Торговые «немцы» после Смуты

XVI в. для Западной Европы стал временем бурного развития международной морской торговли. В ее рамках Россия заняла видное место как поставщик разнообразного сырья и восточных транзитных товаров. Возможность быстро увеличить капитал, строя коммерческие связи в России, привлекло в нее множество западных купцов. Прежнее господство Английской (Лондонской) Московской компании на русском рынке к 1640-м гг. было утрачено. Англичан потеснили голландцы. Торговали в России и купцы иных стран Западной Европы.

Беды Смуты отразились не только на западноевропейских купцах, но и на их русских партнерах. Многие коммерсанты были ограблены, их дома и дворы сожжены. Но это не напугало многих энергичных купцов, разъезжающих по белу свету в погоне за прибылями. Беспорядки в России даже породили авантюрные планы британских коммерсантов по захвату Русского Севера. Кончились они, правда, практически не начавшись, безрезультатно.

Некоторые западные купцы, особенно находившиеся в провинциальных северных или поволжских городах, сумели сохранить свое состояние и в Смуту, став в начале царствования Михаила Романова необходимыми партнерами русского правительства в деле восстановления страны. Одним из них был выходец из Нидерландов Геррит Ван дер Хейден (Григорий Григорьев Фандергейден русских источников). Смутные времена он «пересидел» на Русском Севере. В 1615 г. мы видим его уже в роли дипломата. Ван дер Хейден выступил посредником при налаживании связей Москвы и голландских Генеральных Штатов. Сами голландские дипломаты, прибывшие в Старую Руссу, опасались ехать в Москву по территории, где еще «гуляла» казацкая вольница. Ван дер Хейден вызвался доставить в Москву голландское послание. Он успешно добрался до Посольского приказа и даже удостоился приема у царя Михаила. Очевидно в награду он получил разрешение заниматься внутренней торговлей. Официальная жалованная грамота, позволявшая ему свободно курсировать между Новгородом, Псковом и Москвой, была выписана чуть позднее в 1619 г.

Свои торговые интересы Ван дер Хейден успешно сочетал с национальными интересами России. Возможно, за это впоследствии он получил исключительную милость русских властей: разрешение жениться на православной вдове православного выкреста Данилы Ильфова и вернуть своей жене и ее православным детям от первого брака прежнее протестантское вероисповедание и статус «немцев». Это был единственный случай в истории России!

Т.А. Опарина утверждает, что в Смуту были документально зафиксированные случаи смешанных браков протестантов с православными женщинами (РГАДА. Ф. 141 (Приказные дела старых лет), 1624. № 11). Исследовательница предположила, что ярославский немец Иоганн Шмидт оставался протестантом, имея русскую жену[548]. Конрад Буссов рассказывал, что этого Шмидта, посредника «лисовчиков», восставшие ярославцы сварили в котле живьем, не дав жене и детям похоронить останки. Однако о национальности и вероисповедании вдовы Шмидта Буссов ничего не сообщает. Наверное даже в Смуту смешанные браки были редкостью.

В 1617 г. Ван дер Хейден был занят покупкой продовольствия в благополучных районах России и возил его в местности, разоренные войной. В Новгород, находящийся в 1617 г. на грани голода, голландец привез 1500 четвертей зерна. «Причем нидерландский купец продал хлеб в казенные амбары по цене, значительно уступавшей рыночной (по 2,5 рубля, в то время как на рынках города хлеб стоил 3,5 рубля). Вскоре он осуществил еще одну крупную поставку хлеба: отправил более 3000 четвертей дешевого хлеба в государственные кладовые Новгорода и Ладоги. Вновь его цена была ниже средней: 1,5 рублей против 2 рублей русских торговцев»[549].

Новые льготы (освобождение на 2 года от уплаты налогов, если сумма пошлин не превышала 100 рублей) Ван дер Хейден получил по жалованной грамоте 1624 г., где, как особые заслуги купца перед царским правительством, было отмечено «проведывание вестей» (сбор разведывательной информации). Он получал право торговать хлебом внутри России и право перепродажи западным купцам «заповедных товаров» (товаров, объявленных государственной монополией). После середины 1620-х гг. «карьерный рост» Ван дер Хейдена в России прекратился. Правительство нашло более богатых купцов-сотрудников с обширными политическими связями в западном мире. Ван дер Хейден не получил ни права на вывоз русского хлеба за рубеж, ни налоговых льгот. В 1630-е гг. в Путивле он закупал по заказу русского правительства селитру. Однако капитал его существенно не рос. Несколько раз сменив статус голландского купца на московского торгового иноземца и обратно, Ван дер Хейден предпочел уехать в Европу. Случилось это где-то около 1648 г.

Положение западноевропейских купцов в России сразу после Смуты можно проиллюстрировать и другим примером: историей английской семьи Барнсли (Barnsley). Несколько поколений этой семьи потом проживало в России. По предположению Т.А. Опариной, торговые дела в России начал в 1610-х гг. дворянин Вильям Барнсли, владелец Барнсли-Холла (Barnsley-Hall) в графстве Вустершир (Worcestershir)[550]. Неизвестно, бывал ли он сам в России, однако точно известно, что он направил сюда агентом одного из своих младших сыновей – Джона. Ему в силу британского майората не полагалась доля в родовой земельной собственности. В России Джона Барнсли звали Иван Ульянов. В таком варианте имя купца фигурирует в английской посольской книге за 1614 г.[551] Джон Барнсли мог появиться на Русском Севере в 1611 г. с арктической экспедицией Вильяма Гурдона или в 1612 г. с английским отрядом Артура Астона, планирующего захват Русского Севера, либо в 1613 с миссией Джона Мерика, английского посредника в русско-шведских переговорах[552].

В 1614 г. Иван Ульянов (Джон Барнсли) имел в Холмогорах двор, который был разграблен польско-литовскими интервентами и русскими «воровскими казаками». Скорее всего, Джон Барнсли и его отец являлись членами Московской Английской компании, т.к. позже иски к Джону по непогашенным кредитам выставлял агент этой компании Джон Мерик. Потеряв двор, Джон Барнсли попытался продолжить торговлю. Он получил от отца довольно большую сумму в кредит — 300 русских рублей. Однако Джон опять стал жертвой произвола, царившего в России на больших и малых дорогах. На сей раз в окрестностях Троице-Сергиевой обители его ограбили казаки, находящиеся на государевой службе, при попустительстве их воеводы Л.А. Вельяминова. Получить новую помощь от отца Джон не смог по причине недовольства родителя его браком-мезальянсом с дочерью московского торгового иноземца ливонского переселенца фон Дюкера (Андрея Ульянова-Дюкерова, как его звали в России[553]). Такое отношение старшего Барнсли привело к изгнанию Джона из Московской компании.

Тогда Джон перешел в статус «московского торгового иноземца», что дало ему определенное покровительство властей и явные преимущества над русскими торговыми людьми. Московские торговые иноземцы после присяги допускались, как и русские, до внутренней торговли, но были освобождены от посадского тягла. Они платили лишь чрезвычайные налоги, были подсудны Посольскому приказу, сохраняли свое вероисповедание и имели теоретический шанс возврата на родину.

Первоначально компаньонами англичанина Джона Барнсли были «московские торговые иноземцы» датско-ливонского происхождения. Позднее, констатируя монопольный успех голландцев в международной русской торговле, пуританин Барнсли переориентировался на дружбу с купцами-кальвинистами, выходцами из Нидерландов. Две младшие дочери Джона — Доротея и Елизавета - вышли замуж за преуспевающих в России голландцев-кальвинистов. Доротея стала супругой крупного купца и российского мануфактуриста Петра (Петера) Марселиса, а Елизавета — женой Хармена Фентцеля (Еремея Андреева), агента известного голландского торгового дома, имевшего давние связи с Россией, — «Де Вогелар и Кленк»[554].

В целом, как показывают исследования историков (в частности, А.В. Демкина), объем внешнеторговых операций России с участием иноземцев вырос за столетие в несколько раз[555]. Об этом же свидетельствует факт значительного числа «торговых иноземцев», находившихся постоянно или прибывавших на ярмарки в Россию. По данным А.В. Демкина, в 20-е, 40–50-е, 70–80-е гг. XVII в. их насчитывалось более 200 человек в год, а в 1630-е и 1660-е гг. превышало 300[556]. В целом (без скандинавов, французов и прочих европейцев) за 1620–1680-е гг. в России побывало 664 торговых человека из Нидерландов, 319 коммерсантов-англичан, 210 гамбургских купцов, 61 торговец из Любека и 14 из Бремена, как «московские торговые иноземцы» числилось 113 выходцев из разных западноевропейских стран[557].

Определенной, но явно не главной проблемой являлась разница в культурной традиции России и Запада вести торг. В России преобладала восточная традиция. Она подразумевала торг как состязание, где допускались разные хитрости, недомолвки, а потому каждая сторона должна была быть очень придирчивой, иначе ее не признавали серьезным партнером, и обман не воспринимался как порок. Такой подход противоречил нравственным принципам, в которых воспитывались западные купцы-протестанты. В итоге во всех записках иностранцев, где затрагивался вопрос о торговле с русскими, мы встречаем однозначное утверждение: «Русские купцы по большей части от природы так ловко обучены всяким выгодам, скверным хитростям и проказам, что и умнейшие заграничные торговцы часто бывают ими обманываемы. Кто, напротив, хочет обмануть русского, тот должен сам приехать и не быть глупым» (Ф. Кильбургер)[558]. Последняя фраза этого типичного для западноевропейца XVII в. высказывания ясно свидетельствует, что иностранные купцы на русской территории были не прочь освоить часть местной «деловой этики».

Более серьезной проблемой являлся тот факт, что до середины XVII в. центральная власть руководствовалась в своей торговой политике теми же принципами, что и в XVI в., - то есть держала под контролем прежде всего интересы государевой казны и военные нужды. Защита корпоративных прав русских торговых людей мало заботила правительство. Между тем отечественное средневековое купечество рисковало проиграть напористому европейскому конкуренту эпохи Нового времени на собственном внутреннем рынке. Неслучайно в купеческих челобитных звучит мысль о «заговоре» иноземных купцов с целью уничтожить русскую торговлю[559]. «Хитрости» русских купцов были бессильны остановить такую перспективу, если они не освоят «секреты» торговли в Новое время, а русское правительство не начнет опекать их. К счастью, и то, и другое случится во второй половине XVII в., а в 1620–1640 гг. отечественные купцы шесть раз (в 1627, 1635, 1637, 1639, 1646, 1649)[560] почти безрезультатно отправляли в Кремль коллективные челобитные, требуя ограничить деятельность торговых иноземцев пограничными городами.