Жан де Венетт (1307 – 1371), монах-кармелит, враждебно настроенный по отношению к знати, сочувствовал простому народу, очевидец событий Столетней войны.
В этом 1358 г. много неукрепленных селений превратило свои церкви в настоящие замки, окопавши их рвами, установивши на башнях и колокольнях военные машины, камни и баллисты, чтобы защищаться от бригандов в случае их напа-Идения, а это, как кажется, случалось очень часто. По ночам Вна вершине этих башен бодрствовали часовые. Стояли там Вдети, чтобы предупредить о приближении неприятеля.Заметивши их издали, они поднимали тревогу трубными звуками и колокольным звоном. При этом сигнале крестьяне, покидая свои дома и поля, возможно скорее искали убежище в церкви. Другие, по берегам Луары, проводили ночи со своими семьями и скотом вдали от своих хижин на островах реки или же в лодках, поставленных на якорь по середине ее течения.
В этом (1358) году виноградники, источник благотворной влаги, веселящей сердце человека, не возделывались; поля не обсеменялись и не вспахивались; быки и овцы не ходили по пастбищам; церкви и дома...повсюду носили следы всепожирающего пламени или представляли груды печальных, еще дымящихся развалин. Глаз не услаждался, как прежде, видом зеленых лугов и желтеющих нив, но наталкивался всюду на тернии и сорные травы. Колокола не звонили радостно, призывая верных к божественной службе, а лишь били тревогу, подавая сигнал к бегству крестьян при приближении неприятелей. Что сказать мне еще? Самая отчаянная нищета царила повсюду, и особенно среди крестьян, ибо сеньоры усугубляли их страдания, отнимая у них и имущество, и их бедную жизнь. Хотя количество оставшегося скота – крупного и мелкого – было ничтожно, сеньоры все же требовали платежей за каждую голову: по 10 солидов за быка, по 4 – 5 солидов за овцу. И тем не менее они редко обременяли себя заботами о том, чтобы защищать своих вассалов от набегов и нападений неприятелей.
В это время те, которые должны были бы защищать народ, теснили его не менее, чем неприятели, и можно бы сказать, что оправдывалась басня о собаке и волке. Была некогда сильная собака, к которой питал полное доверие ее господин, так как надеялся, что она отважно будет защищать его овец от нападений волка. Так много раз и было. Но вот со временем волк сделался близким другом собаки, которая позволяла ему безнаказанно уносить овец, а сама делала вид, что преследует его, чтобы отнять овцу и вернуть ее своему господину. Когда же волк и собака были один на один вблизи леса и вдали от глаз пастуха, они вместе лакомились овцой. Такая уловка повторялась часто, и всегда собака получала похвалы от своего господина, уверенного в том, что, преследуя волка, верное животное делало для спасения овцы все от нее зависящее. Так эта проклятая собака умела скрыть свое коварство. В конце концов она вместе с товарищем пожрала... всех овец своего господина.
«Социальная история средневековья». Под. ред. Е.А. Косминского и А.Д. Удальцова, т.II, М. – Л., 1927, с.35-36.
Из Фруассара
Фруассар (1337 – 1404) – известный средневековый хронист, горячий защитник интересов феодального дворянства, снискавший славу «певца рыцарства».
Вскоре после освобождения короля Наварры случился p удивительный и великий мятеж во многих областях королевства Франции, именно: в Бовэзи, Бри, на Марне, в Лаоннэ, Валуа и по всей стране до Суассона. Некие люди из деревень собрались без вождя в Бовэзи, и было их вначале не более 100 человек. Они говорили, что дворянство королевства Франции – рыцари и оруженосцы опозорили и предали королевство и что было бы великим благом их всех уничтожить. И тому, кто так говорил, каждый кричал: «Истинную правду он сказал: позор тому, кто будет помехой истреблению дворян всех до последнего!» Потом собрались и пошли в беспорядке, не имея никакого оружия, кроме палок с железными наконечниками и ножей, прежде всего к дому одного ближайшего рыцаря. Они разгромили и предали пламени дом, а рыцаря, его жену и детей – малолетних и взрослых – убили. Затем подошли к другому крепкому замку и сделали еще хуже: захвативши рыцаря, они привязали его к крепкому столбу и на его глазах насиловали жену и дочь много раз, один после другого, а потом убили даму, которая была беременна, дочь, детей, наконец самого рыцаря, замок же подожгли и разгромили. Так они поступили со многими замками и добрыми домами и умножились настолько, что их уже было добрых 6 тыс.; всюду, где они проходили, их число возрастало, ибо каждый из людей их звания за ними следовал; рыцари же, дамы, оруженосцы и их жены бежали, унося на своей шее малых детей, по 10 и по 20 миль до тех пор, пока не считали себя в безопасности, и бросали на произвол судьбы и свои дома, и имущество. А эти злодеи, собравшиеся без вождя и без оружия, громили и сжигали все на своем пути, убивали всех дворян, которых встречали, истязали и насиловали всех дам и девиц без жалости и милосердия, как бешеные собаки. Поистине, ни христиане, ни сарацины никогда не видали таких неистовств, какими запятнали себя эти злодеи. Ибо, кто более всех творил насилий и мерзостей, о которых и помышлять-то не следовало бы человеческому созданию, те пользовались среди них наибольшим почетом и были у них самыми важными господами. Я не осмелюсь ни написать, ни рассказать о тех ужасных и непристойных поступках, которые они Допускали по отношению к дамам. Между прочими мерзостями они убили одного рыцаря, насадили его на вертел и, повертывая на огне, поджарили при даме и ее детях. После того как 10 или 12 из них истязали и насиловали женщину,они накормили ее и детей этим жареным, а потом всех умертвили злой смертью. Выбрали короля из своей среды, который, как говорили, происходил из Клермона в Бовэзи, и поставили его первым над первыми. И величали его, короля, Жак Простак. Они сожгли и начисто разгромили в области Бовэзи, а также в окрестностях Корби, Амьена и Мондидье более 60 добрых домов и крепких замков, и если бы бог не пришел на помощь своей благостью, эти злодеи так бы размножились, что погибли бы все благородные воины, святая церковь и все зажиточные люди по всему королевству, ибо таким же образом действовали названные люди и в области Бри, и в Патуа. Пришлось всем дамам и девицам страны, и рыцарям, и оруженосцам, которые успели от них избавиться, бежать в Мо, в Бри поодиночке, как умели, между прочим и герцогине Нормандской. И спасались бегством все высокопоставленные дамы, как и другие, если не хотели стать жертвами истязания, изнасилования и злой смерти. Точно таким же образом поименованные люди действовали между Парижем и Нуайоном, между Парижем и Суассоном, между Суассоном и ан, в Вермандуа и по всей стране до Куси. И тут творили они великие злодейства и разгромили в области Куси, Валуа, епископства Ланского, Суассона и Санли более 100 замков и добрых домов рыцарей и оруженосцев, а всех, кого хватали, грабили и убивали. Но бог по своей благости ниспослал спасение, за которое его надо премного благодарить, как вы сейчас увидите из нижеследующего.
Когда дворянство из Корби, Вермандуа, Валуа и [других] земель, где действовали и чинили свои неистовства эти злодеи, увидало свои дома разгромленными, а своих близких умерщвленными, оно обратилось за помощью к своим друзьям во Фландрии, Геннегау, Брабанте и Hassebaing. Тогда тотчас же сошлось достаточно [людей] отовсюду. Собралось и иноземное дворянство, и местное, которое руководило им. И стали тогда ловить и обезглавливать этих злодеев без жалости и милосердия и всюду, где их встречали, вешать на деревьях. Даже король Наварры в один день положил их более 3 тыс. неподалеку от Клермона в Бовэзи, но их было такое множество, что, соберись они все вместе, было бы добрых 100 тыс. Когда их спрашивали, зачем они затеяли все это, отвечали, что не знают, но что, видя поступки других, сами поступали по их примеру и что полагали своим долгом уничтожить таким образом знатных и благородных людей всего света, чтобы не осталось из них в живых ни единого...
В то время когда неистовствовали эти злодеи, возвращались из Пруссии граф де Фуа и сеньор де Буш, его двоюродный брат. Дорогой, подъезжая к границам Франции, услыхали они о той напасти и о тех ужасах, которые обрушились на дворянство. И возымели к нему оба сеньора великую жалость. Доехавши через несколько дней до Шалона в Шампани... узнали там, что герцогиня Нормандская, герцогиня Орлеанская, около трехсот дам и девиц и герцог Орлеанский укрылись в Мо в Бри из-за великого страха перед этой Жакерией. Оба доблестных рыцаря условились тогда, что пойдут к этим дамам и окажут им посильную помощь, хотя сеньор [де Буш] и был англичанин1. Но было тогда перемирие между Англией и Францией, и он мог свободно ездить повсюду, а также жаждал выказать свое благородство в сообществе с двоюродным братом графом де Фуа. Могли они выставить со своей свитой около 40 копий, не более, ибо возвращались, как я уже сказал, из паломничества. Так и торопились они ехать, пока не достигли Мо в Бри и предстали перед герцогиней Нормандской и другими дамами, которые очень обрадовались их приезду, так как им все время угрожали жаки и мужики Бри, а также и горожане, состоявшие с последними в союзе, ибо злодеи эти, узнавши, что здесь скопилось множество дам, девиц и малых детей из дворянских семейств, устроили сборище вместе с [мужиками] из Валуа и двинулись к Мо. С другой стороны, и люди из Парижа, хорошо осведомленные об этом сборище, двинулись в назначенный день в одиночку и целыми отрядами и сошлись с теми и другими. Было их всего добрых 9 тыс. злоумышленников, и все время по дороге в Мо к ним приставали люди различных селений. Так подошли к [городским] воротам; злодеи же горожане и не подумали препятствовать вступлению людей Парижа.., И вот вошли в город в столь великом множестве, что заполнили все улицы вплоть до рынка...
Когда знатные дамы, укрывшиеся в рынке Мо, который был достаточно укреплен, ибо р. Марна его окружала, увидали, сколь многое стремительно идет и движется на них количество народа, они были крайне устрашены и напуганы. Но граф де Фуа и сеньор де Буш с их свитой, бывшие в полном вооружении, выстроившись на рынке, выступили за ворота и распорядились затворить их за ними. А затем ударили на этих мужиков, черных, низкорослых и плохо вооруженных... Когда злодеи увидали этих рыцарей и оруженосцев, столь хорошо вооруженных, [движущихся на них] со знаменами графа де Фуа и герцога Орлеанского и значком сеньора [де Буш], с мечами и шпагами в руках в полной готовности защищать и охранять этот рынок, неистовство их поостыло; наоборот, первые ряды стали отступать, а дворяне преследовали их, действуя своими мечами и шпагами, и избивали. И все, которые были впереди, всякий раз, как чувствовали удар или страх получить его, пятились назад и теснили друг друга. Тогда выступили из укрепления все вооруженные люди. Поспешивши на место битвы, они [со своей стороны тоже] устремились на этих злодеев. И стали избивать их в одиночку и целыми массами, и истреблять как овец, и гнали их всех в полном смятении и расстройстве из города, и истребляли их до тех пор, пока сами совсем не выбились из сил, и массами сбрасывали их в р. Марну. Словом, перебили их в этот же день более 7 тыс. и ни один бы не ушел, если бы захотели преследовать далее. Когда же дворяне возвратились, они пустили в усмиренный город огонь и сожгли его дотла со всей городской чернью, которую могли там застигнуть. После этого разгрома в Мо [мятежники] больше совсем не собирались, ибо сир де Куси имел под рукой великое множество дворян, которые истребляли их без жалости и милосердия всюду, где бы ни находили.
1 На самом деле он был гасконец. Выражение Фруассара надо понимать в том смысле, что сеньор де Буш сражался в Столетнюю войну на стороне англичан.
«Социальная история средневековья». Под. ред. Е.А. Косминского и А.Д. Удальцова, т.II, М. – Л., 1927, с.36-39.