Гражданская война в России и её историки 4 страница

Американский историк М. Бернштам, отрицая классовый подход, предложил рассматривать гражданскую войну как столкновение трёх сил — белого движения, «народного сопротивления большевикам» и «интернационал-социализма» и считал возможным схематизировать её на основе анализа изучения «всеобщего сопротивления России коммунизму»⁵.

Подобная точка зрения имеет своих последователей как среди части западных, так и российских авторов.

Российский исследователь Ю. И. Игрицкий привёл в одном из обсуждений определение гражданской войны в Международной энциклопедии общественных наук (США, 1968), где она трактовалась как «конфликт внутри общества, вызванный попыткой захватить или сохранить власть и символы легитимности незаконными средствами». Подчеркнув значимость указания на двоякий характер конфликта — не только революционных посягательств на власть, но и отстаивание пошатнувшейся власти, — он справедливо отметил, что в данном определении теряется историческая масштабность гражданской войны⁶. Гражданская же война в России была особым по своим масштабам и историческим последствиям феноменом и не только в жизни российского общества, но и мирового сообщества.

П. В. Волобуев и В. П. Булдаков⁷ полагали целесообразным и плодотворным в научном отношении анализировать не только историю революционного процесса 1917 года, но и эпоху гражданской войны как часть системного кризиса Российской империи — империи «реликтового типа», препятствовавшей модернизации общества, и в логике цикла «смертивозрождения империи». Ряд исследователей рассматривал революцию и гражданскую войну в России как глобальный традиционалистский взрыв имперской антисистемы в результате многовекового и чреватого конечным распадом взаимоналожения в принципе несовместимых этнокультурных традиций⁸.

Тамбовский историк В. Л. Дьячков призвал отказаться от эмоционально-пристрастного отношения к характеристике гражданской войны, утверждая, что она не была ни подвигом народа, ни борьбой хорошего с плохим, тёмного со светлым. Он предложил системный «вертикально-горизонтальный» подход к её характеристике, указав, что разные системы, в отличие от людей, не питали чувства злобы и мести — действуя руками людей, каждая стремилась достроиться, получить структурное завершение по законам внутреннего самодвижения. С одной стороны, гражданская война [123] была, по его мнению, в своём полном развитии вооружённым сопротивлением различных слоёв общества (как в открытых саморазвивающихся «снизу вверх» системах) насильственному утопическому целеполаганию формирующегося государства, новой системы власти. С другой стороны, гражданская война, с точки зрения автора, была борьбой различных социальных слоёв за улучшение своего положения в условиях распада прежней системы и структуры социальных отношений⁹.

На потребность пересмотра традиционной методологии с целью более глубокого понимания феномена революционной российской эпохи и гражданской войны указывали многие историки. Булдаков, например, считал необходимым исследование переломных эпох не с привычных этатистских позиций, не замечая «безмолвствующего» народа, а по человеческим, психосоциальным параметрам, сожалея, что в изучении психоментальности у нас пока делаются первые шаги¹⁰.

Таким образом, очевидная неполнота и неудовлетворительность чисто «классового», «военного» или «военно-классового» толкования гражданской войны в России заставила историков искать более полное и адекватное объяснение происходившего. В развернувшихся дискуссиях активно звучали призывы раскрыть гражданскую войну во всей её сложности и многогранности, в многообразии не только военных и политических, но и экономических, социальнопсихологических, социокультурных, культурнорелигиозных, духовно-нравственных, национальных процессов, конфликтов, расколов, накладывавших своеобразный и колоритный отпечаток на вооружённое противодействие в многообразии его форм и участников.

Рассуждая в этой логике, академик Ю. А. Поляков предложил следующее определение: «Гражданская война в России — это длившаяся около 6 лет вооружённая борьба между различными группами населения, имевшая в своей основе глубокие социальные, национальные и политические противоречия, проходившая при активном вмешательстве иностранных сил в различные этапы и стадии, принимавшая различные формы, включая восстания, мятежи, разрозненные столкновения, крупномасштабные военные операции с участием

регулярных армий, действия вооружённых отрядов в тылу существовавших правительств и государственных образований, диверсионно-террористические акции»¹¹. Вышеприведённая дефиниция позволяет неизмеримо полнее и глубже понять сущность и процессы гражданской войны в России, подчёркивает её всеохватывающий характер, многообразие форм и своеобразное протекание отдельных этапов.

По мнению В. П. Дмитренко, гражданскую войну в России необходимо рассматривать в контексте революционных процессов и только в этом смысле можно понять её реальное место и исторический смысл. Заметим, что эта точка зрения весьма популярна и в западной литературе, о чём уже упоминалось выше. Дмитренко подверг критике крайние точки зрения: «Краткого курса», разделившего историю на ряд отделённых друг от друга этапов (революция сама по себе, гражданская война и НЭП), а, с другой стороны, рассмотрение гражданской войны лишь как эпизода становления тоталитарной системы. Он подчеркнул, что «гражданская война — это апофеоз революции, когда революционные процессы доведены до высшего социального напряжения». В ней переплелись многогранные и неоднозначные процессы: массовые репрессии и террор, мечты и революционные идеалы, наконец, повседневная жизнь десятков миллионов людей, решавших свои проблемы, чья позиция, по мнению автора, в конечном счёте и определила исход борьбы между основными политическими группировками¹².

Израильский историк Дж. Эдельман, рассматривая гражданскую войну во взаимосвязи с революцией, констатировал в ней стык трёх взаимопереплетённых и зачастую противоречивых тенденций. А именно: «рабочей социалистической революции в крупных городах, возглавляемой большевиками; анархической мелкобуржуазной революции за землю в деревне без сознательного руководства; разрозненных национальных революций в разных периферийных районах страны»¹³. Иначе говоря, это та проблема, которая уже подробно [123] освещалась в предыдущей главе.

Весьма распространёнными среди современников, пытавшихся предсказать будущее в ту сложнейшую и драматичную эпоху российской истории, а впоследствии и исследователей, стремившихся разобраться в логике российского развития рассматриваемой эпохи, являлись попытки провести аналогии между Великой французской и российской революциями¹⁴, выделяя в ускоренном развитии последней рубежи, соответствовавшие 1789, 1792 и 1793 годам во Франции. Сопоставление событий 1793 года и якобинской диктатуры с действиями большевиков и красным террором давало основание предположить, что за этим последуют русский термидор и брюмер. Одним из последних к этой теме обратился Д. Шлапентох в изданной в 1999 году книге «Контрреволюция в революции. Образы Термидора и Наполеона во время Русской революции и гражданской войны». Исследуя эту интересную тему, сопоставляя две великие революции и логику их развития, примеряя образ Наполеона к ряду русских политиков, автор пришёл к выводу, что радикализм русской революции не позволил восторжествовать в ней термидору и брюмеру. Иллюзией оказались утверждения об универсальности опыта французской революции.

Т. Кондратьева в вышедшей несколькими годами раньше книге «Большевики-якобинцы и призрак термидора» пришла к выводу о полезности использования подобного сравнительного метода, но указала, что он заводит в тупик¹⁵. Добавим, что в современной литературе имеет место использование образа термидора применительно к событиям 1929 года и августа 1991 года в России.

В последние годы как в отечественной, так и в зарубежной историографии усилилась тенденция осмысления российской гражданской войны не как обособленного явления, но посредством сопоставления его с гражданскими войнами разных эпох, стран и народов¹⁶. Американский историк Р. Даниэлс в статье «Гражданская война в России в свете сравнительной истории революций» высказал убеждение, что такой подход позволит рассматривать её «не как уникальное событие, героическое или позорное, но как историческое

явление с многочисленными примерными параллелями в других странах, в другие времена и увидеть гражданскую войну как звено в длинной цепи событий — революционного процесса, характерного для истории не только России, но и многих других стран»¹⁷. Он попытался охарактеризовать некоторые общие черты и особенности протекания гражданской войны в России в сопоставлении с аналогичными явлениями во Франции (ХVIII и XIX веков), Англии (XVII века), Мексике, Испании и Китае (ХХ века). Дж. Эдельман, поддержавший идею изучения гражданской войны в России в широком международном историческом контексте, добавил, что в таком случае она не будет рассматриваться как просто придаток Октябрьской революции¹⁸.

Дх. Свейн выделил в российской гражданской войне войну красных и белых, большевиков и генералов, длившуюся с осени 1918-го по осень 1920 года, а также войну красных против зелёных, между большевиками и их социалистическими оппонентами (прежде всего эсерами), войну внутри демократии, продолжавшуюся с мая 1918 года до июня 1920 года¹⁹.

Плодотворным для дальнейшей концептуализации истории гражданской войны в России стало суждение В.Н. Бровкина, что «в то время имела место не одна, а несколько переплетающихся разновидностей войны». При этом он подчёркивал различия между гражданской войной на внутреннем и внешнем фронте²⁰. Отталкиваясь от этого понимания и развивая его, можно выделить несколько разных войн и потоков вооружённой борьбы в общероссийской гражданской войне.

Во-первых, война, которую вели большевики и советская власть с вооружёнными силами антибольшевистских режимов на Востоке, Юге, Севере и Северо-Западе. Эта война красных и белых силами регулярных армий на сложившихся фронтах обозначила непримиримый раскол в российском обществе, и победа одной из этих главных противоборствующих сторон предопределяла будущее страны. Война красных и белых в наибольшей мере изучена в исторической литературе, хотя и здесь остаётся немало вопросов, требующих дальнейшего исследования.

Красные и белые вели борьбу и на внутреннем фронте против тех политических и социальных сил, которых считали враждебными. Крайними и наиболее жестокими проявлениями этой борьбы являлись красный и белый террор. [123] Война государства и общества — еще одна разновидность вооружённого противостояния и важная сущностная характеристика процессов исследуемого нами периода времени. Революционный процесс 1917 года привёл к разрушению старой, жёстко централизованной государственности и «раскрытию», высвобождению общества из-под его пут, способствовал созданию многочисленных ячеек и институтов общественности, развитию инициативы и самодеятельности масс. В дальнейшем советское государство, руководимое большевиками, довольно быстро избавляется от иллюзий «государства-коммуны» — «полугосударства» и пытается подчинить, «подмять под себя» общество. Это вызывает сопротивление, и в том числе вооружённое, различных его слоёв. Аналогичным образом ведет себя и складывающаяся «белая», авторитарная по типу государственность, что также вызывает вооружённое сопротивление со стороны общества.

Другой разновидностью войны являлось противоборство центробежных и центростремительных сил. Гражданская война в России складывалась, с одной стороны, из войны центральной советской власти с региональными белыми правительствами и армиями, и подход к осмыслению происходившего как серии региональных войн даёт хороший импульс к её более глубокому познанию. С другой стороны, советское и белые правительства «держали линию фронта против новых государств, территория которых прежде принадлежала Российской империи»²¹. Большевики вели упорную борьбу, используя и вооружённые силы против национально-государственных образований, возглавляемых их политическими оппонентами, на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, Закавказье, Средней Азии. Ярким примером подавления великодержавно настроенными белыми генералами сторонников самостоятельной национальной государственности явились действия генерала Деникина против украинских «самостийников» во время наступления на Москву в 1919 году. Так и не состоялся долго обсуждавшийся военный союз белых с буржуазной Финляндией, ибо сторонники «единой и неделимой России» не пожелали пойти на нарушение своих принципов во взаимоотношениях с националами.

Поэтому локальные боевые действия финнов и сторонников советской власти в приграничных районах Карелии не вылились в большую войну.

Не следует упускать из виду и борьбу, нередко с использованием вооружённых сил и средств, которую вели друг с другом новообразованные государства: Польша с Украиной, Белоруссией и Литвой, Армения и Азербайджан, Армения и Грузия. Кроме того, внутри этих государственных образований шла сложная социальнополитическая, а нередко и вооружённая борьба, в которой местные силы социалистической ориентации получали поддержку в различных формах от РСФСР. Их противники нередко апеллировали к западным странам, пользовались поддержкой интервентов, а в ряде случаев и белых режимов. В целом ряде случаев в провозглашённых на развалинах Российской империи суверенных государствах вспыхивала острая и кровопролитная вооружённая борьба, об истории которой стали вспоминать лишь когда, казалось бы, канувшие в лету конфликты возродились в новое вооружённое противостояние в последние годы, как, например, между Грузией и Абхазией.

Ещё одной разновидностью войны, развернувшейся в России, стала вооружённая интервенция держав Антанты и Четверного союза. Тесное переплетение её с гражданской войной отражает одну из важных характеристик этого катаклизма российской истории. Эта большая и сложная проблема заслуживает специального рассмотрения, что и будет сделано ниже.

Так называемая «красная интервенция», тесно связанная с идеями мировой революции и превращения мировой войны в гражданскую не только в российском, но и в международном масштабе, её замыслы и попытки реализации — ещё одна актуальная и дискуссионная проблема, которая также будет специально рассмотрена в дальнейшем.

Повстанческое, главным образом крестьянское движение — вот ещё один вид вооружённой борьбы, особой войны, которая происходила в рамках общей гражданской войны в России. «Позади главной линии сражений была целая серия скрытых гражданских войн [123] между крестьянскими армиями и двумя главными сторонами (имеются в виду красные и белые — В. Г.)», — писал английский историк О. Файджес²². Эта тема заслуживает особого и подробного рассмотрения, что и будет сделано в дальнейшем. Мы наблюдаем в этой войне самые разные ориентации и устремления, попытки воплотить в жизнь свою собственную, истинную «крестьянскую правду», право на самостоятельное устройство жизни и борьбу ради этого как с красными, так и с белыми. «Неудобный класс», по выражению К. Маркса, не вписывался ни в политику большевиков, ни их противников.

Восстания и заговоры, деятельность антиправительственных группировок в тылу противника, подпольная и террористическая деятельность — это особый вид противоборства, органично присущий российской гражданской войне и имевший широкое распространение за линией фронта воюющих красных и белых армий.

Хотелось бы особо подчеркнуть, что все вышеназванные войны и вооружённые конфликты требуют обстоятельного изучения в национальнорегиональном разрезе и в конкретном пространстве времени, что, несомненно, будет способствовать неизмеримо более глубокому познанию рассматриваемой эпохи.

В целом, точка зрения о разных войнах в общероссийской гражданской войне становится достаточно популярной и, прежде всего, в современной зарубежной литературе. В солидном фолианте Р. Сервиса «История России в ХХ веке», опубликованном в 1998 году, автор пишет: «Вооружённая борьба на землях бывшей династии Романовых была не просто «российской» гражданской войной. Следует признать, что это была не только одна гражданская война, но были десятки гражданских войн после 1917 года, войн, в которые Красная армия оказалась способна вмешаться после нанесения поражений Колчаку, Деникину и Юденичу»²³.

В свете вышеизложенного очевидна потребность кардинального переосмысления одной из важных составных проблем концепции гражданской войны — её периодизации. Существовавшие в советской историографии варианты периодизации (кстати, это

всегда был вопрос, вызывавший большую полемику) исходили из ортодоксальной концепции гражданской войны, именовавшейся ленинской, и проистекали во многом из суждений В. И. Ленина, высказывавшихся в те годы. В современной российской и зарубежной историографии предлагается немало различных вариаций периодизации гражданской войны в России.

Чаще всего начало гражданской войны связывается со свержением большевиками Временного правительства и организацией вооружённого сопротивления им или с созданием в декабре 1917 года первого крупного антибольшевистского военного формирования, каковым стала Добровольческая армия, и складыванием на Дону фронта вооружённого противостояния, или с концом весны — началом лета 1918 года, когда слились в единое вооружённое противоборство конфликты и противоречия разного содержания и направленности, которые были подробно охарактеризованы в предшествующей главе. Именно с конца весны — лета 1918 года, считают многие авторы, основные социальные и политические вопросы пытаются быть решены именно путём вооружённого насилия, начинается складывание регулярных армий и фронтов и решению военных вопросов подчиняется вся жизнь страны. Впрочем, например, по мнению Ю. И. Игрицкого, «масштабное и непрерывное противостояние «красных» и «белых» армий, превратившее ведение войны в задачу номер один для советской власти, сложилось с осени 1918 года»²⁴.

Окончание широкомасштабной гражданской войны в стране многие современные авторы, как в своё время советские историки, связывают с ноябрём (или декабрём) 1920 года — падением врангелевского Крыма, последнего крупного фронта вооружённой борьбы красных и белых армий.

Но существует немало и других точек зрения и трактовок периодизации гражданской войны. Приведём некоторые из них. По мнению Л. М. Спирина, первая гражданская война, начавшаяся летом 1917 года, закончилась Октябрём, и её развязали большевики. Вторая гражданская война, начавшись с Октябрьской революцией, прошла, считает вышеназванный автор, три этапа и закончилась в 1922 году. Первый этап он датирует с октября 1917 до лета 1918 года, когда кардинальные преобразования, в том числе перераспределение [123] собственности и укрепление власти, осуществлялись преимущественно невооружённым путём. Второй этап, который традиционно и принято считать гражданской войной или большой гражданской войной, длился с лета 1918-го до конца 1920 года. С 1921 года, считает Спирин, начинается третий этап, самой настоящей гражданской войны, войны народной. Это — серия восстаний в Кронштадте, в Тамбовской губернии, в Сибири, на Украине, Северном Кавказе и т. д.²⁵

Ю. А. Поляков рассматривал гражданскую войну в России, длившуюся с 1917 года по 1922 года, как «сложное, многоэтапное, многофазовое явление». Исходя из собственного (уже цитировавшегося ранее) её понимания и взяв в качестве ведущих критериев остроту социальной напряжённости в обществе и масштабы насилия, он дал следующую её периодизацию: 1) февраль — март 1917 г. — насильственное свержение самодержавия, когда возник открытый раскол общества, главным образом по социальному принципу; 2) март — октябрь 1917 г. — усиление социально-политического противостояния в обществе, неудача российской демократии в её попытке установить гражданский мир, эскалация насилия; 3) октябрь 1917 г. — март 1918 г. — насильственное свержение Временного правительства, установление советской власти, новый раскол общества, распространение вооружённой борьбы; 4) март — июнь 1918 г. — дальнейшая эскалация насилия, террор с обеих сторон, локальные военные действия, формирование белых и красных вооружённых сил; 5) лето 1918 г. — конец 1920 г. — время ожесточённых сражений между массовыми регулярными войсками, в том числе иностранными, партизанской борьбы в тылах, милитаризации экономики — время войны в полном смысле этого слова; 6) 1921–1922 гг. — постепенное, после завершения крупномасштабных военных операций, затухание гражданской войны, её локализация и полное окончание²⁶.

Историк из Нижнего Новгорода С. В. Устинкин определяет хронологические рамки гражданской войны в широком её понимании с весны 1917-го до октября 1922 г., т. е. с первых попыток развязать гражданскую войну до

завершения вооружённой борьбы на Дальнем Востоке. Время с марта по октябрь 1917 г. он рассматривает как предысторию, а с октября 1917 г. по июнь 1918 г. — как этап «мягкой» гражданской войны. Начало непосредственной истории гражданской войны Устинкин датирует летом 1918 г., когда ожесточённая политическая борьба стала перерастать в формы открытого военного противостояния. В последующей истории гражданской войны он выделяет следующие этапы: 1) Лето — осень 1918 г. — стадия эскалации войны, связанная с началом «пролетарского» этапа аграрной революции в деревне, что, в свою очередь, способствовало созданию массовой базы контрреволюции. На антибольшевистской основе произошла консолидация двух течений: а) возглавляемого эсерами и меньшевиками движения в защиту завоеваний Февраля; б) белого движения. Завершается этот этап разрывом коалиции между ними. 2) Декабрь 1918 г. — июнь 1919 г. — этап противоборства регулярных красных и белых армий. 3) Вторая половина 1919 г. — осень 1920 г. — этап военного поражения белых армий. 4) Конец 1920 г. — 1922 г. — период последних вспышек гражданской войны²⁷.

В. Н. Бровкин, критикуя официальную советскую периодизацию гражданской войны и исходя из своего, вышеизложенного нами понимания её как разновидности войн, предложил и свою её «реальную хронологию» в виде трёх периодов. 1918 год — время распада империи, местных и областных суверенитетов. Главными противниками большевиков в это время были социалисты, бросившие им вызов сначала на выборах, а затем, в июне — восстанием на Волге под знамёнами Учредительного собрания. К этому времени относятся и первые вспышки крестьянского сопротивления, хотя крестьяне в целом игнорировали политическую борьбу, которую вели между собой партии и правительства. В силу этого, по мнению Бровкина, «фронтовая (полевая) гражданская война была войной эфемерной, с чем, на наш взгляд, всё-таки вряд ли следует согласиться. 1919 год он определяет как «год белых». Крестьяне в этот период, являясь третьей силой, действовали как против красных, так и против белых, в собственных интересах. Зелёное движение в этот период было оборонительным. Третий период (1920–1921 гг.) назван Бровкиным [123] временем зелёных. Крестьянская война этого времени являлась, по его утверждению, прямым следствием политики военного коммунизма²⁸.

Во многих работах зарубежных авторов хронологические рамки гражданской войны определяются 1917–1921 годами, в то время как в российской исторической литературе в качестве конечной даты чаще присутствует 1922 год — и прежде всего в связи с событиями, происходившими на Дальнем Востоке. Таким образом, проблема периодизации гражданской войны по-прежнему является предметом полемики и различных толкований и в решающей степени связана с общеконцептуальным пониманием этого уникального и многогранного феномена. Дальнейшее историографическое его осмысление предполагает анализ изученности и понимания современными историками военных, внутри — и внешнеполитических, социальных, социокультурных, психологических, национально-региональных и других составляющих российской гражданской войны.

Здесь хотелось бы остановиться на характеристике итогов, состояния и перспектив дальнейшего изучения военного противоборства в условиях российской гражданской войны, сразу же указав на то, что отдельные аспекты — интервенция, советско-польская война и некоторые другие станут предметом более подробного рассмотрения в последующих главах.

Военные действия и прежде всего регулярных армий красных и белых являлись предметом особого внимания и многолетнего изучения в советской историографии. Как уже упоминалось ранее, в 1980 и 1986 годах вышли в свет два тома «Гражданская война в СССР», издания, во многом претендовавшего на то, чтобы стать завершающим исследованием военной истории этой эпохи. В 1987 году вторым изданием была опубликована энциклопедия «Гражданская война и иностранная военная интервенция». В ней также большое внимание было уделено военным аспектам.

Но вскоре стало очевидно, что советский вариант военной истории событий 1917–1922 годов носит во многом односторонний характер. Предметом исследования

были военное строительство в Советской России, оперативное искусство, стратегия и тактика боевых действий Красной армии. Действия же их противников не рассматривались сколько-нибудь обстоятельно. К тому же, в освещении начальных вех советской военной истории было немало так называемых «белых пятен». Поверхностно изучалась деятельность высшего органа руководства советскими вооружёнными сила — Реввоенсовета республики. Причины были очевидны. Во-первых, его неизменным председателем был «предатель» (в соответствии с утвердившимися на десятилетия мерками сталинского времени) Л. Д. Троцкий. А большинство членов РВСР были впоследствии объявлены «врагами народа» и репрессированы Сталиным (оба главкома — И. И. Вацетис и С. С. Каменев, а также В. А. АнтоновОвсеенко, К. Х Данишевский, К. А. Мехоношин, В. И. Невский, А. И. Окулов, Ф. Ф. Раскольников, А. П. Розенгольц, А. И. Рыков, Л. П. Серебряков, И. Т. Смилга, И. Н. Смирнов). Лишь в последние годы были предприняты попытки заполнить эту историографическую лакуну²⁹.

Из советской военной историографии выпали имена целого ряда красных полководцев, репрессированных как в годы гражданской войны (Б. И. Думенко, Ф. К. Миронов), так и в последующие десятилетия. И лишь работами последних лет эти имена возвращаются в летопись гражданской войны. С другой стороны, стало очевидным явное преувеличение заслуг некоторых военачальников, оказавшихся близкими Сталину — К. Е. Ворошилова, С. М. Будённого и др.³⁰

Не нашли достаточно обстоятельного изучения боевые операции на ряде фронтов, не имевших первостепенного значения, например, на Северном фронте. Несомненно, нуждаются в более глубоком и всестороннем изучении боевые действия Красной армии и её взаимодействие с местными национальными советскими воинскими формированиями на территории Украины, Белоруссии и Прибалтики в конце 1918 — первой половине 1919 годов, когда отсюда стали эвакуироваться потерпевшие поражение в мировой войне войска Центральных держав. То же самое можно сказать и в отношении действий Красной армии на территории Закавказья и Средней Азии в начале 20-х годов.

Важным аспектом исследования военной истории [123] является характеристика потерь воюющих сторон. В этом отношении следует отметить полезное издание «Гриф секретности снят», вышедшее в свет в 1993 году³¹, где обстоятельно проанализированы потери Красной армии. Но изучение потерь антибольшевистских войск и повстанческих движений остаются вне поля зрения исследователей.

Историками традиционно изучалась фронтовая (полевая) война, т. е. боевые действия регулярных частей Красной армии против белогвардейцев и интервентов. Но многие годы «белым пятном» оставались да и остаются действия частей Красной армии, а также других специальных советских вооружённых формирований (войска ВЧК — НКВД — ВОХР, ЧОН) против повстанческих движений, особенности планирования и тактики и результативность проводимых операций. Эта важная проблема только в последние годы становится предметом изучения и находит некоторое освещение в работах, посвящённых повстанческому, главным образом крестьянскому движению эпохи гражданской войны, о чём пойдёт речь в следующей главе.

Многие годы вооружённые силы Советской России и их боевые операции изучались самодовлеюще, вне связи и реального сопоставления с действиями их противников. Процесс военного строительства антибольшевистских армий и формирований, их планы, стратегия и тактика действий не являлись предметом специального изучения в советской историографии, как, впрочем, достаточно фрагментарно (за редким исключением) исследовались и за рубежом³². В результате сложнейшая, многогранная и противоречивая картина военного противоборства обеднялась, а нередко становилась весьма далёкой от реальной.

В российской исторической литературе последних лет произошло перенесение центра тяжести в сторону изучения антибольшевистского движения и в том числе истории его вооружённых сил, о чём пойдёт речь в специальной главе. Но, с другой стороны, сегодня ослабло исследование истории советских вооружённых сил. Изучение военного искусства эпохи гражданской войны с учётом многообразия его форм и характера, 70