СМЕРТЬ МАРАТА
Двадцатипятилетняя жирондистка Шарлотта Корде считала депутата-якобинца Марата чудовищем, кровожадным тираном. Она приехала из провинции в Париж в июле 1793 г. Купив большой нож, она отправилась к Марату домой и передала ему записку с просьбой о встрече. В ней она писала, что хочет сообщить ему важные для Франции сведения.
Марат страдал болезнью, причинявшей ему постоянный мучительный зуд во всем теле, унять который он мог, только сидя в тёплой ванне. Так он и принял пришедшую к нему Шарлотту Корде. «Садитесь, моё дитя», — сказал он ей.
Шарлотта стала перечислять ему фамилии депутатов-мятежников из числа жирондистов. Марат стал записывать их на бумаге. Корде вытащила нож и вонзила его в сердце депутата. Он успел только крикнуть своей подруге-прачке, бывшей в соседней комнате: «Ко мне, милая!» Но было уже поздно.
Шарлотта Корде была арестована. На суде на вопрос о том, что её побудило к убийству, Шарлотта ответила: «Его преступления. Я убила одного человека, чтобы спасти сотни тысяч других, убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать отдых моей родине».
|
|
Шарлотту приговорили к смерти как убийцу. Перед казнью палач ударил её по щеке, и, когда отрубленную голову показывали народу, её щёки были ещё красны от стыда. Один молодой человек так полюбил Шарлотту перед казнью, что открыто восхищался ею и призывал поставить ей памятник. Позднее он был казнён за эту странную любовь и принял смерть с облегчением.
Убитый Марат был похоронен с величайшими почестями, а потом его прах был перенесён в Пантеон — усыпальницу великих людей Франции. Но пробыл он там недолго. При очередном политическом перевороте антиякобински настроенная толпа вынесла его из Пантеона и сбросила прах в водосток Парижа.
Несколько десятилетий спустя при обследовании парижских водосточных труб на стене одной из них был замечен всё ещё висевший там полуистлевший саван Марата.
*
519
парт, в тот момент никому не известный молодой лейтенант, стоя в толпе, воскликнул: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пушками 500—600 человек, остальные разбежались бы!»
Собрание провозгласило в связи с тяжёлым положением на фронте, что «отечество в опасности». Весной 1792 г., через несколько дней после начала войны, молодой сапёрный капитан Клод Жозеф Руже де Лиль в порыве вдохновения за одну ночь написал текст знаменитой «Марсельезы», ставшей впоследствии французским национальным гимном. Её слова в одном из русских переводов звучат так:
Вперёд, сыны Отчизны милой,
Мгновенье славы настаёт.
|
|
К нам тирания чёрной силой
С кровавым знаменем идёт.
Вы слышите, уже в долинах
Солдаты злобные ревут.
Они и к нам, и к нам придут,
Чтоб задушить детей невинных.
К оружью, граждане!
Равняй военный строй!
Вперёд, вперёд, чтоб вражья кровь
Была в земле сырой.
Вперёд, плечом к плечу шагая,
Священна к родине любовь.
Вперёд, свобода дорогая,
Одушевляй нас вновь и вновь.
«Песня марсельцев» (парижане впервые услышали её от отрядов марсельцев) вызывала такой патриотический подъём в войсках, что иногда командиры просили прислать «или подкрепление, или тысячу листовок с «Марсельезой».
10 августа 1792 г. толпы парижан начали готовиться к штурму дворца Тюильри. Восстанием руководила созданная в ночь с 9 на 10 августа Парижская Коммуна — революционная городская власть. Король решил вместе с семьёй покинуть дворец, не дожидаясь штурма, и пришёл в Законодательное собрание.
Войдя, он в соответствии с протоколом занял место рядом с председателем и сказал: «Я пришёл сюда во избежание тяжкого преступления, и я всегда буду считать себя и свою семью в безопасности среди представителей нации».
Председатель Верньо ответил ему: «Собрание знает свои обязанности. Оно поклялось охранять права народа и установленные власти».
Вскоре стало известно, что дворец Тюильри взят вооружённым народом. Законодательное собрание приняло решение об отрешении короля от власти и созыве нового верховного органа власти — Национального конвента. Людовик XVI был препровожден в один из королевских дворцов, а через несколько дней — арестован и помещён в тюрьму Тампль.
11 августа во Франции была фактически ликвидирована монархия. А всего за месяц до этого, 7 июля, епископ Ламурет призвал противоборствующие партии — жирондистов и умеренных — обняться и братски примириться в знак того, что они одинаково ненавидят республику, что и было сделано! Позднее соратник Робеспьера Сен-Жюст заметил: «Мы не знали, куда влечёт нас таинственная сила вещей». Это замечание было верно, конечно, для всего периода революции.
К началу сентября 1792 г. положение Франции на фронтах стало критическим. Собрание обсуждало вопрос о том, покидать ли ему Париж, которому угрожали иностранные армии, и единодушно решило остаться. Народный трибун Жорж Жак Дантон, назначенный министром юстиции, восклицал с трибуны Законодательного собрания: «Что нам нужно, чтобы отбросить врагов назад? Смелость, смелость, ещё раз смелость, и Франция будет спасена».
По Парижу прокатился слух, что в тюрьмах города арестованные враги революции готовят восстание. 2 сентября народные толпы стали производить скорый самосуд над заключёнными: всего было убито около полутора тысяч человек. Происходили душераздирающие сцены: одного из арестованных спасла его дочь, закричавшая толпе, что её отец не аристократ, что они ненавидят аристократов. Для доказательства этого девушка была вынуждена выпить чашку «аристократической» крови. Это убедило толпу в невиновности её отца. Люди с восторгом обнимали «оправданного» и под крики «Да здравствует нация!» проводили его и дочь домой.
Из видных деятелей Революции в тот момент только Марат одобрил «сентябрьские убийства», остальные осудили их или отмежевались от них.
20 сентября произошло два важнейших события. Французские войска, ещё не вполне организованные, но воодушевлённые революционной идеей, нанесли первое поражение войскам противника под командованием герцога Брауншвейгского в битве при Вальми. В этот же день в Париже собралось новое, революционное Собрание - Конвент. 21 сентября во Франции была провозглашена Республика. По решению Конвента этот день стал «первым днём новой эры»— началом первого года Республики.
|
|
В Конвент было избрано 750 депутатов. Правую сторону составляли жирондисты (около 200 человек). Левую — «монтаньяры» — «обитатели Горы» (100 человек). «Горой» в Конвенте прозвали верхние скамьи, где сидели наиболее революционно настроенные депутаты. Монтаньяров называли также якобинцами, т. к. большинство из них состояло в Якобинском клубе. Этот клуб располагался в бывшем помещении монахов-доминиканцев (во Франции они назывались якобинцами). Основателями Якобинского клуба были Мирабо, Барнав, Сиейес и др. Лидерами монтаньяров, или якобинцев, в Конвенте стали очень разные люди: Робеспьер, Марат, Дантон, а также брат арестованного короля Филипп Орлеанский, принявший имя Филипп Эгалите (французское «равенство»). Это соседство давало
520
Людовик XVI.
жирондистам повод постоянно упрекать якобинцев в намерении восстановить монархию.
Между «Горой» и «Жирондой» заседала основная часть депутатов, прозванная «Равниной», или, иронически, «Болотом». Самих же депутатов презрительно именовали «болотными квакушами». Сохраняя молчание в большинстве острых споров, эти депутаты голосовали за тех, у кого была сила — сначала за «Жиронду», потом за «Гору». Одним из лидеров «Болота» стал Сиейес. Когда через несколько лет у него спросили, что он делал, заседая в Конвенте, он ответил коротко: «Я оставался жив».
Вопросом, волновавшим тогда всех, была судьба арестованного короля Людовика XVI. Конвент решил судить его. 11 декабря его доставили в Конвент и допросили. Его обвиняли в измене, переписке с иностранными державами, воевавшими против Франции. Людовику было задано 57 вопросов.
15 января 1793 г., выслушав все доводы за и против осуждения короля, депутаты приступили к решающему голосованию.
«Виновен ли Людовик в заговоре против свободы?» Здесь колебаний почти не было. Из всего Конвента только 28 человек воздержались от голосования. Конвент единодушно вынес свой вердикт: «Виновен».
Гораздо больше разногласий вызывал другой вопрос: какого наказания заслуживает Людовик? Якобинцы требовали смертной казни, многие жирондисты выступали за изгнание или тюремное заключение. Каждый из депутатов должен был подняться на трибуну и объявить свой приговор с краткой мотивировкой. Это заседание длилось 37 часов подряд. Некоторые депутаты засыпали и просыпались лишь для того, чтобы выпалить: «Смерть!»
|
|
Чаша весов колебалась: перевес был то на одной, то на другой стороне. Тяжело больной депутат Дюшатель велел принести себя в Конвент и проголосовал за сохранение жизни короля. Многие сопровождали свой вердикт целыми речами, другие были кратки. Сиейес бросил почти на ходу: «Смерть без разговоров!»
За смерть короля проголосовал Филипп Эгалите. Депутаты Максимильен Робеспьер и Лепелетье де Сен-Фаржо два года назад добивались отмены смертной казни, но сейчас это не мешало им голосовать за смерть короля. Переломный момент наступил, когда на трибуну поднялся жирондист Верньо. Вопреки ожиданиям он произнёс: «Смерть».
И он же, как председатель, объявил результат: «Наказание, к которому присуждён Людовик, — смерть.» Приговор вынесен большинством в 53 голоса, но, если отнять 26 голосов, связавших приговор с требованием помилования, большинство — всего в 1 голос!
На следующий день, когда депутат Лепелетье де Сен-Фаржо обедал в одном из ресторанов, к нему подошёл незнакомый человек.
— Вы Лепелетье?
—Да.
— Вы голосовали по делу короля?
— Да, за смерть.
— Ну так вот тебе, разбойник! — воскликнул мужчина, и нанёс депутату смертельный удар саблей, после чего скрылся.
Людовик должен был умереть 21 января. За день до этого он простился со своей семьёй. В десять часов утра следующего дня, под барабанный бой, площадь заполнили вооруженные люди. Посреди площади была сооружена гильотина, орудие казни, изобретённое революцией. За несколько лет до этого её предложил в этом качестве врач Гильотен, считавший, что тяжёлый нож, падая с высоты, обезглавливает совершенно безболезненно. Сначала король противился палачам, желающим его связать, но священник напомнил ему, что Иисус Христос тоже дал себя связать. Тогда Людовик подчинился. Перед смертью он сказал: «Французы, я умираю безвинно. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. Я прощаю своих врагов. Желаю, чтобы Франция...»
Бой барабанов заглушил последние слова короля. Нож упал, палач показал голову короля толпе.
521
После казни короля в Конвенте продолжала нарастать борьба между жирондистами и якобинцами. Первые выступали за расширение прав местного самоуправления и ограничение центральной власти. Вторые, напротив, стояли за «единую и неделимую Республику» и сильную исполнительную власть. Кроме того, жирондисты обвиняли якобинцев в подогревании беспорядков и провоцировании самосудов наподобие «сентябрьских убийств». Жирондисты возмущались также тем, что якобинцы настраивают против них Париж, значительно более революционный, нежели провинция. Поддержку городского простонародья якобинцы завоевали требованием «максимума», т. е. предельного ограничения цен и заработной платы. Ограничивая спекуляцию, эта мера отвечала интересам бедной части населения. В разгар полемики один из жирондистов воскликнул, что если население столицы пойдет против воли Конвента, то народ Франции снесёт Париж и скоро люди будут спрашивать, на котором берегу реки Сены он стоял.
"Поверженный кумир". Гравюра 1793 г.
Жирондисты предали суду депутата Марата за призывы к самосудам, но Революционный трибунал оправдал его. Они арестовали другого крайнего якобинца — журналиста Эбера. Эбер был редактором популярной в народе газеты «Папаша Дюшен». Этот «папаша», от имени которого печаталась газета, изображался в ней в виде здорового детины с трубкой и парой пистолетов за поясом. В своих статьях Эбер обличал жирондистов и прославлял очистительную «народную бритву», т. е. гильотину. Однако вскоре под напором протестов Эбера пришлось освободить.
2 июня 1793 г. Конвент окружили десятки тысяч вооружённых парижан. Они требовали исключения из числа депутатов двадцати жирондистских вожаков. Депутаты Конвента попытались выйти из здания, окружающий народ приветствовал их криками «Да здравствует Республика!», но не пропускал. Удрученные, депутаты «Болота» и «Жиронды» вернулись обратно в зал заседаний, на который были направлены 163 пушки восставших. Якобинец Кутон заметил с трибуны: «Разве Конвент не видит, что он свободен, что он окружён друзьями?»
Сначала двадцати жирондистам предложили добровольно подать в отставку «для спасения отечества». Некоторые согласились, другие продолжали протестовать. Жирондист Ланжюине протестовал особенно активно. Один из депутатов «Горы», работавший ранее мясником, закричал ему: «Слезай с трибуны, или я тебя пришибу!» «Примите сначала декрет, объявляющий меня быком!» — отвечал тот. Его стащили с трибуны.
Под напором пушек Конвент принял предложение якобинцев об исключении тридцати жирондистов. Они были помещены под домашний арест. Власть во Франции перешла к якобинцам и их вождям — Робеспьеру, Марату, Дантону.
13 июля жирондистка Шарлотта Корде убила Марата. Через несколько дней она была гильотинирована как убийца.
В октябре 1793 г. Конвент по предложению депутата Ромма принял решение о введении нового, революционного календаря. В году отныне было 12 месяцев ровно по 30 дней каждый. Они назывались: вандемьер, брюмер, фример, нивоз, плювиоз, вантоз, жерминаль, флореаль, прериаль, мессидор, термидор, фрюктидор, что в переводе означает: виноградный, туманный, морозный (осень), снежный, дождливый, ветреный (зима), прорастающий, цветущий, луговой (весна), жатвенный, жаркий, плодовый (лето). Кро-
522
ме того, в году было пять праздников — Гения, Труда, Действия, Вознаграждения, Мнения, а в високосном году ещё один праздник — Революции. Начиналась новая эра в день осеннего равноденствия и одновременно на следующий день после провозглашения Республики, 22 сентября 1792 года: 1-го вандемьера 1 года. Революционное летоисчисление просуществовало во Франции 12 лет. В эти годы, когда надо было привести дату по христианскому календарю, говорили «такое-то число такого-то года по рабскому стилю».
Война Франции с монархическими державами Европы продолжилась с новым ожесточением. Имена отдельных героев становились известны всей стране. Прославился, например, своей героической гибелью мальчик-барабанщик Барра. Когда враги потребовали от него сдаться, крикнув «Да здравствует король!», он отказался и погиб с возгласом: «Да здравствует Республика!»
В самой Франции гильотина работала всё чаще, и поэтому период 1793-1794 гг. получил название эпохи террора (лат.«страх»). В октябре 1793 г. была казнена королева Мария-Антуанетта. Из всей королевской семьи в заключении выжила только одна дочь короля, а наследник престола (дофин) погиб в тяжёлых условиях заключения.
Конвент принял знаменитый «закон о подозрительных». В этом законе говорилось: «Подозрительны все те, кто своими действиями, сношениями, речами, сочинениями и чем бы то ни было навлекает на себя подозрение». Все подозрительные подлежали аресту. Аресты ширились, они всё больше захватывали самих депутатов Конвента. Были арестованы оставшиеся в Конвенте 73 жирондиста, подписавшие протест против насилия над Конвентом 2 июня. 9 октября на эшафоте погиб первый депутат.
Восстания, поднятые жирондистами в нескольких городах, подталкивали к жестокой расправе с их арестованными вожаками. В октябре 1793 г. жирондисты предстают перед революционным прокурором Фукье-Тенвилем. Суд признал их виновными в заговоре и приговорил к смертной казни. Один из арестованных тут же закололся кинжалом, другой воскликнул: «Мы умираем потому, что народ спит, а вы умрете потому, что он проснётся!»
На следующий день они были казнены. Возле эшафота осуждённые запели «Марсельезу». Хор из двадцати голосов становился всё тише: каждую минуту падала новая голова. Наконец, замолк последний. Верньо, один из руководителей
жирондистов, казненных в этот день, сказал: «Революция подобна богу Сатурну: она пожирает собственных детей».
Комиссары — посланники Конвента — недрогнувшей рукой «наводили порядок» в городах Франции. По приказу депутата Колло д'Эрбуа в городе Лионе было расстреляно 210 человек за один раз. Когда считали тела, обнаружили два лишних. Тут только вспомнили, что два человека безуспешно пытались доказать, что они не приговоренные, а полицейские.
Комиссары Конвента отдавали чрезвычайные приказы по всей Франции. Депутат Сен-Жюст, например, отдал такой необычный приказ: конфисковать 10 тыс. пар сапог у аристократов города Страсбурга и отправить их в армию, где многие солдаты вынуждены обходиться без обуви.
Между тем разногласия начинались и в самом стане якобинцев. Наибольшим влиянием среди них тогда пользовался глава всемогущего Комитета общественного спасения Робеспьер. Но было и два
"Разоблачённый аристократ". Политическая карикатура.
523
других влиятельных течения — крайние якобинцы, прозванные «бешеными», которых возглавляли Эбер и Шометт, и так называемые «умеренные» якобинцы — Дантон и его сторонники. Эти две группы боролись между собой.
Эбер, прозванный по имени своей газеты «папашей Дюшеном», призывал народ к восстанию, чтобы разделаться с «умеренными» в Конвенте. Он и его сторонники были арестованы за эти призывы и в марте 1794 г. «народная бритва» снесла и их головы.
Что это? Победа группы Дантона? Робеспьер торжественно обнял Дантона на трибуне Конвента, грозно спрашивая у присутствующих: «Знаете ли вы лучшего гражданина, чем он?» Между тем стали распространяться слухи о том, что уже подписан указ об аресте Дантона. Друзья уговаривали его бежать из страны. Но он отказался: «Нельзя унести с собой отечество на подошвах своих сапог!»
В апреле 1794 г. Дантон, его друг Камиль Демулен и другие его сторонники были арестованы. Дантон заметил, сидя в тюрьме: «Год назад я предложил учредить Революционный трибунал. Сейчас я прошу за это прощения у Бога и людей». В суде Дантон защищался с необычайным красноречием, казалось, ещё немного, и процесс сорвётся. Обеспокоенный Комитет общественного спасения издал специальный указ, чтобы оборвать прения на суде. Возмущённый Камиль Демулен скомкал свою защитительную речь, которую ему не дали произнести, и швырнул её в лицо прокурору Фукье-Тенвилю. Трибунал приговорил Дантона и его друзей к смерти. Дантон предсказал, что Робеспьер последует за ним. Он сказал палачу: «Покажи мою голову народу, она того стоит».
8 июня 1794 г. в Париже состоялось необычайное празднество. Конвент по предложению Робеспьера декретировал культ Верховного Существа — новую республиканскую религию. 8 июня — первое празднество республиканского бога. Облачённый в голубой камзол, с пучком колосьев и цветов в руке, Робеспьер торжественно поджёг чучела отвратительных чудищ — Безбожия и Анархии. На их месте с помощью машины была поднята статуя Мудрости.
Теперь, когда все открытые противники Робеспьера обезглавлены, можно было надеяться, что террор Революции пойдёт на убыль. Но на следующий же день после праздника Верховного Существа депутат Кутон с трибуны Конвента предложил упростить судебные формальности; теперь арестованные практически лишались права на защиту. Террор набирал новые обороты. Даже самый послушный исполнитель всех бесчеловечных указаний уже не мог чувствовать себя в безопасности.
После всех мнимых и вымышленных заговоров в недрах Конвента начал зреть заговор уже настоящий. Во время одного из обедов депутатов Робеспьер, которому стало жарко, сбросил камзол. Депутат Карно обыскал его карманы и нашёл список 40 подозреваемых членов Конвента. Там было и его
имя. Депутатам-якобинцам Тальену, Фрерону и другим приходилось выбирать: действовать или умереть.
26 июля 1794 г. (8 термидора) Робеспьер выступил с речью в Якобинском клубе, осуждая неназванных заговорщиков и высказывая готовность умереть «ради примера». Художник и депутат-якобинец Давид закричал ему: «Робеспьер, я выпью яд вместе с тобой!» (Это не помешало, однако, тому же Давиду стать несколько лет спустя бароном при дворе нового императора Наполеона!)
27 июля 1794 г. (9 термидора) в Конвенте выступил ближайший друг Робеспьера Сен-Жюст. Он должен был зачитать список участников заговора. Заговорщики, позднее прозванные термидорианцами, вскочили и криками возмущения прервали его. Робеспьер потребовал слова. Председатель пообещал дать ему слово потом. Робеспьер закричал: «Председатель убийц, в последний раз требую слова!» Среди шума он попытался найти поддержку в зале. Сев на одно из пустующих мест в «Болоте», он сказал: «Добродетельные люди «Равнины», к вам обращаюсь я!»
«Болотные» депутаты молчали, напряжённо размышляя, кто-то воскликнул: «Ты сел на место Дантона, которого ты зарезал!»
Услышав имя Дантона, Робеспьер вскочил, как ошпаренный. Его бил кашель, сквозь который он слышал крики: «Его душит кровь Дантона!», «Обвинение! Голосуйте обвинение!»
Робеспьер был обвинён и арестован вместе с двумя десятками своих сторонников. Раздались голоса: «Да здравствует Республика!», на что Робеспьер с горечью ответил: «Республика погибла, торжествуют разбойники!»
По дороге в тюрьму толпы граждан освободили арестованных. Конвент объявил их и всех, кто будет им помогать, вне закона. Объявление вне закона означало немедленную казнь без суда после установления личности. Это повергло в ужас тех, кто только что был готов идти за Робеспьером. Граждане поспешно разошлись.
Робеспьер пытался покончить самоубийством, но только повредил себе выстрелом нижнюю челюсть. Он, Сен-Жюст, Кутон и все остальные его друзья были вновь арестованы. Теперь суд уже не был нужен: формальное удостоверение личности — и казнь.
Наутро 23 человека были отвезены на телеге к эшафоту. Палач грубо сорвал с Робеспьера тот самый голубой камзол, в котором он был на празднике Верховного Существа. Простреленная челюсть была перевязана грязной тряпкой; палач сорвал и её, отдирая присохшую кровь от раны. Он опасался, что острый нож гильотины затупится о ткань. У Робеспьера вырвался ужасный крик боли, а через минуту над площадью разнёсся другой крик — крик толпы: «Да здравствует Республика!»
В этот день закончилась целая эпоха. Никто из «термидорианцев», как назвали людей, пришедших к власти 9 термидора, в тот момент не имел желания упразднить революцию; они хотели лишь
524
продолжить её, не рискуя своими головами. Но на практике это привело к прекращению революционных преобразований. Почва для них была исчерпана. Прервалась связь собрания депутатов и народа, которая подталкивала революцию изначально. Ещё дважды в 1795 г. народ попытался вмешаться в работу Конвента и направить её по-своему, требуя «хлеба и якобинской Конституции 1793 г.». Но это привело только к казни последних якобинских депутатов — Ромма и др.
Революция подошла к концу. Политический ре-
жим Франции после термидорианского переворота остался весьма далёким от демократии и всё более от неё отдалялся. Директория из пяти человек, которой в 1795 г. передал власть Конвент, в 1799 г. сменилась у власти ещё менее демократичным Консульством (см. ст. «Наполеон и его империя»). В 1806 г. император Франции Наполеон упразднил последние остатки республиканского строя. Во Франции установилась Империя.