Россия как национальное государство?

З. Бжезинский, рассматривая наиболее приемлемый для США и Запада сценарий развития России в ХХІ в., отмечал, что “ как для Европы, так и для Америки национальная и демократическая Россия является желательным с геополитической точки зрения субъектом, источником стабильности в изменчивом евразийском комплексе”. (10) Однако способна ли Россия стать настоящим национальным государством, которое только и может провести успешные демократические реформы? Этот вопрос остается открытым.

Еще в 1990 г. Б. Ельцин, выступая в Киеве, декларировал отказ новой России от имперского курса, который не сделал народы этой страны богаче и счастливее. Но уже во второй половине 90-х годов тот же Ельцин фактически отказался от этих идей и декларировал в официальном документе о политике России в отношении к СНГ, принятом в сентябре 1995 г., что “главной задачей такой политики является создание экономически и политически интегрированного содружества государств, которое будет способно претендовать на подобающее ему место в мировом сообществе… консолидация России в роли ведущей силы в формировании новой системы межгосударственных политических и экономических отношений на постоюзном пространстве”. (11) Для реализации политики нового гегемонизма на просторах бывшего СССР Москва стремилась к созданию единого военного командования, чтобы вооруженные силы стран СНГ были связаны официальными договорами, чтобы “внешние” границы СНГ находились под централизованным контролем (читай: контролем Москвы), чтобы российские войска отыгрывали решающую роль в любых миротворческих операциях внутри СНГ, чтобы была сформулирована общая внешняя политика стран СНГ, чтобы Россия имела возможность осуществлять трансляцию своего телевидения на территорию всего содружества и т.д.

Весной 1996 г. Россия подписала два соглашения, которые обеспечивали более тесную экономическую и политическую интеграцию между Россией и наиболее поддающимися влиянию членами СНГ. Одним из таких соглашений стал хорошо известный договор о создании Союза Беларуси и России в рамках нового Содружества Суверенных Республик (ССР), а второе соглашение, подписанное Россией, Казахстаном, Беларусью и Кыргызстаном, должно было бы в перспективе привести к созданию Содружества Объединенных Государств.

Интеграция с Беларусью была подкреплена принятием в 1997 г. Устава Союза Беларуси и России, а в 1999 г. Декларации «О дальнейшем объединении Республики Беларусь и Российской Федерации».

К российскому гегемонизму в отношении стран бывшего СССР была добавлена истеричная реакция Москвы на расширение НАТО на восток, вмешательство НАТО в косовский конфликт в Югославии, неудачные попытки построить антизападную коалицию с участием Ирана и Китая.

Параллельно, в области внутренней политики отрабатывалась модель формирования Российского национального государства. В качестве модели выступила хорошо известная концепция британской идентичности, которая отличается от английской, шотландской, валлийской или ирландской. (12) С помощью интенсивной политики культурной ассимиляции неславянским народам России внушается очень простая мысль? Поскольку вы являетесь гражданами России, вы должны считать себя, в первую очередь, россиянами, а не татарами, башкирами, чувашами, удмуртами, коми и т.д. Русский язык и культура получили статус официальных на всей териртории РФ. Они обязательны для всех жителей России. Национальные же языки и культуры должны превратиться со временем в достояние фольклорных ансамблей и любителей старины.

Для тех, кто не смог принять этой истины, действует показательный пример Чечни. Кровавая колониальная война России в этой стране, которая продолжается уже восемь лет с небольшим перерывом, является логичным итогом так понимаемого российского национализма.

Таким образом, можно сделать вывод, что приблизительно с середины 90-х годов Россия взяла на вооружение гегемонистский курс в отношении стран “близкого зарубежья” и построения так называемого национального государства на основе российской идентичносит. Этот курс продолжается и при Путине, который сделал его одновременно и более прагматичным, и более жестким.

* * *

В отношении к Беларуси данная стратегия является довольно циничной. Интеграция, которая стала стержнем политики официальных властей Москвы и Минска, является ничем иным как постепенной, пошаговой инкорпорацией Беларуси в состав России. З. Бжезинский отмечал по поводу подписания союзного договора в 1996 г.:

“Хотя Москва и сумела сохранить политическое главенствующее положение в новой, получившей официальный статус независимости, но в высшей степени русифицированной Беларуси, однако еще далеко не ясно, не одержит ли в конечнгчном счете и здесь верх националистическая инфекция…Для Беларуси “Славянский союз” без Украины означал бы не что иное, как включение в состав России” (13)

В осуществлении этой стратегии можно выделить два этапа: 1996 - 2000 и с 2000 г. по теперешний момент. На первом этапе громкая риторика о славянском единстве и необходимости объединения в единое государство представляла собой скорее фактор пропаганды для внутреннего употребления Ельциным и Лукашенко. Она усиливалась в периоды предвыбоных кампаний в России и безусловно отыграла свою роль в решении Лукашенко в свою пользу острого политического противостояния с Верховным Советом осенью 1996 г. Политика интеграции с РФ позволила Лукашенко установить в Беларуси жесткий авторитарный режим.

Экономически он опирался на бартерную торговлю с Россией, которая в конце 90-х годов возросла до 42% от общего объема белорусского экспорта, “дешевые энергоносители”, прямые экономические связи с российскими регионами, так называемый “таможенный союз”, позволивший Беларуси торговать с союзником по демпинговым ценам. За эти привилегии Беларусь должна была платить полной политической лояльностью и военным союзом. Весной 1999 г. начали осуществляться планы создания “единой военной группировки” на основе белорусской армии и Московского военного округа. Согласно белорусско-российскому соглашению, подписанному 1 июля 1999 г., большая часть военных объектов Беларуси была предоставлена в распоряжение Кремля. Военное сотрудничество России и Беларуси выставлялось как эффекитвный ответ на расширение НАТО на восток. Лукашенко неоднократно заявлял, что белорусские вооруженные силы в состоянии не только защитить свою страну, но и стать “щитом России на западном направлении”.

Однако геополитическая эффективность данной интеграционной модели была очень низкой. Как справедливо отмечает швейцарский исследователь Жан-Шарль Лельман,

“Союз” остается институционально хромым и еще не достиг стадии обычной конфедерации. Единого военного блока пока что не существует. Проекты валютного союза, системы двойного гражданства или выборов президента прямым всеобщим голосованием время от времени сотрясают политические и медиа круги Минска и Москвы, но их тут же прячут или откладывают sine die…Но, каким бы неустойчивым не был союз, ему все же удалось стать барьером на пути создания мощной геополитической оси стран Балточерноморского региона, про которую говорили лидеры движений за независимость в этих краях в начале 90-х годов.” (14)

Приход к власти Путина в Кремле в 2000 г. привел к существенному пересмотру курса на интеграцию Беларуси и России, что позволяет говорить о новом этапе в осуществлении данной стратегии. Москва попыталась избавиться от всех экономически невыгодных ей параметров своих отношений с Минском. Акценты были перенесены на эконоимческую интеграцию, што означает приватизацию наиболее перспективных белорусских предприятий российским частным капиталом, внесение изменение в белорусское законодательство, с тем чтобы сделать его более соответствующим рыночной экономике. Политическая интеграция, по мнению современных российских аналитиков, будет эффективной только после достижения Беларусью соответствующего уровня экономической зависимости от капиталистической России. Все реже и реже в Москве звучат слова про Союз равных, братскую взаимопомощь славянских народов, как это было во второй половине 90-х годов. Ставка делается де-факто на включение Беларуси в состав России. В этом заключается конечная цель политики интеграции. Союз - это только промежуточная цель, которая делает возможной закомуфлировать инкорпорацию.

Одноверменно с этим Путин продолжил политическую линию своего предшественника на союз с авторитарным режимом в Беларуси. Во время белорусских президентских выборов 2001 г. Москва оказал существенную финансовую и пропагандистскую помощь Лукашенко, понимая, что только жесткая диктатура в Минске, которая продемонстрировала свою преданность России, способность зомбировать общественное мнение и сдерживать оппозицию, позволит осуществить экспансионистские планы России в отношении Беларуси в полном объеме.

Таким образом, современная модель интеграции Беларуси и России полностью отвечает избранной элитой власти в Москве стратегии построения сильного национального государства на почве российской, а не русской идентичности и осуществления ограниченной экспансии в отношении стран “близкого зарубежья”. Это - программа-минимум, ограниченная существенными внутренними и внешними трудностями, которые не позволяют незамедлительно перейти к возрождению традиционного для России имперского глобализма.