Запольский Сергей Васильевич 11 страница

121

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава восьмая. Природа финансовых отношений

 

ного и назначенного наказания¹. Если же такие критерии имеются, законодатель, как правило, использует их для определения размера имущественного бремени, налагаемого на правонарушителя.

Исследования механизма применения мер имущественной от­ветственности правонарушителя перед государством требуют опре­деления их отраслевой принадлежности. В настоящее время эти ме­ры рассматриваются в качестве норм и институтов административ­ного, уголовного, гражданского права. Это бесспорное в части определения состава правонарушения и оснований возникновения ответственности положение, думается, не совсем точно соответст­вует природе исполнения взысканий, ибо однотипные правовые процедуры оказались разобщенными по нескольким отраслям пра­ва. Практически это означает, что существует несколько способов взыскания, отличающихся друг от друга по формальным признакам.

Как способ преодоления этой разобщенности, Н.И. Химичева предлагает единую конструкцию финансово-правовой санкции, применяющейся в случаях нарушения не только норм собственно финансового права, но и в определенных случаях административно­го и гражданского права, в частности, относящихся к правовому ре­гулированию качества продукции и товаров. Она пишет: «Правиль­нее было бы говорить о применении финансово-правовых санкций за нарушение финансово-хозяйственной дисциплины... Примене­ние финансово-правовых санкций при установлении фактов выпус­ка недоброкачественной продукции в конечном итоге будет направ­лено также на укрепление финансовой дисциплины»².

Следует различать, с одной стороны, реакцию государства на правонарушение как таковое, с другой — те экономические послед­ствия, которые в силу этой реакции государства имеют место. Дей­ствительно, нарушение хозяйственно-финансовой дисциплины вы­зывает применение юридических санкций. Однако целью, которой служат эти санкции, является возложение на правонарушителя иму­щественного бремени, не связанного с противоправным резуль­татом содеянного. Поэтому то, что нередко именуется финансо­выми санкциями, должно, на наш взгляд, рассматриваться как до­полнительное, штрафное финансовое обязательство. Речь, таким образом, идет о существовании в финансовом праве отдельного ин-

ститута, охватывающего порядок осуществления мер имуществен­ной ответственности перед государством путем возникновения и исполнения особых обязательств деликтного типа (финансовых обязательств).

Таким образом, российскому праву присуща целая гамма разно­образных по юридической природе, механизму возникновения, субъективному составу типов финансовых обязательств, опосредст­вующих взаимоотношения физических и юридических лиц с госу­дарством в лице финансовых и иных управомоченных органов, воз­никающие при создании общегосударственных и иных публичных (финансовых) фондов. Важной задачей законодателя является из­брание из всего богатства этих отношений наиболее эффектив­ных — тех, использование которых даст возможность наиболее гар­монично сочетать публичные интересы, заключающиеся в создании и использовании государственных финансовых фондов, с соблюде­нием гарантированного юридическому или физическому лицу пра­ва частной собственности и права на участие в гражданском обороте и вступления в имущественные отношения.

¹ О.Э. Лейст отмечал: «Для теоретической оценки этого состояния важно
учитывать функциональную направленность штрафных, карательных санкций:
правопорядок охраняется ими посредством общей и частной превенции...» См.:
Лейст О.Э. Указ. соч. — С. 148.

² Химичева Н.И. Роль финансово-правовых санкций в повышении качества
продукции // Советское государство и право. — 1984. — № 8. — С. 38 — 39.

122

Глава девятая. Финансовое обязательство

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ФИНАНСОВОЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО

Сочетание двух этих слов, несмотря на частое употребление в самых различных контекстах, у специалистов финансового права, равно как и у ученых-цивилистов, вызывает, как правило, реакцию неприятия. «Как это может быть, — возмущается гипотетический критик, — чтобы цивилистическое понятие использовалось в облас­ти публичного права, в сфере с иной логикой и философией право­вого регулирования...» В большинстве случаев отрицается обяза­тельственная природа налоговых отношений, что якобы несовмес­тимо с публичным, властным характером исходящего от государства налогового императива. Но в этом случае крайне трудно разрешать силлогизм, складывающийся из трех простых констатации, прису­щих классической финансово-правовой науке: 1) финансовое право едино, налоговое и бюджетное право — подотрасли единой отрасли;

2) в налоговом праве нет и быть не может налоговых обязательств;

3) в бюджетном праве «обязательство» — опорная, родовая юриди­ческая конструкция (ст. 222 и последующие БК РФ). Если бюджет­ное и налоговое право в совокупности образуют отрасль финансо­вого права — значит эти подотрасли должны отвечать общим интег­рирующим отрасль признакам, и категория обязательства — один из таких признаков?

Остановимся на налоговых обязательствах. Как термин, это по­нятие использовалось в тексте проекта Налогового кодекса вплоть до третьего чтения при его принятии. Процитируем: «Налоговым обязательством признается обязанность налогоплательщика упла­тить определенный налог при наличии обстоятельств, предусмот­ренных настоящим Кодексом или иным актом налогового законо­дательства»¹.

Налицо тенденция внедрения категории «обязательство» в фи­нансовое законодательство; использование этого понятия Консти­туционным Судом Российской Федерации при разрешении дел,

¹ Статья 62 и последующие проекта НК РФ, принятого Государственной Думой (постановление Государственной Думы от 16 апреля 1998 г. № 2401-П ГД) // Архив Государственной Думы.

124

связанных с финансами, как способа аргументации решений уже не требует доказательств. Наконец, эта категория стала приобретать методологическое значение и во многих научных исследованиях¹.

Чем же отпугивает специалистов финансового права категория «обязательство»? На наш взгляд, тому есть целый ряд причин и объ­яснений как научного, так и политического толка. Многих коллег по цеху страшит «цивилизирование» финансовых отношений, при­чем страшит до такой степени, что даже понятие бюджетных обяза­тельств подвергается вытеснению с целью замены на более прием­лемое для теоретической традиции². «Цивилизирование», как ре­цепция гражданско-правового метода, опасно возникновением у налогоплательщика, иного обязанного должника возможности кон­куренции в правовом поле с кредитором и снижением безусловно­сти и неотвратимости исполнения должником своих обязанностей. В свою очередь, этот взгляд основывается на большевистской идео­логии замены продразверстки продналогом как преимущественно технического переоформления той же самой продразверстки. Как финансовый механизм, в виде порядка распределения прибыли с изъятием свободного остатка прибыли в бюджет, разверстка суще­ствовала почти до конца XX века, породив, помимо прочего, стой­кую веру во всесилие государства и бесправие юридического или физического лица в сфере финансов. Что же касается государства как должника, то стало традицией, во-первых, обходить этот тезис, во-вторых, рассматривать любое государственное финансирование как дар с небес, как акт октроирования. Только за напоминание о выплате долга, образовавшегося при размещении государственных займов по подписке, многие наши соотечественники в свое время лишились свободы, были подвергнуты другим жестким санкциям.

Этим, на мой взгляд, объясняются многие странности, свойст­венные системе финансового права, унаследованной новой Россией от времен плановой экономики, таких, как фактическое отсутствие сберегательного права, государственного долга, правового регули­рования инвестиций, отсечение правового регулирования социаль­ного обеспечения от бюджетного права и многий других «ненужных вещей». Справедливости ради следует сказать, что в те, теперь уже далекие, годы идея и понятие финансовых обязательств государства в теории не были под запретом. Так, В.П. Дьяченко в 1946 году пи­сал: «...Затраты по выполнению государственных финансовых обя­зательств составляют особую группу государственных расходов. Сю-

 

' См.: Винницкий Д. В. Основные проблемы теории российского налогово­го права: Автореф. дисс... докт. юрид. наук. — Екатеринбург, 2003.

² См.: Золотарева А.Б. Финансово-правовое регулирование бюджетных закупок: Автореф. дисс... канд. юрид. наук. — М., 2004. — С. 13.

125

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава девятая. Финансовое обязательство

 

да относятся выплаты по государственным кредитным операциям (проценты, выигрыши, погашение займов)»¹. Однако произволь­ность, односторонность, нарочито слабая юридическая основа обя­зательств государства в сфере финансов в рамках прежней экономи­ческой формации не позволяют признать их обязательствами в пол­ном смысле этого понятия.

Инерция мышления, трудно свыкающегося с мыслью о юриди­ческом равенстве государства, с одной стороны, юридического или физического лица — с другой, в сфере регулирования имуществен­ных отношений продолжает требовать наделения государства осо­быми, прямо-таки демоническими возможностями и способностя­ми как в сфере формирования доходов бюджета, так и в области со­вершения государственных доходов.

Выводом из только что сказанного сделаю следующий тезис: в меньшей степени законодательной доктриной, в большей — систе­мой научных взглядов на правовое регулирование финансов про­должает оставаться свойство статуса управомоченного за лицами, ему юридически противостоящими, — статуса обязанного (и это не­взирая на содержание конкретных финансовых правоотношений и основания их возникновения). Пожалуй, только в области межбюд­жетных отношений названная презумпция дает осечку, да и то вслед­ствие того, что оба контрагента суть публичные правосубъекты.

Монополия государства на статус управомоченного существен­ным образом выхолащивает правовое регулирование, обедняет его, лишает возможности использования созидательного потенциала права. Дело в том, что, будучи «вечно управомоченным», государст­во (с его правотворческими возможностями) обрекает контрагента на исполнение целого ряда обязанностей, ориентированных зачас­тую не на конечный правовой и социальный результаты, а на под­тверждение и охрану того самого права, которое провозглашено. Как пример приведу уродливое явление, названное даже в докумен­тах Правительства Российской Федерации «налоговым террором» — бессмысленное обременение хозяйствующих субъектов представле­нием информации в налоговые органы и прохождением многочис­ленных проверок, целью которых далеко не всегда являются инте­ресы дела.

По этому же поводу Н.П. Кучерявенко пишет: «...Реализация субъективного права представителей властвующей стороны налого­вых отношений направлена на обеспечение их интересов, выражаю­щих, прежде всего, интерес государства — формирование доходных

¹ Дьяченко В.Л. Товарно-денежные отношения и финансы при социализ­ме. - М.: Наука, 1974. - С. 323.

126

частей бюджетов, тогда как субъективное право обязанных лиц также направлено на реализацию этой цели, которая, однако, выражает не их интересы, а интересы властвующего субъекта (курсив наш. — С.З.)»¹.

Действуя в чужом, более того, противоположном собственному, интересе и, соответственно, с противоположным субъективным правом, налогоплательщик, как мне представляется, перестает быть субъектом права или, по крайней мере, должен быть лишен дееспо­собности — он становится опасен для самого себя! Между тем Н.П. Кучерявенко нисколько не сгущает краски, он просто рас­шифровывает систему ценностей, гипотетически возникающую в области налогообложения, основанного на власти и подчинении и исходящего всецело из интересов властвующего субъекта, т.е. госу­дарства. Тем, что на практике эта Орвелловская конструкция не ра­ботает, мы должны быть благодарны превосходящему процессу, а именно — заинтересованности налогоплательщиков в сохранении своей части собственности и защите ее как от неправомерного, так и правомерного изъятия в бюджет в виде налогов.

Констатация того, что субъект финансового права в соответст­вующих отношениях действует в собственных интересах, несмотря на очевидную простоту, принципиально важна для уяснения приро­ды финансового права как юридического поля, где взаимодейству­ют носители субъективного права, удовлетворяющие собственный, а не чужой субъективный интерес. Предположить иное — значит деюридизировать финансовое право, обрекать его на роль некоей экономико-математической схемы, в которой описывается: сколько с кого на общественные нужды причитается и сколько кому из об­щественного котла полагается. Между тем область финансов есть сфера, в которой умаляется и приращивается собственность, где складываются имущественные отношения между юридически рав-нозащищенными субъектами, где, наконец, правовое регулирова­ние имеет представительно-обязывающий характер. Поэтому не могу согласиться с В.Ф. Яковлевым, считающим, что «...при взима­нии налога речь не идет об изъятии имущества из частной собствен­ности с обращением его в государственную собственность, а речь идет об исполнении особой категории имущественных отношений, лежащих в иной плоскости, нежели отношения охраны частной собственности»².

Как в налоговом, так и в бюджетном, эмиссионном, кредитном или ином финансово-правовом комплексе осуществляются отно-

¹ Кучерявенко Н.П. Курс налогового права. Т. П. — Харьков: Летас,
2004. - С. 435.

² Яковлев В.Ф. Россия. Экономика, гражданское право. — М., 2000. —
С. 155.

127

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава девятая. Финансовое обязательство

 

шения, связанные с обращением имущественных ценностей (де­нег). Безусловно, это не гражданско-правовые отношения, однако их стоимостной имущественный характер с необходимостью обре­кает эти отношения, их правовое регулирование на защиту, и имен­но юридическую защиту обязанного субъекта. Здесь правовому ре­гулированию принадлежит чрезвычайно важная, конституирующая эти отношения роль.

Во-первых, исходя из интересов и управомоченного и обязанно­го, нужно взаимно их персонифицировать. Такие действия, как ре­гистрация налогоплательщиков, принятие денежных обязательств, заключение страхового договора, преследуют цель, прежде всего, трансформации общей обязанности и общего, универсального пра­ва в плоскость взаимоотношений сторон.

Во-вторых, следует предоставить сторонам возможность обмена информацией, обращающей их в управомоченного и обязанного. Высылка платежного извещения, подтверждение денежных обяза­тельств, открытие расчетного счета и другие подобные акты, совер­шаемые как управомоченным, так и обязанным (в зависимости от особенностей правового регулирования), преследуют цель развора­чивания, материализации прав и обязанностей применительно к конкретной обстановке.

В-третьих, стороны должны иметь возможность осуществления права и исполнения обязанности, включая контроль за исполнени­ем в пользу управомоченного. Не требует доказательства то, что лю­бой платеж или перечисление достигнет своей юридической цели лишь тогда, когда и поскольку произведен в адрес получателя и в порядке, предусмотренным законом.

В-четвертых, в случае возникновения необходимости защиты нарушенного права стороны заинтересованы в продолжении своих отношений, но уже в судебной или иной юрисдикционной процеду­ре. Соответствующие правоохранительные отношения могут воз­никнуть только при наличии субъекта, от действий которого зави­сит защита нарушенного права. Персонофикация потенциального правонарушителя, ответчика и уполномоченного правоохранитель­ного органа также является необходимым элементом правового опосредствования финансовых отношений.

В-пятых, стороны и по завершении финансовой операции со­храняют взаимосвязанность и заинтересованность в ней как источ­нике доказательств о происхождении соответствующих средств, ос­нованиях их уплаты и возможности их возврата или иного исполь­зования в интересах плательщика. Примером может служить механизм возврата НДС при экспорте.

В-шестых, подавляющая часть финансовых операций сопряже­на с осуществлением других подобных операций или с совершением

128

гражданско-правовых сделок с участием тех же сторон. Так, валют­ный контроль за коммерческими организациями ведется тем же банком, который осуществляет внешнеэкономические расчеты в интересах этих организаций. Сметное регулирование финансовых и других близких к ним отношений, в подавляющем большинстве случаев нельзя не признать разумным и единственно возможным организационным способом защиты субъективного права (реализа­ции Конституции) в области финансов.

Таким образом, подавляющая часть, а точнее, практически все финансовые имущественные отношения представляют собой ус­тойчивые, многократно повторяющиеся, стандартизированные за­конодательно акты реализации носителями финансового права сво­их субъективных прав и исполнения субъективных обязанностей. Отдельно подчеркну, что эти акты имеют взаимный характер — реа­лизация права предполагает соблюдение обязанности, а обязан­ность, в свою очередь, будучи выполненной, удовлетворяет соответ­ствующие права. Кроме того, данная устойчивая правовая связь, а не закон, хотя и «стоящий за спиной» у сторон, но до поры до вре­мени безмолствующий, понуждает обязанную сторону исполнить обязанность. В большинстве случаев финансово-правовая обязан­ность — это не обязанность перед «всем миром», но перед конкрет­ным обладателем субъективного финансового права¹.

О многом говорит и существо обязанности, лежащей в основе финансовых отношений рассматриваемого типа. Имущественные финансовые отношения складываются не иначе как по поводу уп­латы одним субъектом (обязанным) другому субъекту (управомо-ченному) некоей суммы денег, т.е. действительной задолженности или, проще говоря, долга, как писал Л.А. Лунц: «Основным видом денежного обязательства является долг, обусловленный в опреде­ленной сумме денежных единиц, лежащий в основании данной де­нежной системы»².

На предельную близость налоговых платежей к гражданским обязательствам обращалось внимание еще в XIX столетии. Так, К. Кавелин допускал возможность вхождения податей, налогов и сборов в систему гражданского права³. Отсюда, очевидно, берет на­чало искаженное понимание перспективы рассмотрения, а затем и нормативного регулирования финансовый отношений как обяза-

¹ См.: Карасева М.В. Финансовое правоотношение. — М.: Инфра-М, 2001. - С. 228.

- Лунц Л.А. Деньги и денежные обязательства в гражданском праве. — М.: Статут, 2004. - С. 108.

³ См.: Кавелин К. Права и обязанности по имуществам и обязательст­вам. - СПб., 1879. - С. 229.

129

5 Чаполмлчий С. I*.

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава девятая. Финансовое обязательство

 

тельств; даже большими, нежели специалисты финансового права, противниками категории «финансовое обязательство» являются многие российские цивилисты. Их возражения, основанные на час­ти 3 ст. 2 ГК РФ, весьма аргументированны и почти бесспорны. Ес­ли бы не одно «но». Во всех случаях презюмируется, что категория «обязательство» полностью и целиком относится к цивилистике и только к ней, а значит, употребление этого понятия в ином контек­сте недопустимо. Так, Е.А. Суханов не без сарказма отмечает: «Та­кой перенос публично-правового обязательства в сферу частного права вызывает... недоумение... И если пойти по этому пути дальше, ничто не помешает выпустить аналогичные ценные бумаги на слу­чай призыва, чтобы расплачиваться ими, не посылая сына взамен в армию»¹.

В вышеприведенном высказывании Л.А. Лунца, содержащемся в цивилистической работе, как представляется, дана внеотраслевая характеристика денежного обязательства как способа регулирова­ния имущественных отношений, протекающих в денежной форме. Можно только предположить, что регулирование иных имущест­венных отношений в годы, когда работал Л.А. Лунц, не шло ни в ка­кое сравнение с проблематикой гражданского права.

За прошедшие десятилетия после смены социально-экономиче­ской формации имущественные отношения, как минимум, в двух крупных правовых массивах (трудовое право и финансовое право) приобрели «уровень звучания», сопоставимый с проблемами граж­данского права. Конструкция денежного обязательства становится применимой и целесообразной в этих отраслях права, а само поня­тие, я уверен, давно приобрело межотраслевой или, скорее, над-отраслевой характер.

Как способ «вычленения» двусторонней имущественной связи, придания ей конкретности и определенности для целей повышения эффективности правового регулирования обязательство использу­ется и в трудовом праве, и в праве социального обеспечения, и в ад­министративном праве, и в финансовом праве. Это стало резуль­татом признания ценности понятия гражданское обязательство для регулирования схожих отношений и формирования своего собст­венного понятия обязательства, применяющегося в других отраслях права. Как, скажем, понятие «закон» содержательно различно в раз­личных ситуациях, так и обязательства могут возникать не только в гражданском обороте, но и в других сферах движения имуществен­ных ценностей. К сказанному следует добавить, что, судя по всему,

¹ Суханов Е.А. Осторожно: гражданско-правовые конструкции! // Зако­нодательство. — 2003. — № 9. — С. 1.

130

имеется еще один уровень понятийной близости обязательств раз­личной отраслевой принадлежности, а именно — их денежный ха­рактер. Законная платежная сила, влияние девальвации, валюта платежа, невозможность исполнения — эти и многие другие аспек­ты возникновения и исполнения денежных обязательств объединя­ют их больше, нежели отраслевые различия¹.

Несмотря на то что большая часть финансовых обязательств возникает «из закона», имеется целый спектр видов, жизнь которым дают юридические факты или юридические составы иного рода — договоры и деликты. Как понимать финансовые правоотношения, складывающиеся, например, в области государственного и муници­пального кредита, если продолжать отрицать обязательственную природу долгов этого вида? В теории права эти вопросы давно ре­шены: «Сложившись изначально в рамках гражданского права, до­говор постепенно расширил сферу своего влияния. Сегодня данная конструкция находит применение практически во всех отраслях российского права»².

Финансовые обязательства по своей природе лишены способно­сти регулировать иные отношения, кроме финансовых, точно так же, как невозможно представить себе регулирование финансовых отношений нормами гражданского или иного права. Однако более глубокая «кооперация» между отраслями не только допустима, но и оправданна. Речь идет о своеобразных логических рядах, кореня­щихся в единстве природы права. Первое их них — правоохрани­тельные отношения, в рамках которых неисполненное финансовое обязательство вызывает административно-правовую или даже уго­ловно-правовую реакцию (в зависимости от тяжести правонаруше­ния).

В науке финансового права предприняты неоднократные по­пытки сформулировать концепцию финансово-правовой ответст­венности. При этом разные авторы своеобразно подходят к масшта­бу этой ответственности, включая в нее все, вплоть до уголовной ответственности за вред финансовому хозяйству. С позиций конст­рукции финансовых обязательств представляется, что меры иной отраслевой принадлежности оправданы только тогда, когда само вменяемое в вину действие должника существенно превышает пре­делы самодействия, установленные налоговым, бюджетным, банков­ским законодательством, а до этого предела должны применяться се-кундарные полномочия контрагента другой стороны в финансовом

 

¹ См.: Лунц Л.А. Указ. соч.

² Калабеков Ш.В. Договор как универсальная правовая конструкция: Ав-
тореф. дисс... канд. юрид. наук. — М., 2004.. — С. 7.

131

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава девятая. Финансовое обязательство

 

обязательстве. В целом водоразделом должен служить характер пра­вонарушения, а именно какой правовой интерес пострадал: публич­ный или частный.

Второе — уже упомянутая трансформация налоговых и иных фискальных обязательств в части общей задолженности организа­ции или гражданина. Как это видится, продолжение отраслевой дифференциации долгов в случае введения конкурсного производ­ства имеет настолько мало смысла, что законодатель использует особый режим, который относится к гражданско-правовому только по инерции мышления. В действительности это некая процедура, в рамках которой все выявленные долги банкрота преобразуются в единое, с множеством кредиторов внеотраслевое обязательство.

Назовем еще одну генетическую черту финансовых обяза­тельств — то, что в случае их исполнения правовой эффект совпада­ет с последствиями совершения гражданско-правовой сделки. Ко­нечно, речь должна идти о констатации факта исполнения финан­сового обязательства в «отдаленных последствиях». Однако нельзя и оставить без внимания то, что иначе, как в виде сделки (ч. 2 ст. 218 ГК РФ), право собственности на средства, составляющие государст­венную казну (ч. 4 ст. 214 ГК РФ), не может возникнуть. Утверждать иное — значит допустить, что право собственности может возник­нуть не только в режиме, предусмотренном законом, но и произ­вольно, по воле государства или органа государства. Ко всему про­чему, поскольку в государственной казне сливаются как фискаль­ные доходы государства, так и средства, полученные от участия в гражданском обороте, было бы крайне рискованно делить доходы бюджета на части, определяемые источниками поступлений.

Но даже и тогда, когда денежные средства передаются не в соб­ственность, как это происходит в ходе налогообложения, а в режиме пользования и распоряжения (в частности, в порядке бюджетного финансирования), обладание этими полномочиями тоже требует совершения гражданско-правовой сделки. Это явление, на мой взгляд, не до конца оценено в юридической литературе. Речь долж­на идти не о прямом распространении норм гражданского права на финансовые отношения¹, но о субсидиарных последствиях право­вого регулирования соответствующих отношений для достижения иного, в некотором смысле побочного юридического результата. Конструкция финансового обязательства выполняет восполняю­щую функцию для достижения гражданско-правового результата способом иной отраслевой принадлежности.

¹ См.: Брагинский М.И. Участие Советского государства в гражданских правоотношениях. — М., 1981. — С. 133 и след.

132

Таким образом, финансовые обязательства должны рассматри­ваться как особая, весьма специфическая форма участия государст­ва (равно как и муниципальной власти) в имущественных отноше­ниях, регулирование которых, с одной стороны, предполагает нали­чие властной составляющей в гамме мотивов и интересов одного из участников этих отношений, с другой стороны, предполагает реали­зацию этой властной составляющей в правовом режиме юридиче­ского равенства с другим участником этих отношений. Напрашива­ется потребность назвать финансовые обязательства квазиграждан­скими обязательствами, подчеркнув прежде всего то, что носитель власти, способный и наделенный возможностью все финансовые вопросы решать в одностороннем порядке, тем не менее прибегает к формированию своих отношений с ему противостоящим субъек­том в режиме представительно-обязывающего правового регули­рования. И это вынуждает использовать множество технико-юри­дических приемов, способов и конструкций, характерных для ре­гулирования отношений, строящихся всегда и везде на началах диспозитивности.

Что толкает государство на этот путь, какие силы принуждают публичную власть к либерализации властно-имущественных отно­шений? В коротком варианте ответ прост: настоятельная необходи­мость продвижения идеи гражданского общества в эпицентр эконо­мической жизни — в область финансов. Более пространное объяс­нение заключается в следующем: наделение юридических и физических лиц комплексом прав, гарантий, обязанностей и ответ­ственностью, сопоставимым, напоминающим возможности носите­ля власти (государства, субъекта федерации, муниципалитета).

В условиях плановой экономики и этатического правового регу­лирования имущественных отношений подобное наделение было бы не только невозможно, но и просто бессмысленно, ибо подчине­ние юридического лица и круговое ограничение самодеятельности лица физического — объективная необходимость плановой эконо­мики. И те и другие обречены плановой директивной экономикой на: а) безусловное выполнение финансовых обязанностей; б) при­нятие бюджетного финансирования, льгот, иных материальных благ, распределяемых по одностороннему волеизъявлению государ­ства. Юридическому равенству в этих условиях просто места бы не нашлось.

Со сменой экономических формаций подчинение уступает место экономической самодеятельности юридических лиц, физиче­ских лиц, субъектов публичной власти; имущественные отношения, как горизонтальные, так и вертикальные, теперь нуждаются в ком­плексном юридическом регулировании, прежде всего для того, что­бы придать экономической жизни характер экономического разви-