Буддийское монашество и ритуал

 

Спасение, по учению буддизма, достигается через Будду, (учение Будды) и самгу (общину). Для полного спасения недостаточно быть последователем Будды и исполнять его учение: высшего совершенства достигает только тот, кто удалился отмира и вступит в монашескую общину. Последнюю нельзя считать чисто буддийскиминститутом: уже в брахманизме существовали отшельники, которые группировались около какого-нибудь брахмана и упражнялись в монашеских подвигах. Но в буддизме монашеские общины получили особенно широкое распространение и прочную организацию, которая основывается на многочисленныхправилах, определяющих каждый шаг в жизни монаха или бхиккху. Собственно слово бхиккхузначить «нищий» или «нищенствующий»; имя монаха не вполне подходить к буддийским бхиккху, так как они не дают обета отречения от мира и поэтому во всякое время могут выйтииз общины; но все же за ними утвердилось у европейцев наименование «монахи». Буддийское монашество составляет как бы, особую касту, заменившую отчасти брахманов; в общину допускаются далеко не все: так, посвящения не могут получить больные некоторыми болезнями, рабы, солдаты, должники, опорочившие себя тяжелыми преступлениями и т.д. На ряду с мужскими общинами на первых же порах появились и женские, хотя Будда согласился на это с большими колебаниями, боясь за чистоту своего учения. «Если на рисовом поле, говорил он, появится ржавчина, то это знак того, что урожай скоро погибнет; так-же точно: при каких правилах ни допускать в общину женщин, которые променивают семейную жизнь на бездомную, религия не продержится долго». Поэтому жизнь монахинь обставлена более строгими и подробными требованиями относительно одежды, занятий и т.д.; женским общинам не предоставляется и самоуправления: во всехважнейших делах они должны обращаться за руководством к монахам; высшею добродетелью монахинь считается безусловное послушание.

Вступать в общину в качестве учеников могут и дети, начиная с семилетнего возраста, но посвящения удостаиваются только лица, достигшая 20 лет. Церемония посвящения состоит в вопросах, предлагаемых вступающему пред собранием монахов; после удовлетворительного ответа на эти вопросы кандидат признается членом общины; при этом он читает буддийский символ веры; после приема новоизбранный должен указать какого-нибудь опытного монаха, под руководством которого он желает проходит монашеское послушание. Если монах сознаете свою неподготовленность к монашеской жизни, то он без всяких затруднений может выйти из общины, и это нисколько не унижает его не только в глазах мирян, но и в глазах самой монашеской общины. За нарушение монашеских требований община может и исключать из своей среды своих членов

По первоначальным правилам буддийские монахи должны были жить под открытым небом; но это правило давно уже забыто. Теперь монахи, обрекшие себя на нищенскую жизнь, имеют общежития с хорошо обставленными помещениями для собраний и общей трапезы. Вообще они большею часть не испытывают никаких лишений; труд здесь почти совершенно отсутствуете; единственная обязанность монахов, кроме духовных упражнений, состоит в ежедневномхождении для сбора милостыни, в которой они в большинстве случаев и не нуждаются, так как миряне постоянно поддерживают монастыри своими пожертвованиями. Внешним знаком принадлежности к монашеской общине служит бритье головы и желтая (на юге) или красноватая (на севере) верхняя одежда. Монах не должен иметь никакой собственности, кроме трех одежд, бритвы, иглы, пояса, сита для процеживания питьевой воды, четок, зубочистки и чашки для сбора подаяний. Собственно буддийское монашество почти не знает тяжелых аскетических под- вигов, которые так широко практиковались в брахманизме; простота жизни, отречение от собственности, постоянное повторение изречений Будды и исполнение правил общины— вот все, что требуется от бхиккху. Не даром джайнские монахи обвиняли самого Будду в привязанности к жизненным удобствам и сложили про него насмешливое стихотворение:

 

Ночью на мягкой постели лежит,

Добрый напиток он пьет по утрам,

В полдень обедает, вечером пьет,

Сласти съедая, ложится он спать,

И в заключенье—спасен:

Вот что мерещится сыну Сакья.

 

Важнейшую особенность в жизни буддийской общины составляют общие собрания, на которых собираются монахи известного округа два раза в месяц,—в новолуние и полнолуние; эти сроки, очевидно, заимствованы из брахманизма, где новолуние и полнолуние издавна считались священными временами. Цель этих собраний состоит в общем покаянии: старший из монахов прочитывает перед собранием так называемую Пратимокшу, т.е. перечень различных грехов и нарушений монашеских обетов,— а все собрание должно приносить в этих грехах покаяние трижды отвечая на каждый пункт, виновны они или нет. Впрочем вскоре после смерти Будды введен был обычай предварителъногоочищения монахов от грехов путем покаяния, чтобы все являлись на собрате уже искупленными от своей вины; но прочитывание Пратимокши в общем собрании сохранилось и после этого. Однажды в год совершается особенное собрание; на нем каждый из присутствующих садится на пол, поднимает сложенные руки кверху и обращается к своим собратьям с просьбою уличить его в тех погрешенияъ, которые им не замечены и не искуплены покаянием. Но подобного рода смирение и забота о духовном очищении легко мирятся у буддийских монахов с чувством горделивого самосознания и презрительного отношения к мирянам, невступившим на путь спасения. Такое самосознание внушается им и самою буддийскою мудростью, полагающей резкое разделение между монахами и темной мирской массой: «как на куче придорожной грязи цветет лотос, полный благоухания и прелести, так и ученики совершенного (т.е. монахи) сияют своею мудростью среди тех людей, которые подобны грязи и блуждают во тьме».

Таким образом путь спасения открывается в буддизме только для удалившихся от мира и присоединившихся к монашескому ордену; миряне как бы устраняются от религиозной жизни; если они и допускаются в общину, то без всякого посвящения, и притом все участие их в жизни этой общины ограничиваются только милостыней и гостеприимством. На долю мирян остается только исполнение религиозного культа, которому в буддизме приписывается самое ничтожное значение. Собственно по идее культ не может иметь и места в буддийской религии: там, где нет признания божественного существа, там не может быть и культа; но запросы религиозного чувства заставили сделать уступку и превратили самого Будду в объект религиозного почитания. Жертва, особенно кровавая, не допустима в буддизме по самой сущности его религиозного и нравственного учения. Вот какой взгляд высказывается на жертву в одном буддийском рассказе. «Некогда один великий царь после победы водворил мир и благосостояние в своей стране и, чтобы искупить всякий грех, принес жертву, для которой не убили ни одного животного, не вырубили ни одного дерева, не сокрушили ни одной травки; в жертву принесли только молоко, масло и мед». Точно также и молитвы в собственном смысле не существует в буддизме, так как здесь молитвенное настроение ничем не может вызываться: если Будда достиг нирваны, то никто не может сказать, сохраняет ли он бытие и слышит ли земные молитвы: да и кроме того, спасение зависит от собственных усилий человека, а не от помощи свыше.

Священными местами для буддистов стали четыре города, с которыми связаны важнейшие моменты в жизни Будды, а именно: Капилаваста (место рождетя), Гайа (место первого познания истины), Бенарес (местопервой проповеди) и Кусинагара (место смерти); сюда то буддисты и совершают постоянныепаломничества. Особеннымпочитанием у буддистов пользуются священные реликвии Будды; к числу таких реликвдй принадлежит прежде всего зуб Будды (левый клык), хранящийся на Цейлоне; это собственно кусок выцветшей слоновой кости, длиною в два вершка, что ясно говорить о подложности реликвии; большимпочитанием пользуется также на Цейлоне след ноги Будды, на поклонение которому стекаются десятки тысяч поклонников; этот след ноги представляет углубление в 2 аршина длины и 3/4 аршина ширины; такой же точно отпечаток почитается и в Сиаме. К числу реликвий относится даже тень Будды. На месте реликвии устроены храмы или так называемый ступы, т.е.. особенного вида часовни. Предметом почитания служат также статуи Будды, пред которыми кладутся молящимися цветы и благовонные вещества. Чем больше позднейший буддизм удалялся от первоначальногоучения Будды, тем большее значениеприобретали различные религиозные обряды, которые в конце концов совсем заслонили в некоторых странах истинную сущность буддизма и превратили его в смесь самых примитивных и грубых форм культа.

Хинаяна и Махаяна

 

Постепенно в буддизме формируются два основных направления: Хинаяна (Малая Колесница), или Тхеравада (Учение Старейших) и Махаяна (Великая Колесница).

Первое из этих направлений — южный буддизм — получило рас­пространение в странах южной и юго-восточной Азии; второе —север­ный буддизм — преимущественно распространен в странах, лежащих к северу от Индии. Хинаянисты пользуются священными текстами на языке пали (один из среднеиндийских языков), махаянисты в древно­сти — на классическом древнеиндийском языке санскрит, а ныне (в за­висимости от региона)— на тибетском или древнекитайском языках. Долгое время в науке существовало представление о том, что Тхеравада (Хинаяна) почти точно воспроизводит учение раннего буддизма, а Махаяна является результатом позднейшего развития, однако современная буддология показала, что с одной стороны, оба этих учения отличны от первоначального буддизма и сформировались в результате его многове­ковой эволюции, а с другой — что они равным образом восходят к раз­личным аспектам раннего буддизма, развивая уже существовавшие в нем тенденции.

Религиозный идеал Хинаяны — архат (достойный), т.е. святой, полностью следующий монашеским обетам и предписаниям и достиг­ший нирваны. Нирвана достигается индивидуально и лишь благодаря собственным усилиям, достичь ее могут только монахи, цель же ми­рян — забота о сангхе и улучшение своей кармы. Будда — не божество и не сверхъестественное существо, а просто человек, первоучитель, на­шедший, благодаря собственным трудам, путь к освобождению и ука­завший его другим людям. Он обрел нирвану и в мире больше никак не присутствует. Поэтому все молитвы и другие формы культа имеют смысл лишь как мемориальные акты, цель которых— дань почтения памяти учителя и воспоминание о нем как о примере для подражания. Ориентация Хинаяны почти исключительно на монашескую среду обу­словила ее ограниченное распространение в странах, традиционно свя­занных с Индией.

Идеал Махаяны — бодхисаттва, «существо, стремящееся к про­буждению», к тому, чтобы стать Буддой, т.е. святой, достигший высше­го пробуждения и обретший состояние Будды, но отказавшийся от всту­пления в окончательную нирвану во имя спасения всех живых существ. Бодхисаттвы дают обет не вступать в нирвану до тех пор, пока ее не обретут все живые существа. Главные качества бодхисаттвы — премуд­рость (праджня), т. е. способность постигать истинную реальность, и великое сострадание (каруна), выражающееся в умении применять раз­личные методы (упая) для спасения разных типов живых существ. Пер­воначально бодхисаттвой назывался любой верующий, стремящийся к осуществлению такой альтруистической миссии. Позднее это слово стало применяться преимущественно к великим святым, наделенным сверхъестественным могуществом, превосходящим мощь богов старой ведической религии и руководимым в своей деятельности великим со­страданием. Такие бодхисаттвы, как Авалокитешвара, Тара, Маньджушри, Самантабхадра и другие, стали популярнейшими объектами культа, надежд и благоговейного почитания миллионов верующих. Культ бодхисаттв настолько важен для Махаяны, что ее часто даже на­зывают Бодхисаттваяной — Колесницей Бодхисаттв.

Вот какую легенду о необходимости сочетания мудрости и состра­дания рассказывают буддийские тексты.

Великий буддийский философ Асанга (IV-Vвв. н.э.) стремился ус­тановить общение с пребывающим на небесах бодхисаттвой Майтреей, грядущим Буддой, чтобы стать его учеником. Для этого он погрузился в созерцание и пробыл в нем три года. Выйдя без какого-либо результата из созерцания, Асанга увидел человека, стачивающего напильником скалу. На вопрос удивленного Асанги тот ответил, что хочет сделать иглу из скалы. Асанга устыдился своего нетерпения и лености и снова на три года погрузился в созерцание, однако опять не достиг успеха. Выйдя из своей медитации, он увидел другого человека, который дол­бил подножье огромной горы ломом и перетаскивал камни на другую сторону долины. Асанга удивился такой работе и спросил, ради чего тот все это делает. Человек ответил философу, что гора загораживает солн­це окнам его дома и он хочет перенести ее на другое место. Асанга сно­ва устыдился своего нетерпения и недостатка усердия и еще на три года ушел в созерцание, но и на этот раз ничего не достиг. Огорченный и разочарованный монах покинул место своего уединения и вошел в близлежащий город. Там на городской площади он увидел издыхающую собаку, на боку которой кишели черви. Сердце Асанги преисполнилось состраданием, он подумал, что если он оставит все, как есть, то погиб­нет собака, а если он снимет с нее червей, то погибнут черви. Тогда Асанга взял нож и отрезал от бедра кусок собственной плоти, снял с собаки червей и положил их на мясо. В тот же миг собака чудесным об­разом преобразилась и перед потрясенным Асангой явился в сиянии света бодхисаттва Майтрея, с которым Асанга безуспешно стремился вступить в общение, практикуя йогу. Майтрея сказал Асанге: «Знай, что я все время был рядом с тобой, только ты никак не мог увидеть меня». Таким образом, вся мудрость и все подвиги созерцания были недоста­точны, пока они не соединились с состраданием. Но и занятия Асанги созерцанием не пропали даром, ведь именно благодаря им он обрел мудрость, которая теперь, соединившись с состраданием, принесла же­лаемый плод.

Великое сострадание бодхисаттвы в самых возвышенных выраже­ниях провозглашается во многих махаянских текстах, но нигде, пожалуй, о нем не говорится сильнее, чем в одном из сочинений монаха Шантидэвы (VII—VIII вв.), которое можно назвать истинной «Поэмой о пути бодхисаттвы»:

Пусть я буду лекарством, кому нужно лекарство;

Пусть я буду рабом, кому нужен раб;

Пусть я буду мостом, кому нужен мост.

Вместе с тем сострадательная миссия бодхисаттв не есть мирской альтруизм или простая благотворительность, ее цель сугубо религиозна и связана с буддийским идеалом спасения. Это — освобождение стра­дающих существ от уз циклического существования чередующихся ро­ждений—смертей со всеми его муками и скорбями.

Иногда тексты выделяют три типа бодхисаттв: бодхисаттва-царь, который вначале достигает состояния Будды, а потом заботится об ос­вобождении всех существ (подобно царю, пекущемуся сразу о всех под­данных); бодхисаттва-лодочник, «перевозящий» по одному существа на «другой берег» существования и бодхисаттва-пастух, который вначале спасает все существа и только потом сам вступает в нирвану (подобно пастуху, который вначале загоняет в ворота усадьбы скот, и лишь потом входит в них сам).

Будда также понимается в Махаяне иначе, нежели в Тхераваде (Хи­наяне). В Махаяне Будда — не обретший просветление и освобождение человек в строгом смысле, а вечная и изначально пробужденная природа сознания, истинная реальность, как она есть. Будда иногда приобретает в поздних текстах Махаяны черты неизреченного и непостижимого Аб­солюта. Эта подлинная сущность Будды называется в Махаяне Телом Дхармы (Дхармакая). Но по своему великому состраданию этот вечный Будда являет себя еще в двух формах или телах. На уровне мира форм он являет себя как Тело Наслаждения (Самбхогакая), в котором Будда общается с бодхисаттвами и наставляет их, а также наслаждается бла­женством нирваны, а на уровне мира желаний— как Превращенное Тело, или Магически Созданное Тело (Нирманакая), в котором Будда принимает вид человека — наставника и учителя истины. Именно таким Превращенным Телом и был, согласно Махаяне, исторический Будда Шакьямуни. Если Тело Дхармы является общим и единым для всех Будд, то остальные Тела у всех свои, у каждого из Будд.

Махаяна также учит, что каждое живое существо изначально наделе­но природой Будды и является как бы скрытым, не реализовавшим себя Буддой. Следуя путем бодхисаттвы, человек может выявить эту природу, достичь «совершенного и полного пробуждения» и стать Буддой.

В отличие от Тхеравады, Махаяна уделяет внимание не только мо­нахам, но и всем верующим, стремясь привлечь к религиозной практике как можно больше людей. При этом Махаяна утверждает, что достичь состояния Будды могут не только монахи, но и отдельные благочести­вые и мудрые миряне. Распространяясь за пределами Индии, Махаяна проявила исключительную гибкость в приспособлении к новым услови­ям и характеру иных культур и цивилизаций. И эта гибкость отнюдь не была беспринципностью: ни одной из своих формообразующих доктрин буддизм никогда не поступался. Придя в новые земли и видя, что их жители поклоняются множественным богам (как это было, например, в Тибете), буддисты отнюдь не спешили объявлять этих божеств бесами или утверждать, что их вовсе нет. Напротив, они внушали местному населению, что их боги тоже познали Четыре Благородные Истины и теперь будут защищать Дхарму Будды и охранять верующих в нее.