2020-01-15
86Православие и язычество в культуре средневекового Новгорода.
Культура Новгородской республики занимает особое место в общей культуре Древней Руси. Во многом это определилось геополитическими условиями. Через Приильменье приходил международный Балтийско-Волжский торговый путь, который способствовал формированию у истоков Волхова центра политического взаимодействия местных финно-угорских племен и пришедших сюда в VI-VIII вв. славян. Так начала создаваться уникальная новгородская культура. В настоящей статье новгородская культура рассматривается с позиции ее религиозности.
Сохранившиеся до наших дней культурные памятники Древнего Новгорода несут на себе явственную печать христианства, но в весьма оригинальном языческом оформлении. Став государственной религией, христианство стремилось подчинить полностью народную культуру, навязать ей свою систему ценностей. Однако сама русская церковь постоянно находилась под воздействием этой культуры. Представления и практики нехристианского происхождения проникали в ее плоть, ведь сами представители церкви (за исключением высших церковных чинов, которые на Русь долго «поставлялись» из Византии) были из народа. В Новгороде церковнослужителей от попа до архиепископа выбирали сами горожане. И хотя церковная жизнь влияла на мировосприятие духовенства, однако, стереотипы поведения и мировосприятие в значительной степени оставались неизменными.
О непростом отношении русских людей к христианству свидетельствуют письменные источники (особенно церковные поучения) XII-XIV вв., которые буквально вопиют о «безбожниках», о пустых церквях и языческих празднествах, справляемых повсеместно.[1]
Анализ различных «поучений», берестяных грамот и актового материала, доказывает, что в древнем Новгороде среди горожан встречались откровенные язычники, платившие многочисленные штрафы архиепископу за то, что не носят креста, живут невенчанными с двумя-тремя женами и наложницами, не соблюдают постов и справляют языческие праздники. Они откупались от властей особым налогом — «забожничьем». Видимо, таких нарушителей государственной религии было немало, доказательство тому – многочисленные пункты в разделах о церковном суде в различных законодательных актах средневековья, а так же упоминание языческих имен в официальных документах.
Новгородская церковь наказывала «заблудших детей своих» довольно мягко – по сравнению с действиями против язычников католической церкви. При этом авторитет фактического главы Новгородской республики – архиепископа – был очень велик и основывался этот авторитет непосредственно на православной религии. Парадоксально, но полуязыческий, вольный Новгород подчинялся христианскому архиепископу, при этом не являясь теократическим государством.
В работах Н. М. Гальковского, Б. Д. Грекова, Г. К. Вагнера, Д. С. Лихачева[2] высказывается мысль о медленном слиянии православия и язычества. «...Христианизация медленно шла... проникая в толщу народных масс, сливалась со старым, привычным образом мыслей и чувств. Под пером старых и новых русских книжников это были две веры, живущие рядом, двоеверие, но в подлинной жизни этого не было и быть не могло: это была одна синкретическая вера, явившаяся результатом претворения христианства в русской народной среде, иначе - его обрусение»[3].
Христианизация Руси - это процесс религиозного творчества. Подобного рода творчество охватывало все сферы жизни русского средневекового общества. Проиллюстрируем этот тезис на нескольких примерах.
Археологами доказано, что курганная насыпь явилась следствием развития погребального культа в христианизируемом обществе. Курганный обряд погребения просуществовал до XV в. в соседстве с грунтовыми христианскими погребениями и православными храмами и вызвал нарекания со стороны церковной иерархии лишь после присоединения Новгорода к Москве, в условиях, когда сформировавшиеся там церковные обрядовые традиции стали восприниматься единственно христианским.[4]
Параллельно происходил процесс переосмысления старой символики и наполнения ее новым содержанием. Монументальный стиль, который был заимствован из Византии, сменяется ко второй половине XII в. «фольклоризирующей тенденцией» в искусстве[5]. Наиболее ярким проявлением этой тенденции в Новгороде являются орнаментально-фигурные композиции прикладного искусства и книжного дела. Забавные бытовые сценки, изображенные на страницах новгородских рукописей очень наглядно характеризуют дух свободного творчества, господствующий в новгородской средневековой культуре. Однако те же миниатюры можно трактовать и с позиции христианской символики. Православие использовало образы языческой культуры, понятные современнику.
Некоторые элементы христианской культуры, сложившиеся на основе синкретизма еще в Византии были перенесены на Русь. К примеру, амулеты-змеевики, самые ранние экземпляры которых несут греческие надписи. Запрещаемые церковью, змеевики просуществовали в Новгороде до XV в.
Любопытны криновидные композиции прикладного искусства, очень часто встречающиеся с изображением креста. Крин - распространенный общекультурный символ рождающейся жизни, был известен и в Византии, и в Малой Азии, и в дохристианской Руси. В XIII в. в Новгороде становятся популярными подвески с изображениями процветшего креста, а к XIV в. этот элемент приводит к появлению нательных крестов с криновидными завершениями. Очевиден параллелизм этого сюжета с известным в христианском искусстве Византии изображением процветшего креста, символизирующего плодоносящую христианскую Церковь. Такое объяснение в сочетании с наименованием креста в церковных песнопениях «животворящим» вполне укладывает языческий крин в церковные рамки.
Своеобразным было понимание в Новгороде образа Софии Премудрости Божией. Для Новгорода понятие «Дом Софии» означало гораздо большее, чем просто земельные владения Софийского собора. Как показал С.С. Аверинцев, одной из смысловых граней древнего символа Премудрости божией являлось то, что она собирает земли и города в единую сакральную державу, ибо государство есть ее «дом». Дом – один из главных символов библейской Премудрости, это образ обжитого и упорядоченного мира, огражденного стенами от Хаоса.[6] Не зря именно так называемый «софийский» тип печатей применяли применялся при скреплении поземельных сделок.
На Русском Севере сохранилась любопытная легенда, в которой рассказывается о промысловике Иване Гостевом сыне, который водил всю жизнь лодьи до дальних нехоженных берегов. И под старость задумался промысловик: «Кому надобны неиссчетные версты моих путей-плаваний? Кто сочтет морской путь и морской труд?»
И видит Гостев: у середовой мачты стоит огнезрачная девица. У нее огненные крылья и венец, на ней багряница, истыканная молниями. Она что-то считает вслух и счет списывает в золотую книгу.
— Я премудрость божья, София Новгородская. Я считаю версты твоего морского хода. О кормщик! Всякая верста твоих походов счислена, и все пути твоих людей исчислены и списаны в книгу жизни Великого Новгорода.
— Ежели так, о госпожа, — воскликнул Гостев, — то и дальше дальних берегов пойду и пути лодей моих удвою!».[7]
На новгородской иконе XVв. София изображена так же в виде огнезрачной крылатой женщины. Видимо, новгородцы воспринимали Софию Премудрость как могущественное божество, своеобразную берегиню Новгородской республики («къде Святая София, ту Новгород»[8]) и в своем представлении ставили ее на второе место после Бога – «Бог и святая София»[9]. В этом образе слились воедино функции языческой женщины-берегини и христианского ангела-хранителя.
В связи с женскими образами в древнерусском христианстве необходимо отметить сюжет стенной росписи новгородского храма Спаса на Нередице, в котором изображение Воскресения Христова заменено изображением мученицы Анастасии, чье имя переводится как «Воскресение». Это понятие перешло на заключительный день славянской седмицы - неделю. К рубежу XII-XIII вв. относится поучение, озаглавленное «Слово, истолковано мудростью, от святых апостол и пророк и отец о твари, и о днии, рекомом неделя, яко не подобает крестьяном кланятися неделе, ни целовати ея, зане тварь». Тут автор «Слова об идолах» осуждает поклонение неделе и связывает с ним поклонение «женскому идолу», которому «кланяются, написавше жену в человеческ образ»[10]. Можно предположить сложение нового почитания на основе языческого культа богине плодородия и христианских агиографических представлений в процессе религиозного творчества.
Археологи во множестве находят в Новгороде в слоях XII-XV вв. шумящие языческие обереги и детали музыкальных инструментов. Наиболее распространенными в Древнем Новгороде были гусли. Известны также находки гудков, сопелей, варганов. Новгород заслуженно можно назвать «столицей скоморохов». О популярности «веселых молодцев» свидетельствуют находки кожаных скоморошьих масок и других атрибутов скоморошьего ремесла. Вольный Новгород давал простор для творчества «веселым молодцам», ювелирам, живописцам.
В самом Новгороде христианство постоянно напоминало о себе – церквями, колокольным звоном, необходимостью постоянно общаться с церковнослужителями. В сельских же поселениях новгородской земли православие было осознано как религия лишь к XIV в., когда повсеместно начали строиться общежительские монастыри, сельские церкви, и христианство пошло вширь, охватывая дальние территории.
В этом смысле знаменательно, что сельское сословие на Руси, сохранившее языческие традиции в культуре, начинает называть себя «хрестиане» — крестьяне только в конце XIVв. До этого крестьяне четко разделялись на «смердов», «сирот», «исполовников» и т.д. К XV в. все это разнообразие объединяется в одном названии – «крестьяне». Это название читается в ряде берестяных грамот XIV в. (№ 310, 540).
Однако народное православие крестьян было довольно своеобразным Молясь Иисусу Христу и Деве Марии, крестьяне приносили жертвы лешему, домовому, водяному. Новгородские крестьяне, как впоследствии крестьяне всего Русского Севера, приписывали христианским святым черты языческих богов. По их мнению, св. Георгий (Егорий) как когда-то Велес 23 апреля ст. стиля скакал по лесам, полям и лугам, беря под свое покровительство диких зверей и домашних животных; а Илья Пророк потрясал громом н молниями как языческий Перун.
Православие во время своего становления во многом стимулировало расцвет русской культуры. Языческую культуру зачастую называют примитивной. Это не соответствует истине, но несомненно, что язычество в своей основе традиционно. Разработанная, проверенная веками символика повторялась из поколения в поколение, и внести в нее какое-то принципиальное изменение было для язычника опасно, немыслимо, как немыслимо было изменить хотя бы слово в заклинательном тексте. Христианство отвергло языческую магию и объявило крест единственным оберегом человека. Теперь мастерам стало достаточным изобразить на своих изделиях крест – и вещь уже выполняла свою защитную функцию. Началось более вольное обращение с древней символикой, ее переосмысление с позиции христианства. Магический принцип в искусстве, особенно городском, постепенно уступает эстетическому.
Однако, средневековые люди, независимо от того, были они крещены или нет, продолжали верить в прадедовскую дуалистическую схему сил, управляющих миром, и старались оградить себя, свое жилище и имущество от действия враждебных человеку духов. Традиционные солнечные узоры на жилищах сохранились в северных деревнях до XX в., а охранительно-заклинательная символика вышивки не потеряна до наших дней.
Основная обрядность крестьян-земледельцев была направлена на то, чтобы воздействовать на силы неба, земли и воды, воспринимавшиеся, как благожелательные, с целью обеспечения урожая. Солнце не изменило своего пути по небу с принятием христианства, и весна по-прежнему следовала за зимой. Календарная обрядность вобрала в себя христианские мотивы, но по сути осталась природно-языческой.
Обряды, заговоры, формировавшиеся тысячелетиями, не могли бесследно исчезнуть сразу после принятия новой веры. К тому же принципиальныхотличий нового от старого не было: и в язычестве и в христианстве одинаково признавался единый создатель Вселенной; и там и здесь существовали невидимые силы низших разрядов; и там и здесь производились моления — богослужения и магические обряды с заклинаниями-молитвами; там и здесь каркасом годичного цикла празднеств были солнечные фазы; там и здесь существовало понятие «души» и ее бессмертия, ее существования в загробном мире. Поэтому перемена веры расценивалась внутренне не как смена убеждений, а как перемена формы обрядности и замена имен божеств. Зачастую восставали не против новой религии, а против ее носителей – присланных из Византии священников, которые не разбирались в местных обычаях и действовали порой как «слоны в посудной лавке».
Процесс религиозного творчества происходил после принятия христианства по всей Руси, но именно в Новгороде он приобрел особую широту и размах. Приведенные в данной работе примеры подтверждают, что между духовной культурой, с одной стороны, природой, экономикой, социальной структурой и конкретной исторической ситуацией с другой стороны, существует сложный комплекс прямых и опосредованных связей. Если природная среда является ареной существования общества, а социально-экономический уклад – формой материального функционирования общества, то верования, культы, искусство, этика характеризуют душу общества. Мировоззрение средневековых новгородцев было глубоко религиозным, сложным, вмещающим в себя как древние языческие представления о мире, так и оригинально осмысленное православие. Богатая и, по сравнению с другими княжествами, спокойная жизнь (Новгород избежал разорительных войн XIII в., город ни разу не был взят штурмом, ни разу не был ограблен до XV в.) способствовала развитию культуры во всех ее направлениях.
Представляется, что языческое и христианское миропонимание постепенно сливались в культуре Новгорода, и к XV в. религиозное творчество достигло расцвета. Лишь насильственное включение Новгорода в единое Московское государство прервало этот процесс. В XVI в. появляются жесткие церковные каноны, устанавливающие единые для всех православных русских земель нормы - в иконописи, церковных службах, таинствах и даже в семейной жизни. Создание единого государства фактически исключило возможность дальнейшего религиозного творчества.
[1] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. – М., 1988. С.777.
[2] Гальковский Н. М. Борьба христианства с остаткам язычества. - М., 1913. Т. 2; Харьков, 1916.; Вагнер Г. К. Скульптура Древней Руси XII в. - М., 1969; Греков Б. Л. Киевская Русь. М., 1953.
[3] Греков Б. Д. Крещение Руси // Религия и церковь истории России (Советские историки о православной церкви в России). - М., 1975. С. 40.
[4] Подробне см. Мусин А.Е. Христианизация новгородской земли в IX-XIV веках. Погребальный обряд и христианские древности. – С-Пб., 2002.
[5] Вагнер Г. К. Проблема жанров в древнерусском искусстве. М., 1974.
[6] Буров В.А. О характере черного землевладения в XIV-XVI вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. – Новгород, 1993. С. 40.
[7] Б.Шергин Двинские былины. – М., 1980.
[8] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисл. А.Н. Насонова. – М.-Л., 1950. С. 55, 254.
[9] Там же. С.313
[10] Рыбаков Б. А. Указ. соч. С. 592
