Готский двор и его предшественники

В 1269 г. был составлен проект договора (сохранился на немецком языке) о правилах ведения торговли между новгородским князем Ярославом Ярославичем и представителями Любека, важнейшего ганзейского центра, и Готланда. В нем неоднократно упоминался Готский двор.

"Возчикам в Новгороде брать с каждой ладьи за перевозку в Новгороде с берега... в Готский двор - 10 кун... А придет кто-нибудь с острым оружием... в Готский двор и там ранит кого-нибудь или возьмет товар, а поймают его, то вести его на суд и судить по преступлению... А порубят ворота или тын, то судить по преступлению; и где был издавна тын вокруг двора, там, если старый тын вырвут, поставить новый и не захватывать больше. Где есть луга... у готов, ими владеть им там, где они объявят" (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. № 31). Чуть более поздний проект договора на латинском языке определяет владения Готского двора: "Готский двор с церковью и кладбищем св. Олава".

В середине XIII в., таким образом, в Новгороде существует подворье готландских (и, вероятно, не только готландских, но и всех скандинавских) купцов; оно находится поблизости от Волхова (плата за перегрузку товаров с ладей на двор меньше, чем установленная плата для другого торгового двора. Немецкого). Территория двора огорожена и обладает правом экстерриториальности. При дворе имеется церковь св. Олава и кладбище, кроме того, двор владеет угодьями (лугами). Перед нами картина сложившегося купеческого подворья, где останавливаются и хранят свои товары иноземные купцы, подворья, находящегося под особой юрисдикцией местных властей и защищенного специальными установлениями.

Существование Готского двора подтверждается и археологическими источниками. Его территория действительно находилась практически на берегу Волхова на Торговой стороне и занимала довольно обширную площадь (исследована только небольшая часть ее из-за современной застройки). По археологическим данным, возникновение Готского двора относится к началу XII в.

При всем обилии сведений о торговле с Новгородом скандинавские источники не содержат упоминаний о Готском дворе. Однако церковь св. Олава им хорошо известна. Она названа уже в среднешведской рунической надписи 1070-х - 1090-х годов:

"Руна велела сделать [этот] памятник по Спьяльбуду и по Свейну, и по Андветту, и по Рагнару, сыновьям своим и Хельги; и Сигрид по Спьяльбуду, своему супругу. Он умер в Хольмгарде в церкви [святого] Олава. Эпир вырезал руны" (Рунические надписи. № 89).

С середины XII в. в Новгородской I летописи неоднократно упоминается в связи с пожарами варяжская божница.

Церковь оказывается также в центре двух рассказов о чудесах св. Олава: в одном - ее священник спасает Новгород от опустошительного пожара, вынеся из церкви изображение Олава, в другом - немой ремесленник-варяг обретает речь, заснув в церкви св. Олава и увидев святого во сне. Создание этих новелл о чудесах св. Олава было связано, очевидно, с основанием храма, патроном которого он являлся. Обе они - в отличие от других многочисленных рассказов о его чудесах - служат прославлению не только самого святого, но, в первую очередь, церкви, посвященной ему: чудеса происходят после обращения страждущего к священнослужителю, а не к святому. Распространение культа св. Олава в Новгороде происходит практически сразу после смерти Олава Харальдссона в 1030 г. (см. ниже 7.3), а вскоре после на Руси оказывается сводный брат и сторонник Олава, Харальд Суровый Правитель, пребывание которого в Новгороде не могло не усилить культа святого. Видимо, именно с Харальдом можно связывать основание церкви св. Олава в Новгороде и датировать это событие 1030-ми - началом 1040-х годов.

Однако существование церкви еще не означало учреждения торгового двора. В XI-XII вв. купеческая церковь вместе с относящимися к ней постройками сама по себе представляла важнейший элемент на торговых коммуникациях Балтики. В ней отводилось место для хранения товаров. Являясь священным местом, она в какой-то мере оберегала купцов и их товары от нападений и грабежа. В надворных постройках купцы могли найти приют, а с помощью священнослужителей, длительное время находившихся в городе, они могли познакомиться с местной обстановкой. Церковь св. Олава, патрона заморской торговли, несомненно служила купцам, приезжающим с Готланда и из других скандинавских стран, и в этом качестве могла являться предшественницей купеческого двора.

Вместе с тем есть свидетельства и того, что еще задолго до основания церкви в Новгороде существовало некое подворье, предназначенное для варягов. В Новгороде конца X - первой половины XI в. постоянно находился больший или меньший контингент скандинавов: дружинников новгородских князей и наместников великого киевского князя, новоприбывших искателей богатства и славы, торговых людей. Особенно широко, как мы знаем, привлекал их на свою службу Ярослав Мудрый. Но, как это ни парадоксально, археологические находки скандинавских вещей в Новгороде крайне немногочисленны (в отличие от Городища и Ладоги). Противоречие между материальными свидетельствами и данными письменных источников не находит иного объяснения, кроме предположения, что скандинавы не были рассредоточены по городу, а жили, по крайней мере большинство из них, в каком-то одном месте.

И действительно, под 1016 г. более кратко в "Повести временных лет" и более подробно в Новгородской I летописи рассказывается о бесчинствах варягов Ярослава в Новгороде и их избиении новгородцами на "Поромоне дворе". Название Поромонъ дворъ наиболее удачно объясняется из древнескандинавского слова farmenn - мн. ч. от farmadr, "путешественник, мореплаватель; купец, ведущий заморскую торговлю". Купеческие дворы в торговых центрах нередко назывались производным от него словом farmannagardr, т.е. точным соответствием летописного наименования. Можно поэтому предполагать, что летописный Поромонъ двор и был тем самым местом, где обитали варяжские наемники Ярослава и где останавливались приезжавшие скандинавские купцы. Заманчиво связать этот двор с "палатами", построенными Ярославом для Эймунда и его дружины примерно в это время (1015-1016 гг.), о чем рассказывается в "Пряди об Эймунде" (см. выше 3.2). По условиям договора, который Ярослав заключает с Эймундом при найме его на службу, Ярослав обязуется дать ему и его дружине дом, что позднее и делает: "Ярицлейв конунг велел выстроить им каменный дом и хорошо убрать драгоценной тканью" (Королевские саги 2. С. 94, 108). Возможно, воспоминания об этой палате отразились в вымышленном эпизоде ссоры Ярослава и Ингигерд в своде королевских саг "Гнилая кожа" (см. выше 4.1).

Таким образом, совокупность древнескандинавских, древнерусских, ганзейских источников позволяет более или менее уверенно реконструировать основные этапы истории скандинавского подворья в Новгороде: палаты, построенные Ярославом для своих дружинников-варягов ок. 1016 г., церковь св. Олава, основанная, вероятно, в 1030-х - начале 1040-х годов, Готский двор с особой юрисдикцией и разнообразными владениями в XII в.

6.4. "ГРАНИ СДЕЛАЛ ЭТОТ ХОЛМ ПО КАРЛУ, СВОЕМУ СОТОВАРИЩУ"

В приведенном в начале этой главы тексте рассказывается среди прочего о том, что, узнав о поездке Гудлейка в Гарды, "конунг Олав послал ему слово, что он хочет встретиться с ним. И когда Гудлейк приехал к нему, говорит ему конунг, что он хочет вступить с ним в товарищество, попросил его купить себе те ценные вещи, которые трудно достать там в стране... Тогда конунг повелел выплатить ему столько денег, сколько ему казалось необходимым". "Товарищество" обозначается здесь термином felag, а "сотоварищи" - термином felagi. Что же представляло собой это "товарищество" и какую роль оно играло в торговле с Русью?

Слово felagi, имеет в древнескандинавских источниках (рунических надписях, сагах, судебниках) несколько значений: наиболее широкое - "друг, товарищ, приятель", и более узкое, при котором оно обозначает объединение имущества несколькими людьми на время викингского похода, соединяющее их более тесными узами, нежели внутридружинные связи, приближающимися к отношениям побратимства. Очевидно, в этом значении слово не являлось термином, так как оно могло использоваться как синоним к обозначениям дружины и вообще военного отряда. Однако дальнейшее развитие семантики слова привело к его терминологизации для обозначения товариществ купцов, и в сагах и судебниках оно представлено уже в этом значении.

О "вступлении в товарищество" при торговых поездках, в том числе на Русь, говорится во многих сагах. Собираясь поехать для торговли в какую-либо страну, двое или несколько человек договариваются о совместном обеспечении поездки: покупке корабля и его оснащении, приобретении товаров для торговли или внесении денег для закупки ценных предметов. Каждый из "сотоварищей" оплачивает определенную часть расходов. Достигнутая договоренность о "товариществе" не может быть видоизменена: так, в "Саге об Одде Стреле" брат Одда отказывается взять его на корабль, потому что "товарищество" уже заключено. Соответственно внесенной части расходов (деньгами, товарами или кораблем) распределяется и прибыль после похода: "После этого Кьяртан купил половину корабля у Кальва, и они договорились делить все добро пополам", рассказывается в "Саге о людях из Лососьей Долины" (гл. 40). В "товариществе" участвуют обычно два-три человека, как правило, не связанные родственными узами, более того, это могут быть жители разных скандинавских стран. Не всегда все "сотоварищи" участвуют в поездке: один из них может лишь вложить в нее деньги или товары. "Товарищества" образовывались для ведения международной торговли, но на короткий срок - одну поездку.

Более четко имущественный и правовой статус "товарищества" определяется в древнейших судебниках Исландии ("Серый гусь") и Норвегии ("Законы Гулатинга"). Первый, записанный в конце XII в., посвящает ряд статей в разделе о наследстве имущественным отношениям, возникающим после смерти одного из компаньонов между его компаньонами и его родственниками.

"Если люди заключили товарищество здесь в стране (Исландии. - Авт.) и уехали, и один из них умер, то пусть он (оставшийся в живых. - Авт.) не делит совместного имущества до встречи с наследниками. Пусть он использует все имущество, как было договорено... Если они становятся сотоварищами за пределами страны, то пусть он (оставшийся в живых. - Авт.), если хочет, не оставляет дел неразделенными, но оценит имущество, как будто он родич умершего" (Gragas. Hafniae, 1867. S. 211-212).

"Наследством сотоварища называется, когда люди имеют общий кошель, и, [если] один умрет, то другой должен держать и владеть [имуществом], пока он жив, если оно не больше трех марок. А если больше, то он имеет половину, а половину конунг, если наследники не объявятся в течение трех лет" (Norges gamle lov. Christiania, 1846. В. 1.8. 50).

Положения судебников не только подтверждают описания саг, они существенно дополняют их. Во-первых, смерть одного из компаньонов не кладет конец деятельности второго, который до встречи с наследниками имеет право распоряжаться совместным имуществом, т.е. компаньоны являются доверенными лицами друг друга. Во-вторых, при отсутствии кровных родственников компаньоны становятся наследниками друг друга, приобретая право на все совместное имущество, как внесенное при образовании "товарищества", так и на полученную прибыль. Наряду с экономическими, компаньоны оказываются - в глазах общества - и в более тесных социальных отношениях. Об этом свидетельствует, в первую очередь, то, что они составляют единственную значительную по количеству категорию заказчиков рунических памятников, помимо родственников. Именно таким "сотоварищем" погибшего Карла был Грани, который установил в его память камень с надписью на о. Березань (приведена в заголовке этого раздела): вероятно, оба совершали торговую поездку в Византию (Рунические надписи. № 139). О близости компаньонов свидетельствует и квалификация убийства "сотоварища" как nidingsverk - наиболее тяжкий вид преступления, к которому относятся убийство родича, предательское убийство, тайное убийство и т.п. Повинный в таком преступлении обычно приговаривался к изгнанию или объявлялся вне закона.

Упоминания об образовании "товариществ" при поездках на Русь, довольно многочисленные в сагах, освещают еще один аспект русско-скандинавской торговли. В XI в. она приобретает все более и более упорядоченный характер. Торговые договоры регламентируют ее ведение, гарантируют безопасность купцов и их товаров. Возникновение торговых дворов создает условия для регулярной торговли. Наконец, появление пусть еще примитивных купеческих объединений создает коллективную ответственность компаньонов во время торговых поездок, позволяет гарантировать купцу получение прибыли им самим или его наследниками, вовлекает в торговые отношения с Русью значительное количество людей, которые не могут или не хотят пускаться в опасные плавания.