Конституциойный кризис. Гибель Столыпина. Между тем Столыпин вызывал все большие опасения и неприязнь у правых и их главного покровителя — Николая II. В этом лагере политика Столыпина представлялась все более бесперспективной с точки зрения успокоения страны и все более опасной в отношении проводимых им реформ. Особую неприязнь правых вызывал проект реформы местного управления и самоуправления, разрабатываемой правительством одновременно с аграрной — с 1906 г.
Действовавшая в России система местного управления основывалась на явно устаревших сословных началах. Сельское и волостное управление было сословно-крестьянским. Уездная администрация находилась в руках выборных представителей местного дворянства; председателем же любых совещаний администрации всегда являлся уездный предводитель дворянства. Волостное же крестьянское управление находилось в полной зависимости от уездного, продворянского.
Подобную систему, воплощавшую дух сословного неравенства, Столыпин собирался изменить следующим образом. Прежде всего должно было быть ликвидировано сословное крестьянское управление. Его функции переходили к бессословному волостному земству, выборы в которое должны были происходить на основе сравнительно невысокого имущественного ценза, открывавшего путь в этот орган, наряду с помещиками, представителям все тех же "крепких хозяев". В то же время в состав волости включались не только крестьянские, как раньше, но и помещичьи земли, причем на них перекладывалась и часть волостных денежных повинностей. Таким образом, создавалась та "мелкая земская единица", о которой так
|
|
Итоги правления Столыпина
мечтали либералы и которая должна была стать краеугольным камнем местного управления. По тому же образцу — на основе бессословности и имущественного ценза — должны были проходить выборы в уездное и губернское земства, что неизбежно увеличило бы количество представителей от зажиточного крестьянства.
Одновременно с этим предполагалось провести и реформу местного административного управления. Центр его тяжести предполагалось перенести из губернии в уезд, создав там единую систему правительственных учреждений вместо разрозненных ведомств, каждое из которых подчинялось своему губернскому начальству. Во главе этой системы вместо уездного предводителя дворянства должен был встать назначаемый сверху уездный начальник, обладавший по отношению ко всем уездным правительственным учреждениям такой же властью, какой обладал губернатор в масштабах губернии.
Таким образом, на уездном уровне правительство предполагало значительно усилить свое собственное влияние, а на волостном — влияние "крепких хозяев", которых оно считало своей новой надежной опорой; причем и то, и другое — за счет дворян-помещиков.
|
|
Естественно, подобный проект вызвал самое негативное отношение со стороны как самих дворян-помещиков, так и защитников их интересов в верхах. В Государственном совете сформировалась мощная антистолыпинская группировка во главе с П. Н. Дурново. Понимая, что шансов провести через Совет проект реформы у него практически нет, Столыпин задумал обходной маневр. Надеясь сыграть на националистических настроениях правых, он предложил создать на Украине и в Белоруссии земства на бессословной основе, но с применением не только имущественного, но и своеобразного национального ценза: избирательные собрания должны были быть разделены на национальные курии, причем на долю поляков приходилось бы меньшее число, чем на долю неполяков — украинцев и белорусов. Столыпин при этом исходил из того, что среди помещиков этих губерний преобладали поляки, а крестьянство было украинским и белорусским. Если бы этот проект прошел, в западных губерниях появились бы земства с довольно значительным преобладанием в них гласных от крестьян, что явилось бы важным прецедентом в борьбе за создание подобных земств в великорусских губерниях.
В 1910 г. этот проект был принят Думой, которая к тому же вдвое понизила избирательный ценз, предоставив еще большие возможности в новых земствах крестьянским гласным — украинцам и белорусам. Однако правые в Госсовете тонко оценили ситуацию и смогли преодолеть антипатию к полякам-помещикам во имя классовой солидарности. 4 марта 1911 г. Госсовет отклонил статью о национальных куриях, нанеся удар в самое сердце столыпинского
законодательства. При этом правые заранее заручились поддержкой царя.
В этой сложной ситуации Столыпин действовал весьма последовательно, тут же поставив перед царем вопрос о своей отставке. Царь, все больше разделявший неприязнь правых к излишне энергичному и самостоятельному, с его точки зрения, премьер-министру, поначалу не дал ясного ответа. Однако на сей раз Столыпина взяли под защиту мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна, и некоторые великие князья, продолжавшие воспринимать его как государственного деятеля, без которого "все развалится". Под влиянием родственников царь не принял отставки Столыпина.
Однако вся эта история и особенно поведение Николая II ясно показывали, что крушение премьера — дело времени. Недаром летом 1911 г. в придворных кругах и среди высшей бюрократии ходили упорные слухи, что отставка Столыпина предрешена, уверенно называли даже новое его назначение — наместником на Кавказ. Одновременно с тем стали распространяться слухи, что на Столыпина готовится покушение...
1 сентября 1911 г. во время торжеств, происходивших в Киеве по случаю открытия земских учреждений, Столыпин был смертельно ранен в оперном театре Дмитрием Богровым, который, называя себя анархистом, в то же время был платным сотрудником охранки. По некоторым сведениям, киевские анархисты, заподозрившие Богрова, потребовали от него доказательств его верности революции: убийства главы правительства. Явившись к своему охранному начальству, Богров сообщил о том, что на Столыпина готовится покушение и выразил готовность выдать террориста. С этой целью он и был допущен первого сентября в Киевскую оперу, причем охранники позволили ему беспрепятственно, без всякого присмотра, ходить по залу. До сих пор неизвестно (едва ли это когда-нибудь выяснится), была ли охранкой проявлена преступная халатность или ее бездействие диктовалось какими-то более сложными соображениями.
|
|
П. А. Столыпин, несомненно, оставил заметный след в истории России. Умный, волевой, энергичный глава правительства был последним государственным деятелем, который пытался спасти существующий строй не только с помощью репрессивных мер, но и путем целого ряда хорошо продуманных реформ. Он стремился сохранить самодержавный строй, "усовершенствовав" его безвластной, но скандальной Думой, послушно действовавшей по его указке и в то же время постоянно убеждавшей массы в своей оппозиционности. Сохраняя и охраняя помещичье землевладение, он попытался выделить из ненадежной, в целом, крестьянской среды "крепких хозяев" — еще одну социальную опору для самодержавной власти.
В сущности, Столыпин пытался примирить непримиримое — абсолютистский режим с представительным правлением, крепостническое поместное дворянство с широким, постоянно крепнущим слоем зажиточных крестьян-единоличников. На фоне подавляющего большинства других сановников, совершенно беспринципных, либо столь же бесталанных, — а чаще и то, и другое вместе — Столыпин, несомненно, выглядел весьма привлекательно. Однако это не может заслонить того факта, что политику он проводил безнадежно противоречивую, обреченную на неизбежный провал.
Политический застой. После смерти Столыпина противоречия, раздиравшие созданную им политическую систему, еще больше обострились. Как показал дальнейший ход событий, у Столыпина не нашлось достойных преемников. Новым председателем Совета министров стал В. Н. Коковцов, бывший при своем предшественнике министром финансов. Это был знающий, дельный и в то же время достаточно заурядный чиновник, озабоченный прежде всего своей собственной карьерой. Он не обладал присущими Столыпину энергией, внутренней независимостью, умением настоять на своем. Именно за отсутствие этих качеств Коковцов, очевидно, и был назначен главой правительства. Во всяком случае в беседах с царем и царицей, происходивших в процессе его назначения на этот пост, Коковцову дали ясный совет "не уподобляться" Столыпину и опираться "только на доверие царя".
|
|
Коковцов принял этот совет к сведению. Возглавляемый им Совет министров окончательно утратил законодательную инициативу, отличавшую правительство при Столыпине. Весь комплекс преобразований, задуманный погибшим премьером с целью развить новые начала русской жизни, заложенные крестьянской реформой, был похоронен — и, как оказалось, навсегда...
Следует отметить, что помимо конформистской, чиновничьей натуры нового главы правительства, проведению реформ в столыпинском духе препятствовали и другие обстоятельства. Так, новая IV Дума, выборы в которую проходили осенью 1912 г., хотя и конструировалась на основе все того же третьеиюньского избирательного закона, по своему партийному составу заметно отличалась от своей предшественницы. Число правых депутатов в ней выросло до 185 (в III Думе — 148), левых — кадетов и прогрессистов — до 107 (в III — 88). Число же октябристов, главной опоры столыпинской системы, упало до 98 человек (в III — 120).
Размывание октябристского центра свидетельствовало о все усиливавшемся размежевании политических сил в стране. Надежды на создание сколько-нибудь надежного и стабильного проправительственного буржуазно-помещичьего блока в Думе становились все более эфемерными. И действительно, новая Дума ознаменовала свою деятельность прежде всего резкой критикой в адрес пра-
вительства, которая в равной степени резко звучала и справа, и слева.
Но самым страшным симптомом бесперспективности третьеиюньской политической системы стал новый подъем революционного движения. Так, уже в 1910 г. после длительного спада началось заметное оживление забастовочного движения, которое еще более усилилось в 1911 г. Те же процессы происходили в студенческом движении, в среде демократической интеллигенции. Мощным толчком, многократно усилившим революционные настроения в России, стали события на Ленских золотых приисках: здесь в 1912 г. вспыхнула забастовка, завершившаяся мирным шествием рабочих "к начальству" со своими требованиями. Шествие было беспощадно расстреляно воинской командой. Ленский расстрел вызвал целую волну стачек протеста, в которых участвовали более 300 тыс. человек. В том же 1912 г. начались волнения в армии и на флоте, наиболее серьезным из которых было восстание в Троицких лагерях под Ташкентом.
В последующие годы революционное движение продолжало неудержимо нарастать. За 1913 — первую половину 1914 гг. число;
забастовщиков в фабрично-заводской промышленности составило около 2 млн. человек, усиливалось национальное движение на ок-раинах — в Закавказье, Прибалтике, Царстве Польском. По своему размаху революционное движение в это время соответствовало уровню 1903—1904 гг. — предреволюционной эпохе... Правительство же, забыв все уроки первой революции, все в большей степени возвращалось к традиционным методам борьбы со своими политическими противниками: тюрьмам, каторге, ссылке и прочим репрессивным мерам.