2018-02-20
720
| Любят лётчиков у нас, Конники в почёте. Обратитесь, просим вас, К матушке-пехоте! Пусть тот конник на коне, Лётчик в самолёте, И, однако, на войне Первый ряд – пехоте. Александр Твардовский |
Хороший выдался денёк,чудесный, морозный, солнечный– как под заказ для патетично-праздничной обстановки. На плацу, готовые присягнуть Родине, молодые солдаты застыли постойке «Смирно».Оружиев положении «На грудь».
Поочерёдно, чеканя шаг, каждый выходил из строя. Зачитывал текст Военной присяги. Расписывался напротив своей фамилии и вновь становилсяна своё место. Всё чётко, ровно, красиво. Усиленные занятия строевой подготовкой не прошли даром.Прохождение торжественным маршем. На трибуне командование дивизии, полка и какие-то высокопоставленные гражданские чины.
– Духи[128] вешайтесь! – наперебой доносилось с крыльца казармы. Это кричали«старослужащие», поджидавшие молодое пополнение в расположении[129]. И «духи» действительно вешались в прямом и переносном смысле.
Ломы, лопаты и кирки, скребки для уборки снега, швабры и полотёрыне покидали рук молодых солдат– все хозяйственные работы,выполняемые ротой,лежали теперь на них. А рота, в основном, всегда была занята именно хозработами. Да и по большому счёту, какая разница, что рыть: траншею под канализацию или окоп для стрельбы из положения «Стоя» – работа для солдат находилась всегда: они постоянно что-то копали или загружали-разгружали, в общем – не простаивали. Командир полка по этому поводу неизменно повторялна разводе[130]: «Солдат без дела это ходячее ЧП[131]. Солдаты всегда должны быть заняты делом, иначе у них дурные мысли появляются!»
Боевая подготовка тоже никому не даваласкучать – «молодым» в особенности. Частые подъёмы по тревоге и бесконечные марш-броски– это обычные армейские будни одной из девяти таких же мотострелковых рот дважды краснознамённого ордена Кутузова третьей степени гвардейского мотострелкового полка.
Мишке, да и остальнымиз его призыва, требовалось время, чтобприобвыкнуть.Главноетут не сила, авыносливость, закалка, упорство,характер и привычка.
Автобронетанковая техника простаивала из-за нехватки горючего и запчастей. Зато патроны были в избытке. Стрельбы проводились не меньше двух раз в неделю и не только днём, но и ночью. По дороге на полигон рота преодолевала значительные расстоянияпешком– к этому-то как раз Мишке было не привыкать.
Набегавшись по сопкам, выжатые как лимон солдаты первым делом приступали к чистке своего (закреплённого за ними) оружия. Только «блестящий как у кота яйца» «калашников[132]» мог быть сдан в оружейку[133]. Старшина роты «страшный»прапорщикНикифоров принимал автоматы лично, тщательно осматривая каждый экземпляр.Он лютовал. За плохо вычищенный автомат, принесённый ему для проверки, можно было запросто схлопотать наряд вне очереди[134].
«Духи», кроме своих, чистили автоматы за «черпаков», «слоны» – за «дедов»[135]. Такое «распределение труда» являлось одним из самых безобидных проявлений «дедовщины».А теперь представьте, если «молодой» плохо почистил автомат, а «дед» получил наряд, сдаваяегоНикифорову.
Всё худшее начиналось после отбоя. Как только офицеры покидали расположение роты «молодёжь» становились объектом «моральной разгрузки».Дневальный выкрикивал фамилии «провинившихся за день», вызывая их по одному в каптёрку[136]. Там«дедушки» выписывали каждому «по заслугам». От почти безобидного подзатыльника, пинка под зад или удара пряжкой по мягкому месту, до особо унизительных, гнусных издевательств – «колобашек»[137], «китайских стульчиков»[138], «пробивания фанер»[139]. Моглии «накормить голодана»[140]–всёпо мере тяжести и разновидности «проступка». За серьёзную провинность или в связи со своим «плохим настроением» «деды» выходили из каптёрки, устраивая экзекуцию всем«слонам» и «духам» роты или одного конкретного взвода. В качестве так называемой «профилактики» прилетали сапоги, табуретки или что под руку «дедушке» попало. Начиналась «сушка крокодилов»[141]. Всё зависело от настроя и желания «дедов».
За провинность считалось и грязная подшива[142] на утреннем осмотре[143],и не резко выполненная команда. Осерьёзных «косяках»[144], от которых пострадала вся рота, упоминать не стоит. В разряд «провинившихся» мог попасть любой.
Побывав в каптёрке не раз,Мишка вспоминал напутственный совет отца «не лезь на рожон». Ондля себя решил: «Раз сломать сложившуюся систему невозможно – нужно просто выдержать. Выжить. Потом будет легче».
Тем временем маменькины сынки, вытирая сопли и слёзы, оставляли часть, и как справедливо подметил Демидов «вне всякой взаимосвязи от наличия у них мышечной массы». Конечно, физически крепкие были более подготовленными, а потому и более стойкими, но «ломались» не только хлюпики.
Юрий Куприянов, с Мишкиного призыва, был боксёром-разрядником[145],он с самого начала держался обособленно, считая всех ниже себя. Наверное, поэтомуЮра стализлюбленным объектом придирок и издевательств со стороны «дедов». Сержанты же особо рьяно следили за строгим соблюдением им уставных норм: подход - отход к начальнику[146], выполнение распорядка дня в котором всё расписано по минутам[147]. Днём Устав, ночью «дедовщина». Поддержку солдат своего призыва Куприяноввсячески отвергал. В результате,не выдержав морально-психологического воздействия, он совершил суицид. Повесился, привязав брючной ремень к водопроводной трубе.
После каждого беглеца, а тем более после суицида резко увеличивалось количество занятий по строевой и физической подготовке, принимались зачёты по знанию общевоинских уставов. Ротный и взводные[148] из расположения не вылезали.Построения с целью проверки наличия личного состава сопровождались длительными монологами офицеров, призывающих солдат к соблюдению порядка и воинской дисциплины. В строю рота простаивала часами. Заместитель командира по воспитательной работе (которого в разговоре по-прежнему называли замполитом[149]) проводилдушещипательныебеседы. Что эти беседы могли дать? Если кто-товдруг, купившись на его вкрадчивую откровенность, имел неосторожность взболтнуть чего лишнего –он тут же попадал в разряд «стукачей». «Стукачи» в армии долго не живут.
Офицеры-воспитатели-перевоспитатели – «инженеры человеческих душ»– могли ли они изменить убеждения и восприятие человеком жизни как таковойза время его службы в армии? Повлиять на мировоззрение солдата, который не о службе думал, а как бы быстрее вернуться домой. Солдата, в сознание которогопрочно засела«дедовщина» с её полуворовскими понятиями?
Валера Смирнов первым из «духов» получил отродителей посылку. Он шёл,мечтая, по-братски поделится ею со всеми из своего взвода. Не тут-то было – «деды» подозвали его в курилку[150]. Бесцеремонно, подобно стае шакалов, они раздербанили коробку распределив меж собой содержимое.
– Свободен!– Валерке вручили найденное в посылке письмо. И то хорошо, могли бы и письмо порвать.
Со всеми остальными почтовыми отправлениями, будь то денежный перевод,посылка или мало-мальская бандероль, приходящими в адрес кого-то из «духов», «деды» традиционно поступали также.
Что помогало Михаилу Демидову выдержать все тяготы и лишения, так это врождённое чувство юмора и самоиронии.
РТУ[151]. Очередной марш-бросок. Полная экипировка[152]. Сопка за сопкой. Болота. Учебные тактические задачи. Позади километров двадцать. Последний рубеж. Силы на исходе. За кого-то уже несут автомат и вещмешок, лишь бы сам отстающий более-менее топал. Все взмокшие от пота, вдобавок заморосило. Сначала свежо, потом колюче. Мокро, липко. Мечты: «Умыться, поужинать и по идее отбой».
По ротной колонне прокатился слух: «Ужина не будет, дороги разнесло, ни один транспорт сюда не доедет». «Духи» молчат, им рта открывать не полагается. Среди «слонов» проскользнуло что-то вроде отчаяния и недовольства одним словом – нытьё. Панические нотки слышны даже у «черпаков». Да что слова –всё написано на лицах.
Демидов, решив подбодрить товарищей,выдаёт с лёгкой иронией: «Нет таких преград, которые не смогли бы взять настоящие гвардейцы!» В ответ слабое и нервозное «Ха-ха». А Мишка уже гонит волну дальше: «Наконец-то мы по настоящему познаем все прелести службы!» В ответ более звучное «Ха-ха-ха!» и рота рвёт вперёд! Так как Демидов «дух», то в ответ ему от замка[153]прилетает подзатыльник. Но это был подзатыльник «для отчётности», то есть положенный, почти любя.
Перевал преодолели как на крыльях. Своевременная шутка открыла второе дыхание, дала разрядку, облегчение, как в жару стакан воды или глоток свежего воздуха.
Ужин всё же привезли, на БМП[154]. Капустный бигус во время транспортировки растрясло – взболтало, после схода пены в термосах осталась лишь половина. Блюдо (вода, капуста, картофельный порошок и пара волосинок тушеного мяса) съедобности сомнительной, на гражданке на такое никто б и не посмотрел – съели всёподчистую. Причём, полновесные порции достались далеко не каждому. Полуголодные солдаты пошли устанавливать палатки для ночлега. Когда палатки были собраны, в них затопили «буржуйки», отогрелись, просушились, принялись готовить своё (а молодые не только своё) обмундирование к завтрашнему утреннему осмотру. Затем построение на вечернюю поверку и долгожданная команда «Отбой!». Этой ночью «деды» не издевались – они спали.
Мишка, как водится, присматривался к окружавшим его людям. Прежде всего, его интересовал внутренний мир человека: кто, что из себя представляет, с кем можно иметь дело, а кого лучше обходить стороной.Заметил он и такую закономерность, что из «дедов» больше всех свирепствуют те, кто сам ещё год назад был «чмошником»[155], а теперь по законам «дедовщины» стал «выше рангом». «В обиду таких другие «деды» не дадут, ибо это нарушение незыблемого порядка вещей. А вот без свидетелей им можно и накостылять» – сделал для себя вывод Мишка.
Во взводе с Демидовымслужили два его земляка, одногос ним призыва, они сдружились: Володька Липатов из Запанского[156]по прозвищу Хиса, и Ильяс Хуснуллин с Алексеевки[157]именуемый Чус. Мишкек тому времени, за то, что он во время одного из марш-бросков умудрился спать и бежать одновременно,дали кличку Зомби.
Хиса, Чус и Зомби сообща, а когда и в одиночку (это как подвернётся) стали методично отлавливать «особо зарвавшуюся шваль» из наиболее насолившихим «дедов», «черпаков» и уж тем более «слонов».«Духи» от хронического недосыпания и недоедания, конечно, были истощены, но и злы словно осы. Используя внезапность нападения, подручные средства типа сапёрной лопаты, удачно растущее дерево или стену, об которые можно было ударить противника, эта троица нагнала ужаса человек на пятнадцать.Испытавшие на себе «боль укуса злобных ос», лишний раз,к ним ужене цеплялись. Хотя существовала и обратная сторона медали:«проученные»,будучи вместе с другими солдатами своего призыва, могли и «масла в огнь подлить». И тогда снова месть.
Время шло медленно, тем не менее, непременно вперёд, вот уже у «дедов» и «стодневка»[158]перевалила далеко за половину. Скоро в роту прибудет новое пополнение. «Солдат спит, а служба идёт!»
Михаила разбудил посреди ночи ангел хранитель.Это был не его ангел, а Валерки Смирнова спавшего насоседней койке. Иначе как объяснить, что Демидов ни с того ни ссего проснулся.
Валерка, по кличке Лось, отвернувшись от прохода между кроватями, лежал на левом боку как раз лицом к Михаилу. В лучах лунного света Мишка увидел в его правой руке шприц. Лось не спал, он целился себе в вену.
Мишка знал:«Смирнов не наркоман». Он ударом вышиб из руки Валерки шприц.
– Ты дурак? Зачем тебе это? – шепотом, так чтоб не разбудить остальных спросил его Демидов.
Валеране ответил, он тихо заплакал.
–Тоже мне, нашёл к чему себя здесь приучить, – пробурчал полусонным голосом Мишка, собираясь снова уснуть.
–Там не наркотик, я не травиться. Шприц пустой. Я воздух в вену хотел ввести, чтоб со всем этим покончить, – полубеззвучным голосом вдруг отозвался Смирнов.
В виски Демидова словно ударило током, сон тут же пропал – его как рукой сняло.
–Идиот! Большой, а бестолковый! Мне ещё жмура для полного счастья под боком не хватало!
–Тебе хорошо. Ты хохмить умеешь…
–Слушай, Лось, жизнь вообще штука тяжёлая, но это совсем не повод с ней расставаться. Да,не спорю, стёб помогает. Ну а тебе-то что мешает над всем прикалываться? То, что сегодня огромная проблема, из-за которой ты жизни себя лишить хочешь, завтра, при повторном взгляде,ведь окажетсясущим пустяком. Кто, что тебе сделает? Что может быть самым страшным? Убьют тебячто-ли? Вот услышать от человека, который хотел покончить с жизнью, что он боится смерти – это то, чтодействительно смешно! Лось, ты ведь теперь можешь ничего не бояться! Если даже случится худшее – так ты сам этого хотел, а тебе всего лишь помогли!
–Ты философ.
–Не без того. Давай, может всё же, поспим?Пока дают спать. Апоговорим завтра.
–Я не усну.
–Если честно, то и мне ты тоже весь сон отбил, но всё же надо спать. Обещай, если я засну, ты не попытаешься повторить.
–Теперь уже точно нет. Теперь не буду. Ты ведь по сутименя спас. Уберёг от опрометчивого поступка, - уже с ухмылкой сказал Валерка.
–Вот и славненько. Вот и хорошо.
Замолчали. Каждый стал думать о своём. Примерно через час Мишка всё же уснул. До подъёма оставалось ещё два часа сна.
–Рота подъём! –подал команду дневальный.
Утренняя физическая зарядка: забег на три километра. Заправка постелей. Утренний туалет и утренний осмотр. Завтрак. Развод. День недели суббота, а значит–ПХД[159]. Всё шло своим чередом, в соответствии с заведённым порядком. Рота готовилась к итоговой проверке[160] за зимний период обучения. Красились-мазались, выпиливались-вырезались новые таблички и бирочки – старые заменялись на новые. Очередным методическим указанием и соответствующей директивой для бирочек и табличек был установлен другой размер, цвет и ширина букв. В армии любят, чтоб у всех всё было одинаково: «безобразно, но однообразно». И всегда всё требуется выполнить срочно – «ещё вчера». «Всю ночь кормить, к утру зарезать, и чтоб сало было не менее пяти сантиметров».Потребовать потребовали, а из чего и чем сделать, как всегда, не выделили. «Приказы не обсуждаются, а выполняются. Ничего не знаю, чтобы было». И«молодые» всех рот бегают по полку «рожают»[161]кисточки, краску и прочие материалы– приказ подлежит неукоснительному выполнению.Вот она основа основ возникновения коррупционной составляющей инеуставных взаимоотношений: подписал командир-начальник приказ-указание, а выполнение его материально не обеспечил и начинается воровство и вымогательство, потому как из ниоткуда ничего не берётся. Задавать неудобные вопросы начальству, возражать, перечить, требовать финансы и материалы? Ни в коем случае, проще согласиться, сказать «Есть, так точно» и озадачить своих подчинённых. По иерархической лестнице команда спускается вниз до самого бесправного и беззащитного, а уж он её обязательновыполнит. Как? – вопрос риторический.
Полк проверяли офицеры штаба дивизии. Оценку поставили «хорошо» и вывод: «Несдоброватьврагу.Пехота привыкла вгрызаться в глотку и опять же везде таблички установленного образца, все с бирочками – а значит непобедимы! Незыблемый постулат: единство и мобилизация против врага, несмотря на все разногласия, и недопонимания – солдаты усвоили чётко!»
Ротный пошёл на повышение – комбатом[162] в соседний полк.
Ротный
| Даже если мнишь себя героем древней Трои, Мир порой устроен так, что люди ходят строем. И пускай возможности для роста, явно плохи, Я всегда могу сказать, что просто сын эпохи. Евгений Феклистов группа Конец фильма |
«Авторитетный дембель» –Шура Федосеев стоял на крыльце казармы, вальяжно облокотившись на перила. Куртка полурасстёгнута.Пряжка ремня «висит на яйцах»,шапка на затылке[163]. Он нехотя отдал воинское приветствие проходившему мимо старлею[164].
Старший лейтенант резко подскочил, дёрнул за ремень Федосеева на себя, и молниеносно, здоровенным кулачищем, ударил ему в грудь («пробил фанеру»). Шапка у Федосеева слетела с головы.
– С какой роты солдат?
– С третьей, – нерешительно ответил Сашка закашлявшись.
– Отлично. Я ваш новый командир! Пойдём за мной.
Федосеев поднял упавшую шапку и неохотно поплёлся за старшим лейтенантом в расположение роты, на ходу приводя свой внешний вид в порядок.
Дневальный явно дремал, прислонившись спиной к стене. Он вовремя встрепенулся и подал команду:
– Дежурный по роте, на выход!
Новый ротный, не обращая никакого внимания на дневального, направился прямиком в канцелярию[165]. Федосеев следом. Подбежал дежурный, догнав ротного уже у самых дверей:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите уточнить цель вашего прибытия!
– А что так не резко сержант? Спал?
– Никак нет. Был в каптёрке, помогал старшине раскладывать подменку[166].
– Я ваш новый командир. Чем занята рота?
– Рота находится на уборке закреплённой территории[167].
– А командиры взводов? – старший лейтенант дёрнул дверную ручку канцелярии, дверь была закрыта.
– Командиры взводов тоже там, – доложил дежурный.
– Хорошо иди. И пошли дневального за взводными. И старшину ко мне пригласи.
– Старшина третьей мотострелковой роты гвардии старший прапорщик Никифоров, - представился старшина и открыл ключом канцелярию. Вскоре появились командиры взводов.
– Ну что, давайте знакомиться. Алексей Георгиевич Курлов – ваш новый командир роты.
Командиры взводов поочерёдно представились. Пожали друг другу руки.
– Чей боец? – Курлов махнул рукой в сторону стоявшего рядом Федосеева.
– Мой, - отозвался командир второго взвода.
– Дембель?
– Он самый.
– Это чмо решило, что он слишком много прослужил. А офицеров приветствовать так и не научился. Когда ему срок домой?
– Десять дней осталось, товарищ гвардии старший лейтенант, – открыл рот Федосеев.
– Я не тебя спрашиваю солдат! – и обращаясь к взводному:– Все его документы: военник[168], ВПД[169] отдадите мне, я его лично домой провожу. А пока, – теперь он обращался к старшине, – поставьте его в наряд дневальным по роте[170], чтоб он меня по утрам встречал, и так три раза, как раз сутки через двое до дембеля отходить успеет.
Ротный подошёл вплотную к Федосееву:
– Тебя сразу предупреждаю, в роту я могу прийти и в три часа ночи, и в пять утра и в восемь – не дай боже тебе проколоться. Посмотрю, как ты службу несёшь, солдат. От этого и твой дембельский аккорд[171] зависеть будет! Неплохое у нас с тобой знакомство получилось, да? Как твоя фамилия?
– Рядовой Федосеев.
– Вот уже лучше. Не всё потеряно, обучаемый. Можешь идти.
Федосеев вытянулся по стойке «Смирно», отдал воинское приветствие и, развернувшись на месте по-уставному, сделав два строевых шага, покинул канцелярию.
«Вот тебя угораздило»– сочувствовали СанькуФедосееву «дембеля» и «деды». «Молодёжь» молча злорадствовала. «Дембеля»насторожились, попритихли.
Утром, на тумбочке, Федосеев вытянувшись по швам и приложив руку к головному убору, встречал ротного командой: «Смирно!» И ему повезло, потому как, вся рота (кроме наряда) в качестве утренней физической зарядки побежала не три километра, как было заведено раньше, а шесть.
Новый ротный был фанатом физических нагрузок. Сам он крепкий малый,из десантников, окончил Рязанское училище[172]. Что занесло его в пехоту, никто не знал, по слухам «на прежнем месте службы он сильно повздорил с начальством или даже кого-то избил».Папа у него был генерал и кажется не последний человек в каком-то высоком штабе, но «Наш Георгич» (как его меж собою стали звать солдаты) дальше служить не собирался, он дослуживал срок по подписанному им контракту, чтоб каких-то там льгот не лишиться.
С самого начала у ротного не сложились отношения с начальником штаба полка. Начштаба педант и бумаготворец, он на всякую депешу-указивку требовал незамедлительного и подробнейшего ответа. Курлов бумаги не любил, ему плевать было на эту писанину. А вот боевая подготовка для него была как небо для птицы, как вода для рыбы. Хлебом не корми, дай побегать-пострелять «взять высотку» или окопаться в обороне. При нём в роте «дедовщина» свои позиции сдала значительно, на смену ей пришла сержантская «уставщина», что оказалось ничуть не слаще. Хотя и «деды» свою масть держать тоже продолжали, только уже не так нагло и не так открыто как раньше.
Капитана ему не давали, так и был старший лейтенант Курлов командиром над такими же как и он старлеями, командирами подчинённых ему взводов.
С Курловым было весело. Демидов даже для себя прозвал его «московским панком», потому как ротный начал «творить чудеса».
Как-то, будучи дневальным по роте, Мишка, намывая полы рядом с дверями канцелярии, невольно подслушал разговор, суть которого заключалась в следующем:
Начальник штаба полка проверял у Курлова наличие план-конспектов[173] по физической подготовке. Он был крайне недоволен их «некачественным исполнением». Начштаба требовал, чтобы все упражнения выполняемые ротой были описаны в план-конспекте в мельчайших подробностях.
– Всё же в наставлении по физподготовке есть. Возьмите и перепишите оттуда в конспект, – советовал, раздраженно, ротному начальник штаба.
– Зачем переписывать если в наставлении есть? – противился Курлов.
– Вы не наставление с собой на занятия возьмёте, а план-конспект! – настаивал начштаба.
– Это почему же не возьму? Да оно мне и не нужно, я и так все упражнения знаю! Класть я хотел на эти конспекты!
– Все пишут, и Вы напишете –это отчётный документ!
–У меня самый последний солдат уложится в третий разряд ВСК[174] – вот это мой отчётный документ! Вам, товарищ майор, нужны бумаги или фактические показатели?
– И бумаги тоже.
– Возвели бумагомарание в ранг святыни! Вот Вам они нужны, Вы и пишите!
– Что мне положено я уже написал. И я когда-то ротным был и тоже писал.
Они разговаривали на повышенных тонах. Дошло до того, что начальник штаба упрекнул Курлова:
– Вы же присягу давали!
На что Георгич ответил:
– Давал. Не вам, а советскому народу, коммунистической партии и советскому правительству. Где всё это теперь? Единый и нерушимый народ разделили на удельные княжества,довели до нищеты. Всё продали америкосам. В стране разгулбеспредела. А та партия и то правительство,которым я присягал, сами знаете где!
– Вот значит, какие у вас политические взгляды!
– А какоеВам дело до моих взглядов? С недавних пор армия вне политики! Хотя и звучит это как-то искусственно и неправдоподобно!
– Я тебя понял, – сказал начальник штаба и погрозился «подставить» роту Курлова под окружную проверку[175].
В ночь перед началом этой самой проверки по приказу командира роты «чтоб утром было как тельняшка» солдаты покрасили стены расположения роты в полосочку, точно в срок и ровно через доску. Какой из этого вышел скандал в «придворном» показательном[176] полку! К старшему лейтенантуКурловукомполка проверяющего не повёл, проверка роту обошла стороной.
В другой раз шоу было на полигоне, после БТУ[177]. Две роты уже стояли перед комбатом для подведенияитогов проведённых учений. Рота Курлова запаздывала. И вот она уже на подходе, по команде перешла с походного шагана строевой. Старший лейтенант Курлов замечает, что рядом с комбатом стоит начальник штаба полка и зампотех[178].Начальство на вытяжку в готовности принять воинское приветствие. А Курлов орёт: «Рота! Газы!» и вторая команда «Песню, запе-вай!»…
Шлёпают «слоники»[179] строевым шагом мимо полкового и батальонного командования слов не слышно, только брюзжание резины. От такого «Ералаша» у солдат роты трёхдневную усталость как рукой сняло,хотя и некомфортно им в противогазах песню петь,они довольны. Ротный тоже.
Командир полка ушёл в отпуск. Заместитель уехал поступать в академию. За командира остался начальник штаба. Он проводил общеполковую вечернюю поверку.
После поверки, как обычно, прохождение по плацу с песней. Каждая рота поёт свою ротную песню. Курлов снова чудит: «Рота! Песню, спят усталые игрушки, запе-вай!» Слова песни известны каждому с глубокого детства, все когда-то смотрели «Спокойной ночи, малыши». И рота поёт, что приказано. Начштаба орёт через весь плац: «Курлов, что это там Ваша рота поёт?» А ротный своим солдатам: «Вот и аплодисменты бойцы! Видите, дяденька у трибуны усами шевелит, ножкой топает. Говорит, не слышит! Давайте в три раза громче!»
Рота старается – рвёт глотки. Громче всех в полку поёт рота, остальных забивает.
Прошаренные
| А для хитро сделанных и особо прошаренных – есть болт с логарифмической линейкой! Из армейского фольклора |
Инстинкты выживания и сохранения овладели солдатами с первых дней службы. Низменные,животные, элементарные потребности повылезали на передний план, вытиснив всё остальное. Им всегда хотелось есть. Они неизменно испытывали чувство голода. По утрам жеих мучил стояк – «трусы дыбилисьпалаткой».Каждый постоянно думал о том, где-бы чего «заточить». Ну а женщина– это вообще недосягаемая мечта.
Троица Хиса, Чус и Зомби эти нелёгкие вопросы-головоломки всё же решали.
В первую очередь, находя правильный ответ на:«Где б чего съесть?»При достижении друзьямиположительного результата, Хиса,с присущей ему хитрецой, любилпоучительно-торжественновосклицать:«Кто ищет, тот всегда найдёт!»
Не таких как все (особо хитрых и прошаренных)остальныеконечно же недолюбливали, но за способность вовремя достать необходимое –всё же уважали.
Все стоят в строю. Пронырливые и смекалистые вечногде-нибудь «шарятся», стоящих в строю это оченьсильно раздражает.
Полигон. Стрельбы. Даже тут, во время коротких перекуров,засекреченная мини диверсионная группа быстрого реагирования (да, именно таквоспринимали себя Хиса, Чус и Зомби)исхитрялась приготовить себедополнительное питание.
Пропадать из вида всем троим было невозможно, да и по одному могли заметить, тем более если надолго. Исчезали по очереди, двое остальных отсутствующего«прикрывали». Так за пятнадцатиминутный перекур они успевали сварить и съесть каждый по паре-тройке картофелин. Картофель припасали заранее –прикарманивалибудучи в наряде по столовой. Под предлогом «отлить» смотался первый из прошаренной троицы – метров за двести от базирования роты, присмотрел укромное местечко, подтащил веток-дров и развел костёр. Поставил котелок,набив его снегом, выложил из своего кармана картошку и назад. За ним второй, он чистилкартошку,принесённую с собой и ту, что выложил первый, и ещё набивал снега в котелок. Следом третий – этот подбрасывал дров, добавлял снега и бросал в доведённую до кипения воду, весь имевшийся картофель. И снова отлучались по очереди, теперь уже поглощать приготовленное нехитрое блюдо. Прошаренный «молодняк» подобным образом побеждал свой голодняк.
«Дедам» было легче, унихсвои лагерёчки и располагались они не так далеко. К тому же «деды» полулегально выделяли кого-нибудь из «молодых» кулинарить– лишь бы ротный не заметил. Обычно это был земляк кого-то из «дедушек» или кто-то чуть хитрее остальных, потому как «повару» кое-какие «балабасы» от разложенного «сидора»[180]перепадаливсегда.
Доармейский жизненный опыт пришёлся Михе в самый раз. Без зазрения совести он прибирал к рукам всё, что плохо лежит, не придавая особого значения тому чьё это. «Неожиданно потерять» своё имущество мог и зазевавшийся солдат, и неосмотрительный офицер, что уж там до принадлежащего не кому-то конкретно, а находящемуся в «общем» пользовании.
Под стать Михаилу были и его армейские друзья. Они действовали шустро, смело,пользуясь благоприятными ситуациями или заранее всё спланировав.Хиса, Чус и Зомби безбоязненно «уводили»им понадобившеесяпрямо из под носа.
На центральной площади Хабаровска перед Днём Победы проходила генеральная репетиция парада. Роту, в которой служил Демидов, выставили в оцепление. Срочникипялились на проходящих мимо девчат. Воспользовавшись ослабленным контролем со стороны комода[181] Мишка быстренько прошёлся по гражданским– выяснить не надо ли комучего.
Вернулся к Чусу и Хисе:
– За бушлат предлагают блок сигарет!
Из хитрой троицы никто не курит, но сигареты –это валюта,за них многое можно выменять.Бушлат нужен более-менее приличный. У «духов» и «слонов» все зачуханные. У «черпаков» и «дедов»– то, что надо. Те как раз скинули свои бушлаты в кучу. На охрану поставили «молодого» из «шестёрок». Сами же на турнике перед девками выделываются – бицепсы, трицепсы свои показывают. Чус забалтывает «охранника» бушлатов. Миха показываетХисе гражданского (того что с блоком сигарет)ждущего за углом в готовности совершить неравный бартер. А самМишка делает отвлекающий манёвр, такой чтоб уж наверняка все смотрели на него. Громко, так чтоб все солдаты слышали, бьётся об заклад, что за пять минут«склеит тёлку» из толпы.
Девчата на солдат здесь не особо падкие. Статус у солдата среди местного населения низкий, не намного выше, чем у освободившихся зэков[182]. Но Мишке на самом-то деле не знакомиться нужно, а всего лишь отвлечь.
Выбирает он самую симпатичную из тех, что с интеллектом в глазах, и смело направляется к ней. Завязывает разговор. О чём они воркуют, другие-то не слышат.
– Вы знаете, я сразу Вас приметил. Красоту её ведь не спрячешь! У меня к Вам просьба: подыграйте, пожалуйста. Мне очень нужно у своего сослуживца спор выиграть. Дело в том, что он заявляет, мол, я ещё тот уроди на меня ни одна нормальная девчонка даже не посмотрит. Вы бы мне «для понта» на листочек номер телефона чиркнули– так чтоб он видел. Номер можно любой, не свой, «от балды» – никто же не проверит. Вам такое сделать ничего не стоит, а меня этим Вы очень сильно выручите.
Она рассмеялась:
– Вы забавный. Вас как зовут?
– Михаил.
– Меня Ирина. Отчего же не помочь. Охотно помогу!
Мишка достаёт свою записную книжку, протягивает ей. Она что-то в ней пишет и, войдя в роль, чмокает Демидова на прощаньев щёчку.
Краем глаза Миха видит, как Чус показывает ему знаком: «Всё О’кей!»
Пропажу бушлата даже не особо заметили. Дело в том, что за время оцепления «старослужащие» раздевались трижды и в разных местах – им было непонятно, когда именно пропал бушлат. Возникло сомнение: возможно, они его сами где-то забыли? В общем «шестёрка» охранявший бушлаты даже подзатыльник не получил, так только пустые угрозы.
Сколько разных нужных вещей было выменяно за эти сигареты:
«Рожался» тушняк и сгущёнка. Срочно потребовалась старшине краска, тотзадачу «дедам», они,под угрозой смертной казни, – «слонам» Мишкиного взвода. И снова решить проблему помогла пачка сигарет.В результате троица «прошаренных» друзей в почёте и «уважухе», а остальные «слоны» перед ними в долгу. «Долг конечно платежом красен», что верно – то верно, но ещё представится случай для взаиморасчёта.
Не забывали и про себя. Выменял Мишка пачку дрожжей. Шесть солдатских алюминиевых фляжек на одну треть заполненных компотом, сахаром и дрожжами Чус, Хиса и Зомби зарыли возле казармы, на газоне, рядом с курилкой. Как раз к Дню рожденья одного изних, крепкая брага была успешно выкопана и распита на чердаке.Жизнь налаживалась!
Однако не всё столь радужно. Одно дело добыть – другое сохранить и не попасться.
Как говорят «не всё коту масленица», иной раз «прошаренность»заканчивалась весьма-весьма плачевно. В соседней роте, один «черпак»,подобрав ключи к электрощитовой – прятал в нейкурево и съестные припасы. В итоге паренёк нашёл своё короткое замыкание. Этот, второй за время службы Демидова покойник,принёс неприятности многим. В ходекомандирских рейдов по злачным местам обнаружилось четыре из пяти схронов Чуса, Хисы и Зомби –потери,от ликвидации которых,нанесли им существенный урон.
Как-то попалсяс «ништяками»и Миха, к счастью ничего смертельного. «Деды» заприметили в его руках не положенный «слону» пакетик. Здесь исход был ясен заранее.
После отбоя, как заведено, Демидова вызвалив каптёрку.
В изъятом у него пакете обнаружилось пять пачек чая. Мишка стащил их у зазевавшегося наряда по столовой, но об этом никто не знал. Если б его поймал наряд –был бы серьёзный «косяк», а так как чай у Демидова нашли в роте, и с учётом того, что «ништяки» ушли в пользу «дедов» и «дембелей», это считалось небольшим «залётом».
Заходить в каптёрку полагалось робко, с боязнью. Дальше звучал приговор. Его исполнение. Потом вызывался следующий.
Мишка знал, сегодня нужна история про то где, когда и как он успел разжиться чаем. И наверняка ответ на вопрос: «Есть ли там ещё?»
Демидов решил разыгрывать клоунаду. Зашёл он в каптёрку нагло,скрестив на своей груди руки по-наполеоновски. Такого тут ни от кого явно не ожидали. Миха оглядел наигранно удивлённым взглядом присутствующих иизрёк:
– Вас слишком мало, что б я напугался! И вообще,рядовой Демидов не отказался бы от кружечки хорошего чая!
В ответ «ха-ха-ха!» и пяток совсем слабыхпинков. Усадили рядом. Налили чай. Михаил поведал им басню о зазевавшемся «пиджаке»[183], у которого он стащил пакет с этим самым чаем и каким-то там шмотьём. Чай, мол, взял, а шмотки выкинул. История «прокатила», а клоунада понравилась.
На следующий день после отбоя, в каптёрке, шутки Демидова уже ждали. Дневальный проорал его фамилию последней. Мишка вновь, как в прошлый раз, зашёл по-наполеоновски. На лицах «дембелей» читается: «Ну, давай! Отмочи нам чего-нибудь!». Миха, останавливается, выдерживает паузу, и, довольно потирая ладони, выдаёт:
– Эх! Чуяло мое сердце, что без битой морды сегодня не обойдётся!
Реакция: «ха-ха» и наповал. А потом кто-то сквозь смех:
– Дайте ему пару пендалей, кто-нибудь, для галочки –чтоб лучше спал!
Третий раз к Мишкиному приходу в каптёрке собрались уже все «деды» и «дембеля», как на действо местной художественной самодеятельности. Мишка рост рейтинга, публики и поклонников предвидел, он знал –надо «держать марку». Вот он снова в центре каптёрки. Посмотрев всем в глаза с усмешкой, завёл такую шарманку:
– Господа! Уважаемые господа! Не хотелось бы кого-то огорчать, ущемить или обидеть. Разрешите уточнить? Чьё лицо сёдня должно будет трещать по швам первым?
Опять «ха-ха». Демидоваотправили спать. В каптёре продолжалось веселье. «Деды» с «дембелями» чифирили[184]. Двоих из них провожалина дембель. Неспокойно было всю ночь: ещё много раз кого-то из «слонов» и «духов» поднимали. Мишку же больше не трогали, он «дрых без задних ног».
Михаил Демидов и Владимир Липатов заступили в наряд по роте. Дежурство предстояло нелёгкое, потому как с вечера Курлов приказал им поставить в ленкомнату[185]пару коек, а это ничего хорошего не предвещало. Ротный последнее время пил. Пил в открытую.
Как и предполагалось,посреди ночи,с каким-то летёхой[186] (судя по эмблемам– связистом) приполз «Наш Георгич». Вдвоём они подняли роту по тревоге.
Довольныйтем,что солдаты уложились в отведённое время, Курлов дал команду «Отбой!» Сам же вместе с лейтенантом углубился в ленкомнате. Там они колобродилипочти до утра и так три ночи подряд. Рота была в напряжении. «Деды» по ночам не бесчинствовали и не чифирили.
Потом ротный пропал, не так чтобы совсем, утром на разводе он появлялся, а вот после построения до следующего утра его никто нигде не видел. Прошло две недели.Койки стояли в ленкомнате, к ним не притрагивались.
Из командировки вернулсястаршина и давай порядок наводить. Дневальными, как специально, были вновь Демидов и Липатов. «Вы приносили, вам и уносить!» –улыбнулся Никифоров, подозвав их к себе и скомандовал: «Убрать койки в спальное помещение на своиместа!»
Хиса и Зомби пошли приказ выполнять. Подняли койку, а из-под подушки выкатились две бутылки с водкой, одна початая, другая не тронутая.
– Думаешь нужно отдать старшине? – спросил Вовка Миху.
– Конечно. Но только полную бутылку, а эту – Мишка показал навскрытую, – припрячем. Иначе удача отвернётся!
Через два дня заявился ротный и давай в своей памяти ковырять, вспоминать. Старшина ему бутылку вернул, а вот оставалась ли ещё вторая или нет?
На всякий случай, «для порядка» они со старшиной роту в поисках «фантома» не слабо погоняли. Как уж удалось Хисе и Зомби от себя отвести подозрения – известно только Богу. Три дня рота упорно пыталась материализовать пропажу, всё безрезультатно. Наконец, Курлов махнул рукой: «Отставить! Наверное, не было её».
Была. Хиса, Зомби и Чус прекрасно это знали. Бутылка лежала в укромном местечке,ожидая удобного случая.
Чус получилвнушительных размеров посылку, но вот беда, не успел он даже с почтового отделения выйти, как дембеля тут же её изъяли. Теперь она стояла на столе в каптёрке – дожидалась известной участи.
– Чус, чё в ней? – спросил Мишка Ильяса.
– Гуталин! – зло, с досадой в голосе, ответил Хуснуллин.
Таким ответом он подал Демидову дерзкую идею. Делится ею с Хисой и Чусом Мишка не стал, решив всё провернуть в одиночку. «Конечно, с друзьями было бы сподручней, но если отлучиться всем троим – это сразу вызовет подозрение, незамеченным такое не останется. А раз привлечь друзей нельзя, то и посвящать их в задуманное не стоит. Потом удивлю их подарком» – таков был довод при принятии Михаиломрешения.
Посылку отняли вчера, после обеда. Она до сих пор оставалась не тронутой, потому как отъезд домой очередного дембеля был назначен на завтра, а значит, сегодня вечером её непременно вскроют.Приближаться к посылке даже на расстояние пушечного выстрела было опасно для жизни. В роте о ней уже начали слагать легенды – так уж она заманчиво выглядела. Дембеля в предвкушении мысленно облизывались и потирали руки.
Строем, с песней, рота в полном составе выдвинулась на обед. Демидова в строю не было.Он ещё на утреннем осмотре, сославшись на высокую температуру, жар и общее недомогание,записался в «Книгу записи больных» для посещения санчасти. Теперь же,отказавшись от обеда, он отпросился, сказав, что ему совсем стало плохо.
В медсанчасть Мишка пошёл не сразу.
Дальнейшие действия были очень опасным, рискованным с его стороны поступком. Страшно даже предположить какими могли бы быть для него последствия при неудачном стечении обстоятельств. Однако фортуна в этот день была на Мишкиной стороне.
По заранее подготовленной доске Демидов забрался через оконную форточку в расположение роты. Проникнув в комнату для умывания и туалет, он быстро забил тряпкаминесколько сливных патрубков, открыл воду и вылез назад. Теперь повторив приём, с помощью всё той же доски и соседней форточки,Мишка пролез в каптёрку. Не мешкая,достаточно быстро и в тоже время предельно аккуратно он вскрыл посылку, переложив её содержимое в вещмешок.
Тем временем, внимание двух оставшихся в роте дневальных было сосредоточено на устранении «потопа». Они не могли слышать, того,что в закрытой каптёрке кто-то шарится.
Мишка знал, где хранится сапожный крем. С особым удовольствием, представляя себе какой из этого выйдет эффект, Демидов набивал опустошённую им коробку сапожным кремом. Он запаковал посылку столь ювелирно, что только при довольно тщательном осмотре можно было бы обнаружить проникновение. Осмотревшись, Михаил выбросил на улицу вещевой мешок, затем вылез сам. Спрятал доску, по которой так ловко забирался. Пробрался «собачьими тропами» к торцевой стороне здания медсанчасти и, через известный ему лаз, юркнул в межблочное пространство цокольной части здания. Хорошенько припрятал там вещмешок.Вылез. И как ни в чём не бывало, направился на приём к врачу.
Температура у Мишки действительно зашкаливала (предварительно он натёр себе перцем подмышки). Он «горел», а сердце билось слишком учащённо.
В санчасти Демидова «лечили» неделю.
Как только Зомби вернулся в расположение Хиса и Чус поведали ему невероятную историю про посылку с гуталином. О том, как рота её безуспешно «рожала». То, как сначала обвинение упало на Чуса и ему неслабо досталось. Потом«дембеля» выявили «крысу» средисвоих, найдя у него заначку «ништяков» из этой самой посылки.
Мишка промолчал. «Ещё не время. Пусть поулягутся страсти» – подумал он.
Последний «дембель» завтра покинет роту – это самое ничтожное «чмо» своего призыва. Его не жаловали ни свои, ни командиры. Вероятно, именно потому он и едет домой последним. Это та самая «крыса», что прибрал к рукам «гуталиновую посылку». Это он больше других глумился над «молодыми»,они его за это ненавидят, но терпят. Он же словно царёкв театрализованном действе расхаживает по казарме, до всех докапывается, нервы людям мотает. Разодет «дембель» в расшитую аксельбантами форму, увешанную значками, орденами и медалями (непонятно когда и за какие заслуги им полученными). Около его койки, на табурете, стоит собранная сумка, она полна всякого добра. Рядом лежит бушлат. «Дембель» готов к отъезду.
Особо прошаренные есть в каждой роте, многие из них земляки Чуса, Зомби и Хисы. Они меж собою знакомы, они взаимодействуют. Часто бывало, остро дефицитное в одном подразделении, в другом – излишествовало. Вот и выручали друг друга.
Запрос в соседнюю казарму: «Расшитый дембельский бушлат такого-то размера нужен?» Ответ положительный и цена устраивает.Исчез ненароком бушлат у «дембеля».
Не прохлаждается теперь, задрав нос, «ваше величество», а нервно бегает по казарме в поисках пропажи. Наезжает на дневального: «Кто из роты бушлат выносил? Рожай!» И быть может «родил» бы дневальный, дасмекнул, что «тело» уже «никто» – до отправки его поезда осталось всего несколько часов. Набравшись смелости, шлёт дневальный «дембеля» куда подальше. А вместе с ним и весь наряд отправляет его туда же, да ещё и несколько пендалей «королю» вдобавок выписывает. «Упала корона» – «дембель» в растерянности. Тем временем Демидов с сотоварищами потрошат его сумку: что себе, что на продажу, а что и на помойку. «Дембель» в отчаянии, а угроза огрести от тех, над кем ещё вчера издевался всё реальнее. Страшна месть толпы. Возмездие за выпитую кровь ждать себя не заставило.
Драпалвчерашний «король» из полка только пятки сверкали. Форма на нём местами разорвана, все висюльки-погремушки вырваны с корнем, поверху наскоро наброшена старая без пуговиц шинель, хорошо хоть военный билет при себе.
Теневой магнат
| Пора переквалифицироваться в управдомы – глядишь графом Монте-Кристо стану. Перефразированное высказывание Остапа Бендера |
Лакомое местечко досталось Демидову.В мотострелковой роте даже «дембеля» с акээмом[187] наперевес бегали до последнего дня службы, а ещё ходили в наряды и караулы. Совсем другое дело полковой оркестр. Мишкин диплом об окончании музыкальной школы пришёлся как нельзя кстати.
Срочник в оркестре был всего один и он дембельнулся. Малый и большой барабаны остались без присмотра. Конечно, баян и барабан друг от друга всё-таки отличаются, но ведь самую малость, и при желании разобраться можно: ноты-то те же – семь. Михаил занял «блатное» и одновременно почётное место главного барабанщика полка.
Миша научился жить строго по распорядку дня – он сам был теперь распорядком, задающим ритм. При каждом построении, на каждом разводе Демидов стоял под трибуной, отбивая палочками несложный ритм марша – в этом заключалась его обязанность, его служба. Его теперь знали все от комдива до последнего солдата. На этой почве у Демидова даже стала развиваться мания величия. Он с удовлетворением наблюдал, как под его дудку пляшут – нет извините, как под его барабан маршируют другие. Сам он маршировал намного реже: только в составе оркестра и под ударысвоего же барабана.
Оркестр располагался в здании полкового клуба. Это было солидное строение, с библиотекой, музеем, большим залом оборудованным сценой, трибуной и киноэкраном (в нём проходили общеполковые лекционные занятия и показ фильмов). Кроме того в клубе было немало различных комнат и кабинетов, больших и маленьких (имеются в виду занимаемая площадь – квадратные метры). Здесь был кабинет начальника клуба, комнаты психологов, кабинет директора музея, киноаппаратная, полковой радиоузел и так далее. Одну обширную комнату занимал полковой оркестр, в этой комнате стояли инструменты и проходили репетиции.
Солдат срочной службы в клубе было трое, все творческие и неглупые. Кроме Мишки, были ещё киномеханик и связист, отвечающий за полковой радиоузел. Потом появился четвёртый.Это потому что звукарь трибун и лекционного зала (а иначе повелитель радиоузла)товарищ Сухов[188] готовился на дембель и ему прислали стажёра – Андрея Зубова. Киномеханика звали Владимир Ильичёв, но чаще всё же по кличке – Ильич. Товарищ Сухов действительно имел фамилию Сухов, а имя – Александр. Все они жили прямо в клубе.
Клубное закулисье таило в себе неограниченныйпотенциал: подсобки, миллиард удобных для нычек шкерен, огромное подполье и чердак. О таких возможностях Мишка даже и не мечтал!
Раз в полгода призыв. Традиционно, перед распределением по подразделениям, новобранцев собирали в клубе части. Демидов, Сухов и Ильичёв не дремали, они снимали с них более-менее путное гражданское шмотьё. Причём этим их не обделяя особо, потому, как из клубамолодёжь вели в баню и там переодевали в военную форму, а вся гражданка всё равно сжигалась.
Таким образом, в потаённых уголках закулисья были созданы самыенастоящие склады гражданской одежды: свитера, штаны, куртки, шапки, боты, рубахи – всё это шло на обмен или на продажу увольняемым в запас дембелям, идущим в самоход[189] или увольнение «черпакам» и «дедушкам».
У Михаила стали водится деньги, что его статусу не противоречило, он уже прослужил более года. В результате бартерных операций в клубном закулисье образовались склады с тушенкой, мыльно-рыльными принадлежностями, сигаретами и даже двадцати литровыми железными канистрами с ГСМ.
Оркестр сам по себе место службы интересное.
Дирижёр оркестра – капитан, остальные прапорщики и сержанты-старшины сверхсрочники[190]. Подавляющее большинство – возраста около сорокалетнего. Относились к Мише как к сыну, подкармливали «домашними пирожками». Музыканты – люди интеллигентные, они охотно делились своими знаниями. В оркестре Михаил освоил несложные духовые партии альта.Тут, на почве любви к мототехнике, Мишка сдружился с самыммолодым из сверхрочников – тромбонистом Анатолием Маркеловым, который был старше Демидова всего на три года. Маркелов имел японский скутер YamahaJog, и Михе не раз доводилось погонять на нём.
Полковой оркестр – это ещё и похоронная команда. Похороны старших офицеров положено сопровождать траурным маршем и оркестр для этих целей выделялся частенько. В завершение погребальных церемоний, скорбящие родственники почти всегда давали оркестру – помянуть. Умеренно алкоголь перепадал и Михаилу. Остальные, бывало, так усердно помянут усопшего, что из автобуса выйти не могут. Идёт тогда Демидов от автобуса через плац к клубу один. Идёт, пошатывается: не то на грудь принял, не то от тяжести навешанных на него инструментов (он их один за весь оркестр на себе тащил) – попробуй тут разберись, что раскачивает это бляцающее «Чудо-Юдо».
В общем, служба в оркестре для Демидова была просто настоящим солдатским раем.
В полку тем временем творилось интересное. Новый призыв в основе своей состоял из дагестанцев, ингушей и осетин. Они пришли со своим менталитетом, своими авторитетами и своими градациями. То их меньшинство, которое было в полку до этого, с прибытием земляков, сразу подняло голову. Несколько «дедов» и КМС[191] по разным видам единоборств из их числа стали верховодить диаспорами и сообща как-то сразу заняли в полку главенствующие положение. Славяне стушевались, уступив свои позиции парням с горячей кровью.
Поначалу, Демидов с южанами не сталкивался, но вскоре у него с ними произошёл конфликт интересов – тогда пришлось биться.
Дело в том, что к этому моменту, используя свои возможности и связи, Мишка отладил теневую систему приёма-получения посылок. Заключалась она в следующем:
Полковой почтальон –солдат, который разбирает всю корреспонденцию, пришедшую в адрес войсковой части и раскладывает её по литерам (у каждого подразделения свой литер) отбирал потенциально интересные квитки-извещения о приходе посылок. По адресу отправителя он видел, что посылка пришла, к примеру, из Томска, а томские это прошлый призыв, тоесть «слоны». Подразделение и фамилия получателя сообщались Михаилу. Демидов подсылал к нему одного из своих прошаренныхземляков, проходящих службу в том же что и получатель подразделении,который предлагал получить посылку так, чтобы о ней в роте больше никто не знал. Сама посылка поступала на хранение в клуб к Мишке. Заранее оговаривалась такса за услугу, обычно пятьдесят на пятьдесят. Одна половина содержимого, в том числе деньги, уходила в пользу Демидова, почтальона и посредника, который договаривался с получателем. Вторую счастливый обладатель забирал частями по мере надобности. Были такие, кто на предложение не соглашался, но после того как в роте на его посылку накидывалась стая чаек из «старослужащих», вследующий раз сам прибегал к Демидову заранее с просьбой отследить поступление извещения и изъявлением желания хранить посылку в клубе на названных условиях.
Со временем количество посылок, поступавших к Михе, по теневой схеме, только увеличивалось и все были довольны. Недовольными оставались «дембеля», мимо которых уходил куш– в этом и состоял конфликт интересов. У одного молодого, в роте контролируемой дагами (так меж собою русские называли дагестанцев), с завидной периодичностью стали появляться сигареты с фильтром. Дагестанцы его припёрли к стенке, и он рассказал, что получил посылку, и что она хранится у Демидова.
– Ти палючал пасилька боэц наша рота? – с наездом задал Михаилу вопрос главныйиз дагестанцев, пришедших выяснять отношения (он был с Демидовом одного призыва).
– Какие страусы я ваша рота? – передразнил Мишка, решив его позлить.
Такая неожиданная постановка вопроса заставила дагестанца задуматься, мыслительные процессы в его голове продолжались с полминуты:
– Ти чё такой!Не ти наша рота, а солдат наша рота! Пасилька наша!
– Иди, гуляй! – послал его резко Демидов.
– Ти чё мая мама сказал!?
Дагестанец кинулся, норовя ударить своим лбом Михаила в нос. Демидов, вовремяразвернувшись к противнику боком, увернулся. Голова дагестанца, вскользь зацепив Мишкину грудь, как раз оказалась напротив стены, и Миха, что есть силы, толкнул её ладонью в висок. Словно мячик, ударившись об стену, и вновь об подставленную ладонь, и снова об стену, запрыгала голова– всё это заняло не больше пары секунд.Двое остальных уже набросились на Михаила. Ситуация складывалась не в его пользу. В результате у Михи отбитые почки и распухшая бронха, но и этих троих он пощипал не слабо.
Подобные конфликтные ситуации возникали ещё не раз, и Демидов стал более разборчив в выборе клиентуры, «чистке хвостов и запутывании троп»при приёмепосылок на хранение.По истечении времени нашёлся подход и к авторитетам диаспор. С ними в целом установились взаимовыгодные отношения,основанные на бартере. За полгода службы в оркестре Михаил по своему благосостоянию сравнялся со многими офицерами и даже превзошёл их. Сделать это было не сложно учитывая, что у офицеров затраты на содержание семей, детей и прочее, а зарплата шиш да маленько, да и та с опозданием. Мишка же особых затрат не имел, а свой процент получал исправно без задержек и от такого потока почтовых отправлений, что и сам с трудом мог представить объёмы всей своей сетевой паутины. К Демидову по ряду вопросов стали обращаться даже прапорщики и сверхсрочники, например он по дешёвке продавал им бензин и дизельное топливо – выгода была обоюдная.
Став «дедушкой» Мишка снял себе квартиру в городке, метрах в трёхстах от воинской части,теперь, ночуя в ней, онв полк ходил как на работу.Сюда Демидов перенёс часть своих запасов –в первую очередь продовольствие и одежду из той, которой пользовался и которую предполагал оставить себе на будущее (на первое время после дембеля – на гражданку).Об этой квартире знал ограниченный круг, Мишкины друзья: Хиса, Чус, Ильич, Маркелов и Зубов. Все они, кроме Чуса, по мере своих возможностей в ней бывали. На квартире устраивались ночные чайные посиделки и настоящие праздники с озорными девчонками и алкоголем. Как они были хороши!
Хуснуллину в квартире побывать не довелось, потому как он загремел. Загремел по крупному. Это была крайне печальная история, настоящая беда: Хуснуллин стал убийцей. Чего он не поделил с Димкой Погадаевым – правды не узнать. Факт в том, что Погадаев по прозвищу Пацифист, был солдатом нерасторопным, крайне медлительным и потому чересчур забитым. За свою приторможенность ему постоянно доставалось: от комбата иот ротного, от замка иот комода, от дембелей и солдат своего призыва, но по стечению обстоятельств, последний,смертельный, ударпришёлсяот Чуса.Конечно Хуснуллин этого не хотел и если б знал чем обернётся этот удар в солнечное сплетение… Ильяс корил себя и каялся, но не дано смертным возвращать к жизни погибших или как плёнку отматывать события назад.
А вот у замполита, по Мишкиному мнению, чувство скорби деформировалось значительно. Под его руководством, в назидание за неуставняк, гроб с Погадаевым трое суток таскали по всему полку. Сначала замполит выставил его на плац, и на разводе Демидову пришлось стучать в барабан, стоя в непосредственной близи с ним. Потом гроб отнесли в вестибюль солдатской столовой, затем в расположение роты. На следующий день, так как был ПХД, поставили перед входом в парк, после обеда выставили в клубе и наконец, отправили самолётом – «груз двести»[192] полетел домой.
Хуснуллина судили показательно выездным военным судом, ему дали срок семь лет. Мишка на заседаниях суда присутствовал, они проходили в зале клуба, был он и на оглашении приговора. «Конечно, Чус виноват, и Пацифиста не вернёшь, – думал Демидов, – жаль.Вместо того чтоб через полгода поехать домой,Ильяс отправится теперь в места не столь отдалённые, а Погадаев уже дома навсегда. Предан земле».
Это роковое событие было последним за армейскую службу серьёзным потрясением Михаила, было, ещё начало второй Чеченской, но это где-то там, далеко, лично его напрямую не касающееся, обошедшее стороной.
Несмотря ни на что жизнь продолжалась, а для Михаила она ещё и обрела дополнительный смысл.Листая свой блокнот, Демидов наткнулся на написанный рукой Ирины телефонный номер. Он позвонил. Оказалось, она его помнила и рада слышать!У неё как раз было несколько свободных дней, и Иришка приехала к нему из Хабаровска, почти на неделю поселившись в его съёмной квартире. Жизнь заиграла красками! Мишка в квартиру летел как на крыльях. Он дарил ей цветы, баловал всяческими деликатесами и экзотическими алкогольными напитками. На Маркеловском скутере они рассекали по ночному городку, посещали какие-то клубы, дискотеки. Медовые дни пролетели как мгновенье. Расставаясь, договорились созвониться.
Когда Михаил ей позвонил, она была не так приветлива, как раньше.Из разговора он толком не смог понять, чем она там занята или огорчена. Мишка был растерян, расстроен, подавлен. «Возможно, я не проявил должной настойчивости или обидел чем?» – терялся в догадках Демидов, подспудно чувствуя, что это был его последний с ней разговор.
В задумчивости, при отвратительном настроении после неудачного телефонного разговора, Михаил брёл по плацу к клубу, направляясь в расположение оркестра.
«Отставить, не резко!»Окрик встрепенул его, привлёк Мишкино внимание. Это Валерка Смирнов, командовал какому то «духу». Демидов направился к ним.
Молодой, что есть сил побежал к краю плаца, и развернувшись вновь мчался к Смирнову. Валерка стоял довольный:
– Команду «Один!»[193] учится выполнять, – увидев подошедшего Демидова,ухмыляясь, пояснил он.
Как раз подбежал «дух»:
– Рядовой Кулагин по вашему приказанию прибыл! – доложил он Валерке.
Мишка всех своих земляков знал (все они потенциальные клиенты на хранение посылок) – этот был самарским, из нового призыва.
– Упал, отжался! –продолжил было измыватьсяСмирнов.
– Это мой земеля. Лось, отвали от него! – вступился за парня Демидов.
– Когда мы «духами» были, за нас никто не заступался, никто не жалел. Теперь наша очередь.Ничего, потерпит, его время тоже придёт!
– Я сказал, отстань от него. Пусть идёт,– продолжал требовательно настаивать Миха, –Не парь его, с меня блок сигарет.
– Иди, – отпустил «молодого» Валерка.
Настроение Демидова слегка улучшилось.
В клубе Андрюха Зубов колдовал над плечом Ильичёва, он связанными меж собою иголками набивал ему наколку – группу крови. Подчерк у Андрея был каллиграфический.
– Миха, тебе такую же сделать? – похвастал Демидову нанесённой на его плечо надписью Ильичёв.
– Спасибо, не надо.
– А чё? Смотри, как красиво получается!
– Я против любых татуировок.
– Чё так?
– Считаю, что это клеймо. И уж прости, клеймят рабов или домашних животных. Клеймо – это принадлежность кому-то или к чему-то. А я хочу быть сам по себе – свободным!
– Ну, ты и загнул! Это у тебя пунктик – точно тебе говорю. Сейчас все себе татуировки делают, даже бабы. А группа крови – она ведь и от смерти спасти сможет, если понадобится.
– Тебе нравится – делай! Мне не нужно. Если все – значит мода, значит попса. А от смерти только Бог спасти сможет. Но это моё личное мнение, я его не навязываю.
– Значит, не будешь.
– Точно.
Зубова никто не заставлял, он сам проявил инициативу.Андрей сбегал на почту за корреспонденцией, и первым там получил свежий номер «Красной звезды». Демидова и Ильичёва он встретил,взобравшись на табуретку, установленную им же на стол,громко, вслух читая приказ[194]– это был тот самый долгожданный приказ: они стали «дембелями», а значит скоро домой!
К концу службы у Демидова скопилось несметное богатство, ну а если серьёзно, то вряд ли кто ещё за время срочной службы достигал такого великолепного финансового состояния. Сначала Михаил всерьёз подумывал о заказе грузового железнодорожного контейнера–чтоб отправить в Самару. Он мечтал забить его японскими скутерами и мотоциклами, а пустоты между ними солдатскими одеялами, бушлатами и шинелями. Но передумал.Мишка хорошо помнил плачевный итог постигший Остапа Бендера на румынской границе.«Это всё потому, что Остап был один– без поддержки. Я тоже никак не застрахован» – благоразумно рассудилтогда Миха, – «Можно не слабо засветиться».Да и задерживаться на Дальнем Востоке особого желания не было, скорее хотелось домой. За время службы Мишка ясно осознал (может быть даже впервые так ясно) как дороги ему мать, отец и брат, как любит он их.
Два месяца Демидов активно распродавал свои запасы. Результат проделанной работы – двекрупногабаритные спортивные сумки, снизу набитые денежными знаками, а сверху довольно приличной гражданской одеждой– неприметно стояли в ящике под нижним спальным местом занимаемым Михаилом в устремлённом на запад поезде. Отмеряя расстояние, ритмично отстукивали колёсные пары. Демидов грезил домом: улицы Большущей Глуши и Самары, волжские затоны и заводи Иргиза, степи, луга и поля как картинки всплывали в его памяти. За окном пока была только тайга. Миха предвкушал,как заведёт свой мотоцикл, как встретится со своими друзьями: Женькой Сызганцевым, Олежкой Фомичёвым, Саньком Черкасовым. Хотел бы он увидеть и Макса Беляева, но тот сейчас служил в танковых войсках (его туда определили за невысокий рост). Максиму служить ещё год, Мишка с ним списывался. Собирался Михаил заглянуть и в Запанской кЛипатову. Вовка домой уехал ещё неделю назад (и уже, наверное, добрался). Его отпустили вперёд Мишки, потому как дата призыва у него была на несколько дней раньше Мишкиной. Вдобавок Михаил на пару суток задержался в городке: возвращал в целости и сохранности свою съёмную квартиру хозяевам и напоследок кое-какие дела утрясал.
Среди пассажиров, подобно господину Корейко (персонажу всё того же бессмертного произведения[195]), Демидов никак не выделялся. «Главное без приключений доехать до дома, а уж там…» – думал-мечтал Михаил, помня о том, какой он везёт груз.
Мишкеопределённо везло –до Большущей Глуши он добрался без злоключений.
Герой асфальта
| Горел асфальт от сбитых с неба звезд Горел асфальт под шум колес Кричал асфальт – ты был его герой Кричал асфальт, кричала боль. Слова: Маргарита Пушкина исполнение группа «Ария» |
Еговстречали как героя, стол накрыли по-царски. Отец и мать счастливы. Брат Мишкой горд. Собрались друзья, знакомые, соседи. Все рады выпить, тем более такой повод! Больше всехМишкиному возвращению радовалсяЖека Сызганцев – его просто распирало от счастья.
Пятичасовое застолье подходило к завершению, во всяком случае, уже кое-кто заснул в салате.Вечерело. «Всё как всегда. Немногое изменилось за моё отсутствие» – подумал Миха.
– Соскучился,небось, по женскому телу-то? –Женёк неожиданно возникнув рядом,отвлёк Михаила от печально-банальных мыслей,– Я тебе такую«цыпу» приготовил! Третий день ждёт-дожидается, всё интересуется, не приехал ли ты. Едем?
–Кто такая?
– Не-е, не скажу. Сюрприз будет! – Сызганцев довольно улыбался.
Вышли «по-английски», не прощаясь.У крыльцастояла, припорошенная снегом, Женькина «Планета».
– Садись.
Мишка взялся было за руль.
– Не, назад садись. Ты ж не знаешь, куда ехать то! Похорошему, глаза б тебе завязать, ну да ладно.
Лаская Мишкин слух, привычно зарокотал мотор. Знакомые улицы. Проезжали мимо дома Киски-Лариски.
– Узнаёшь дом? – как-бы, между прочим,спросил Демидова Сызганцев.
– Да, – неохотно ответил Миха. В его памяти всплыла давнишняя мелодрама.
– Вот мы и приехали. Нам как раз сюда! – гордо заявил Жека, и пояснил:–Киска, уж который день мечтает о встрече с тобой! Кипятком ссыт! Все уши мне прожужжала. Я подумал, тыбудешь не против. Она дома теперь одна живёт, у неёродаки на Север рванули. Вахтовиками. Здесь-то с работой совсем голяк.
– Привет! – она обняла Мишку, крепко прижавшись. Произошло это как-то буднично, обыденно, будто всё это время они встречались каждый день, и не было никогда никакого расставания.
Буквально черезполчаса (Женька даже не успел оставить парочку наедине), кЛариске заявились все друзья, что оставались у Демидовых дома.Они ещё и девчонок с собой привели – в общем, целая орава. Разгорячённая компания «вычислила» Мишку по следам «Планеты» на снегу –следопыты.Молодёжь требовала «продолжения банкета».Словно по мановению волшебной палочки собрали стол. С алкоголем, б
