Поражение царизма в Крымской войне (1854-1856 гг.) с блоком более сильных противников значительно ограничивало возможности активной внешней политики России. Между тем, новые рыночные отношения в стране быстро и уверенно набирали силу, требуя все новых и новых рынков сбыта и источников сырья для интенсивно развивавшейся российской промышленности и торговли. Они были на юго-востоке. «Прошло то время, -говорилось в Военном сборнике, - когда Россия во многих отношениях первенствовала на западных рынках, а это обязывает нас искать новых восточных рынков и, прежде всего ближних, в Средней Азии»44. Значение Южного Казахстана и Центральной Азии во внешней политике России резко возросло. Встал вопрос об окончательном подчинении Казахстана и активизации разносторонних отношений со среднеазиатскими государствами.
Но полноценной торговле с этими странами мешали многие причины, прежде всего - политическая нестабильность на Среднем Востоке и отсутствие у царского правительства необходимой информации о положении внутри среднеазиатских ханств, что сдерживало движение России в Центральную Азию и побудило русское правительство встать на путь военно-экономической и политической разведки в сопредельных азиатских странах.
|
|
С целью выяснения торгово-экономической и военно-политической ситуации в централ ьноазиатском регионе были отправлены в 1858 г. дипломатическое посольство Н. П. Игнатьева в Хиву и Бухару, экспедиция во главе с востоковедом Н. В. Ханыковым в Восточный Иран (Хорасан) и Герат, Ч. Ч. Валиханов под видом купца в составе торгового каравана в Кашгар. Материалы, доставленные ими, позволили царскому правительству выяснить действительную расстановку политических сил в Южном Казахстане и ханствах Центральной Азии, ознакомиться с их экономическими и международными связями, а также доказали существование широких завоевательных планов Англии по отношению к этим регионам.
Особенно большое значение для разработки политического курса России на Среднем Востоке имели результаты дипломатической поездки Н. П. Игнатьева в Хиву и Бухару. Малоутешительные переговоры русского посла с хивинским ханом, отказавшимся подписать договор о дружественных взаимоотношениях двух государств, утвердили его в мысли о том, что отправление дипломатических посольств в Центральную Азию - «напрасная трата денег, которые могут быть употреблены для достижения той же цели... но иным образом»45. В специальных донесениях и записках, адре- / сованных в Азиатский департамент МИД, Н. П. Игнатьев обосновывал бесполезность продолжения прежней тактики политических переговоров с «вероломными» восточными правителями и настаивал на возобновлении военных действий против среднеазиатских ханств. На рубеже 50-60-х гг. XIX в. этот взгляд не получил должной поддержки в Министерстве иностранных дел, но с каждым днем приобретал себе все больше сторонников в высших административных сферах и, наконец, стал к середине 60-х годов официальным мнением Петербурга.
|
|
Более удачной по своим практическим результатам оказалась миссия Н. П. Игнатьева в Бухару. Она привела к заметному оживлению торговли русских купцов со среднеазиатскими торговцами, которые стали охотнее приезжать на Оренбургскую линию и Нижегородскую ярмарку. Московские торговые компании, в свою очередь, получили возможность отправлять российские товары в Бухару, где они выгодно сбывались.
В то же время, как отмечалось выше, развитие взаимовыгодных торговых отношений России со странами Центральной Азии встречало сильное противодействие Кокандского ханства, которое приобрело влиятельного союзника в лице Англии - главного противника России в Центральной Азии. В 1860 г. в Коканд через Каратегин и Дарваз был направлен опытный английский разведчик Абд'ал-Маджид, которому вменялось в обязанность войти в доверие к правителю ханства Маллабеку и предложить ему поддерживать контакты с британскими властями в Индии. Наглядным подтверждением удачного завершения этого визита стали поставки британского оружия и посылка военных инструкторов и оружейников в главные опорные пункты Кокандского ханства.
Наряду с этим кокандские власти предпринимали меры по усилению своих аванпостов в Пишпеке, Мерке, Аулие-Ате и Чимкенте, под угрозой расправы отбирали лошадей и скот у окрестных казахов и кыргызов для кавалерии, всячески противодействовали движению торговых караванов. Все эти действия своевременно доводились до сведения оренбургских и западносибирских властей, которые, естественно, били тревогу, призывая усилить ответные меры со стороны царского правительства.
Экспансионистские цели России по завоеванию Южного Казахстана осуществлялись в основном двумя путями: во-первых, организацией ряда военных, военно-разведывательных и карательных экспедиций в
казахские степи; во-вторых, сооружением идущей через степь «линии укреплений, занимавших стратегически выгодное положение»46. Все эти мероприятия энергично проводились в регионе войсками местной колониальной администрации, в результате чего «многие из влиятельных киргизских вождей были либо убиты в сражениях, либо взяты в плен».47 Так готовилось наступление вглубь региона как со стороны Оренбургской, так и Сибирской линий. К концу первой половины XIX века на территориях Среднего и Старшего жузов, начиная со стороны Сибирской линии, строятся укрепления Актау (1835 г.), Улытау (1835 г.), Капал (1846 г.), Сергиополь (Аягуз, 1831 г.) и другие, ставшие опорными пунктами России в Заилийском крае. В 1848 г. учреждается должность пристава Большой Орды, который подчинялся западносибирскому генерал-губернатору. Он осуществлял управление над завоеванными районами Старшего жуза. В 1854 г. завершилось строительство укрепления Верное в урочище Алматы, а в 1859 г. - укрепления Кастек, откуда начались военные действия России через Чуйскую долину по захвату ко-кандских крепостей на юге Казахстана: Аулие-Аты, Чимкента и др. В 1856 г. в составе Семипалатинской области создается Алатауский округ с центром вначале в г. Капале, а с 1862 г. - в г. Верном48.
В эти годы казахи Старшего жуза в составе Алатауского округа насчитывали 25,5 тыс. кибиток - более 100 тысяч чел., а кыргызы - 15 тыс. кибиток - около 60 тыс. чел. Между южной частью Или и Чу кочевали казахи из родов дулат (9,5 тыс. кибиток - 38 тыс. чел.), на пограничной с кокандски-ми владениями и нар. Чу - шапрашты (2тыс. кибиток - 8 тыс. чел.), жаныс (800 кибиток - 2400 чел.), жалаир (8500 кибиток - 34 тыс. чел.), на севере Или, между оз. Балхаш и гг. Верный — Капал по обеим берегам р. Или, по отрогам Алтынемел и Алатау, северного побережья Иссык-Куля - албан (7500 кибиток - 30 тыс. чел).49
|
|
Следующим, не менее эффективным, средством усиления влияния России в среде казахов юга, включая и Жетысу, явился переход влиятельных правителей родов на сторону колониальных властей путем вручения наград, присвоения званий, назначения на высокие должности, оказания почестей и т. д. Так, например, если при создании Алатауского округа его начальнику устанавливалось жалование 1500 руб. в год, то Суюйку Аблайханову, Гали Адилову, Рустему Абулфеисову и Хакиму Кулову, которым поручалось управление над родами Старшего жуза - по 343 руб. (как и в Среднем жузе).50
Успешному продвижению российских войск как с юга, так и с севера региона, способствовало также восстания местных казахов против коканд-цев в 1857—1858 гг. в районах Чимкента и Аулие-Аты. Жестокое подавление этих восстаний также способствовало переходу значительной части казахов на сторону России.
В целом же судьба региона решалась не его коренным населением, а в военных сражениях между Кокандом и Россией, а на долю же казахов, занятых не только борьбой между сторонниками и противниками этих двух экспансионистских государств, но и внутренними конфликтами (межродовые усобицы, барымта и т. д.) и обострением отношений с соседними кыргызами, оставалась участь попасть под власть более сильного из колонизаторов.
В 1860 г. начались активные военные действия русских войск против кокандцев: 26 августа пал Токмак 4 сентября - Пишпек, а24октября вблизи Узун-Агача произошло сражение, в котором отряд начальника Алатауского округа, подполковника Колпаковского из 3 рот, 4 сотен, 6 орудий и 2 ракетных станков нанес крупное поражение значительным силам кокандцев (около 30 тыс. чел.)51.
Во время этих событий проявилась и поддержка кокандцев, несмотря на их произвол и притеснения, значительной частью казахов и кыргызов Жетысу. Так, например, бии Андас и Сураншы из рода дулат, знатные люди Диканбай и Альжан из рода ботбай на свои средства организовали и вооружили ополчения из добровольцев, которые сражались против русских войск на стороне кокандцев. Они намеревались также захватить и разрушить крепость Капал. К ним присоединилась и часть кыргызов во главе с родоначальниками Умбетали и Байсеитом. Если одни открыто поддерживали кокандцев, то другие были благосклонно расположены к последним52. В связи с этим генерал-лейтенант М. А. Терентьев не случайно указывает на то, что когда 15 октября 1860 г. Колпаковский разослал (капитану Тезеку Нуралиеву, подпоручику Жангазы Суюкову и капитану Аблесу Аблаеву и другим) влиятельным казахам письма с приглашением присоединиться к нему «со своими батырами, обещая за то всю добычу от сартов», «киргизы однако же выжидали, чья возьмет, и не торопились с услугами... Они уклонялись даже от сообщения известий о движении неприятеля, - поэтому наши двигались на авось...».53
|
|
Такое отношение казахов и кыргызов к русским военным действиям против кокандцев было обусловлено, во-первых, широкой пропагандой последними газавата — священной войны мусульман региона против неверных завоевателей, и, во-вторых, жестокостью начальника Алатауского округа Колпаковского по отношению к коренному населению, рядовые представители которого жестоко наказывались за малейшее ослушание вплоть до случаев применения смертной казни. Западносибирский генерал-губернатор Гасфорт, не желая осложнять борьбу против кокандских войск, вынужден был требовать от Колпаковского быть в своих действиях более осмотрительным и осторожным.54 Благодаря этим обстоятельствам коканд-цам в начале октября 1860 г. удалось «присоединить к себе волей и неволей огромное скопище из киргизов и в пространстве между Аулиеатой и Пиш-пеком». Они овладели развалинами Пишпека, после чего кокандские войска численностью более 20тыс. чел. с 10 орудиями перешли Кордай, вышли окольными дорогами к западу от Кастека, отрезав его от Узун-Агача. «К ним тотчас присоединились наши киргизы, кочевавшие поблизости», - указывает генерал-лейтенант М. А. Терентьев.
Кокандцы, как и русские, широко использовали подкуп представителей казахской родовой знати. Еще в 1851 г. кокандцы, преподнося богатые поларки, перетянули на свою сторону группу влиятельных казахских султанов из Старшего жуза, а казахи из родов ботбай, шапрашты, кызыл борик, жаныс, шымыр и др. so главе с бием Керимом перекочевали на левый берег р. Чу, территория которого находилась в подчинении кокандцев.55
За малейшее отклонение от поддержки, несвоевременное выполнение задании по обеспечению транспортом, продуктами питания, рабочей силой, фуражом и многим другим, необходимым для военных сил, как кокандцы, так и русские жестоко обходились с казахами. О насилиях и произволе кокандцев над казахским населением сказано предостаточно, поэтому приведем всего несколько примеров таких действий со стороны русских войск, которые в этом отношении нисколько не отставали, если не превосходили первых. Так, например, откочевавшие во время узунагачских событий роды Старшего жуза во главе с бием Керимом, а также кыргызы, в 1860 г., как указывает генерал-лейтенант М. А. Терентьев, «прикочевали в наши пределы на зимовку, по случаю недостатка кормов в местах их прежних стойбиш. Обстоятельством этим мы тотчас воспользовались для наказания этих киргиз».56 И казахи и кыргызы за это жестоко поплатились.
Русские войска одновременно совершили три набега, «аулы были сожжены, а скот захвачен», сам бий Керим с двумя другими богатыми старшинами захвачен в заложники. Сотник Жеребятьев «приказал всем аулам сниматься и затем погнал их на нашу сторону». Б результате этих набегов казахи и кыргызы, разместившиеся было на южных склонах Алатауских гор, вынуждены были откочевать обратно. «Глубокие снега и бескормица, на которую возвращались бежавшие, сделали заданный им урок еще чувствительнее», — заключает генерал-лейтенант М. А. Терентьев.57
2 ноября 1860 г. в Пекине был подписан русско-китайский договор, закреплявший за Россией право на спорные территории в юго-восточной части Жетысу и КурчумскиЙ край. Одна из статей договора предусматривала «открытие» Кашгара для российской внешней торговли в виде разрешения назначать туда, как и в Ургу, консула и вести беспошлинный товарообмен с китайскими купцами.
Однако в этом случае, как и в торговых отношениях с Бухарой, попытки России пробиться на рынки Западного Китая наталкивались на сопротивление Кокандского ханства, осуществлявшего жесткий военно-административный контроль над торговыми путями из среднеазиатских ханств в Синь-цзян. Реализация крайне выгодного для России Пекинского трактата осложнялась также попытками Великобритании распространить свое влияние из Индии и Кашмира на Западный Китай. К этому времени английские резиденты уже проникли в Яркенд и Кашгар, внимательно изучали горные проходы, ведущие в Западный Китай, вели активную антироссийскую пропаганду среди местных чиновников в Синьцзяне и Центральной Азии. Поэтому в центральных ведомствах России и административных органах на местах различные планы приобретения экономических выгод для страны от «открытия» Синьцзяна тесно увязывались с военным наступлением на Коканд.58
Однако Министерство иностранных дел во главе с А. М. Горчаковым сначала выступало противником применения военной силы, полагая, что это приведет к дальнейшему обострению отношений с Англией, поэтому рекомендовало воздержаться от аннексии новых территорий.54 Противоположные взгляды по среднеазиатскому вопросу выражало Военное министерство, которое возглавил в 1861 г. Д. А. Милютин, тесно связанный с предпринимательскими кругами страны. Критикуя политическую линию А. М. Горчакова за «оглядки на Англию» и «полный консерватизм» в азиатских делах, Милютин выступал за радикальное решение этой проблемы путем захвата основных стратегических центров Кокандского ханства.
Надо сказать, что наступательная позиция Д. А. Милютина импонировала не только представителям влиятельных торгово-промышленных и финансовых кругов, но и значительной части царских администраторов на местах. Наиболее активных и последовательных сторонников своих взглядов военный министр приобрел среди офицеров оренбургского ведомства, изрядно поднаторевших в военных делах.
Еще с середины 50-х гг. XIX в. оренбургский военный губернатор А. А. Катенин неоднократно предлагал Петербургу приступить к военным действиям в Южном Казахстане и Центральной Азии и настаивал на завоевании Джулека, создании в нем форта для подготовки к выходу на рубеж Туркестан-Чимкент-Аулие-Ата и соединении пограничных линий.60
В 1861 г. сменивший Катенина на посту оренбургского губернатора генерал А. П. Безак продолжал политическую линию своего предшественника, убеждая военного министра Милютина в необходимости применения по отношению к ханствам Центральной Азии военных мер. Мотивируя свои радикальные предложения «неотложной потребностью» обрести «прочную границу» России по р. Сырдарье, А. П. Безак настаивал на том, чтобы действия военных были направлены на «скорейшее соединение линий Оренбургской и Сибирской». «Если бы с движением нашим от моря Аральского вверх по Сыру и устройством на нем новых фортов не имелось ввиду такое же встречное движение со стороны Сибирского корпуса, - писал он, - то не стоило бы проникать до берегов Аральского моря и утверждаться на ус-гье Сыра, а также делать экспедицию к Ак-Мечети и возводить Джулек».61
В отличие от А. А. Катенина, А. П. Безак предлагал не ограничиваться взятием одного только Туркестана, а захватить и Ташкент, где произвести соединение Оренбургской и Сибирской линий. С реализацией этой задачи он связывал сразу несколько больших выгод для России.62 Однако эти планы не нашли полной поддержки со стороны западносибирского генерал-губернатора А. О. Дюгамеля, вследствие чего на заседании Особого Комитета, состоявшегося в мае 1862 г. в Петербурге, соединение Оренбургской и Сибирской линий было признано нецелесообразным.63
Однако год спустя новое обострение отношений с Англией и другими западными государствами из-за восстания в Польше подтолкнуло Россию ускорить экспансию. 23 февраля 1863 г. в Петербурге на расширенном заседании Особого Комитета с участием оренбургского и западносибирского генерал-губернаторов А. П. Безака и А. О. Дюгамеля было принято решение, утвержденное спустя неделю царем, - начать детальное изучение местности между Сырдарьинской и Сибирской линиями. Начальнику Аральской флотилии А. И. Бутакову поручалось исследовать верхнее течение Сырдарьи (от форта Перовского), а начальнику Оренбургского корпуса, подполковнику М. Г. Черняеву - провести рекогносцировку местности от Джулека до г. Туркестана и выслать «летучий отряд» к северным склонам -хребта Каратау до крепости Сузак. Сибирские власти, в свою очередь, поручили задание обследовать южные районы Заилийского края и территории, примыкающие к Аулие-Ате. Для выполнения этой задачи отряд подполковника Дерхе отправился на разведку к Аулие-Ате, а отряд штабс-капитана Н. И. Проценко - по долине р. Нарым в Кашгар.64
Все названные четыре экспедиции, проводившиеся прежде всего в разведывательных целях, имели один общий, не запрограммированный результат, который сильно повлиял на весь ход военных действий в Центральной Азии в течение последующих пяти лет. Начальники военных отрядов совершенно неожиданно для себя не встретили в обследованных районах сколь-нибудь сильного и организованного сопротивления со стороны ко-кандских войск. Гарнизоны укреплений Джумагал и Куртка практически без единого выстрела сдались отряду Проценко. В Сузаке, после получения известий о продвижении отряда Черняева на юг, вспыхнуло восстание против кокандских властей. Население этого маленького городка принудило кокандский гарнизон сдать оружие и объявило о своем желании принять российское подданство.65
Его примеру последовали кочевавшие в окрестностях Сузака и Чулак-Кургана казахи рода бестамгалы и объединения конрат, которые в количестве 9 тыс. семей вступили под юрисдикцию Российской империи.66 Основным мотивом, побудившим кочевников встать на сторону русских властей, явились многочисленные грабежи и насилия, производимые незадолго до появления царских отрядов кокандскими комендантами в близлежащих аулах. Особенно преуспел в организации подобных набегов туркестанский бек Мирза Даулет, который, по словам кокандского чиновника и придворного историка Нийаза Мухаммеда Хуканди, «собрал в Туркестане шайку грабителей и разграбил аулы в окрестностях города».67
Успешные итоги действий оренбургского и сибирского отрядов в Южном Казахстане весной 1863 г. послужили основой для выработки Министерством иностранных дел компромиссного, но оперативного плана «соединения линии». Границей была намечена линия по северному склону Каратауских гор через Сузак-Чолак-Курган-Аулие-Ата. Министерство иностранных дел рассчитывало, что в результате занятия этих рубежей «мирные отношения со среднеазиатскими ханствами» сохранятся, а правительственное снабжение Сырдарьинской линии улучшится.68
Однако офицеры Оренбургского ведомства М. Г. Черняев, Л. Л. Мейер и военный губернатор А. П. Безак предложенный правительством план считали «самой опасной и вредной полумерой», так как он, по их мнению, не решал ни проблемы снабжения войск продовольствием, ни реального контроля наддействиями кокандцев.69
Настойчивые требования оренбургских администраторов о продвижении русской пограничной линии на юг очень скоро возымели желаемые практические результаты. Дополнительным толчком, ускорившим реализацию давно задуманного плана, явилась секретная информация, поступившая в Азиатский департамент МИД по поводу новых попыток Великобритании закрепиться в Коканде и Бухаре и овладеть водными путями на востоке для захвата торговых рынков в Синьцзяне и Центральной Азии.
Стремясь предупредить угрожающий интересам России поворот событий, Д. А. Милютин осенью 1863 г. представил в Особый Комитет доклад о намеченных действиях по отношению к среднеазиатским ханствам. В нем было предусмотрено создание пограничной линии по хребту Каратау и предложено войскам Оренбургского корпуса для достижения этой цели занять Сузак, а отрядам Сибирского корпуса - овладеть Аулие-Атой. В докладе указывалось, что впоследствии граница должна будет перенесена на р. Арысь с включением Чимкента в состав Российской империи. 20 декабря 1863 г. доклад Д. А. Милютина был утвержден царем и получил статус официальной программы действий в Центральной Азии. На 1864 г. Военное министерство назначило выполнение операций по соединению линий.70 В военной печати развернулась капания о необходимости присоединения Аулие-Аты, Туркестана и; Чимкента, где базировались сильные кокандские гарнизоны.
В первые месяцы 1864 г. обе противостоящие стороны оперативно готовились к военным действиям. Новый глава Кокандского ханства, представитель кочевой кыпчакской группировки, мулла Алимкул предпринял энергичные меры по повышению обороноспособности крепостей, а также уделил особое внимание упрочению своей власти в зависимых казахских аулах. С этой целью кокандские чиновники увеличили размеры податей с подвластного им кочевого населения, а для устрашения казахов и кыргызов неоднократно подвергали разграблению роды, желавшие принять российское подданство. Для организации набегов и грабежей кочевников кокандские правители привлекали наряду с воинскими формированиями казахские роды курама и из Ташкентского района, в основном шанышкалы, поставленные в привилегированное положение по сравнению с другими родами южных казахов и кыргызами.71
В начале февраля 1864 г. в Аулие-Ату по заданию Алимкула прибыл ташкентский парваначи Кашчи, в задачу которого входило привлечение на сторону Коканда казахских родов Чуйской долины. Его подчиненные усиленно распространяли среди кочевого населения различные прокламации, призывавшие казахов и кыргызов объединиться с кокандцами в борьбе против России.72
Однако объявление газавата в условиях непрекращающихся грабительских вылазок в окрестных селениях и аулах популярности кокандс-ким властям не прибавило, а только еше более усилило недовольство и опасения местного населения. В этой связи командующий Сырдарьинской линией полковник Н. А. Веревкин не мог скрыть своего удивления, когда писал военному губернатору в Оренбург, что «оставшиеся у нас конградцы и, особенно кипчаки, до сих пор верны нам и не откочевывают в кокандские пределы, несмотря ни на угрозы, ни на обещания кокандских властей».73
В мае 1864 г. подготовка к продвижению русских войск в Южном Казахстане была в основном завершена и полковник Н. А. Веревкин повел вверенные ему войска (44 офицера, 1593 солдата, 150 казахов-волонтеров при 18 орудиях) через разрушенную крепость Сауран, крепость Чарнак к городу Туркестану. Почти одновременно из Верного выступил отряд полковника М. Г. Черняева (68 офицеров, 2571 солдат и 400 человек казахской милиции во главе с султаном поручиком Газы Болат-улы Валихановым при 22 орудиях), специально прибывшего из Петербурга. 4 июня Черняев занял без боя укрепление Мерке и двинулся по направлению к крепости Аулие-Ата. Два дня спустя после двухчасовой перестрелки город был взят, а кокандский комендант Нийаз-Али-бий «с 400 конными бежал из цитадели... Пешие сарбазы, бросив оружие, смешались с жителями».74 Потери кокандского гарнизона составили: 307 человек убитыми, 390 ранеными, 341 сарбаз был взят в плен. Со стороны русских войск было пятеро раненых, а убитых и попавших в плен не было.75
Примерно в тот же день (9 июня) отряд полковника Н. А. Веревкина приблизился к Туркестану, но на расстоянии восьми верст от города подвергся ожесточенному нападению кокандских войск. Сильное сопротивление неприятеля вынудило полковника начать осаду крепости.
Отряду Н. А. Веревкина противостоял в Туркестане хорошо оснащенный кокандский гарнизон численностью около 1500 человек во главе с местным беком Мирзой Даулетом (ум. в 1864 г.). Ему активно помогала часть вооруженных городских жителей, включая проживавших здесь казахов. Кроме того, на помощь кокандцам прибыл из Ташкента сын «мятежного» героя Кенесары Садык со 120 «кольчужниками», представлявшими соединенные силы Сузакского и Чулак-курганского гарнизонов. Но узнав о начале осады, он повернул со своими людьми назад. Посланному вдогонку за Сады-ком есаулу Савину, несмотря на затраченные большие усилия, не удалось отрезать казахского султана от ташкентских ворот.
На третий день осады после отражения многочисленных вылазок противника и потери 5 человек убитыми и 33 ранеными, отряд Веревкина захватил Туркестан.
В Петербурге очень внимательно следили за развитием военных действий в Южном Казахстане. Удачно проведенные операции по взятию Туркестана и Аулие-Аты вызвали одобрение высших сановников столицы, а основные действущие лица этих событий — М. Г. Черняев и Н. А. Веревкин -были повышены в чинах, получив звание генерал-майоров. Другим участникам «туркестанских боевых походов» были дарованы «высочайшее благоволение» и различные ордена.
Между тем, легкие и быстрые победы над кокандцами в определенном смысле вскружили головы туркестанским генералам и побуждали их немедленно начать наступление на Чимкент. К этому времени в распоряжении Черняева имелись достоверные сведения о том, что мулла Алимкул не оставляет надежды отбить у России города Туркестан и Аулие-Ату. И для этого стягивает значительные военные силы к Чимкенту, рассчитывая оттуда начать наступление против русских отрядов.
В сложившейся обстановке Черняев посчитал необходимым перехватить инициативу у Алимкула и без предварительной подготовки предпринял в начале июля 1864 года наступление на Чимкент.
Однако попытка Черняева взять Чимкент в течение 22-23 июля 1864 года не увенчалась успехом. Встретив серьезное сопротивление кокандского гарнизона, он был вынужден снять осаду города. В то же время в донесении в Петербург он заявил, что считает «необходимым безотлагательно нынешнею же осенью овладеть главным пунктом кокандских сил».76
Тем временем в Чимкенте развернулась борьба между сторонниками прококандской ориентации, поддерживавшими военные круги Кокандского ханства, и противостоящей ей группировкой, объединявшей торгово-ре-месленные слои города. Последние были непосредственно заинтересованы в расширении экономических и политических связей с Россией, так как имели от них большой доход, а потому делали все для ослабления ханского произвола, раздоров и войн.77
Серьезное размежевание политических сил наметилось в тот период и среди кочевого населения Южного Казахстана. В условиях растущей дестабилизации военно-политической обстановки на юге региона, политики жестоких репрессий против действительных или мнимых противников господствовавшей в Коканде ферганской военизированной клики, раздоров и
бесконечных войн между Кокандом и Бухарой, у казахов, кочевавших около Туркестана, Чимкента и смежных с ними мелких оседлоземле-дельческих селений и городов, заметно возросла в начале 60-х гг. потребность в сильном покровителе. Поэтому многие из влиятельных в степи людей предпочли выбрать ориентацию на Россию и содействовать успеху русских войск.78
Во время осады Чимкента к Черняеву явилась представительная делегация казахов во главе с бием шымыров Акмолдой Батырбасы-баты-ром, сыном авторитетного среди кочевников бия Байзака Мамбетулы (1780-1864 гг.), являвшегося в 1840-х гг. видным сподвижником Кенесары. Он предложил генералу взять в свой отряд десять тысяч казахских жигитов и обещал предоставить транспортные средства для войск.79 О поступке Ак-молды стало известно правителю Алимкулу, который, по словам кокандских чиновников, приказал Нор-Маду-парваначи обманом привести к нему бия Байзака, а после того, как последний был доставлен в Ташкент, кокандский правитель повелев, по утверждению очевидца-казаха акжарского рода Халибая Мамбетова, привязать Байзака-дадху к отверстию пушки, «разнес его на куски», адругих казахских биев, также обвиняемых в «предательстве мусульманства* и приверженности «неверным» «приказал сарбазам расстрелять». Стрелки «выстрелами из ружей и покончили с ними». В числе казахов, казненных кокандцами по приказу Алимкула, были военачальники из рода шанышкалы Исламкул-пансад и Тимур-пансад, из рода шымыр — Аб-дуали би и некоторые другие.80
Результат такого рода внушения оказался прямо противоположным ожидаемому кокандцами: казахи бежали к Черняеву и, несмотря на то, что он отказывался брать в отряд плохо вооруженных людей, и безоружные уверяли, что «будут сильно ему помогать».81
Впоследствии Черняев писал, что летом 1864 г. многие казахские аулы, населявшие пространство между Туркестаном и Чимкентом, прикочевали под защиту российских войск и просили разрешения следовать вместе с ними против кокандцев. В основном это были казахи различных подразделений родов кыпчак, бесамгалы, конрат, албан, дулати некоторых других. «Я раз-
решил идти только тем, кто имеет оружие, - далее вспоминал Черняев, -они продолжали настаивать, и, когда я спросил, чем же они могут помочь нам? - Криком, - отвечали они».82
Черняев, однако, принял в отряд только 1000 человек милиции, которую возглавил бий рода сикым Кудайберген Баетов. Казахские милиционеры, по отзывам очевидцев, действительно, смело сражались с кокандцами и своими криками специально создавали такой шум, что «наводили страх на непривычных людей».83
Под впечатлением всех вышеописанных событий кокандский историк Нийаз Мухаммед Хуканди с горечью был вынужден констатировать, что в результате «дурного нрава» и неоправданно жестоких поступков Алимкула «все казахи сделались его врагами и союзниками войска неверных; они были причиной взятия Чимкента и они же убедили неверных идти на Ташкент».84
Наряду с многочисленными фактами поддержки кочевниками русских войск, следует отметить также тот факт, что некоторые казахские роды, главным образом из объединения сиргели, а также выходцы из казахов в составе курамы, поставленные кокандскими правителями в привилегированное положение по отношению к другим родовым группам казахов, придерживались прококандской ориентации и в период завоевания Туркестана и Чимкента принимали «весьма деятельное участие в помощи кокандцам».85
В то же время среди кочевого населения Южного Казахстана было немало таких родовых подразделений Среднего и Старшего жузов, которые предпочли оставаться в стороне от развернувшихся боевых действий, но, опасаясь грабежей кокандских войск, откочевали далеко за пределы Джу-лека и Каратауский хребет, так что «окрестности Туркестана совершенно опустели».86
Военно-политическая обстановка, сложившаяся к осени 1864 г., в Южном Казахстане и раде регионов Центральной Азии, как нельзя лучше соответствовала честолюбивым планам М. Г. Черняева. Большинство казахов к этому времени в той или иной мере склонялись на сторону русских властей и оказывали им посильную помощь в борьбе с кокандцами. В самом Кокандском ханстве усилилось противостояние политических сил и росло недовольство произволом хана и его ближайшего окружения. Кроме того, с новой силой заявили о себе прежние противоречия между Кокандом и Бухарой. Бухарский эмир, претендовавший на часть земель Кокандского ханства, предпринял новое наступление в Ферганскую долину и тем самым вынудил Алимкула отправиться с большей частью войск из Чимкента в Ташкент. Алимкул поручил управление Чимкентским вилайетом ташкентскому беклярбеку Мирзе-Ахмаду, а военным комендантом Чимкента назначил парваначи Нурму-хаммеда, в распоряжении которого находился десятитысячный гарнизон, «составленный из лучших войск» Кокандского ханства.
Воспользовавшись этой благоприятной ситуацией, Черняев, без согласования своих действий с Петербургом и даже с Омском, отдал приказ подполковнику Лерхе двинуть подчиненные ему войска в составе четырех рот пехоты, сотни казаков и тысячи человек казахской милиции из Аулие-Аты в Чимкент. Одновременно из Туркестана в том же направлении выступил другой отряд (шесть с половиной рот пехоты, полторы сотни казаков), во главе которого находился сам М. Г. Черняев.
19 сентября оба отряда соединились на подступах к Чимкенту и после непродолжительной рекогносцировки местности, в ночь на 20 сентября приступили к возведению батарей для намечаемого штурма города. По воспоминаниям бывшего кокандского подданного, казаха Хали-бая Мамбетова, в ответ наподготовительные мероприятия русских военных, войска Чимкентского гарнизона и сарбазы «начали стрелять с шумом из пуПгеки орудий, но пыль одолевала. Неверные (русские. - Ред.) начали стрелятелз мортир».87
Как и предполагал М. Г. Черняев, у стен Чимкента русский отряд встретил сильный огонь кокандских батарей. Кокандской артиллерией командовал в это время выходец из Пенджаба Джамадар Кабули, ставленник Британской империи.88 Ожесточенная перестрелка с неприятелем, продолжавшаяся в течение двух суток, окончательно убедила генерала в том, что ко-кандская артиллерия английского образца по дальности полета снарядов не только не уступает, но и заметно превосходит русскую и устранить это преимущество его войска смогут только за счет большей «скорости и меткости пальбы на близком расстоянии». Чтобы достигнуть желаемого результата, Черняев приказал заложить новую батарею из 6 орудий и 4 мортир на расстоянии 300 сажен от прежней и с близких подступов производить обстрел укреплений города.
Но из-за твердого грунта и частых вылазок неприятеля работы шли медленно и утром 21 сентября совсем приостановились. «Кокандцы же, ободренные замедлением наших работ, — сообщал начальству Черняев, — начали действовать против нас наступательно траншеями, постепенно перенося в них батареи, и даже высылать стрелков впереди своих работ».89 Последним обстоятельством не преминул воспользоваться подполковник Лерхе, который стремительно бросил большую часть своих войск против опрометчиво выдвинувшейся вперед кокандской пехоты, атаковал ее и «на плечах» неприятеля добежал до крепостных ворот, где «штыками проложил себе дорогу и через трупы кокандцев ворвался в город». Для закрепления достигнутого успеха Черняев выслал Лерхе подкрепление в составе двух рот солдат и конного взвода артиллерии и одновременно сам двинулся из лагеря к Чимкенту с двумя ротами пехоты и двумя батарейными орудиями.
Воспользовавшись смятением кокандцев, Черняев проникнул со своим отрядом через ров-овраг в цитадель города, пройдя по деревянному желобу водопровода, расположенному на очень высоких козлах, и быстро овладел ею. Таким образом, примерно через час после начала штурма, город с цитаделью был взят. Русские войска потеряли 6 человек убитыми и 41 человека ранеными.90
Необходимо особо подчеркнуть, что военная экспансия России в Южном Казахстане вообще, разгром защитников Ак-Мечети, Туркестана, Аулие-Аты, Чимкента и других кокандских крепостей в особенности, сопровождались с особой жестокостью и неоправданными с военной точки зрения действиями. Эти крепости с глиняными стенами не имели соответствующих фортификационных сооружений, а их защитники, состоявшие в основном из гражданских лиц, были плохо вооружены. По свидетельству американского путешественника Юджина Скайлера, Ак-Мечеть втечение 25 дней подвергалась обстрелу русской артиллерии, последствием которого стали сильные разрушения, готова была сдаться на милость победителю, о чем ее защитники направили соответствующее письмо генералу Перовскому. Последний, несмотря на это, «решил во что бы то ни стало добиться хоть небольшой славы и бросив письмо в огонь, ответил посланцу: «Мы возьмем крепость штурмом». На следующее утро он сделал это».91
Во время штурма Туркестана, который также подвергся крупным разрушениям и сильному пожару, русские войска подвергли артиллерийскому обстрелу вторую после Мекки мусульманскую святыню - мавзолей Ходжи Ахмеда Иасауи только для того, чтобы нагнать страх на местных жителей. По мавзолею было выпушено 12 снарядов, 11 из которых сделали в нем пробоины, которые, как указывает М. А. Терентьев, «улучили святого в бессилии и жители стали колебаться».92
Еще более жестоким, а, главное, неоправданным с военной точки зрения насилиям и грабежу подверглось население Чимкента. Как вспоминают полковник Лерхе и другие русские офицеры, участвовавшие в боях за Чимкент, результаты его штурма представляли собой страшную картину: «Полвысоты крепостных ворот было завалено... ранеными. После того, как по этой живой громаде прошла артиллерия, в соседний арык побежал ручей крови, кокандцы в ужасе бежали по городу, сбрасывая свою красную форму, чтобы быть неузнанными. Освирепевшие российские солдаты прошли на штыках весь город».93 По утверждению «туземных источников», «число павших защитников этого города составило до 3170 человек», т.е. значительно превосходило обшую численность, погибших кокандских воинов за всю туркестанскую кампанию 1862— 1864 гг.94 Источники также свидетельствуют о разгуле русских войск после взятия Аулие-Аты и Чимкента.95
Именно такие действия царских генералов послужили, по утверждению современников, причиной ухода Ч. Ч. Валиханова от Черняева. Один из его биографов писал, что «зверства русских войск над единоверцами Чокана или, может быть, и над его соплеменниками, т.е. над киргизами, огорчили его. Он увидел, что не может более участвовать в походе, разошелся с Черняевым и уехал в Верный, оттуда перебрался в аул султана Тезека».
Горькая участь постигла г. Сайрам, жителей которого русские войска из отряда Черняева обвиняли в захвате «одного из нижних чинов с 6 верблюдами» во время покупки фуража. К Сайраму был послан отряд из 60 казаков, 48 человек конных стрелков и I тыс. человек казахов («киргизской милиции»). После артиллерийского обстрела и захвата через 2 часа, город был «разграблен дочиста», потери жителей составили более 50 чел. и втрое более раненых.96 Так примерно были наказаны сайрамцы и не только они...
Взятием Туркестана и Чимкента были сомкнуты Оренбургская и Сибирская линии. Этим событием, по существу, завершился длительный и сложный процесс вхождения Казахстана в состав Российской империи, продолжавшийся более 130 лет.
После взятия Чимкента в русском правительстве вновь усилились разногласия по поводу дальнейших военных и политических мероприятий в отношении Центральной Азии. Учитывая сложность международной ситуации на континенте, А. М. Горчаков пришел к убеждению о необходимости разработки единого политического курса России на Среднем Востоке. В ноябре 1864 г. Министерство иностранных дел совместно с Военным министерством подготовили специальный доклад царю, где была изложена конкретная программа действий в среднеазиатском регионе.
Оправдывая экспансионистскую политику русского правительства в Центральной Азии, оба царских министра определяли ее характер как «оборонительный», направленный на обеспечение безопасности страны от набегов кочевников из территории, подвластные России. В то же время в докладе была высказана убежденность в необходимости укрепления позиций России на занятых рубежах, отказа от дальнейших завоеваний, сохранении лояльных отношений со среднеазиатскими правителями и усилении на них «нравственного влияния» со стороны русских. «В настоящее время, - указывал А. М. Горчаков, - дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не будет согласно ни с видами правительства, ни с интересами государства. Всякое новое завоевание, увеличивая протяженность наших границ... не только не усиливает, а ослабляет Россию, доставляя взамен явного вреда, лишь гадательную пользу».97 21 ноября 1864 г. план обоих министров был утвержден царем и приобрел значение правительственной программы по среднеазиатскому вопросу. Впоследствии, однако, военные круги и местные административные органы в Оренбурге и Омске «с молчаливого согласия петербургского кабинета неоднократно отступали от этой программы».98
Уже полгода спустя после провозглашения известного меморандума А. М. Горчакова, военный губернатор вновь образованной на юге Казахстана Туркестанской области генерал-майор М. Г. Черняев, воспользовавшись обострением конфликта между Кокандом и Бухарой за право обладания Ташкентом, в июне 1865 г. предпринял штурм этого города (1950 русских солдат и офицеров, 400 чел. казахской милиции) и за короткое время овладел им.99
Летом 1866 г. после непродолжительных дебатов в Петербурге о будущем правовом статусе Ташкента, Александр 11 издал указ о включении его в состав России. Через год, в июле 1867 г., был опубликован закон об образовании Туркестанского генерал-губернаторства с центром в г, Ташкенте, куда вошли вновь учрежденные Семиреченская и Сырдарьинская области. С распространением российской государственно-административной системы на Южный Казахстан было оформлено его включение в состав огромной полиэтнической империи, С тех пор надолго Казахстан превратился в колониальную окраину России.