2017-11-01
385Жан-Поль Сартр
Грязными руками
Пьеса в семи картинах
Посвящается Долорес
Действующие лица
Хёдерер
Уго
Ольга
Жессика
Луи
Принц
Слик
Жорж
Иван
Карский
Франц
Шарль
Картина первая
У Ольги.
Первый этаж небольшого домика на обочине проезжен дороги. Справа входная дверь и окно с закрытыми ставнями. В глубине, на комоде, телефон. Слева, в отдалении, дверь. Стол, стулья. Мебель разнородная и дешевая. Чувствуется, что человек, живущий здесь, совершенно равнодушен к обстановке. Слева, рядом с дверью, камин, над камином зеркало. Время от времени по дороге проходят машины. Слышны гудки.
СЦЕНА I
Ольга, затем Уго.
Ольга, одна, сидит перед радиоприемником и крутит ручки. Слышен шум, затем довольно отчетливый голос.
Диктор. Германские войска отступают по всей линии фронта. Советские войска заняли населенный пункт Кишнар в сорока километрах от иллирийской границы. Иллирийские войска по возможности избегают вступать в бой; многочисленные перебежчики перешли на сторону союзников. Иллирийцы! Нам стало известно, что вас принудили поднять оружие против СССР, мы знаем, насколько глубоки демократические традиции иллирийского народа и мы...
Ольга поворачивает ручку, голос умолкает. Ольга замирает, смотрит в одну точку. Через некоторое время раздается стук в дверь. Она вздрагивает. Стук повторяется. Она медленно идет к двери. Стучат снова.
Ольга. Кто там?
Голос Уго. Это Уго.
Ольга. Кто-кто?
Голос Уго. Уго Барин.
Ольга вздрагивает и замирает перед дверью.
Ты что, не узнала мой голос? Отвори. Открой мне.
Ольга быстро идет к комоду, вынимает левой рукой какой-то предмет из ящика, прикрывает левую руку салфеткой, идет к двери, стремительно открывает ее и быстро отстраняется во избежание неожиданностей. На пороге стоит рослый двадцатитрехлетний парень.
Уго. Это я.
Молча смотрят друг на друга.
Удивлена?
Ольга. Я удивлена твоим видом.
Уго. Да, я изменился. (Молчит.) Ты меня разглядела? Узнала? Ни с кем не спутала? (Показывая на револьвер, прикрытый салфеткой.) Тогда убери это.
Ольга (не положив револьвера). Я думала, тебе дали пять лет.
Уго. Вот именно, мне дали пять лет.
Ольга. Заходи и закрой дверь.
Отступает на шаг. Револьвер не то чтобы направлен на Уго, но повернут в его сторону. Уго с любопытством глядит на револьвер, не спеша поворачивается к Ольге спиной и закрывает дверь.
Ты что, сбежал?
Уго. Сбежал? Я еще не спятил. Им пришлось меня вытолкать взашей. (Молчит.) Меня освободили за примерное поведение.
Ольга. Есть хочешь?
Уго. А тебе только этого и надо, правда?
Ольга. Почему?
Уго. Давать так удобно — это удерживает человека на расстоянии. И потом жующий человек выглядит безобидно. (Молчит.) Извини, я не хочу ни есть, ни пить.
Ольга. Мог бы просто отказаться.
Уго. Ты забыла, я ведь всегда был болтуном.
Ольга. Припоминаю.
Уго (осматриваясь). Как здесь пусто! Хотя все на месте. А где моя пишущая машинка?
Ольга. Продана.
Уго. Правда? (Молчит. Осматривает комнату.) Пусто здесь.
Ольга. Как это пусто?
Уго (делает неопределенный жест). Да так! Кажется, что вся эта мебель стоит посреди пустыни. Там, когда я раскидывал руки, то касался двух противоположных стен. Иди сюда. (Она не двигается.) Правду говорят — за пределами тюрьмы места не берегут. Сколько потерянной площади! Как странно оказаться на свободе, даже голова кружится. Мне придется привыкнуть говорить с людьми, не касаясь их.
Ольга. Когда тебя выпустили?
Уго. Только что.
Ольга. Ты пришел прямо сюда?
Уго. А куда мне было идти?
Ольга. Ты с кем-нибудь разговаривал?
Уго (смотрит на нее и смеется). Нет, Ольга, нет. Успокойся. Ни с кем я не разговаривал.
Ольга (менее напряженно, смотря на него). Тебя не обрили.
Уго. Нет.
Ольга. Но чуб отрезали.
Молчат.
Уго. Ты рада меня видеть?
Ольга. Не знаю.
По дороге едет машина. Гудок, шум мотора. Уго вздрагивает. Машина проезжает. Ольга спокойно за ним наблюдает.
Если тебя и правда выпустили, тебе нечего бояться.
Уго (с иронией). Ты так думаешь? (Пожимает плечами. Пауза.) Как дела у Луи?
Ольга. Все в порядке.
Уго. А у Лорана?
Ольга. Он... ему не повезло.
Уго. Я так и думал. Не знаю почему, но я давно уже думал о нем как о мертвом. Должно быть, у вас тут многое переменилось.
Ольга. Все стало сложнее с тех пор, как пришли немцы.
Уго (безразлично). Да, они ведь здесь.
Ольга. Вот уже три месяца здесь стоят пять дивизий. Предполагалось, что они направятся в Венгрию через нашу территорию. Но они остались.
Уго. Ага. (С интересом.) У вас много новеньких?
Ольга. Много.
Уго. Молодые?
Ольга. Молодежи немало. Теперь отбор проводится несколько по- другому. Нужно заполнять пустые места, и мы стали менее придирчивы.
Уго. Конечно, вам приходится приспосабливаться. (С некоторым беспокойством.) Но главная линия осталась та же, что и была?
Ольга (смущенно). Да как тебе сказать... в общем и целом, пожалуй, осталась...
Уго. Дело в том, что вы продолжали жить. Находясь в тюрьме, не так-то просто поверить в то, что другие живут. У тебя кто- нибудь есть?
Ольга. Бывает иногда. (Жест Уго.) Сейчас нет.
Уго. Вы обо мне говорили хоть когда-нибудь?
Ольга (неумело лжет). Случалось.
Уго. Они приезжали ночью на велосипедах, как в мои времена, садились за стол, Луи набивал трубку и кто-то говорил: «В такую вот ночь малыш предложил взять на себя деликатное задание».
Ольга. Все было так или почти так.
Уго. И вы говорили: «Он неплохо справился — и дело сделал, и никого не подвел».
Ольга. Да, да, да.
Уго. Иногда я просыпался от шума дождя и думал: у них будет вода,— и, прежде чем опять заснуть, повторял про себя: может быть, сегодня ночью они будут говорить обо мне. Мое главное преимущество перед мертвецами было именно в том, что я имел возможность думать, думать, что вы помните обо мне. (Ольга невольным и неловким жестом берет его за руку. Смотрят друг на друга. Ольга выпускает его руку. Уго выпрямляется.) В один прекрасный день вы решили: ему осталось три года, а когда он выйдет на свободу (меняет тон, не спуская глаз с Ольги), когда он выйдет на свободу, мы его в награду прикончим как собаку.
Ольга (отшатнувшись). Ты с ума сошел?
Уго. Давай, Ольга, смелее! (Пауза.) Это тебе было поручено послать мне шоколадные конфеты?
Ольга. Какие конфеты?
Уго. Ну что же ты!
Ольга (настойчиво). Какие конфеты?
Уго. Шоколадные конфеты с ликером в розовой коробке. В течение шести месяцев мне регулярно приносили передачи от какого-то Дреха. Поскольку у меня нет знакомых с такой фамилией, я понял, что посылки от вас, и обрадовался. Затем передачи прекратились и я сказал себе: они меня забыли. Три месяца тому назад я опять получил посылку от того же отправителя. Прислали шоколадные конфеты и сигареты. Я выкурил сигареты, а мой сокамерник съел конфеты. Бедняге было очень плохо, хуже некуда. Тогда я подумал: они меня не забыли.
Ольга. А потом?
Уго. Это все.
Ольга. У Хёдерера были друзья, которые, вероятно, тебя недолюбливают.
Уго. Они бы не стали ждать два года. Нет, Ольга, я много думал об этой истории и пришел к выводу, что партия вначале решила, будто меня еще можно использовать, а затем переменила мнение.
Ольга (мягче). Сколько ты наболтал, Уго. Ты мелешь без остановки, чтобы чувствовать себя живым.
Уго. Тебя никто не заставлял этого говорить. Я, значит, много болтаю, слишком много знаю и вы никогда мне не доверяли. Других объяснений не требуется. (Пауза.) Знаешь, я на вас не сержусь. Вся эта история нескладно началась.
Ольга. Уго, посмотри на меня. Ты думаешь, что говоришь? (Смотрит на него.) Да, серьезно. (Резко.) Зачем же ты пришел ко мне? Почему? Для чего?
Уго. Потому что ты не сможешь в меня выстрелить. (Смотрит на револьвер в ее руках, улыбается.) По крайней мере, мне так кажется.
Ольга с досадой кидает на стол завернутый в салфетку револьвер.
Вот видишь.
Ольга. Послушай, Уго: я не верю ни одному слову из того, что ты наболтал, и я не получала никаких распоряжений насчет тебя. Но если когда-нибудь получу, то знай, я сделаю то, что мне прикажут. И если кто-нибудь из товарищей по партии спросит меня, я скажу, что ты здесь, даже если потом тебя убьют на моих глазах. У тебя деньги есть?
Уго. Нет.
Ольга. Я дам тебе денег и уходи.
Уго. Куда мне идти? Слоняться по портовым улочкам или по докам? Вода холодная, Ольга. Тут, по крайней мере, светло и тепло. Приятней покончить счеты с жизнью именно здесь.
Ольга. Уго, я сделаю, что прикажет мне партия. Клянусь, я сделаю то, что она прикажет.
Уго. Ты же видишь, я прав.
Ольга. Уходи.
Уго. Нет. (Передразнивает ее.) «Я сделаю то, что прикажет мне партия». Тебе еще предстоят неожиданности. Сколько ни старайся, делаешь все равно не то, что приказывает партия. «Пойдешь к Хёдереру и пустишь ему три пули в живот». Простой приказ, верно? Но ведь не в приказе дело. Начиная с определенного момента, приказ остается в стороне. Приказ был где-то позади, а я шел вперед один и убил я в одиночку и... не знаю даже почему. Мне бы хотелось, чтобы партия тебе приказала выстрелить в меня. Хотелось бы посмотреть. Просто посмотреть.
Ольга. Посмотришь. (Пауза.) Что ты собираешься делать?
Уго. Не знаю. Еще не думал. Когда отворилась дверь тюрьмы, я решил прийти сюда и пришел.
Ольга. А где Жессика?
Уго. У своего отца. В первое время она мне писала. Кажется, она больше не носит мою фамилию.
Ольга. А где мне тебя поселить? Товарищи приходят каждый день, когда им вздумается.
Уго. В твою комнату они тоже заходят?
Ольга. Нет.
Уго. А я заходил. Диван был покрыт красным стеганым одеялом, стены оклеены обоями с желтыми и зелеными ромбами, а на стене висели две фотографии, одна из них моя.
Ольга. Ты опись составляешь?
Уго. Нет, вспоминаю. Я часто об этом думал, особенно о второй фотографии; никак не вспомню, кто на ней.
По дороге идет машина, он вздрагивает. Оба молчат. Машина останавливается. Хлопает дверца. Стук в дверь.
Ольга. Кто там?
Голос Шарля. Это Шарль.
Уго (тихо). Кто такой Шарль?
Ольга (так же). Один из наших.
Уго (смотрит на нее). Понял.
Через мгновение Шарль опять стучит.
Ольга. Чего ты ждешь? Иди ко мне в комнату, освежи в памяти обстановку.
Уго выходит. Ольга открывает дверь.
СЦЕНА II
Ольга, Шарль и Франц.
Шарль. Где он?
Ольга. Кто?
Шарль. Тот тип. Мы идем за ним от тюряги. (Недолгая пауза.) Его здесь нет?
Ольга. Он здесь.
Шарль. Где?
Ольга. Там. (Показывает на свою комнату.)
Шарль. Хорошо.
Делает знак Францу идти за ним, засовывает руку в карман пиджака и делает шаг вперед. Ольга преграждает ему дорогу.
Ольга. Нет.
Шарль. Мы тебя не задержим, Ольга. Хочешь, погуляй по дороге. Когда вернешься, здесь никого не будет и следов не останется. (Указывая на Франца.) Паренек все приберет.
Ольга. Нет.
Шарль. Не мешай мне дело делать, Ольга.
Ольга. Тебя Луи прислал?
Шарль. Он самый.
Ольга. Где он?
Шарль. В машине сидит.
Ольга. Сходи за ним. (Шарль колеблется.) Давай! Говорю тебе, сходи за ним.
По знаку Шарля Франц уходит. Ольга и Шарль молча стоят друг перед другом. Ольга, не отводя от Шарля глаз, берет со стола завернутый в салфетку револьвер.
СЦЕНА III
Ольга, Шарль, Франц, Луи.
Луи. Что с тобой? Почему ты не даешь им делать дело?
Ольга. Вы торопитесь.
Луи. Торопимся?
Ольга. Пускай они уйдут.
Луи. Ждите меня на улице. Придете, если позову. (Они уходят.) Так в чем дело? Что ты хотела сказать?
Пауза.
Ольга (мягко). Луи, он работал на нас.
Луи. Ольга, не будь ребенком. Этот тип опасен. Он не должен заговорить.
Ольга. Он не заговорит.
Луи. Это он-то? Да такого болтуна...
Ольга. Он не заговорит.
Луи. Интересно, с чего ты это взяла? У тебя всегда была к нему слабость.
Ольга. А ты всегда был настроен против него. (Пауза.) Луи, я позвала тебя не для того, чтобы говорить о наших слабостях; я стою на страже партийных интересов. С тех пор как пришли немцы, мы потеряли немало людей. Мы не можем себе позволить убрать этого парня, даже не попробовав его использовать.
Луи. Как его используешь? Да это же мелкий расхлябанный анархист, буржуйский интеллигент, который только о себе и думал, работал, когда в голову взбредет, и пренебрегал делами из-за пустяков.
Ольга. Но этот парень в двадцать лет убрал Хёдерера, окруженного охранниками, и ему удалось представить политическое убийство убийством из ревности.
Луи. А было ли это убийство по политическим мотивам? В той темной истории до сих пор не все ясно.
Ольга. Правильно, пришло время разобраться.
Луи. История эта дурно пахнет, не хочу в нее лезть. К тому же у нас времени нет, чтобы устраивать ему переэкзаменовку.
Ольга. У меня время есть. (Жест Луи.) Луи, боюсь, что в этом деле ты слишком даешь волю чувствам.
Луи. Ольга, боюсь, что ты тоже.
Ольга. Ты что, видел когда-нибудь, чтобы я уступала чувствам? Я не прошу во что бы то ни стало сохранить ему жизнь. Плевать мне на его жизнь. Я только хочу, чтобы до того, как его убрать, мы решили, не может ли партия еще его использовать.
Луи. Партия не может больше прибегать к его услугам. Поздно. Ты же знаешь.
Ольга. Он работал под чужим именем, и его никто не знал, кроме погибшего Лорана и Дресдена, который на фронте. Ты боишься, что он заговорит. Если окружить его верными людьми, он будет молчать. Ты говоришь, он интеллектуал и анархист? Это верно, но он отчаялся. Если направить его по верному пути, он сможет выполнять любую тяжелую работу.
Луи. Что же ты предлагаешь?
Ольга. Который час?
Луи. Девять.
Ольга. Приезжайте в полночь. Я объясню, почему он стрелял в Хёдерера и что он сейчас из себя представляет. Если я решу, что он может работать с нами, я скажу это вам, не открывая двери, он спокойно выспится, а утром вы дадите ему инструкции.
Луи. А если он неизлечим?
Ольга. Тогда я вас впущу.
Луи. Рискуем из-за чепухи.
Ольга. Какой здесь риск? Возле дома есть наши люди?
Луи. Есть, четверо.
Ольга. Пусть они дежурят до полуночи. (Луи не уходит.) Луи, он работал на нас. Надо дать ему шанс.
Луи. Хорошо. Встречаемся в полночь. (Уходит.)
СЦЕНА IV
Ольга, затем Уго. Ольга открывает дверь, Уго выходит.
Уго. Это твоя сестра.
Ольга. Где?
Уго. Я говорю про фото на стене. Это фото твоей сестры. (Пауза.) А мою фотографию ты сняла. (Ольга не отвечает. Он смотрит на нее.) Ты какая-то странная. Чего им было нужно?
Ольга. Они тебя ищут.
Уго. Да? Ты им сказала, что я здесь?
Ольга. Сказала.
Уго. Ладно. (Идет к выходу.)
Ольга. Ночь светлая и возле дома товарищи.
Уго. Ах, так? (Садится к столу.) Дай мне поесть. (Ольга приносит тарелку, хлеб и ветчину. Ставит тарелку на стол, раскладывает еду, он в это время говорит.)
Уго. Насчет твоей комнаты я все правильно помнил, не ошибся ни разу. Все так, как я себе представлял. (Пауза.) Когда я был в тюрьме, я говорил себе — это не более чем воспоминание. Настоящая комната осталась там, за стеной. Я вошел, посмотрел на твою спальню, а она выглядит не более реально, чем в моем воспоминании. Камера тоже относится к области сна. И глаза Хёдерера, когда я стрелял в него. Думаешь, мне повезло, что я проснулся? Может, когда твои приятели придут сюда со своими пушками...
Ольга. Они тебя не тронут, пока ты здесь.
Уго. Тебе удалось договориться? (Наливает себе вина.) Рано или поздно мне придется уйти.
Ольга. Погоди. Еще вся ночь впереди. Многое может произойти за ночь.
Уго. А что может случиться, по-твоему?
Ольга. Кое-что может перемениться.
Уго. Что?
Ольга. Ты. Или я.
Уго. Ты?
Ольга. Это от тебя зависит.
Уго. Я должен тебе в этом помочь?
Смеется, смотрит на нее, встает и идет к ней. Она отстраняется.
Ольга. Я не это имела в виду.
Молчат. Уго пожимает плечами и садится. Начинает есть.
Уго. Так что дальше?
Ольга. Почему бы тебе не вернуться к нам?
Уго (смеясь). Подходящий момент для такого вопроса.
Ольга. Но если бы это стало возможным? Если бы вся эта история оказалась недоразумением? Ты никогда не думал, что будешь делать по выходе из тюрьмы?
Уго. Как-то не задумывался.
Ольга. О чем же ты думал?
Уго. О том, что я сделал. Пытался понять, зачем я это сделал.
Ольга. И как, понял? (Уго пожимает плечами.) Что у тебя вышло с Хёдерером? Это правда, что он ухаживал за Жессикой?
Уго. Правда.
Ольга. И ты из ревности...
Уго. Не знаю... Не думаю.
Ольга. Расскажи мне.
Уго. Что?
Ольга. Все с самого начала.
Уго. Рассказать несложно, эту историю я знаю наизусть, в тюрьме я каждый день твердил ее про себя. А вот смысл, это дело другое. История дурацкая, как и все истории. Издалека она еще на что-то похожа, но если посмотреть вблизи, все рассыпается. Действие происходит слишком стремительно. Ты внезапно что-то делаешь и не знаешь, хотел ты этого или просто не смог удержаться. Факт тот, что я выстрелил...
Ольга. Начни с самого начала.
Уго. Начало тебе известно так же хорошо, как и мне. Да и было ли у всего этого начало? Начать можно с марта сорок третьего года, когда меня позвал Луи. Или на год раньше, когда я вступил в партию. Или, может, еще раньше, со дня моего появления на свет. Ну, ладно. Предположим, что все началось в марте сорок третьего.
Пока он говорит, на сцене становится все темнее.
Картина вторая
Та же декорация — у Ольги, двумя годами раньше. Ночь. Из левой двери, находящейся в глубине сцены, доносятся голоса, то затихая, то становясь громче, будто идет оживленный разговор между многими людьми.
СЦЕНА I
Уго, Иван.
Уго печатает на машинке. Выглядит гораздо моложе, чем в предыдущей картине. Иван ходит туда-сюда по комнате.
Иван. Послушай!
Уго. Что?
Иван. Может, ты перестанешь стучать?
Уго. Почему?
Иван. Раздражает.
Уго. Ты вроде не похож на неврастеника.
Иван. Надеюсь. Но сейчас меня все раздражает. Ты не можешь со мной поговорить?
Уго (с готовностью). С удовольствием. Как тебя зовут?
Иван. Моя подпольная кличка — Иван. А твоя?
Уго. Раскольников.
Иван (смеясь). Ничего себе имечко!
Уго. Это же подпольная кличка.
Иван. Где ты ее раскопал?
Уго. Так зовут парня в одном романе.
Иван. Чем он занимается?
Уго. Убивает.
Иван. Правда? А ты убивал кого-нибудь?
Уго. Нет. (Пауза.) Кто тебя прислал?
Иван. Луи.
Уго. А что тебе поручили?
Иван. Дождаться десяти часов.
Уго. И что тогда?
Иван делает жест, отказываясь говорить. В соседней комнате шумно, похоже, что там ссорятся.
Иван. Что это у ребят происходит?
Уго делает такой же жест, как до этого Иван, отказываясь отвечать.
Уго. Обидно, что поговорить толком не удается.
Пауза.
Иван. Ты давно в партии?
Уго. С сорок второго, уже год. Я вступил в партию, когда регент объявил воину СССР. А ты?
Иван. Уже не помню. Похоже, я всегда в ней состоял. (Пауза.) Это ты выпускаешь газету?
Уго. Вместе с другими.
Иван. Она мне часто под руку попадается, но я ее не читаю. Вы тут ни при чем, конечно, но Би-би-си и советское радио все новости сообщают на неделю раньше.
Уго. А где нам их взять? Мы их слушаем по радио, как и вы.
Иван. Да я не спорю. Ты делаешь свое дело, и тебя не в чем упрекнуть. (Пауза.) Который час?
Уго. Без пяти десять.
Иван. Ох... (зевает.)
Уго. Что с тобой?
Иван. Ничего.
Уго. Тебе плохо?
Иван. Да нет, порядок.
Уго. Ты вроде не в своей тарелке.
Иван. Все в порядке, я же сказал. Я всегда такой перед этим.
Уго. Перед чем?
Иван. Перед ничем. (Пауза.) Сяду на велосипед — и вперед. (Пауза.) Слишком я добрый. Я бы и мухи не обидел. (Зевает.)
Входит Ольга.
СЦЕНА II
Те же и Ольга. Ольга ставит чемодан у двери.
Ольга (Ивану). Вот. Ты сможешь его закрепить на багажнике?
Иван. Дай посмотрю. Да, смогу.
Ольга. Уже десять. Тебе пора. Ты получил указания насчет заграждений и дома?
Иван. Получил.
Ольга. Тогда счастливо!
Иван. О неудаче — ни слова. (Пауза.) Поцелуешь меня?
Ольга. Конечно. (Целует его в обе щеки.)
Иван (идет к двери, берет чемодан, оборачивается, прежде чем выйти. С комическим пафосом): До свиданья. Раскольников!
Уго (улыбаясь). Иди к черту!
Иван уходит.
СЦЕНА III
Уго, Ольга.
Ольга. Не надо было поминать черта.
Уго. Почему?
Ольга. Так не принято.
Уго (с удивлением). Ты суеверна, Ольга?
Ольга (задета). Да нет.
Уго внимательно на нее смотрит.
Уго. Что он должен сделать?
Ольга. Тебе это ни к чему.
Уго. Он взорвет Корский мост?
Ольга. Почему я должна тебе все рассказывать? В случае провала, чем меньше ты будешь знать, тем лучше.
Уго. Но ведь ты знаешь, что ему поручили?
Ольга (пожимая плечами). Ну, я-то...
Уго. Конечно, ты удержишь язык за зубами. Ты как Луи — из вас слова не вытянешь, хоть убей. (Короткое молчание.) Почему вы думаете, что я проболтаюсь? Как вы можете мне доверять, если даже не испытали меня?
Ольга. Партия — не воскресная школа. Нам не испытывать тебя нужно, а использовать по способностям.
Уго (показывая на пишущую машинку). А моих способностей только на это хватает?
Ольга. Ты умеешь развинчивать рельсы?
Уго. Нет.
Ольга. Тогда о чем речь? (Пауза. Уго смотрит на себя в зеркало.) Любуешься своей красотой?
Уго. Просто смотрю, похож ли я на своего отца. (Пауза.) Еще бы усы, и не отличишь.
Ольга (пожимая плечами). Ну и что?
Уго. Я не люблю отца.
Ольга. Знаем.
Уго. Он мне сказал: «Я тоже в свое время входил в революционную группу, пописывал в их газете. Потом это прошло, пройдет и у тебя...»
Ольга. Зачем ты мне об этом рассказываешь?
Уго. Просто так. Вспоминается каждый раз, как смотрю в зеркало.
Ольга (показывая на дверь комнаты, где находятся люди). Луи там?
Уго. Да.
Ольга. А Хёдерер?
Уго. Я не знаю его в лицо, но думаю, он тоже там. Кто он такой на самом деле?
Ольга. Он был депутатом Ландштагадо роспуска. Теперь он партийный секретарь. Хёдерер — это не настоящее его имя.
Уго. А как его по-настоящему зовут?
Ольга. Говорю тебе, ты слишком любопытен.
Уго. Как они раскричались! Похоже, ссорятся.
Ольга. Хёдерер собрал членов комитета и поставил на голосование одно предложение.
Уго. Какое?
Ольга. Понятия не имею. Знаю только, что Луи против.
Уго (улыбаясь). Ну, тогда и я против. Совсем незачем знать, о чем идет речь. (Пауза.) Ольга, ты должна мне помочь.
Ольга. В чем?
Уго. Убедить Луи допустить меня к участию в прямых действиях. Хватит с меня писанины, ведь другие товарищи идут на смерть.
Ольга. Ты тоже рискуешь.
Уго. Не так, как другие. (Пауза.) Ольга, я не хочу больше жить.
Ольга. Правда? Почему?
Уго (делает жест). Это слишком сложно.
Ольга. Ты, между прочим, женат.
Уго. Это ни при чем.
Ольга. Ты любишь свою жену?
Уго. Люблю, конечно. (Пауза.) Если подумать, можно с толком использовать человека, который не хочет жить. (Пауза. Из комнаты доносятся крики и шум.) У них там не все ладно.
Ольга (обеспокоенно). Совсем неладно.
СЦЕНА IV
Те же и Луи.
Дверь отворяется. Луи и еще двое мужчин быстро проходят, открывают входную дверь и уходят.
Луи. Кончено.
Ольга. Как Хёдерер?
Луи. Настоял на своем вместе с Борисом и Люка.
Ольга. Что теперь?
Луи (пожимает плечами и не отвечает. Пауза. Затем.) Подонки!
Ольга. Проголосовали?
Луи. Да. (Пауза.) Ему поручено начать переговоры.
Ольга. Когда следующее собрание?
Луи. Через десять дней. У нас еще неделя впереди.
(Ольга показывает ему на Уго.) Что? Ах, да... Ты еще здесь? (Смотрит на него и повторяет рассеянно.) Ты пока здесь... (Уго порывается уйти.) Останься. Может, у меня будет для тебя дело. (Ольге.) Ты его знаешь лучше, чем я. Стоит его попробовать?
Ольга. Стоит.
Луи. Он не сдрейфит?
Ольга. Ни в коем случае. Скорее...
Луи. Скорее что?
Ольга. Ничего. Попробуй его.
Луи. Ладно. (Пауза.) Иван ушел?
Ольга. Да, минут пятнадцать тому назад.
Луи. У нас самые лучшие места — отсюда мы услышим взрыв. (Пауза. Подходит к Уго.) Говорят, ты хочешь действовать?
Уго. Да.
Луи. Почему?
Уго. Просто так.
Луи. Отлично. Но ты ведь белоручка.
Уго. Действительно. Я ничего не умею.
Луи. Так как же быть?
Уго. В конце прошлого века в России были люди, которые вставали на пути великого князя с бомбой за пазухой. Бомба взрывалась, великий князь погибал и убийца тоже. Я способен на такое.
Луи. Это были анархисты. Ты мечтаешь об этом потому, что ты такой же, как они,— интеллигент-анархист. Ты опоздал на пять—десять лет, с анархизмом покончено.
Уго. Значит, я ни на что не гожусь.
Луи. В этом деле нет.
Уго. Не будем больше об этом говорить.
Луи. Погоди. (Пауза.) Может, я подыщу тебе одно дело.
Уго. Настоящее?
Луи. Почему бы и нет?
Уго. И ты по-настоящему доверишься мне?
Луи. От тебя зависит.
Уго. Луи, я готов сделать все, что угодно.
Луи. Посмотрим. Садись. (Пауза.) Ситуация складывается следующим образом: с одной стороны, фашистское правительство регента, который подстраивается под политику Альянса, и, с другой — наша партия, борющаяся за демократию, свободу, бесклассовое общество. Промежуточную позицию занимает Пентагон, который негласно объединяет буржуазных либералов и националистов. Таковы три непримиримые группировки, три группы ненавидящих друг друга людей. (Пауза.) Хёдерер собрал нас вместе сегодня, потому что он хочет, чтобы пролетарская партия объединилась с фашистами и Пентагоном и после окончания войны разделила с ними власть. Как тебе это нравится?
Уго (улыбаясь). Ты шутишь.
Луи. Почему?
Уго. Потому что это чушь.
Луи. Однако об этой чуши мы только что спорили битых три часа.
Уго (потрясенный). Это... как если бы ты мне, например, сказал, что Ольга донесла на всех нас в полицию и партия поблагодарила ее за это.
Луи. Чтобы ты стал делать, если бы большинство высказалось в пользу такого сближения?
Уго. Ты серьезно спрашиваешь?
Луи. Да.
Уго. Я ушел из семьи и из своей среды в тот день, когда понял, что они основаны на угнетении. Я ни за что не пойду на компромисс.
Луи. Но если бы дело дошло до этого?
Уго. Тогда я взял бы бомбу и прикончил легавого на Королевской площади или, если повезет, какого-нибудь фашистского пособника из наших военных. А потом остался бы ждать рядом с трупом, когда за мной придут. (Пауза.) Но ты ведь шутишь?
Луи. Комитет принял предложение Хёдерера четырьмя голосами против трех. На следующей неделе Хёдерер встретится с эмиссарами регента.
Уго. Его что, купили?
Луи. Не знаю и не интересуюсь. Объективно говоря, он предатель, мне этого достаточно.
Уго. Но, Луи, я не знаю, конечно... но... но это абсурд: регент ненавидит нас, преследует, он заодно с немцами против СССР, он расстреливает наших — как же можно?
Луи. Регент больше не верит в победу Альянса — он спасает свою шкуру, хочет в случае победы союзников иметь возможность сказать, что играл двойную игру.
Уго. А как же все остальные?
Луи. Все наши, и я в том числе, против Хёдерера. Не забывай только, что пролетарская партия родилась в результате слияния ПАК и социал-демократов. Соцдеки голосовали за Хёдерера, а их большинство.
Уго. А почему они?..
Луи. Потому что они боятся Хёдерера.
Уго. А мы не можем с ними размежеваться?
Луи. Мы не пойдем на раскол. (Пауза.) Ты с нами, малыш?
Уго. Вы с Ольгой меня всему научили, вам я обязан всем. Для меня партия — это вы.
Луи (Ольге). Он думает то, что говорит?
Ольга. Да.
Луи. Хорошо. (Уго.) Ты понял ситуацию: мы не можем ни устраниться, ни взять верх в комитете. Вся загвоздка в хёдереровских уловках. Без него мы их всех одолеем. (Пауза.) Во вторник Хёдерер попросил, чтобы партия предоставила ему секретаря. Женатого студента.
Уго. Почему обязательно женатого?
Луи. Не знаю. Ты ведь женат?
Уго. Да.
Луи. Ну так как? Ты согласен?
Смотрят друг на друга.
Уго (решительно). Согласен.
Луи. Прекрасно. Поедешь завтра туда вместе с женой. Он живет в двадцати километрах отсюда, в деревенском доме, который ему уступил какой-то приятель. С ним вместе — трое крутых ребят на случай нападения. Тебе придется просто следить за ним; связь мы установим, как только ты приедешь. Нужно, чтобы он не встретился с посланцами регента. По крайней мере, нельзя допустить, чтобы они встретились дважды, понимаешь?
Уго. Понимаю.
Луи. Как-нибудь вечером, тебе сообщат когда, ты впустишь троих товарищей, которые все сделают; на дороге будет ждать машина, и ты с женой успеешь скрыться.
Уго. Послушай, Луи...
Луи. В чем дело?
Уго. И это все, на что я, по-твоему, гожусь?
Луи. Ты не согласен?
Уго. Нет. Отнюдь нет. Я не хочу быть ведомым бараном. У нас тоже свои причуды. Мы, анархисты-интеллектуалы, не за всякую работу беремся.
Ольга. Уго!
Уго. Вот что я предлагаю: не нужно ни шпионить, ни связь устанавливать. Я все сделаю сам.
Луи. Ты?
Уго. Да, я.
Луи. Это тяжкая работа для дилетанта.
Уго. Ваши трое громил могут встретиться с телохранителями Хёдерера; есть риск, что они попадутся. Я же, если войду у нему в доверие, буду с ним наедине по нескольку часов в день, как его секретарь.
Луи (колеблется). Не знаю...
Ольга. Луи!
Луи. Что?
Ольга (мягко). Доверься ему. Этот парень ищет свой шанс. Он пойдет на все.
Луи. Ты за него ручаешься?
Ольга. Полностью.
Луи. Хорошо. Тогда слушай...
Издалека доносится глухой взрыв.
Ольга. Загорелось. Там пожар. Ему удалось.
Смотрит в окно.
Уго. Ему удалось. В такую же ночь на будущей неделе вы оба опять будете ждать здесь, и беспокоиться, и говорить обо мне, и рассчитывать на меня. И вы будете спрашивать: что он сейчас делает? А затем раздастся телефонный звонок или кто-нибудь постучит в дверь, вы улыбнетесь как сейчас, и скажете: «Ему удалось».
ЗАНАВЕС
Картина третья
Комната. Кровать, шкафы, кресла, стулья. На всех стульях разбросана женская одежда, на постели — открытые чемоданы.
Жессика наводит порядок. Подходит к окну, смотрит в него, возвращается, идет к закрытому чемодану с инициалами «У. Б.», стоящему в углу, тащит его на авансцену, опять глядит в окно, вынимает из платяного шкафа мужской костюм, шарит в карманах, вытаскивает ключ, открывает чемодан, поспешно роется в нем, бросает взгляд в окно, возвращается, опять роется в чемодане, находит что-то и внимательно осматривает, стоя спиной к зрителям; снова смотрит в окно. Вздрагивает, быстро запирает чемодан, кладет ключ в карман пиджака и прячет под матрас какую-то вещь.
Входит Уго.
СЦЕНА I
Жессика, Уго.
Уго. Никак не мог отделаться. Долго время тянулось, как по- твоему?
Жессика. Ужасно.
Уго. Что ты делала?
Жессика. Спала.
Уго. Когда спишь, время быстро проходит.
Жессика. Мне снилось, что время тянется слишком долго, поэтому я проснулась и стала разбирать чемоданы. Навела порядок — нравится?
Показывает на разбросанную по кровати и стульям одежду.
Уго. Не знаю... Это на время?
Жессика (твердо). Навсегда.
Уго. Чудесно.
Жессика. Какой он?
Уго. Кто?
Жессика. Хёдерер.
Уго. Хёдерер? Ничего особенного.
Жессика. Какого он возраста?
Уго. Среднего.
Жессика. Что это значит?
Уго. От двадцати до шестидесяти.
Жессика. Он маленького или высокого роста?
Уго. Среднего.
Жессика. Особые приметы есть?
Уго. Длинный шрам, парик и стеклянный глаз.
Жессика. Кошмар какой!
Уго. Я вру. У него нет особых примет.
Жессика. Ты делаешь вид, что хитришь, а описать-то его как следует не можешь.
Уго. Да уж могу, если захочу.
Жессика. Нет, не можешь.
Уго. Могу.
Жессика. Не можешь. Какого цвета у него глаза?
Уго. Серые.
Жессика. Пчелка моя, тебе все глаза видятся серыми. А ведь бывают и голубые, и карие, и зеленые, и черные. Даже сиреневые встречаются. А у меня какие глаза? (Закрывает глаза рукой.) Не подсматривай.
Уго. Твои глаза — два шелковых покрова, два сада андалузских, две луны...
Жессика. Я спрашиваю, какого они цвета.
Уго. Голубые.
Жессика. Ты подсмотрел.
Уго. Нет, ты сама мне сказала сегодня утром.
Жессика. Дурачок. (Идет к нему.) Уго, вспомни хорошенько: у него усы есть?
Уго. Нет. (Пауза. Уверенно.) Точно нет.
Жессика (грустно). Хочется верить.
Уго (вспоминает, затем решительно). У него галстук в горошек.
Жессика. В горошек? Он ли?
Уго. Такой вот... (показывает, как завязывают галстук бантом). Ну, ты знаешь.
Жессика. Попался, выдал себя! Пока он говорил, ты не спускал глаз с его галстука. Уго, он тебя запугал.
Уго. Да нет же.
Жессика. Испугался, испугался!
Уго. В нем нет ничего пугающего.
Жессика. Тогда почему ты уставился ему в галстук?
Уго. Чтобы его не напугать.
Жессика. Ну, хорошо. Я-то на него посмотрю, а ты, если захочешь узнать, какой он, спросишь у меня. Что он тебе сказал?
Уго. Я ему сообщил, что мой отец — вице-президент тосской угольной компании и что я ушел от него и вступил в партию.
Жессика. Ну и что он?
Уго. Хорошо, говорит.
Жессика. А потом?
Уго. Я не стал скрывать, что у меня ученая степень, но убедил его, что я не какой-нибудь интеллигентик, что я не гнушаюсь работы переписчика и что ставлю себе в заслугу подчинение и самую строгую дисциплину.
Жессика. И что же он ответил?
Уго. Сказал, что это хорошо.
Жессика. Вы так два часа разговаривали?
Уго. Мы делали паузы.
Жессика. Ты из тех, кто рассказывает, что он сказал другим, но никогда не говорит, что ему ответили.
Уго. Я ведь думаю, что ты интересуешься мною больше, чем другими.
Жессика. Конечно, моя пчелка. Но ты мой. А другие мне не принадлежат.
Уго. Ты хочешь заполучить Хёдерера?
Жессика. Я всех хочу заполучить.
Уго. Хм. Он вульгарный.
Жессика. Откуда ты знаешь? Ты ведь на него не смотрел.
Уго. Галстук в горошек может носить только вульгарный человек.
Жессика. Греческие императрицы делили ложе с полководцами- варварами.
Уго. В Греции не было императриц.
Жессика. В Византии были.
Уго. В Византии были полководцы-варвары и греческие императрицы, но неизвестно, чем они вместе занимались.
Жессика. А чем они еще могли заниматься? (Недолгая пауза.) Он у тебя спрашивал какая я?
Уго. Нет.
Жессика. Впрочем, ты бы и ответить не смог, ты ведь не знаешь. Он ничего про меня не говорил?
Уго. Нет.
Жессика. Какой невоспитанный!
Уго. Вот видишь. К тому же ты слишком поздно им заинтересовалась.
Жессика. Почему поздно?
Уго. Будешь держать язык за зубами?
Жессика. Рта не раскрою.
Уго. Он скоро умрет.
Жессика. Он болен?
Уго. Нет, его убьют. Как всех политических деятелей.
Жессика. Вот как? (Пауза.) А ты, пчелка, ты политический деятель?
Уго. Разумеется.
Жессика. А что обычно делают вдовы политических деятелей?
Уго. Вступают в партию своего мужа и продолжают его дело.
Жессика. Господи! Я лучше покончу с собой на твоей могиле.
Уго. Так теперь делают только в Малабаре.
Жессика. Послушай, тогда я вот что сделаю: найду твоих убийц, всех до одного, заставлю их изнывать от любви ко мне и, когда они решат, что наконец утолена моя надменная и безутешная скорбь, вонжу им нож в сердце.
Уго. А что тебе интересней — убить их или соблазнить?
Жессика. Ты глуп и вульгарен.
Уго. Я думал, тебе нравятся вульгарные мужчины. (Жессика не отвечает.) Мы играем или нет?
Жессика. Больше не играем. Мне надо разобрать вещи.
Уго. Давай-давай.
Жессика. Очередь за твоим чемоданом. Дай ключ.
Уго. Я тебе его дал.
Жессика показывает на чемодан, который она открывала в начале сцены.
Жессика. От этого — нет.
Уго. Этот я сам разберу.
Жессика. Это дело не по тебе, душа моя.
Уго. С каких это пор оно по тебе? Ты хочешь поиграть в горничную?
Жессика. Ты же играешь в революционера.
Уго. Революционеры не нуждаются в горничных, они отрезают им голову.
Жессика. Они предпочитают черноволосых вольниц, таких, как Ольга.
Уго. Ревнуешь?
Жессика. Хорошо бы поревновать. Мы в это никогда не играли. Поиграем?
Уго. Если хочешь.
Жессика. Хорошо. Тогда отдай ключ от этого чемодана.
Уго. Ни за что!
Жессика. А что в нем?
Уго. Постыдная тайна.
Жессика. Какая?
Уго. Оказалось, что я не сын своего отца.
Жессика. Как бы ты обрадовался этому, пчелка моя. Но, увы, это несбыточно — вы слишком похожи.
Уго. Неправда! Жессика, ты находишь, что я на него похож?
Жессика. Играем или нет?
Уго. Играем.
Жессика. Тогда открывай чемодан.
Уго. Я поклялся не открывать его.
Жессика. Он набит письмами волчицы, а может, и фотографиями? Открывай!
Уго. Не открою.
Жессика. Открой! Открой!
Уго. Нет и нет.
Жессика. Ты играешь?
Уго. Да.
Жессика. Чур, я не играю. Открой чемодан.
Уго. Чур, не открою.
Жессика. Мне все равно, я знаю, что там лежит.
Уго. Ну что?
Жессика. Там... там... (Засовывает руку под матрас, вынимает что-то, заводит руки за спину, затем выхватывает фотографии и размахивает ими.) Вот что!
Уго. Жессика!
Жессика (торжествующе). Я нашла ключ в твоем синем костюме и теперь знаю, кто твоя возлюбленная, твоя принцесса и повелительница. Это не я и не волчица, это ты, дружок, ты сам. Двенадцать твоих фотографий было в чемодане.
Уго. Отдай их мне.
Жессика. Двенадцать фотографий из твоей мечтательной юности. В три года, в шесть, в восемь, в десять, в двенадцать и в шестнадцать. Ты их забрал, когда отец прогнал тебя, и повсюду таскаешь с собой. Как же ты себя любишь!
Уго. Жессика, я больше не играю.
Жессика. В шесть лет ты носил стоячий воротничок, он, должно быть, натирал твою цыплячью шейку, и бархатный костюмчик с галстуком-бантом. Маленький красавец-мужчина, послушный ребенок! Из послушных деток, сударыня, вырастают самые оголтелые революционеры. Они всегда молчат, под столом не прячутся, съедают только одну конфетку, но зато потом заставляют общество дорого заплатить за это. Остерегайтесь послушных детей!
Притихший было Уго внезапно бросается на нее.
Уго. Отдай, ведьма! Да отдай же!
Жессика. Отпусти! (Уго кидает ее на постель.) Осторожно, убьешь.
Уго. Отдай.
Жессика. Говорю тебе, револьвер может выстрелить. (Уго поднимается, она показывает ему револьвер, который держала за спиной.) Я его нашла тоже в чемодане.
Уго. Отдай.
Берет револьвер, роется в карманах своего синего костюма, вынимает ключ, открывает чемодан, собирает фотографии и кладет их вместе с револьвером в чемодан. Пауза.
Жессика. Откуда у тебя револьвер?
Уго. У меня всегда с собой револьвер.
Жессика. Неправда. До приезда сюда у тебя его не было. И этого чемодана тоже. Ты купил и то и другое вместе. Зачем тебе револьвер?
Уго. Хочешь, скажу?
Жессика. Ответь мне серьезно. Ты не имеешь права скрывать от меня свою жизнь.
Уго. Никому не скажешь?
Жессика. Ей-богу, нет.
Уго. Я должен убить Хёдерера.
Жессика. Какой ты зануда, Уго. Я же сказала, что больше не играю.
Уго. А я что, играю? Может, я это несерьезно? Кто знает... Жессика, ты будешь женой убийцы!
Жессика. Но ты не сможешь, бедная пчелка. Хочешь, я вместо тебя его убью? Пойду и предложу ему отдаться...
Уго. Благодарю покорно, а вдруг промахнешься? Я уж лучше сам.
Жессика. Да зачем тебе его убивать? Ты ведь его совсем не знаешь.
Уго. Затем, чтобы моя жена воспринимала меня серьезно. Ты будешь относиться ко мне серьезно?
Жессика. Я? Я буду обожать тебя, я тебя спрячу, буду приносить тебе пищу, развлекать в твоем укрытии, и, когда соседи донесут на нас, я оттолкну жандармов, брошусь к тебе на грудь, обниму и закричу: я люблю тебя...
Уго. Скажи это мне сейчас.
Жессика. Что сказать?
Уго. Что любишь меня.
Жессика. Я люблю тебя.
Уго. Скажи как следует.
Жессика. Я тебя люблю.
Уго. Ты говоришь не по-настоящему.
Жессика. Что это с тобой? Ты играешь?
Уго. Нет, не играю.
Жессика. Почему ты просишь меня? Это не в твоих привычках.
Уго. Не знаю. Мне хочется думать, что ты меня любишь. Это мое право. Ну, скажи мне. Скажи по-настоящему.
Жессика. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Нет: я тебя люблю. Ах, иди к черту. А как ты это говоришь?
Уго. Я люблю тебя.
Жессика. Видишь, у тебя не лучше получается.
Уго. Жессика, ты веришь тому, что я сейчас сказал?
Жессика. Тому, что ты меня любишь?
Уго. Тому, что я собираюсь убить Хёдерера?
Жессика. Да, конечно, верю.
Уго. Сделай усилие, Жессика, постарайся быть серьезной.
Жессика. А зачем мне быть серьезной?
Уго. Нельзя же все время играть.
Жессика. Не люблю я этого, но можно попробовать поиграть в серьезность.
Уго. Посмотри мне в глаза. Не смейся. Послушай, это правда про Хёдерера. Меня прислала партия.
Жессика. Не сомневаюсь. А почему ты мне раньше не сказал?
Уго. Думал, ты откажешься со мной поехать.
Жессика. Отчего же? Это мужские дела, они меня не касаются.
Уго. Странное поручение, видишь ли... Этот тип — крепкий орешек.
Жессика. Ну что же, мы усыпим его хлороформом и привяжем к жерлу пушки.
Уго. Жессика, я серьезно.
Жессика. Я тоже.
Уго. Ты притворяешься серьезной, сама сказала.
Жессика. Это ты притворяешься.
Уго. Поверь мне, умоляю.
Жессика. Поверю, если ты поверишь, что я серьезна.
Уго. Хорошо, допустим, я тебе верю.
Жессика. Нет, ты опять притворяешься, что веришь.
Уго. Так мы никогда не договоримся. (Стук в дверь.) Войдите!
Пока он идет к двери, Жессика становится спиной к публике, загораживает чемодан.
СЦЕНА II
Слик, Жорж, Уго, Жессика.
Слик и Жорж входят, улыбаясь. У них автоматы и револьверы на поясе. Пауза.
Жорж. А вот и мы.
Уго. Чем обязан?
Жорж. Пришли узнать, не нужно ли вам помочь.
Уго. В чем помочь?
Слик. Устроиться.
Жессика. Очень мило с вашей стороны, но мне помощь не нужна.
Жорж (показывая на разбросанные женские вещи). Все это нужно сложить.
Слик. Вчетвером мы быстро управимся.
Жессика. Вы так думаете?
Слик (берет комбинацию со спинки стула и держит ее кончиками пальцев). Это нужно посередине складывать? А затем поперек?
Жессика. А мне казалось, вы скорее специалисты по ручному труду.
Жорж. Не трогай, Слик, не то станешь думать, о чем не следует. Извините его, мадам, мы уж полгода женщин не видели.
Слик. Забыли, какие они из себя.
Смотрят на нее.
Жессика. Вспомнили?
Жорж. Вспоминаем понемногу.
Жессика. А что, в деревне женщин нет?
Слик. Есть-то есть, да мы туда не ходим.
Жорж. Бывший секретарь каждую ночь сигал через стену, вот его и нашли однажды утром башкой в канаве. Тогда старик решил взять женатого, чтобы не гулял на сторону.
Жессика. Очень тонко придумано.
Слик. Нам-то все это ни к чему.
Жессика. Правда? Почему?
Жорж. Он сказал, что мы должны быть как хищные звери.
Уго. Это телохранители Хёдерера.
Жессика. Знаешь, я догадалась.
Слик (показывая на свой автомат). Из-за этого?
Жессика. Из-за этого тоже.
Жорж. Приняли нас за профессионалов, так ведь? Я-то сам водопроводчик. Тут мы по совместительству по просьбе партии.
Слик. Вы нас не боитесь?
Жессика. Что вы! Только, может, вы снимете свои доспехи? (Показывает на револьверы и автоматы.) Положите их в уголок.
Жорж. Никак нельзя.
Слик. Не положено.
Жессика. Хоть перед сном вы от них избавляетесь?
Жорж. Нет, мадам.
Жессика. Неужели?
Слик. Никак нет.
Уго. Они все правила соблюдают. Когда я входил к Хёдереру, они меня подталкивали дулами пушек.
Жорж (смеясь). Вот такие мы ребята.
Слик (смеясь). Пошевелись он, вы бы остались вдовой.
Все смеются.
Жессика. Значит, ваш хозяин сильно боится?
Слик. Не боится, а не хочет, чтобы его убили.
Жессика. А зачем его убивать?
Слик. Не знаю зачем. Но его точно собираются убить. Уж две недели, как его предупредили приятели.
Жессика. Интересно-то как!
Слик. Нужно быть начеку, и все тут. Ничего страшного, привыкнете.
Пока Слик говорит, Жессика ходит по комнате с деланно небрежным видом. Подходит к открытому шкафу и вынимает костюм Уго.
Жорж. Эй, Слик! Гляди, какая упаковка! Слик. У него работа такая. Твой секретарь за тобой записывает, ты на него смотришь, нужно, чтобы он тебе глянулся, иначе и мыслям конец.
Жорж ощупывает костюм, делая вид, что сметает с него пыль.
Жорж. Со шкафами будьте поосторожней, у них стенки грязные.
Вешает костюм в шкаф, подходит к Слику. Жессика и Уго переглядываются.
Жессика (вспомнив о своих обязанностях). Садитесь, пожалуйста.
Слик. Нет-нет, спасибо.
Жорж. Мы постоим.
Жессика. У нас, к сожалению, нечего выпить.
Слик. Неважно, при исполнении мы не пьем.
Уго. А вы при исполнении?
Жорж. Мы всегда при исполнении.
Уго. Правда?
Слик. Видите ли, святым надо быть, чтобы выполнять эту проклятую работу?
Уго. Я-то не на службе. Мы с женой у себя дома. Давай сядем, Жессика.
Садятся.
Слик (идя к столу). Красивый вид.
Жорж. Хорошо у них.
Слик. Спокойно здесь.
Жорж. Видал кровать... на троих места хватит.
Слик. А хоть бы и на четверых, молодожены потеснятся.
Жорж. Сколько лишнего места; а ведь есть люди, которые спят на земле.
Слик. Заткнись ты, а то я ночью не усну.
Жессика. У вас что, кроватей нет?
Слик (весело). Жорж!
Жорж (смеясь). Что тебе?
Слик. Она спрашивает, есть ли у нас кровати!
Жорж (показывая на Слика). Он спит на ковре в кабинете, а я в коридоре у спальни старика.
Жессика. Трудно приходится?
Жорж. Мужу вашему это бы не по душе пришлось, уж больно он деликатного сложения. Мы-то привычные. Горе в том, что у нас и комнаты нет, чтобы отдохнуть. В саду долго не проторчишь, приходится весь день сидеть в прихожей.
Нагибается и заглядывает под кровать.
Уго. Что вы ищете?
Жорж. Тут крысы водятся. (Встает.)
Уго. Нашли?
Жорж. Нет.
Уго. Ну и хорошо.
Пауза.
Жессика. Как же это вы оставили хозяина одного? Не боитесь, что с ним случится беда, если вас долго не будет?
Слик. Там Леон остался. (Показывая на телефон.) Если что- нибудь произойдет, он позвонит.
Пауза. Уго встает, бледный и взволнованный. Жессика тоже встает.
Уго. Симпатяги, верно?
Жессика. Чудесные ребята.
Уго. А сложение у них какое!
Жессика. Как шкафы! Вы будете тремя неразлучными друзьями. Мой муж обожает убийц. Он сам мечтает стать убийцей.
Слик. Это ему не подойдет. Он создан для того, чтобы быть секретарем.
Уго. Мы, точно, поладим. Я буду мозгом, Жессика глазами, а вы мускулами. Пощупай их мускулы, Жессика! (Щупает.) Железные! Пощупай.
Жессика. Но, может, господину Жоржу неприятно.
Жорж (напряженно). Да мне все равно.
Уго. Видишь, он в восторге. Пощупай, Жессика, пощупай. (Жессика щупает.) Железные, правда?
Жессика. Стальные.
Уго. Давайте мы перейдем на ты.
Слик. Давай, приятель!
Жессика. Так мило с вашей стороны, что вы пришли нас повидать.
Слик. Это нам приятно, да, Жорж?
Жорж. Нам особенно приятно видеть, как вы счастливы.
Жессика. Вам теперь будет о чем поговорить в вашей прихожей.
Слик. Конечно, и ночью мы будем вспоминать: «Им там тепло, он обнимает свою женушку».
Жорж. Это нас приободрит.
Уго (
