Современная западная философия

1. Герменевтика

Герменевтика - направление в философии, которое исследует теорию и практику истолкования, интерпретации, понимания. Свое название герменевтика получила от имени древнегреческого бога Гермеса, который был посредником между богами и людьми - истолковывал волю богов людям и доносил пожелания людей богам.

Основные вопросы герменевтики:

• как возможно понимание?

• как устроено бытие, существо которого состоит в понимании? Главная идея герменевтики: существовать - значит быть понятым.

Предметом исследования, как правило, является текст. К фундаментальным понятиям герменевтики относятся:

• "герменевтический треугольник" - взаимоотношения между автором текста, самим текстом и читателем;

• "герменевтический круг" — циклический характер процесса понимания.

Герменевтика возникла вместе с появлением герменевтических ситуаций - случаев, когда необходимо правильное истолкование и понимание текста.

2. Первыми герменевтами были средневековые теологи-схоласты (Фома Аквинский и другие), которые занимались "расшифровкой" смысла божественных идей, заложенных в тексте Библии.

К числу современных философов- герменевтов можно отнести Ф. Шлейермахера (1768 - 1834), М Хайдеггера (1889 - 1976), Г. Гадамера (р. 1900), П. Рикера (р. 1913).

Согласно Шлейермахеру при толковании текста возможны два метода — грамматический и психологический. С помощью первого выявляется "дух языка", с помощью второго — "дух автора".

Герменевтика (толкование текста) имеет смысл при родственности душ автора и читателя. Если автор слишком далек от читателя, текст никогда не будет понят до конца при всех усилиях герменевтики, однако при полном сходстве автора и читателя в тексте не останется скрытого смысла и он не будет нуждаться в толковании.

Понимание осуществляется двумя путями (их совокупностью):

• дивинации — искусственного "вчувствования", "вживания" в душу автора произведения;

• сравнения — сопоставления фактов, других данных. Дивинация должна чередоваться со сравнением и наоборот. Когда читатель окончательно поймет и логику языка, и душу автора, текст будет полностью понят.

Взгляды раннего Хайдеггера совмещают в себе герменевтику и экзистенциализм и посвящены бытийной (онтологической), а не познавательной (гносеологической) стороне герменевтики.

Хайдеггер выводит учение об экзистенциалах - условиях человеческого существования. Их два - положенность и понимание:

• положенность — человеческое бытие определено не мышлением, а фактом своего пребывания в мире (человек вначале "положен", то есть он есть, а уже затем мыслит);

• понимание — человек обнаруживает, что он есть, становится понимающим, а понимание — это истолкование и интерпретация (человек истолковывает свое бытие в мире определенным образом, и данное истолкование есть понимание человеком смысла своей жизни, своего места в мире).

Человеческое бытие, по Хайдеггеру, изначально герменевтично (основано на понимании).

Ганс Гадамер призывал к тому, чтобы философия с позиций познания (гносеологии) перешла на позиции понимания (герменевтики).

Человеческое существование невозможно без переживания собственного бытия.

В течение жизни человек, во-первых, накапливает опыт (причем большую его часть составляет опыт, наработанный другими поколениями, — "опыт мира"), во-вторых, вносит свою частицу в "опыт мира". Передача "опыта мира" от прошлых поколений к настоящим и от настоящих к будущим осуществляется, главным образом, через книги — тексты, "язык". Следовательно, толкование языка текстов, его понимание должно стать одним из ведущих направлений философии.

Центральное понятие философии Поля Рикера — личность. Личность — творец всей человеческой культуры. Цель философии — разработать метод понимания человеческой субъективности.

В качестве данного метода Рикер предлагает "регрессивно-прогрессивный", суть которого в том, чтобы понимать человека через его три измерения — прошлое, настоящее, будущее.

По Рикеру, человеческая личность телеологична — направлена в будущее.

2. Феноменология

Исходный пункт феноменологии — книга Гуссерля «Логические исследования», ее ядро – идея интенциональности. Феноменология не замкнутая философская школа, но широкое философское движение, в котором уже в ранний период возникают тенденции, несводимые к философии Гуссерля – учения М. Шелера и М. Хайдеггера; работы мюнхенской группы феноменологов (И. Дауберт, А. Райнах, А. Пфэндер и др) – отправная точка «реалистической феноменологии», которая обнаруживает как тенденцию, близкую к аналитической философии, так и тенденцию, связанную с традиционной метафизикой. Феноменологический метод нашел свое применение в психологии (Пфэндер, В. Шапп) и психиатрии (Л. Бинсвангер, В. Франкл), этике (Шелер и Д. ф. Гильдебранд), эстетике (М. Гайгер, Р. Ингарден, М. Дюфрен), праве и социологии (А. Райнах, Э. Штайн, А. Шюц), философии религии (Шелер, К. Ставенхаген, Ж. Херинг), онтологии (А. Райнах, X. Конрад-Мартиус), философии математики и естествознания (О. Беккер), истории и метафизике (Л. Ландгребе). Феноменология оказала влияние на экзистенциализм, персонализм, герменевтику, а также другие философские течения и получила широкое распространение после Второй мировой войны не только в Европе и Америке, но и в Австралии, Японии и некоторых других странах Азии. Архивы Гуссерля находятся в Лувене (Левен, Бельгия) (основной архив), а также в Кельне, Фрайбурге, Париже. Исследовательские центры и феноменологические общества были созданы во многих странах мира. В России быстрое освоение идей Гуссерля в начале 20 в., обусловленное определенной традицией философии сознания в русской философии 19 в., было прервано в начале 1920-х гг. Только начиная с 1960, вновь появляются аналитические работы по феноменологии и переводы феноменологических текстов.

Исходный пункт феноменологии как философского учения —интенциональная жизнь сознания (Гуссерль), бытие личности (Шелер) и фундаментальные структуры человеческого существования (Хайдеггер), возможность описания которых укоренена в самом сознании и человеческом бытии. Феноменологический метод является принципиально дескриптивным, ему свойственно отстранение от любых предпосылок, которые не поддаются описанию. Основная идея феноменологии — неразрывность и в то же время взаимная несводимость, нередуцируемость сознания, человеческого бытия, личности и предметного мира, психофизической природы, социума, духовной культуры. Гуссерлевский лозунг «к самим вещам!» ориентирует на отстранение от причинных и функциональных связей между сознанием и предметным миром, а также от их диалектико-мистического взаимопревращения. Движение к предметам — это воссоздание непосредственного смыслового поля, поля значений между сознанием и предметами. У Гуссерля взаимная несводимость сознания и мира выражается в различии трех видов связей: между вещами (предметами и процессами внешнего мира), между переживаниями и между значениями. У Хайдеггераразличие непредметного и предметного — это различие бытия и сущего, у Сартра — в-себе-бытия и для-себя-бытия, у Мерло-Понти «невидимого» и «видимого». Невозможно, полагает Мерло-Понти, представить себя просто кусочком мира, только объектом биологических, психологических и социологических исследований. В послегуссерлевской феноменологии приоритет отдан проблеме неразрывности человеческого бытия и мира. У Хайдеггера само человеческое бытие как «бытие-в-мире» есть неразрывность мира и человека, поэтому проблема сознания отходит на второй план, речь идет не о многообразии феноменов сознания, но о единственном, фундаментальном феномене — человеческом вот-здесь-бытии (Dasein). Для Мерло-Понти источник смысла — в человеческом одушевленном теле и поле восприятия, «между» сознанием и миром.

Сфера соприкосновения и неразрывности сознания, человеческого бытия и предметного мира — это сфера феноменов, «себя-в-себе-самом-показывающего» (Хайдеггер). Самораскрытие феномена радикально отличается от отношения явление — сущность, однако явление, как и видимость, имеет основания в феномене. Феномен, например, самодостаточное и самоценное произведение искусства, не указывает на нечто, скрытое за ним. Тем не менее феномен не лежит на поверхности — произведение искусства доступно не всякому, кто находится рядом с ним.

Феноменология объединяет традиционно противопоставляемые «истины в себе» (идеальные, вневременные предметы) и абсолютный временной поток сознания, рефлексию и время, время и бытие. Поток сознания и идеальный предмет — два рода непсихологических связей сознания, два полюса феноменологической сферы. Время рассматривается в феноменологии не как объективное время (существование которого не отрицается, так же как объективного пространства), но как временность, темпоральность самого сознания и прежде всего его первичных модусов — восприятия, памяти, фантазии (Гуссерль), человеческого бытия (Хайдеггер), человеческой реальности (Сартр), субъективности (Мерло-Понти). Время как «сеть интенциональностей» есть средоточие сознания и человеческого бытия и основное средство его описания.

Принципиальным для феноменологии является разработка онтологического понимания истины. Гуссерль называет истиной, во-первых, как саму определенность бытия, т. е. единство значений, существующее независимо от того, усматривает ли его кто-либо или нет, так и само бытие — «предмет, свершающий истину». Истина — это тождество предмета самому себе: истинный друг, истинное положение дел и т. д.; во-вторых, истина — это структура акта сознания, которая создает возможность усмотрения положения дел именно таким, каково оно есть. Для Хайдеггера истина как истинное бытие укоренена в способе бытия человека, которое характеризуется как раскрытость. Человеческое бытие может быть в истине и не в истине; истина — несокрытость; истина как правильность представления «полностью зависит от истины как несокрытости сущего». Хранительница истины — поэзия, являющаяся сущностью искусства. Истина, по существу, тождественна бытию; история бытия — это история его забвения, история истины — это история ее гносеологизации.

В феноменологии эти темы внутренне связаны. «Психическое распределено между монадами» (Гуссерль), излучающими смысл изнутри, но непроницаемыми («без окон») извне. Понимание Другого как «вчувствование» возможно только на основе аналогии с временным потоком своего собственного опыта. Другой конституируется при этом не только как природно-телесно-психический феномен, но как субъективность, конституирующая свой собственный смысловой мир, и как трансцендентальная субъективность, конституирующая, в свою очередь, субъективность Других. Мир, который мы обнаруживаем в сознании, есть интерсубъективный мир (мир для каждого), т. е. пересечение и переплетение объективированных смыслов. В основе историчности европейской культуры лежит возникшая в Древней Греции «теоретическая установка», связующая людей для совместной работы по созданию мира смысловых структур. В таком понимании европейская культура должна исполнить свое предназначение — осуществление «сверхнациональности» как цивилизации нового типа не столько на пути унификации экономических и политических связей, сколько через «дух свободной критики», который ставит перед человечеством новые, бесконечные задачи и «творит новые, бесконечные идеалы». По Хайдеггеру, человеческое бытие исторично не потому, что включено в историю, а потому, что в основе своей темпорально. Историчность присуща не субъекту и не объекту, но бытию-в-мире.

Феноменология по своему смыслу не стремится быть завершенной философской системой, ее цель — анализ смыслообразования (от простейшей фиксации пространственно-временного положения объекта до усмотрения идеальных предметов, от первичной рефлексии на восприятие до размышления о смысловых основах культуры) и фундаментальных структур человеческого существования.

3. Экзистенциализм

Экзистенциализм — направление философии, главным предметом изучения которого стал человек, его проблемы, трудности, существование в окружающем мире.

Экзистенциализм как направление философии начал зарождаться еще в середине XX в., а в 20-е — 70-е годы XX в. приобрел актуальность и стал одним из популярных философских направлений в Западной Европе.

2. Актуализации и расцвету экзистенциализма в 20-е — 70-е гг. XX в. способствовали следующие причины:

• нравственные, экономические и политические кризисы, охватывавшие человечество перед первой мировой войной, во время первой и второй мировых войн и между ними;

• бурный рост науки и техники и использование технических достижений во вред человеку (совершенствование военной техники, автоматы, пулеметы, мины, бомбы, применение отравляющих веществ в ходе боевых действий и т. д.);

• опасность гибели человечества (изобретение и применение ядерного оружия, приближающаяся экологическая катастрофа);

• усиление жестокости, бесчеловечное отношение к человеку (70 миллионов погибших в двух мировых войнах, концлагеря, трудовые лагеря);

• распространение фашистских и иных тоталитарных режимов, полностью подавляющих человеческую личность;

• бессилие человека перед природой и перед техногенным обществом.

3. Экзистенциалистская философия распространилась в ответ на эти явления. Можно выделить следующие проблемы, которым уделяли внимание философы-экзистенциалисты:

• уникальность человеческой личности, глубина его чувств, переживаний, тревог, надежд, жизни в целом;

• разительное противоречие между человеческим внутренним миром и окружающей жизнью;

• проблема отчуждения человека (общество, государство стали для человека абсолютно чужими, реальностью, которая полностью пренебрегает человеком, подавляет его "Я");

• проблема одиночества, заброшенности человека (человек одинок в окружающем мире, у него нет "системы координат", где он чувствовал бы себя нужным);

• проблема бессмысленности жизни;

• проблема внутреннего выбора;

• проблема поиска человеком своего как внутреннего "Я", так и внешнего — места в жизни.

4. Основателем экзистенциализма считается датский философ Сьорен Кьеркегор (1813 - 1855).

Он поставил вопрос: почему философия занимается таким большим количеством всевозможных вопросов — сущностью бытия, материей, Богом, духом, пределами и механизмами познания — и почти не уделяет внимания человеку, более того, растворяет конкретного человека с его внутренним миром, переживаниями во всеобщих, абстрактных, как правило, не интересующих его и не касающихся его насущной жизни вопросах?

Кьеркегор считал, что философия должна повернуться к человеку, его маленьким проблемам, помочь ему найти истину, понятную ему, ради которой он мог бы жить, помочь человеку сделать внутренний выбор и осознать свое "Я".

Философом были выделены понятия:

• неподлинное существование — полная подчиненность человека обществу, "жизнь со всеми", "жизнь как у всех", "плывя по течению", без осознания своего "Я", уникальности своей личности, без нахождения истинного призвания;

• подлинное существование — выход из состояния подавленности обществом, сознательный выбор, нахождения себя, превращение в хозяина своей судьбы.

Подлинное существование и есть экзистенция. В своем восхождении к подлинному существованию человек проходит три стадии:

• эстетическую;

• этическую;

• религиозную.

На эстетической стадии жизнь человека определяется внешним миром. Человек "плывет по течению" и стремится только к удовольствию.

На этической стадии человек делает сознательный выбор, осознанно выбирает себя, теперь им движет долг.

На религиозной стадии человек глубоко осознает свое призвание, полностью обретает до такой степени, что внешний мир не имеет для него особого значения, не может стать препятствием на пути человека. С этого момента и до конца своих дней человек "несет свой крест" (уподобляясь этим Иисусу Христу), превозмогая все страдания и внешние обстоятельства.

Лучшими представителями экзистенциализма XX в., собственно создавшими его, были:

• Карл Ясперс (1883 - 1969);

• Жан-Поль Сартр (1905 - 1980);

• Альбер Камю (1913 - 1960);

• Мартин Хайдеггер (1889 - 1976).

Тема 6

Русская философия

1. Особенности русской философии

Когда речь идет о русской философии, встает вопрос, неизбежный при любом историко-философском исследовании: является ли русская философия безусловно оригинальной и в чем это проявляется, или же она является лишь талантливой популяризацией, просветительством, "выпавшим" из академической западной традиции и познакомившим мировую общественность с содержанием периферийного мышления по вопросам русской самобытности, облеченного в нестрогие формы полемики и культурно-философской эссеистики.

Существует мнение: поскольку византийская культура пришла на Русь в христианских переводах, постольку греческая философская мысль, традиции интеллектуализма не дошли до нее; распространение христианства означало приобщение к вере, но не к философии. Русь вошла в церковную структуру Византии, но в культурном, философском отношении была ограничена языковым барьером. Поэтому творческое развитие, философская рефлексия могли опираться только на собственные мыслительные ресурсы. Хотя отдельные таланты появились рано, но в целом до XIX века русская философия есть либо бледное подражание византийским образцам, либо - некритичное копирование западных книг.

1 Зеньковский В.Н. История русской философии. Т.1. Л., 1991. С. 11-13; Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 1-19.

Суть противоположной точки зрения заключается в том, что византийское христианство ко времени крещения Руси "забыло о человеке", стало утверждать рабскую этику, несовместимую с христианским гуманизмом.

Русь же после крещения с жаром неофита (новообращенного) восприняла самую суть христианства - идею подобия человека Богу, в образе Иисуса Христа снизошедшему в мир и испившему полную чашу человеческих страданий. Это и обусловило будущие особенности русской духовности с ее культом жертвенности, "больной совести", непротивления злу, а также специфику философии, главным предметом которой стала христианская онтология человека, этика в формах "пламенной публицистики ".

Концентрация внимания на уникальности русской философии, проявляющейся в основном в освоении ею религиозно-практического опыта средствами и формами философствования, ведет к утверждению "особого пути" и противопоставлению русской философии западной, утверждению мнимой несовместимости отечественной философской традиции (определяемой как "живое христианство", "философия страдания и прозрения") с традицией рациональной рефлексии Западной Европы. Попытки интерпретировать русскую мысль как извечное выражение национально-религиозных идей, отличающих Россию от Запада, субъективно хотя и призваны как-то компенсировать постоянные катаклизмы в сфере национальной жизни, но объективно отливаются в формы антирациональной болезненной исключительности.

Существует мнение, что хотя "русская духовность" была лишена "школьного опыта" развития мысли, но "душа" ее интуитивно постигала проблемы истины и красоты. Отмечая уникальность и многообразнейшие связи русской культуры с культурами народов Запада и Востока, Д.С.Лихачев писал: " Но вот в чем Русь до XIX века явно отставала от западных стран, это наука и философия в западном смысле слова". Однако если дело обстояло действительно так, то чем тогда объяснить, что уже в рамках русской философии XIX века одновременно сосуществуют традиции православной религиозности и светского радикализма, материализма Чернышевского и "русского социализма" Герцена, мистики В.Соловьева и панморализма Л.Толстого? Такое далеко не полное многообразие невольно рождает мысль об эклектизме и несамостоятельности русского мышления, о том, что философия здесь представляла собой лишь вариации на темы, заданные православием и западной традицией.

2. Философия всеединства В. Соловьева

Всеединство, по Соловьеву, есть идеальный строй мира, предполагающий воссоединенность, примиренность и гармонизированность всех эмпирических несогласованных, конфликтных элементов и стихий бытия. “Я называю истинным или положительным всеединство такое, — писал Соловьев, — в каком единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы, само оказывается таким образом пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия”. Если “положительное всеединство” потенциально объемлет собой и человека, указывая ему цель и смысл жизни, следовательно, сущность человека не может быть редуцирована, сведена к каким-либо частным его определениям и т.п. Отсюда истинная суть человека есть живое осуществление такого всеединства, которое не только созерцает умом, но само действует в мире как вполне конкретный, но “новый духовный человек”. Осуществление “живого всеединства”, по Соловьеву, свершилось в лице Христа. Оно явилось для людей “как высшая сила, которая овладела ими, но которою они не овладели”. Соловьев уточняет: в том хаосе, которым являлся мир далекого прошлого, истиной Христа овладели “немногие” человеческие души (“избранные”, по Достоевскому). И христианская идея свободного человеческого единения, всемирного братства снизилась до “христианства домашнего”, лишь до индивидуальной жизни немногих душ человеческих. Для основного же большинства Христос как живое воплощение всеединства, гармонии идеального и материального стал далеким и непостижимым фактом. Так христианская идея стала формализмом церковной организации, безуспешно пытающейся одухотворить общество, социальные отношения, самого человека верой в “чудо, тайну, авторитет”, повторяя Достоевского, писал Соловьев. В таком “храмовом, неистинном христианстве” человек, по мысли философа, находится в еще большем духовном рабстве, нежели язычник перед силами природы. Философия идеализма (от Декарта до Гегеля), восстав против лжехристианства, освобождает, по Соловьеву, разум от химер и тем самым открывает путь христианской истине. Богочеловечество, богосовершенство искать надо не в окружающем мире, но в самом человеке, в его “свободно-разумной личности”. Благодаря “рациональной философии” к этой идее человек должен прийти “от себя, сознательно, свободно”. Французский материализм восстановил материю и развил значение материального начала в мире и человеке. С точки зрения Соловьева, тем самым материализм также послужил христианской истине о воскресении и вечной жизни тел.

Разнонаправленными путями философия идеализма и материализма, “делая человека вполне человеком”, восстановила его полноту божественного всеединства. Теперь, по Соловьеву, остаются задачи практического осуществления всеединства для человечества в целом, чтобы христианство стало “всечеловеческим миром”, где исчезнут национальный эгоизм, вражда, разделение человечества на соперничающие народы.

Об “истинности” христианства как осуществлении “всечеловечества”, объединяющем народы не только верой, но и “всемирным общим делом”, Соловьев, в частности, говорит во второй речи памяти Достоевского (1882). Главным окончательным условием такой Бесчеловечности является свобода, гарантом которой является Бог, совершенный человек Христос и “бесконечность души человеческой”.

Мысль Соловьева об изначальной свободе воли, данной человеку, различные аспекты замысла философа о воссоединении бытия со всей очевидностью являются производными библейской мифологемы сотворения человека, Эдема. Всеединство как принцип бытийного устроения, строящегося из многоразличных элементов, связанных и сообразных так, что часть тождественна целому, по преимуществу является философской экзегетикой, рационализированным толкованием новозаветной символической характеристики цельного и совершенного устроения (“да будет Бог во всем” (1 Кор. 15, 28). Так философия всеединства, предполагающая укорененность здешнего бытия в божественном, включается в русло религиозной философии как “светского богословия”.

Поскольку всеединство является центральным онтологическим принципом, постольку смысл сущего и должного рассматривается Соловьевым только в тех измерениях, которые раскрывают их причастность, внутреннюю соотнесенность с божественным. Соловьев в своей онтологии идет за Иоанном Дамаскином, за православием и Платоном. Философ увлекался Кантом и проштудировал все аргументы последнего против эмпиризма, рационализма и мистики. Однако кантовский критицизм, направленный на гносеологическое исследование границ и содержания познания, Соловьев отвергает как субъективизм. Эта установка определяет у него зависимость процесса познания от предпосылок структуры бытия, зависимость гносеологии от онтологии. Поэтому концепция Соловьева (и аналогичные теории) получили название “онтологической гносеологии”. То есть акт познания является развертыванием идеи воссоединения бытия: познание рассматривается здесь именно в качестве воссоединяющей активности, работы воссоединения, в итоге которой устанавливается актуальное единство познающего и познаваемого.

Но если Истина бытия задана, то все остальное при “истинном”, нормальном ходе истории может только свидетельствовать о ней. Отсюда появляется понятие смысла. “Под смыслом какого-нибудь предмета, — писал Соловьев, — разумеется его внутренняя связь со всеобщей истиной”. Смещение внимания философа с проблем анализа бытия на смысл сущего, причастного к Абсолютному, соотнесенного с Ним, кроме религиозных оснований обусловлено реакцией Соловьева против отвлеченного, исключительно теоретического знания современной ему европейской философии. Им руководило стремление укрепить личностное начало в мире, обосновать приоритет субъекта сущего. Ибо только человек как единственное сущее в этом мире может любовно содействовать раскрытию, высвобождению божественных потенций мира и тем самым — утверждать в настоящем идеал будущего. Поэтому в целом теорию Соловьева можно назвать экзистенциологией, учением о сущем. Для самого мыслителя последовательное осуществление и проведение на практике обеих вер — веры в Бога и веры в человека — сходятся в единой, полной и всецелой истине Богочеловечества.

Философской архитектоникой идей Богочеловечества и Всеединства в концепции Соловьева является теургия — мистическое восхождение к Первоединому, Богу. Стремясь к универсальному синтезу науки, философии, религии, Соловьев создает возможность “цельного знания”, которое вместе с “цельным творчеством” образует “цельную жизнь”. Одним из средств к достижению этого является магия любви, эстетическое творчество как “общение с высшим миром путем внутренней творческой деятельности”.

Сам акт творения, преображающий хаос, разрозненный мир в космос, есть длительный процесс мистического соединения “лучезарного небесного существа Софии” с реальной стороной, материей мира. Человек как интенция всеединой сущности в этом процессе является посредником, связующим звеном. Импульсом и реальной силой, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир, является искусство, красота которого демиургична по отношению к природе и теургична с точки зрения окончательного состояния будущего мира. Элементы эстетической теургии в учении “ Становящегося Абсолютного”, т.е. Богочеловечества, проявляются в своеобразной эротической утопии Соловьева, в его магической концепции любви и творчества. Задача эротической магии Соловьева — преодоление в единичной человеческой телесности односторонностей мужчины и женщины, что, с его точки зрения, должно способствовать “воскрешению природы для вечной жизни” и восстановлению истинного “цельного” человека. Таким образом магия любви и эстетического откровения у Соловьева являлась теургическим механизмом, приводящим весь мир к Всеединству и Богочеловечеству, являющемуся центральной категорией историософии мыслителя.

Воплощение для философа есть не единичный факт явления Богочеловека Иисуса, а постоянный процесс и общий метод спасения человечества и вместе с тем одухотворения мира. Поднимаясь к Богочеловечеству, люди вместе с собой поднимают природу, которая в конце концов обратится в светлую телесность царства очищенных духом. Но процесс этот длителен. Очищение и возрождение мира должно быть только проявлением свободы воли Запада и Востока. В 3-й речи о Достоевском (1885) Соловьев, отклоняясь от идей писателя, развивает и утверждает свои мысли. Он видит задачу христианства в примирении Запада и Востока. Симптомом “упразднения... многовекового раздора между Западом и Востоком” он считает “упразднение спора между славянофилами и западниками” в русской мысли. “Россия достаточно показала Востоку (нехристианскому — авт.) и Западу свои силы в борьбе с ними, — теперь предстоит ей показать им свою духовную силу в примирении”.

Идея “ взаимной необходимости ” христианского Востока и Запада является развитием “христианской политики” Соловьева в свете очерченной им же всемирно-исторической перспективы человечества, завершающего себя в Богочеловечестве. Идея “вселенской культуры”, культуры богочеловеческой, у мыслителя приобретает теократические черты, характеристики “нового средневековья”, о необходимости наступления которого уже прямо будет писать его почитатель и продолжатель идей Н.Бердяев.

Идея “собирания” христианского общества в живое “всечеловеческое” единство как “внутренняя русская задача”, идея России, “снимающей” все противоречия между Западом и Востоком, сознание неразрывности, единства исторического процесса сохранялись и проповедовались Соловьевым до конца его дней. “Сцена всеобщей истории страшно выросла за последнее время и теперь совпала с земным шаром”, — писал он незадолго до своей смерти.

3. Персонализм Н. Бердяева

Пытаясь выработать новый подход к построению метафизики, Соловьев отверг традицию, в которой в качестве исходного начала принималась достоверность "чистого" разума или внешнего чувства. Истинное начало должно быть не частным, а всеобще-конкретным, должно быть истоком всего существующего - тем Началом, по отношению к которому все существующее есть только частный случай, проявление, ограничение, отвлечение, сужение и т. п. Найти такое Начало, по Соловьеву, можно только изменив само направление поисков. Нужно понять, что внешний опыт, как и мышление, на деле является производным от внутреннего опыта. Это не означает, что на место "объективных" восприятий (например, образов объектов) необходимо поставить "субъективные" восприятия (например, аффекты). Переход от внешнего опыта к внутреннему - это не замена одной системы восприятий и переживаний другой, а изменение той "системы координат", по отношению к которой мы определяем смысл любых восприятий и переживаний. Точка зрения внешнего опыта предполагает в качестве такой системы координат всеобъемлющую реальность, в которой человек занимает вторичное и подчиненное место, так что даже его внутренние состояния и аффекты приобретают однозначный и строго объективный смысл только в рамках соотнесения с этой реальностью. Наоборот, точка зрения внутреннего опыта - это принятие в качестве смысловой системы координат конкретного жизненного содержания личности, принятие в качестве точки отсчета для всех смыслов первичного и исходного смысла, обнаруживаемого каждым человеком в своем личностном бытии. При этом и восприятие любого внешнего объекта становится элементом внутреннего опыта, поскольку смысл этого восприятия задается тем, чтó оно есть по отношению к личности - как одно из неотъемлемых определений личности. Именно в полноте внутреннего опыта личности может быть обнаружен конкретный Абсолют как источник всего существующего и основа для всех последующих абстрактных полаганий, вводящих "отвлеченные начала".

Сам Соловьев, как мы помним, не смог пойти в этом направлении до конца и все-таки склонился к традиционному построению метафизики через систему "отвлеченных начал". В философии Бердяева, напротив, мы находим очень последовательное проведение именно этого нового подхода к построению метафизики, полагающего в основу конкретную полноту внутреннего опыта личности. В результате в философии Бердяева проблема начала метафизики, проблема Абсолюта, оказывается тождественной проблеме личности. "Вся новейшая философия - последний результат всей новой философии - ясно обнаружила роковое свое бессилие познать бытие, соединить с бытием познающего субъекта". Недостаток традиционной, классической интерпретации бытия заключается в том, что бытие фиксируется в познавательном отношении между субъектом и объектом, причем бытие приписывается именно объекту, а субъект оказывается как бы вне бытия, вторичным по отношению к бытию (особенно резко Бердяев критикует неокантианцев, у которых бытие исчезает и из объекта). Заслуга немецкого идеализма от Канта до Гегеля в том, что в нем впервые исток бытия был перенесен в субъект. Однако Бердяев считает, что при этом все же не был найден правильный подход к бытию, поскольку вместо раскрытия самого бытия было осуществлено объективирование понятия о бытии. Неискоренимая склонность к рационализму, сводящему иррациональное и бесконечно богатое содержание личности к рационалистическим понятиям субъекта и субстанции, не позволила немецким философам правильно решить проблему бытия.

Чтобы завершить переход к новой метафизике, полагает Бердяев, необходимо отказаться от какой бы то ни было "рационализации" бытия (тождественного личности) и попытаться осмыслить его вне разделения на субъект и объект, вне разработанной классической философией системы понятий - в непосредственной, жизненной, экзистенциальной интуиции. Уже в самых ранних своих работах Бердяев утверждает необходимость именно такого иррационально-интуитивного схватывания бытия и невозможность его адекватного постижения иным образом. "Сущее дано лишь в живом опыте первичного сознания, до рационалистического распадения на субъект и объект, до рассечения цельной жизни духа. Только этому первичному сознанию дана интуиция бытия, непосредственное к нему касание". Философию, которая ориентируется на эту интуицию, Бердяев в соответствии с традицией Соловьева называет мистической, полагая, что только через мистический опыт философ приходит к Истине.

4. «Истина веры» Л. Шестова

Лев Шестов является выдающимся русским философом, в исканиях которого религиозная мысль достигает своего наибольшего напряжения в стремлении найти Живого Бога. В своих поисках мыслитель критикует рационализм во всех его формах, особенно античный и новейший (Спинозу). Основная задача Л. Шестова утвердить в своих работах сверхрациональную природу бытия Бога. Отсюда вытекает иррационализм автора, который хочет строить свою философию из Откровения свободного от тирании разума, ограничивающего человека в его религиозном поиске. Что может быть страшнее для религиозной философии, как не потеря Живого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова, и замена Его Богом Спинозы, Декарта и Соловьева? На взгляд Л. Шестова не стоит жертвовать всем ради системы, в христианской философии нужно как можно ближе приблизиться к сердцу человека и постараться увидеть в нем образ Творца. Мыслитель делает в своих работах акцент на то, что в «чистом разуме» современных ему философов нельзя найти Бога, только верой, которая является источником жизни и свободы может осуществиться реальное богопознание. Таким образом, от человека требуется подвиг-вера, а не чисто рациональное постижение сущего в понятиях и терминах. Л. Шестов впитал в себя целый пласт русской литературы во главе с Достоевским, также большое влияние оказал на него Ницше.

На наш взгляд важно показать религиозную жажду выдающегося русского мыслителя, вылившуюся в ряд талантливых произведений. Можно сказать, что искания философа, есть сознательное желание благодати, поиск Бога, в котором должна обрести покой трепещущая тварь. Нам мало известен религиозный мир Л. Шестова (об этом пишет также В. Зеньковский (См. Зеньковский В. В. История русской философии. М.: Академический Проект, Раритет, 2001. – 880 С. – (Summa)), но, несомненно, признание Божества Христова делает его христианским мыслителем. Его произведения не наполняет восторженный, синкретический романтизм Н. Бердяева или научный гностицизм В. Соловьева, а слышатся тяжелые звуки, взывающие о спасении поврежденного человечества.

Философ настойчиво борется с системой секуляризма, с безрелигиозной и антирелигиозной философией нового времени. Литературно-философская работа «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше» показывает нам на примере двух писателей (философов), яростный конфликт между духовностью и нравственностью, моралью и религией. Как показывает Л. Шестов, Ницше честен сам с собой и понимает, что «добро гуманистов» само по себе является лишь мертвой абстракцией, оно не является Богом, и только такой, «бог-добро секулярных гуманистов», мертв. О, как Ницше не понял (а может быть в последний момент перед смертью…) христианства, которое ему наверняка подсовывала в искаженном виде секулярно-гуманистическая среда. А ведь только в христианской религии возможен сверхчеловек, о котором так мечтал Фридрих.

«Добро – братская любовь – мы знаем теперь из опыта Ницше – не есть Бог. «Горе тем любящим, у которых нет ничего выше сострадания». Ницше открыл путь. Нужно искать того, что выше сострадания, выше добра. Нужно искать Бога» (Шестов Л. И. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше // Философия трагедии. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. – 480 С. – (Б-ка «Р. Х. 2000». Серия «Религиозная философия»)). Далее мыслитель говорит о Л. Н. Толстом, который по его мнению представляет собой тип новейшего секулярного морализма. Для Шестова нравственность и духовность не одно и то же, можно быть высоконравственным и погибать духовно от гордыни. Например, об этом свидетельствует следующий факт: «Сейчас, после переписи, гр. Толстой, записав всех наиболее нуждающихся, решил заняться благотворительностью: В один из своих обходов он наткнулся на голодную, не евшую два дня женщину. Я не стану передавать подробности этой ужасной сцены. Женщина точно не ела два дня. Но вот заключение рассказа гр. Толстого: «я дал ей рубль и помню, что очень был рад, что другие видели это» (Шестов Л. И. Достоевский и Ницше // Философия трагедии. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. – 480 С. – (Б-ка «Р. Х. 2000». Серия «Религиозная философия»)).

Самого Л. Шестова в его исканиях может удовлетворить только мистическая этика, всякий этический рационализм должен быть отвергнут, Бог не является добром в чисто обывательском и «толстовском» смысле, Он несоизмеримо выше добра, является высшей ценностью Сам по Себе. Л. Шестов говорит об Аврааме, праведность которого заключалась только в его вере в Живого Бога. Можно только предположить, что подумает нравственный атеист о нем. Только вера делает Авраама праведником, без нее он бы превратился в заурядного кочевника и не смог бы стать примером последующих поколений. В продолжение темы Шестов, говорит о праведной ревности Бл. Августина и Достоевского, следующее: «Бл. Августин ненавидел стоиков, Достоевский наших либералов. Очевидно, и Августина, и Достоевского выводила из себя и пугала одна мысль даже о возможности таких людей, как Сцевола и Градовский, людей, способных любить добродетель ради нее самой, способных в добродетели видеть самоцель. Достоевский в «Дневнике писателя» открыто говорил, что единственная идея, которая может вдохновлять человека – это идея о бессмертии души» (Шестов Л. И. На весах Иова. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. – 464 С. – (Б-ка «Р. Х. 2000». Серия «Религиозная философия»)).

Продолжая критику секулярного морализма, мыслитель сопоставляет этические взгляды Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, говоря о них следующее: «Последняя формула гр. Толстого, которой подводится итог всей его неустанной многолетней борьбе, и которую он особенно торжественно возвестил в своей книге «Что такое искусство», гласит: «добро, братская любовь – есть Бог». Положение, представляемое гр. Толстым как величайшая и возвышеннейшая истина, могло казаться кощунственной, безобразной и отвратительной ложью Достоевскому» (Шестов Л. И. Афины и Иерусалим. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. – 400 С. – (Б-ка «Р.Х. 2000». Серия «Религиозная философия»)).

Из предшественников Л. Шестову были дороги те философы, такие, например как Ницше, Паскаль и в последнее время Кьеркегор, которые не строили систем, не загоняли Бога в рациональные схемы. Может ли существовать христианская философия, черпающая свое вдохновение в откровении? Этот вопрос непрестанно задавал себе Шестов. Всматриваясь в историю философии, мыслитель с горечью воспринимает разложение западной схоластики, появления свободных от авторитета церкви мыслителей. Перемещаясь в это время, Л. Шестов пытается найти союзников в борьбе с секулярной мыслью, и он находит такого в лице Паскаля. Одну главу своей книги «На весах Иова» он посвящает ему под названием «Гефсиманская ночь». В ней Паскаль противопоставляется Декарту с которым, он активно борется, говоря, например: «Descartes inutile el incertain» (Библия. Синодальное издание). Многие читатели скажут: «Зачем говорить про такого философа как Декарт, что он ненужный и ненадежный?» Но по мнению Шестова, чтобы найти Живого Бога Декарт не нужен. «Паскаль в порыве мрачного вдохновения возопил: «Jesus sera en agonie jusqu'a la fin du mond: il ne faut pas dormer pendant ce temps-la»»(Перевод с фр. «Иисус будет в смертельных муках до конца мира: не должно спать в это время» Л. Шестов. «На весах Иова».). Это свидетельство Паскаля есть вызов новейшей философии, пытающейся найти истину, не воспринимая ее как Живого Бога. Далее в своей работе «Афины и Иерусалим» Л. Шестов ставит в один ряд с Паскалем Достоевского, Ницше и Кьеркегора, которые, по мнению мыслителя не хотели мириться с вечными истинами и основанной на них мудрости. Ницше уже «по ту сторону добра и зла», он говорит об «истине господ» и тут, по мнению Л. Шестова речь идет о попытке выйти за пределы необходимости разума, подойти к Нетварной Истине. О том же и писания Достоевского: там, где гр. Толстой со своим рациональным имманентным мистицизмом находит источник мира и спокойствия, там он видит начало смерти. «Для Кьеркегора, двойника Достоевского, умозрительная философия, есть мерзость запустения – и именно потому, что оно посягает на всемогущество Божие» (Л. Шестов. «Афины и Иерусалим»).

Исследуя философию Л. Шестова, нам хотелось лишь на его примере показать, не вдаваясь в гносеологическую проблематику, ничтожество отвлеченного морализма вне живого богообщения. Все высоконравственные потуги человека превращаются в напыщенную гордыню, если они становятся ценностью сами по себе. Напротив, только верой в Живого Бога, который вдохновляет смирившегося, может осуществиться подвиг, в том числе и нравственной жизни. По мнению мыслителя, и здесь он соглашается с Ап. Павлом: «Все, что не от веры грех», даже самая возвышенная этическая система.

Тема 7