Собственнические права не были неограниченными. Во-первых, имелись земли («заповедные леса»), использование которых вообще запрещалось, включая возможность охотиться, собирать плоды и т. п. Во-вторых, права даже полноценных собственников простирались только «на глубину сошника». Зарытые и найденные в земле клады считались королевским достоянием. Разрабатывать недра (по тому времени — серебряные рудники) можно было только с разрешения (т. е. концессии) того, кому принадлежали верховные сеньориальные права на эти земли.
Наследственные имущественные права признавались и за основной производительной силой тогдашнего общества — крестьянами-чиншевиками (кроме них, был и слой крепостных людей, права которых не описывались из-за огромного, как отмечалось, их разнообразия и чисто местного значения). В случае неуплаты вовремя, оброков-чинша крестьяне уплачивали двойные нормы в качестве штрафа. «Зерцало» содержало и точный перечень повинностей, а также их размеров, которые полагалось платить сеньору. Требовать свыше установленного считалось нарушением прав.
|
|
Феодальный суд
Споры между сеньором и вассалом должны решаться в ленном суде. О желании судиться со своим ленником сеньор должен был заранее и при свидетелях известить своего вассала. Суд должен был идти открыто и в присутствии других (не менее 7 человек) вассалов. От единичных обвинений можно было очиститься присягой. За непочтение к сеньору, нарушения процедуры ленника ждал штраф («Зерцало», однако, специально оговаривало, что нельзя считать за такое непочтение, если кто в суде «чихнет, сморкается, сгоняет мух» и т. п.). Видимо, порядки в таких сеньориальных судах были весьма произвольными, и требовалось придать им хоть какое-то подобие права.
Судебная процедура в целом сохраняла значительные остатки прежней общинной юстиции и еще мало походила на собственно юридический суд. Самые мелкие дела (о вреде на сумму до 3 серебряных шиллингов) судил сельский староста. Он же был вправе определять наказание и по уголовному делу, если от момента совершения преступления прошло не более суток (т. е. все и вся было налицо). Преступников, пойманных с поличным, следовало судить тотчас (пока не прошли сутки) специально выбранному тремя общинами гографу. Высшая юстиция была представлена судом графа, в котором участвовали свободные сословия (шеффены). Самой высшей инстанцией был королевский суд, в который теоретически разрешалось обратиться любому с любым делом. Важным новшеством судебных узаконений в «Зерцале» было признание исключительно территориальной подсудности (по тому, где жил ответчик); древний порядок личной подсудности вышел из обыкновения.
|
|
Споры об имуществе и долгах решались обычным состязательным порядком. В качестве доказательств важнейшим была присяга. В случае уголовных обвинений (в нарушении «королевского мира») основным способом выяснения отношений в суде был судебный поединок. В «Зерцале» детально описывался порядок вызова на поединок, роль судьи, каким вооружением и в какой одежде его можно проводить. Чтобы поединок не превращался в свальную драку родственников и помощников, специально оговаривалось: «Мир должен быть обеспечен на поле под страхом смертной казни, чтобы никто не мешал их поединку». Наказание должно быть неотвратимым: судья, который по каким-то причинам не разрешал дела, подлежал тому лее, к чему мог быть по праву осужден преступник.
«Саксонское Зерцало» получило огромное распространение в Германии. Его переписывали, уже с середины XIII в. на него стали ссылаться при решении дел — и не только в Саксонии. По образцу и на основе сборника в Южной Германии были составлены «Зерцало немецких людей» (середина XIII в.), особое «Швабское Зерцало» (конец XIII в.). В XIV в. появилось «Голландское Зерцало», Берлинский городской кодекс[48]. Особо любопытными были иллюстрированные рукописи «Зерцала»: большая часть статей снабжалась картинками (от 2 до 5 на статью), которые показывали смысл описанных правил и процедур. Вероятно, такие сборники адресовались или недостаточно грамотным судьям, или общинным и ленным судам.
Уголовное уложение Карла v
Крупнейшим памятником германского общеимперского права стала «Уголовная конституция Карла V», по латинскому названию — «Каролина» (1532). Создание этого, практически первого в европейском праве специального уголовно-процессуального кодекса было связано с имперской судебной реформой, попытками изжить застарелые феодальные обычаи и унифицировать правоприменение хотя бы в тех делах, в которых имперская власть была наиболее заинтересована — уголовных.
Унификация уголовного и уголовно-процессуального права началась сразу же вслед за созданием в империи имперских судов. Основой будущей «Каролины» стал «Домовой судебный устав» Бамбергского епископства (1507), переработанный и дополненный одним из видных имперских администраторов (хотя и неюристом) Иоганом фон Шварценбергом. О необходимости составить имперский свод уголовных законов неоднократно высказывался райхстаг. Подготовленный текст был утвержден и опубликован от имени райхстага 27 июля 1532 г.
Уголовное уложение подразделялось на 2 книги. В первой (103 ст.) определялся общий порядок судопроизводства, возбуждения уголовных обвинений и, главное, жестко устанавливались основания, по которым можно было начинать конкретные, признанные правом обвинения. Во второй (76 ст.) по строго логической системе классификации преступлений — от важнейших к наименее тяжким — указывались полагающиеся наказания. Попутно были отмечены возможные обстоятельства отягчения, смягчения или вовсе исключения уголовной ответственности.
Уложение сделало не во всем последовательную попытку ввести уголовную репрессию в рамки жесткой (насколько было возможно по времени) законности: в случае каких-либо непредусмотренных прямо в законах преступлений или обстоятельств судьи не могли прибегать к столь привычной средневековью аналогии, но обязаны были запросить вышестоящие суды или юридические консультационные учреждения. Среди них одно из первых мест отводилось университетам. Нормы уложения полностью отошли от древней системы казусного изложения, заменив его на традиционный для церковной литературы прием заповеди, иногда изложенной позитивно («Изобличенный... в том-то, должен быть подвергнут...»), либо катехизисно («Если кто-либо учинит...»). Характерное свойство уложения, особенно его общих принципов, правил оценки доказательств составили заимствования из римского права — не классического, а созданного школой глоссаторов (см. § 34). Но основы оценки преступлений, сама система преступлений в наибольшей мере восходила к традиции собственного германского земского права и королевского законодательства.
|
|
Соотношение преступлений и наказаний определялось традиционно в зависимости от важности совершенного деяния для сохранения «королевского мира». Наиболее опасными представлялись (1) прямые и злостные нарушения «королевского мира»: а) посягательства на церковь и религиозный порядок, включая и преступления против нравственности или семейных устоев (богохульство, колдовство, кощунство); б) измена; в) нарушения общественного порядка (поджоги, разбои, бунт, бродяжничество); г) тяжкие, злостные, повторные посягательства на личность или имущество, в которых был очевиден неисправимый характер преступника. К менее опасным преступлениям относились (2) посягательства на личность или имущество незначительные либо неумышленные. Особую группу образовали (3) преступления против правосудия.
Злостным и особо опасным преступление считалось в зависимости от своей направленности, но также и от размера причиненного или возможного ущерба. Так, за измену предписывалось увеличить наказание, если она «могла причинить великий ущерб и соблазн... касаясь страны, города, собственного господина, одного из супругов или близких родственников». Доведение преступления такого рода до полного завершения (уложение выделило особо покушение на преступление) не было важным: критерий состоял в обнаруженном злом умысле. И покушение равно наказывалось с самим действием. Уложение едва ли не впервые (после римского права) детально квалифицировало разные виды пособничества, различив: а) помощь до совершения преступления — подготовкой, оружием, снаряжением; 5) прямое соучастие и в) укрывательство.
|
|
Уложение сохранило почти все применявшиеся в земском праве наказания: 1) смертную казнь — отсечение головы, повешение, утопление, колесование, четвертование, сожжение, погребение заживо; 2) членовредительство — урезание языка, отсечение руки и др.; 3) болезненные — порка розгами; 4) изгнание из государства; 5) ошельмование — выставление у позорного столба в железном ошейнике; 6) штрафы. Если преступление по каким-то обстоятельствам было особенно злостным, то наказание могло особо квалифицироваться: назначаться определенный вид смертной казни либо предписывалось «волочить преступника к месту казни, терзая его клещами». В применении смертной казни основания черпались не только в религиозных канонах, но и в фольклорных представлениях о судьбах душ: женщин — злостных преступниц полагалось топить в реке.
Выбор наказания оставался вполне на усмотрение судьи. Здесь влияло не только свойство преступления, но и качество самого преступника. Так, в случае кражи полагалось «в еще большей степени учитывать звание и положение лица, которое совершило кражу». Безусловно смягчало ответственность совершение преступления по неловкости, по легкомыслию, в малолетстве (до 14 лет), в состоянии «прямой голодной нужды». Освобождали даже от ответственности за убийство состояние крайней необходимости и, с оговорками, необходимой обороны себя. Нередко назначение наказания было множественным: по нескольку видов разом за одно преступление.
Судебный процесс по уголовным делам был регламентирован жестким формальным образом. Почти для всех преступлений перечислялись точные указания на улики или сведения, по которым можно было начинать дело. Не всегда они были правовыми (например, можно было начать следствие, узнав, что подозреваемый — «отчаянный и легкомысленный человек с дурной славой»), но всегда точно в уложении определенными. Уголовное дело могло начаться либо (1) по жалобе истца против конкретного человека, либо (2) судом в инквизиционном порядке по «сведениям» или по подозрению. За недоказанное при следствии обвинение частное лицо ждало наказание. Возбуждение дела ex officio судьей, только будучи заведомо незаконным, могло караться.
Разбор дела подразделялся на несколько стадий. На первой -следствии — доказывались вначале факт преступления, затем виновность конкретного лица. На второй стадии — собственно суд — выносился приговор, который мог быть и обвинительным, и оправдательным. При неполной доказанности обвинения была практика вынесения приговора об «оставлении в подозрении». Основным видом доказательства считались показания свидетелей — двух-трех. При их совпадении допускалось выносить приговор, даже если canj обвиняемый не сознавался. В большинстве других случаев, при косвенных доказательствах (одном свидетеле, порванной одежде преступника, его дурной славе и т. п.) можно было начинать следствие но нельзя было вынести обвинительный приговор. В этих случаях обвинение нуждалось в допросе обвиняемого под пыткой как для получения сведений о преступлении, так и для сознания и раскаяния. По недостаточным уликам пытку предписывалось не применять, равно как и в случае незначительных преступлений. Показания, полученные под пыткой, должны были быть повторены и содержать только проверяемые факты. Самой процедуры или регламентации судебной пытки уложение не содержало. В отличие от церковного инквизиционного процесса, где от обвиняемого требовалось только подтверждение сказанного судьей и раскаяние, уложение предписывало суду позволять обвиняемому рассказывать самому о случившемся.
Уложение 1532 г. в ряде статей стремилось также изжить особо застарелые феодальные обычаи (конфисковывать имущество, ставшее поводом для преступления, правило «что с возу упало, то пропало» и т. п.). Однако в целом оно стало для германских государств более юридическим образцом, чем жестко применявшемся законом. Уже с XVII в. в отдельных германских государствах появляются своды собственного земского права (в Пруссии — Landrecht 1620 г.), ставшие реальной основой юстиции.
§ 38. Становление права славянских народов
У западных и южных славян вплоть до периода Высокого средневековья — XII — XIII вв. — государственность сохраняла вид варварского королевства или раннефеодальной монархии (см. § 32). Слабой была и степень феодализации общественного уклада, исключая те народы, которые были под влиянием или властью более мощных политических образований — Священной Римской или Византийской империи. Средневековое славянское право формировалось поэтому под влиянием империй, а нередко представляло историческую переработку или прямое заимствование институтов права и даже целых правовых кодексов (например, византийский Закон судный людем IX в. в Первом Болгарском царстве). Собственные правовые памятники у западных и южных славян появились относительно поздно — с XIII в. Это происходило под более значительным, чем на западе Европы, влиянием королевского законодательства, нередко и ограничивалось им.
Развитие польского права
До XII — XIII вв. общинная и феодальная юстиция в Польском королевстве оставалась на уровне обычного права. В начале XIII в. возникли церковные суды — главным образом привилегированной юрисдикции. Единственно централизованную роль играл королевский суд; в течение XII в. появились специальные должности королевских судебных официалов. Возобладание королевского суда со временем сказалось на том, что в традиционное славянское право были привнесены требования соблюдения «королевского мира», что отражало чисто политические связи короны с Германской империей.
Древнейший свод феодального польского права — Польская правда (собственное название — Эльблонская книга) — также появился в связи с проникновением германцев на польско-балтийские земли. Он был составлен в середине XIII в. неизвестным ученым немцем, по-видимому, для практических нужд. Небольшой сборник (29 ст.) был даже не законом, а описанием судебных обычаев в форме не казусных правил, а отстраненного изложения, в котором немецкий судья обращал внимание прежде всего на отличительные особенности польского суда и правоприменения.
Суд по Правде осуществлялся единолично судьей. Ни о каком участии присяжных, общинных сходок не упоминалось. Процесс начинался с персональной жалобы (был исковым), но вызов ответчика был делом уже суда. За неявку без уважительных причин полагался штраф, а игнорирование трехкратного вызова вело просто к проигрышу дела. В суде следовало соблюдать некие нормы приличия (подобно тем, какие предписывались в ленном суде по «Саксонскому Зерцалу») под угрозой небольшого штрафа. Особенностью славянского судопроизводства была изначальная установка на многократное откладывание дела: на вызов свидетелей ответчику давалось до 14 дней. В большинстве случаев это были не столько свидетели, сколько соприсяжники — их роль в польском суде была значительной. От большинства обвинений можно было очиститься личной присягой вместе с несколькими соприсяжниками (родными, друзьями, соседями): от двух до двенадцати, смотря по тяжести обвинения. При попытке поймать преступника, застигнутого с поличным, по следам (гонение следа), при отыскивании своей украденной вещи у других лиц (свод) такие свидетели также были важными участниками досудебных действий. В отсутствие соприсяжников или при особых обвинениях основным средством установления судебной истины был поединок (дубинами или мечами — в зависимости от сословного статуса ответчика). Если ответчик не мог или не желал биться на поединке (что судьи, по замечанию Правды, допускали весьма неохотно), прибегали к ордалиям. Поляки использовали ордалии только железом (пройти 3 шага по раскаленным брускам или пронести столько же кус железа) либо водой (связанного бросали в воду): «Если он его бросит [т. е. кус железа ] или всплывет, то этим убежден в том, в чем его обвиняют».
В уголовном праве наказание в большинстве случаев сохраняло характер композиции (выкупа) за преступление, присущей варварским правдам. Всего применялось семь унифицированных штрафов: от 3 до 70 марок (одна марка приравнивалась к 1,5 головам скота или 1 пуду соли); случалось назначение штрафа скотом или солью. Наибольшие по размеру штрафы полагалось за тяжкие преступления, в которых усматривалось «нарушение мира», а также за посягательства на имущество знатных. Оценка имущественных посягательств, прежде всего кражи, была своеобразной: для Правды важным было не количество, не что украдено, но у кого украдено, т. е. сам факт кражи. В зависимости от сословного положения потерпевшего и назначался штраф: 70, 50 марок — за княжеское имущество, 12 марок — за рыцарское или крестьянское. Сословные разграничения влияли и на ответственность в случае убийств, в том числе даже неоконченных посягательств на личность.
Нередко ответственность переносилась не на конкретного виновника, а на общину, которая не могла или не желала выдать преступника, — ополье. Штраф в таких случаях выплачивала община — ополье, либо ей требовалось оправдаться поединком. Крайне своеобразным критерием в оценке ответственности преступника было внимание к собственному поведению жертвы, которое могло подтолкнуть к преступлению. Так, весьма высоким штрафом каралось рядовое изнасилование девицы или жены, но если дело происходило в «нелучшем» месте (лесу, поле), да еще если женщина отправилась туда «без приказа», штраф становился небольшим. С другой стороны, это же правило повлияло на оценку преступления, совершенного как бы в ответ на нападение: это только смягчало ответственность, но не исключало ее вовсе. Самое тяжкое уголовное наказание — побить камнями — полагалось за измену государству. Древние членовредительские наказания (выбивание зубов за нарушение поста или кастрацию за супружескую измену, введенные в X в.) Правда не упоминала.
До XV в. в Польской монархии обычное право преобладало. В развитии королевского законодательства и в его влиянии на право большую роль сыграли Вислицкие статуты короля Казимира Великого (1368) — в 2 ч., 161 ст. Свод состоял из нескольких, принятых на протяжении двух десятков лет статутов по разным вопросам, отдельно для Великой и для Малой Польши. Статуты были утверждены при участии сословного сейма.
Вислицкие статуты содержали не только правовые нормы. Многое в них записанное было только казусными судебными решениями (с фиктивными именами участников) в значении прецедентов. Вошли в них и проекты правовых правил, позднее прижившиеся в официальной редакции.
Статуты сохранили в основном старый порядок судопроизводства. Видимо, принимая во внимание привычную недобросовестность свидетелей (еще Польская правда особо упоминала опороченных и купленных свидетелей), их показания стали во второй ряд. Большее значение имели присяга и соприсяжничество. Ожили ордалии и судебные поединки. В уголовном праве также была воспроизведена в главном система преступлений и наказаний традиционного права. Остались прежние наказания — штрафы (от 3 до 70 марок). Но нарду с ними в случаях, затрагивавших интересы короны, могли применяться смертная казнь и ссылка. В ходу оставалось и право мести (отменено было лишь в XV в.). Штрафы в большинстве случаев шли королю (могло быть: и королю, и потерпевшему). Наивысшие штрафы полагались теперь за общественно опасные действия, нарушающие «королевский мир»: поджог, грабеж на дороге, использование оружия в суде, отказ от исполнения судебного решения. Реалии сословных привилегий, видимо, заставили переосмыслить отношение к обстоятельствам, полностью освобождавши от ответственности. В целом ряде случаев теперь даже тяжкие преступления не карались: если пострадавший пал жертвой собственного вызова или почина (это называлось по-особому: початек), если преступление было следствием обоснованного возмездия, если оно наступило вследствие законного осуществления кредитором его полномочий, если было направлено против ночного вора, Мотив возложения вины за последствия на самого потерпевшего составил важную особенность польского права.
Статуты подробно регулировали отношения из крепостной зависимости, имея в виду соблюдение интересов короны. Было сокращено значение права мертвой руки феодалов в отношении бездетно умерших кметей. «Изгоняя этот ложный обычай», остаток имущества предписывалось передавать ближайшим родственника». Вместе с тем сокращалось право свободного перехода крепостник из имения в имение. Только несправедливое отношение господина могло стать причиной массового выхода крестьян. Незаконный, ««мной» уход или бегство не допускались. Кметей следовало возвращать, а за прием беглых устанавливался штраф. Были предусмотрены возможности крестьян получать судебную защиту в случае личных обид. Фискальные интересы казны преобладали и в дальнейшем, когда законы регламентировали нормы крестьянских повинностей или взаимные обязанности кметей и феодалов.
Чешское земское право
В Чешском королевстве в силу самых разных социальных и политических причин становление национального права пошло по пути преимущественно партикулярного и сословного права. Королевское законодательство только в XI — XII вв. имело созидающее значение для права. Позднее попытки королей централизовать юстицию и правоприменение путем создания общечешских сводов законов, как правило, наталкивалось на организованную оппозицию городов и дворянства. Такой областнический и партикулярный характер права соответствовал, видимо, ярко выраженному сословно-представительному строю Чешского королевства той эпохи.
К XIII в. каждая из вошедших в королевство народностей (чехи моравы, силезцы, словаки) располагала своей устоявшейся традицией суда и правовых обычаев. С XIII в. начался последовательный рост влияния и распространения чешского земского права, опиравшегося на феодальные обычаи отдельных областей. С XIV в. земское право стало приобретать письменную форму благодаря главным образом не официальным, а частным кодификациям. Преимущественное распространение таких частных кодификаций также составило одну из особенностей развития чешского права в период позднего средневековья.
Одной из древнейших частных кодификаций земского права была Розенбергова книга, составленная между 1320 и 1330 гг. Записи, послужившие для нее основой, относились к еще более давнему времени, воспроизводя процессуальные обычаи раннефеодальной поры. Книга была написана по-чешски и охватывала главным образом частное право. На основе неудавшегося кодекса законов короля Карла I (отвергнутого земским сеймом в 1355 г. из-за опасения умаления сословных прав) во второй половине XIV в. неизвестным автором был составлен «Устав земского суда» (Ordo iudicii terrae). В уставе было обобщено также в основном судебное право и процессуальные обычаи, причем касавшиеся разных сословий. Свод был написан по-латыни и представлял собой один из первых последовательных опытов внедрения в земское право институтов и правил доказывания из традиции римского права. Около 1400 г. один из знатоков земского права, земский судья Анджей из Дубы составил более широкий по содержанию свод под названием «Чешские земские права». В нем, кроме чисто судопроизводственных правил и частного права, освещались главные институты уголовного и государственного права королевства. В 1500 г. чешский сейм одобрил официальный свод земского права, подготовленный судьями короля Владислава, — «Земское уложение». После неоднократных ревизий и переделок с 1564 г., уже после вхождения Чехии в Австрийское государство, свод был принят в качестве образца.
Собственное право, со своими писаными сводами, возникло в чешских городах, также основываясь на предоставленных городам феодальных привилегиях, закрепленных в так называемых земских досках (полуофициальных погодных реестрах привилегий). Это городское право (если оно не затрагивало государственно политических институтов) сохраняло силу даже после вхождения Чехии в Австрийскую империю.
Еще одной особенностью средневекового чешского права стал раннее обособление специализированного правового регулирования. Его происхождение было также связано с сословными привилегиями — на сей раз узко профессий дальнего значения. В итоге уже к XIII в. возникла такая своеобразная область юстиции как горное право.
Особое горное право выросло из горной королевской регалии, которой добились для себя последние из династии Пржемысловичей даже в ущерб интересам земского дворянства. Исключительное право короны на добычу золота, серебра, других металлов предопределило возможность детальной регуляции законами порядка горных разработок вообще, а затем и использования полезных ископаемых. Со временем это регулирование стало исключительно централизованным. Около 1300 г. по указанию короля Вацлава II был составлен первый в истории права специализированный кодекс горных законов «Право горной регалии» (Jus regale montanorum). Составителем его стал даровитый итальянский юрист Гоззиус, который использовал Юстиниановы «Институции» и свод канонического права. В силу своей специальной направленности кодекс охватывал самые разные вопросы права, включая сферу коммерции, налогов, даже технической эксплуатации рудников.
Приоритетной правовой формой разработки рудников закреплялось создание предпринимательских компаний, которые, в традиции римского права, признавались совместной собственностью. Прибыль в них распределялась соответственно размеру пая. Капитал компании делился на условные доли — как правило, 16 или 32. Допускалось и индивидуальное предпринимательство, особенно по розыску ископаемых. В отношении розыска действовало правило горной свободы: в силу заинтересованности королевской власти в пополнении казны каждый мог искать ископаемые, где угодно, даже в чужих владениях. Владелец земли, где был найден металл, мог претендовать лишь на малую долю прибыли с добычи. Только в 1534 г. собственникам земли было передано исключительное право на добычу меди, цинка, олова, железа и ртути.
Вопросы деятельности такой компании решались на ее общем собрании, где голоса распределялись по паям. Право предусматривало особую роль в управлении классных специалистов, горных мастеров и др.
Горный кодекс Вацлава II был едва ли не первым в истории, где важное место отводилось правилам своего рода трудового права. Запрещалось создание профессиональных организаций мастеров, кузнецов, отдельных категорий рабочих (для предотвращения нежелательных для предпринимателей и казны стачек). Но были нормы об оплате труда, о порядке обеспечения разных категорий работающих в горном деле, даже профессиональные привилегии (в одежде, в быту), порядки проведения праздников. Закреплялись и правила эксплуатации шахт: указывались средства для оснащения рабочего места, устройства вентиляции, осушения забоев и штреков, освещения и т. д.
Высокая степень общей сословной привилегированности чешского дворянства нашла соответствие в особых, только чешскому праву присущих институтах вещного права и собственнических правах.
Главным институтом семейно-имущественных отношений была т. н. неделимая собственность, считавшаяся общей принадлежностью феодального рода минимум в трех поколениях. Существовали как бы разные уровни неделимости: дедовская, братская, дядьевская. Наследование таких имуществ всегда осложнялось выяснением обстоятельств, выходит или нет данный наследник из той или другой условной семейной общности и потому, полагается ли ему выделить его долю. Сделки с отделенными частями дополнительно осложнялись длительным сохранением права родового выкупа. Правда, и сроки приобретательной давности были небольшими — 3 года и 6 недель или 3 года и 18 недель.
С условной неделимостью имущества было связано наличие особого королевского права, подобному западному праву «мертвой руки»: наследования в свою пользу свободных, не имеющих наследника дворянских имений (odumrti). Споры по поводу этого королевского права постоянно осложняли взаимоотношения короны и дворянства. Для охраны своих сословных прав шляхта стала образовывать искусственные имущественные союзы — громады для взаимного наследования имуществ. Основанием союза был имущественный договор между посторонними или родственниками. Каждый из членов сохранял владение своим имением, жил в нем. В случае смерти члены союза имели преимущественное право наследования имения своего сочлена и даже особое право преимущественного выкупа отчужденного имения у посторонних лиц (право ретракта).
Собственнические права на недвижимость и сделки с нею подлежали обязательной регистрации в земских досках и тем самым признавались как бы незыблемой частью сословных привилегий.
«Законник» Стефана Душана
Формирование писаного права югославянских народов также пришлось на XIII в. Тогда одним из феодалов Славонии был составлен Статут Матвея (1272), в котором были записаны в основном судопроизводственные правила, идущие от обычного права. Большое распространение получил Винодольский статут округа Далмации (1288), представлявший своего рода сплав славянского и итальянского (!) права. Статут воспроизводил в основном имущественные правоотношения, систему преступлений и наказаний, близкую варварским правдам. Итальянские влияния были заметны и в последующих югославянских статутах и прибрежных городов XV в. Наиболее крупным памятником югославянского права стал «Законник» царя Стефана Душана, составленный в эпоху наивысшего расцвета державы Неманичей и наибольшей централизации власти монарха-деспотаря.
«Законник» Стефана Душана (205 ст.) в основной своей части был принят по инициативе сословного собора в 1349 г. В 1354 г. i тексту были сделаны дополнения. Позднее добавились несколько десятков статей — в основном правил судопроизводства — из разных законодательных источников разного времени. Во многих вопросах «Законник» ориентировался на византийское церковное право «Номоканона» и «Синтагмы» (особенно в ст. 1 — 28). Но основное содержание отразило своеобразные институты сословного строя Сербии и жесткую правовую политику властителей государства-«деспотовины».