевскую историю".
На автора "Письма" обрушились ретрограды. Но и передовые люди России оценили "Философическое письмо" неоднозначно. Считая положительным сам факт протеста против николаевской действительности и озабоченность судьбой России, они осудили пессимизм Чаадаева, его негативное отношение к прошлому России и неверие в ее будущее. Герцен назвал "Письмо" Чаадаева "голосом из гроба". А. С. Пушкин писал Чаадаеву о своем решительном несо-
гласии с его взглядами. "Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя, — писал Пушкин, — но клянусь честью, что ни за что на свете не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, той, какой нам Бог ее дал".
Впоследствии в рукописи "Апология сумасшедшего" (1837) Чаадаев признал односторонность и несправедливость своих суждений об отсутствии будущего у России. Вместе с тем он объяснял, что его "Письмо" было вызвано болью за Россию, "за судьбу народа, из недр которого вышли могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова и грациозный гений Пушкина". Чаадаев писал, что Россия призвана сказать миру свое слово, "решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество".
Кружки конца 20-х начала 30-х годов Первые годы после восстания декабристов были временем деятельности кружков, в основном студенческой молодежи, малочисленных по составу и разнообразных по характеру — литературных и философских, радикальной и умеренной направленности.
Ряд студенческих кружков, считавших себя наследниками и продолжателями дела декабристов, в те годы действовал в стенах Московского университета. Участники этих кружков были полны юношеского революционного задора, но не имели ясных целей и опыта конспиративной работы. Обычно они существовали недолго, так как их деятельность быстро пресекалась правительственными карательными органами.
|
|
Николай I во время своей коронации в конце августа 1826 г. узнал о распространении крамольной поэмы "Сашка", автором которой оказался студент Московского университета А. И. Полежаев. Николай сам расследовал это дело, лично допрашивал Полежаева и распорядился отдать его в солдаты. Появление его поэмы Николай рассматривал как "следы" 14 декабря 1825 г.
Спустя несколько лет в стенах Московского университета полиция выявила несколько тайных студенческих кружков антиправительственного характера. В 1827 г. в Московском университете был раскрыт кружок братьев Петра, Михаила и Василия Критских. Следственные материалы свидетельствуют о 6 членах кружка и 13 "прикосновенных" — студентов, мелких чиновников и даже одного юнкера. Основными темами бесед в кружке были "любовь к отечеству" и судьба декабристов, осуждение крепостного права и сурового режима, царившего в армии. Участники кружка строили планы широкой антиправительственной пропаганды. Были предложения выпустить прокламацию, которую предполагалось в день коронации Николая I положить у памятника Минину и Пожарскому на Красной площади, а к самому монументу "прилепить изображение казненных государственных преступников" (декабристов).
Перед самой коронацией Николая I все участники кружка были арестованы. Николай приказал членов кружка заключить в Шлиссельбургскую крепость и в тюрьму Соловецкого монастыря, а "прикосновенных" выселить из Москвы и отдать под надзор полиции.
В июне 1831 г. по доносу провокатора был разгромлен кружок отставного чиновника, воспитанника Московского университета, Н. П. Сунгурова. К следствию были привлечены 26 человек; в числе их были и студенты-поляки Московского университета. Участники кружка составили наивный и химерический план захватить артиллерию и арсенал, раздать оружие народу, "возмутить фабричных людей и всю чернь московскую", разоружить полицию, "освободить всех арестантов", захватить в Москве власть и от имени московского генерал-губернатора разослать по губерниям приказ о "высылке в Москву депутатов к рассмотрению конституции". Суд приговорил наиболее активных участников кружка к ссылке в каторжные работы, остальных — к отправке в солдаты.
|
|
В 1830 г. в Московском университете сложился кружок "казеннокоштного" студента В. Г. Белинского под названием "Литературного общества 11-го ну мера" (кружок собирался в комнате № 11 общежития для "казеннокоштных" студентов). Его участники много читали и спорили на литературные темы, переписывали запретные стихи Пушкина, Рылеева, Полежаева и сами сочиняли крамольного характера сочинения; например, Белинским была написана драма "Дмитрий Калинин", обсужденная в кружке. Слабая в художественном отношении, она в резких тонах выражала протест против крепостнических порядков в России. Текст драмы стал известен университетскому начальству, которое в 1832 г. поспешило исключить ее автора из университета под предлогом "слабого здоровья" (Белинский по болезни пропускал занятия) и "по ограниченности способностей".
В 1834 г. полиция раскрыла кружок А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Официально их обвинили в "пении пасквильных песен", подслушанных доносчиком. Герцен был арестован и сослан сначала в Пермь, затем в Вятку, а в 1837 г. по ходатайству В. А. Жуковского переведен на службу во Владимир. Огарев был сослан в Пензу, остальные члены кружка отданы под надзор полиции.
В 30-х годах нелегальные антиправительственные кружки были обнаружены во Владимире, Нежине, Курске, на уральских заводах. Николаевская система пресекала всякую попытку нелегальной деятельности даже в таких робких, "кружковых" формах идейного общения. И тем не менее, несмотря на внешнее "успокоение", исподволь шла глубокая внутренняя идейная работа, формировавшая новое поколение представителей русского освободительного движения. Герцен метко назвал последекабристский период (конец 20-х — начало 30-х годов) как "время наружного рабства и внутреннего освобождения".
Заметное место в общественно-культурной жизни России тех лет занимал литературно-философский кружок Н. В. Станкевича (1831—1837). Основатель кружка, человек большого личного обаяния, разносторонних познаний, необычайно одаренный, обладавший удивительным умением открывать таланты, привлек к кружку воспитанников Московского университета, впоследствии видных общественных деятелей и ученых нового поколения: В. Г. Белинского, М. А. Бакунина, К. С. Аксакова, Т. Н. Грановского, О. М. Бодянского, М. Н. Каткова, В. П. Боткина, Ю. Ф. Самарина. Всех участников кружка, несмотря на различия их взглядов и убеждений, объединяла любовь к литературе и философии, особенно немецкой. Они изучали произведения немецких философов — Ф. Шеллинга, И. Канта, И. Фихте, затем обратились к философии Г. Гегеля, который стал их кумиром, а также и Л. Фейербаха. Задачей кружка ставилась пропаганда просветительских идей и гуманизма. С отъездом Станкевича в 1837 г. для лечения за границу кружок прекратил свое существование.