Взаимодействие с Уголовным кодексом РФ

Обязанность государства вносить соответствующие международным предписаниям коррективы в национальное законодательство не подвергается сомнению. Принято считать, что именно государство должно определять меры по наиболее эффективному претворению в жизнь взятых на себя обязательств.

В Гаагской конвенции 1907 г. была закреплена норма: "...каждая воюющая сторона... будет ответственна за свои действия, совершенные лицами, входящими в состав ее военных сил" (ст. III). Внесение необходимых законодательных мер в сфере прав человека предусмотрено Международными пактами 1966 г. об экономических, социальных и культурных правах и о гражданских и политических правах. Это означает, что содержание взятого государством международно-правового обязательства должно быть согласовано с конкретными нормами, входящими в его правовую систему.

В настоящее время в отечественной науке интерес к проблеме имплементации норм международного гуманитарного права очень высок, что объясняется несколькими факторами, к которым можно отнести как внутриполитические события, так и международные. Среди них - повышение роли международного права в правовой системе России (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ), принятие Римского статута Международного уголовного суда на дипломатической конференции полномочных представителей под эгидой ООН 17 июля 1998 г. (и вступление его в силу в 2002 г.), предстоящая ратификация этого международного документа Россией.

Возникновение на постсоветском пространстве внутренних конфликтов и участие России в миротворческой деятельности по их урегулированию также послужили поводом к повышению внимания законодателей и ученых к проблеме имплементации норм международного уголовного права в российской национальной правовой системе. И.И. Лукашук отмечает: "Сегодня осуществление, имплементация, международно-правовых норм приобретает главное значение, поскольку от этого в решающей мере зависит эффективность международного права"[3].

Общепринятым мнением считается, что, взяв на себя договорные обязательства, государство должно следовать принципу международного права pacta sunt servanda. Как следует из указанного принципа, государство обязано предпринять все необходимые действия по осуществлению международного договора в государственных отношениях. О.И. Тиунов отмечает, что процесс осуществления, реализации, претворения в жизнь международного договора обычно обозначают термином "имплементация"[4]. Этот процесс можно рассматривать в узком и широком смыслах. В узком смысле имплементация связана с обязанностью государства предпринять внутригосударственные меры по созданию и обеспечению правовых механизмов реализации норм международного права, в широком смысле она включает в себя меры организационно-распорядительного характера и иные необходимые действия со стороны государства[5].

Инкорпорация и отсылка как способы имплементации международных договоров России имеют важное значение. Как указывает О.И. Тиунов, термин "инкорпорация" наиболее точно отражает процессы, связанные с осуществлением международно-правовых норм во внутригосударственных отношениях[6]. Инкорпорация представляет собой введение в национальную правовую систему новых норм, относящихся к системе норм международного права.

Во внутригосударственном механизме имплементации норм международного гуманитарного права условно выделяют три этапа. Первый состоит в анализе действующего законодательства на предмет его соответствия нормам международного гуманитарного права на стадии выражения согласия на обязательность для государства международного договора, еще не вступившего в силу. Второй этап включает в себя введение в силу международного договора (например, его ратификацию). Изменение самого национального законодательства в соответствии с международными обязательствами государства является третьим этапом процесса имплементации.

В настоящее время в Российской Федерации созданы конституционные гарантии осуществления норм международного гуманитарного права, международного права прав человека, а также международного уголовного права. Конституция РФ выступает в том числе связующим звеном международного гуманитарного права и внутригосударственного права России. Конституция определила, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотрены законом, то применяются правила международного договора (ч. 4 ст. 15).

Таким образом, посредством ч. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации инкорпорированы в систему норм национального права России и стали частью ее правовой системы. Следовательно, они, если не требуется их конкретизация, могут непосредственно применяться на всей территории России[7]. В целом же процесс осуществления международных договоров, порядок их имплементации определяются нормами национального права.

Следует подчеркнуть, что процедура выполнения государством своих международно-правовых обязанностей имеет большое значение, так как создание и осуществление материальных норм международного гуманитарного права в нарушение процессуальных норм в зависимости от степени нарушения влечет оспоримость или недействительность созданных норм или результатов неправомерного применения норм.

Наиболее значимой процедурой является ратификация международного договора как одна из стадий процесса согласования воли государства на его обязательность (в соответствии со ст. 11 Венской конвенции о праве международных договоров). Акт ратификации в этом случае выполняет функции имплементационного акта, как бы переадресовывая субъектам внутригосударственного права полномочия и обязанности по исполнению правил договора, в случае, когда это необходимо для выполнения международных обязательств. Международные договоры Российской Федерации, упоминающиеся в ч. 4 ст. 15 Конституции, - акты, вступившие в силу, в том числе ратифицированные договоры. Ратификация договора имеет важное значение для его реализации и рассматривается как одно из средств по обеспечению взятых обязательств.

Федеральный закон от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" содержит перечень видов международных договоров России, которые подлежат ратификации. К ним относятся договоры, исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом; договоры, предметом которых являются основные права и свободы человека и гражданина; договоры о территориальном разграничении России с другими государствами, об основах международных отношений, по вопросам обороноспособности России и обеспечения международного мира и безопасности, о международных организациях и иных межгосударственных объединениях, если такие договоры предусматривают передачу им части полномочий России или устанавливают юридическую обязательность решений их органов для Российской Федерации, и т.д. Следовательно, можно сделать вывод о том, что договоры Российской Федерации по всем аспектам международного гуманитарного права относятся к наиболее значимым, имеющим большое значение в вопросах обеспечения безопасности государства и соблюдения прав человека актам.

О.И. Тиунов отмечает особую связь норм международного гуманитарного права и международного уголовного права[8]. В свою очередь, И.И. Лукашук и А.В. Наумов полагают, что интернационализация международных преступлений, необходимость объединения усилий государств в борьбе против нее приводят к усилению тенденции к интернационализации уголовного права[9]. По мнению ученых, это одна из центральных проблем в борьбе с международными преступлениями. Интернационализация означает наращивание числа общих элементов в уголовно-правовых и процессуальных системах государств, увеличение их способности взаимодействовать друг с другом, а также с международным правом[10]. Следует также подчеркнуть, что концепция международного уголовного права положена в основу Декларации тысячелетия ООН, утвержденной Генеральной Ассамблеей 8 сентября 2000 г. [11], Римского статута Международного уголовного суда, который содержит специальный раздел, подробно регламентирующий виды преступлений, совершаемых в ситуации внутреннего вооруженного конфликта (п. "е" ч. 2 ст. 8). В нем сделан акцент на том, что положения Статута не применяются к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения напряженности, таким как беспорядки, отдельные спорадические акты насилия или иные акты аналогичного характера. Статут применяется в отношении вооруженного конфликта, который имеет место на территории одного из государств-участников, когда идет длительный вооруженный конфликт между правительственными властями и организованными вооруженными группами или самими такими группами. В комментируемом положении Статут практически полностью воспроизводит ст. 1 Протокола II 1977 г., определяющую основную сферу своего применения.

Из ч. 3 ст. 8 Статута следует, что ничто в п. п. "c" и "e" ч. 2 указанной статьи не затрагивает ответственность правительства за поддержание или восстановление закона и порядка в государстве или защиту единства и территориальной целостности государства всеми законными средствами. Комментируемые положения соответствуют ст. 3 Протокола II 1977 г. "Невмешательство", аналогичным образом ориентирующей законоприменителя на всестороннее соблюдение принципа уважения суверенитета государства. В Статуте подчеркивается, что юрисдикция Суда распространяется в отношении преступлений геноцида, преступлений против человечности, военных преступлений и агрессии (ст. 5)[12].

Как уже отмечалось, реализация международных договоров в области международного гуманитарного права невозможна без соответствующей имплементации норм международного уголовного права в национальное законодательство. Особенностью международного уголовного права является сравнительно небольшая возможность применения его положений непосредственно. Для международных уголовно-правовых норм характерно опосредованное применение, т.е. применение национального уголовного закона с соблюдением требований международного уголовного права. Возможность прямого (непосредственного) применения нормы о военных преступлениях, по мнению О.И. Тиунова, была предусмотрена в документах Нюрнбергского трибунала[13].

Ряд ученых считают, что одним из эффективных средств борьбы с международными преступлениями является придание виновных лиц национальным судам общей юрисдикции. Так, Д.Б. Левин полагает, что международные преступления, составы которых определены в Женевских конвенциях 1949 г., могут рассматриваться национальными судебными системами[14]. Н.И. Костенко, отмечая изменения, произошедшие в последние годы в международном правосудии, указывает, что ст. 1 Статута Международного уголовного суда определяет Суд как постоянный орган, дополняющий национальные органы уголовной юстиции, уполномоченный осуществлять юрисдикцию в отношении лиц, ответственных за самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность всего мирового сообщества, указанные в Статуте Суда[15]. Автор настоящего исследования разделяет позицию ученого, согласно которой чем тяжелее состав совершенного преступления, тем сильнее возникает потребность в том, чтобы судебное разбирательство носило межгосударственный характер[16].

Вывод, сделанный В.Н. Русиновой, о том, что обязательство государств в любом случае соблюдать и заставлять соблюдать положения Женевских конвенций и Дополнительных протоколов к ним не позволяет вывести обязанность государств предусмотреть в национальном законодательстве уголовные санкции за нарушения международного гуманитарного права, совершенные во время немеждународного конфликта[17], как покажет дальнейшее исследование, не в полной мере соответствует истине. Сложно также согласиться с мнением о том, что международные обязательства государств по криминализации нарушений международного гуманитарного права в национальном законодательстве ограничены только теми деяниями, которые были совершены в вооруженных конфликтах международного характера[18].

Проведение настоящего исследования требует ответа на вопрос, каким образом классифицируются международные преступления? И что они представляют собой в целом?

Среди наиболее тяжких преступлений в международном праве принято выделять преступления против человечества. Если же обратиться к Уставу Нюрнбергского Международного военного трибунала (ст. 6), преступления против человечества разделены на три группы: 1) преступления против мира, включающие планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий; 2) военные преступления, включающие нарушение законов или обычаев войны, в том числе убийства, истязания или увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированных территорий, убийства или истязания военнопленных или лиц, находящихся в море, убийство заложников, ограбление общественной или частной собственности, бессмысленное разрушение городов и деревень, разорение, не оправданное военной необходимостью, и другие преступления; 3) преступления против человечности, включающие убийства, истребление, порабощение, ссылку и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления такого преступления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет[19].

По мнению Н.И. Костенко, указанная классификация международных преступлений имеет большое значение как самый первый документ международного уголовного права, который был направлен на защиту мира и безопасности народов[20]. Автор настоящего исследования в дополнение подчеркивает, что две последние группы преступлений, указанные в Уставе Нюрнбергского трибунала, могут быть названы в числе тех видов преступлений, которые являются наиболее типичными в ситуации внутренних вооруженных конфликтов.

В то же время Н.И. Костенко отмечает, что в Статуте Международного уголовного суда не дано определения международного преступления. Существующая терминологическая множественность этого понятия усложняет задачи толкования, возникающие перед учеными. В теории международного права широкое распространение получили термины "преступление против международного права", "преступления международного характера", "преступления по общему международному праву"[21]. Эти понятия часто рассматриваются как равнозначные, но это не так. На основании всеобъемлющего правового анализа Н.И. Костенко приходит к выводу о том, что международное преступление - это разновидность международного правонарушения, которое посягает на сами основы международного сообщества и наносит ему тяжкий ущерб, вызывает опасные для человеческой цивилизации нарушения принципов и норм международного права основополагающего значения для обеспечения мира, защиты человека и жизненно важных интересов международного сообщества в целом[22].

Для целей Статута Международного уголовного суда "преступление против человечности" означает деяние, которое совершается в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, если такое нападение совершается сознательно. Это определение взято из Устава Нюрнбергского трибунала в его толковании и применении трибуналом с учетом новых моментов, появившихся в международном праве после Нюрнбергского процесса.

Одной из наиболее тяжких форм международных преступлений является геноцид. И.И. Лукашук и А.В. Наумов считают, что согласно классификации, данной в Уставе Нюрнбергского трибунала, геноцид ближе всего стоит к преступлениям против человечности, однако отличается от них масштабом репрессий против определенных групп населения и ярко выраженными целями[23]. В определенной степени он близок к военным преступлениям, так как его совершение может совпадать по времени со временем ведения боевых действий, но отличается от них по цели[24].

Подписанная 9 декабря 1948 г. Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него[25] вменила в обязанность ее участников применять необходимые меры и карать за совершение геноцида. Конвенция определила геноцид, осуждаемый всем цивилизованным миром, как преступление независимо от того, совершается оно в мирное или военное время. Геноцид - это действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу посредством убийств членов этой группы, причинения им серьезных телесных повреждений или умственного расстройства и т.п.[26]. Конвенция 1948 г. подтвердила принцип уголовной ответственности физических лиц за преступления, нарушающие нормы международного права, в данном случае в сфере прав человека: "...лица, виновные... должны быть судимы компетентным судом того государства, на территории которого совершено это деяние, или таким международным уголовным судом, юрисдикция которого будет признана участниками Конвенции"[27].

В Уголовном кодексе РФ (далее - УК РФ) также установлена ответственность за геноцид. Лица, виновные в совершении действий, направленных на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы путем убийства членов этой группы, причинения тяжкого вреда их здоровью, насильственного воспрепятствования деторождению, принудительной передачи детей, насильственного переселения либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы, подлежат наказанию в соответствии с УК РФ. Статья 357 УК РФ в целом повторяет определение геноцида, данное в Конвенции о предупреждении преступлений геноцида и наказании за него 1948 г., в проекте кодекса преступлений против мира и безопасности человечества (ст. 19) и в уставах Международных трибуналов по Югославии (ст. 4) и Руанде (ст. 2).

Международное сообщество закрепило в международной конвенции специальную разновидность геноцида - апартеид, объявленный преступлением против человечества Конвенцией о пресечении преступления апартеида и наказании за него от 30 ноября 1973 г.[28]. В соответствии с данным документом "преступными являются организации, учреждения и отдельные лица, совершающие бесчеловечные акты, подпадающие под признаки "апартеида". Применение международной уголовной ответственности распространяется на лица, "если они, в частности, лишают члена или членов расовой группы права на жизнь и свободу личности, умышленно создают для расовой группы такие жизненные условия, которые рассчитаны на ее физическое уничтожение, препятствуют участию расовой группы в политической, социальной, экономической и культурной жизни страны" (ст. II Конвенции)[29]. Лица, виновные в таких преступлениях, могут быть судимы Международным уголовным трибуналом. Кроме того, они могут передаваться компетентному суду любого государства - участника Конвенции, которое способно приобретать юрисдикцию над личностью обвиняемых. Конвенция предусматривает составление специального списка лиц, организаций, учреждений и представителей государств, которые, как предполагается, подлежат ответственности за преступления апартеида. Такой список уполномочена вести Комиссия ООН по правам человека. Его составление стоит рассматривать как первую стадию возбуждения вопроса о международной уголовной ответственности[30].

Преступление апартеида, квалифицируемое Римским статутом Международного уголовного суда в п. "j" ч. 1 ст. 7 как международное преступление, означает бесчеловечные действия, аналогичные по своему характеру тем, которые перечислены в ч. 1, совершаемые в контексте институционализированного режима систематического угнетения и господства одной расовой группы над другой (или группами) в целях сохранения такого режима.

В одной из своих резолюций ООН, занимаясь исследованием проблем апартеида, делает следующий вывод: "Лица, несущие ответственность за политику апартеида, своей одиозной и бесчеловечной практикой побуждают гражданское население к восстанию или даже к гражданской войне, последствия которой могут быть опасны для международного мира и правопорядка"[31]. Следовательно, можно сделать вывод об особой опасности апартеида не только как преступления, сопутствующего внутреннему вооруженному конфликту, но что еще ужаснее - способствующего его возникновению.

В рамках рассмотрения вопроса имплементации норм международного уголовного права в национальное законодательство представляется необходимым остановиться на такой проблеме, как военные преступления, поскольку в настоящее время тема индивидуальной ответственности физических лиц за военные преступления по международному праву приобрела большое значение.

Изучение проблемы индивидуальной международной ответственности физических лиц, виновных в совершении военных преступлений, предполагает более детальный анализ норм международного права, включающих в себя перечень военных преступлений. Так, положения материального международного права, составляющие правовое основание для преследования и наказания военных преступников, сформулированы в Женевских конвенциях 1949 г. и Дополнительном протоколе I, а также в Римском статуте Международного уголовного суда. Понятие "серьезные нарушения" раскрыто в международно-правовых актах методом перечисления. В Женевских конвенциях (ст. 50 Первой конвенции, ст. 51 Второй конвенции, ст. 130 Третьей конвенции, ст. 147 Четвертой конвенции) к таким нарушениям относят: преднамеренное убийство, пытки и бесчеловечное обращение, преднамеренное причинение тяжелых страданий или серьезного увечья, нанесение ущерба здоровью, незаконное, произвольное и проводимое в большом масштабе разрушение и присвоение имущества, не вызываемое военной необходимостью.

Дополнительный протокол I расширил данный перечень. В ст. 85 указанного документа серьезными нарушениями признаются: превращение гражданского населения или отдельных гражданских лиц в объект нападения; совершение нападения неизбирательного характера; совершение нападения на установки или сооружения, содержащие опасные силы; превращение необороняемых местностей в объект нападения; совершение нападения на лицо в ситуации, когда известно, что оно прекратило принимать участие в военных действиях, и т.д.

Перечни серьезных нарушений, указанных в Женевских конвенциях и Протоколе I, не являются исчерпывающими, но уголовная ответственность за их совершение должна возникать безусловно. Государство может в своем национальном законодательстве установить уголовную ответственность за другие нарушения норм права вооруженных конфликтов.

Военное преступление по международному праву - это деяние, которое состоит в нарушении установленных основными принципами международного права правил ведения вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера и преступность которого определена в акте международного уголовного права.

В международном уголовном праве (на основе положений действующего международного права) выделяются следующие виды военных преступлений: а) серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., совершаемые в ходе международных вооруженных конфликтов; б) другие серьезные нарушения правил ведения международных вооруженных конфликтов; в) серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., совершаемые в ходе вооруженных немеждународных вооруженных конфликтов; г) другие серьезные нарушения правил ведения немеждународных вооруженных конфликтов.

Указанное классификационное деление имеют преступления и в Уставе Международного трибунала для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного права, совершенные на территории бывшей Югославии с 1991 г., и Уставе Международного трибунала по Руанде (в юрисдикцию которого вошли нарушения ст. 3, общей для Женевских конвенций 1949 г., и Дополнительного протокола II 1977 г.).

Согласно положениям Статута Международного уголовного суда военные преступления включают в себя деяния, совершенные в отношении лиц, не принимающих активного участия в военных действиях, включая военнослужащих, сложивших оружие, и лиц, выведенных из строя в результате болезни, ранения, содержания под стражей или по любой другой причине. К таким составам преступлений Статут Международного уголовного суда относит: военное преступление в виде посягательства на жизнь и личность, в частности убийства в любой форме (п. "c" (I) ч. 2 ст. 8).

Другим серьезным нарушением законов и обычаев, применимых в вооруженных конфликтах немеждународного характера в установленных рамках международного права, относящимся к юрисдикции Международного уголовного суда, является военное преступление в виде умышленного нанесения ударов по гражданскому населению как таковому, а также умышленного нападения на отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях (п. "e" (I) ч. 2 ст. 8).

Указав на конкретные виды военных преступлений, включенные в такие международные нормы, как Протокол II 1977 г. и Статут Международного уголовного суда, необходимо ответить на следующий вопрос. Каким образом положения международных норм имплементируются в национальное законодательство России, в частности УК РФ?

Как отмечает профессор О.И. Тиунов, УК РФ в целом соответствует требованиям международного гуманитарного права в части установления ответственности за его серьезные нарушения[32]. Глава 34 УК РФ озаглавлена "Преступления против мира и безопасности человечества" и включает в себя восемь составов преступлений, каждый из которых является актом имплементации норм международного права в российском уголовном законодательстве. В.П. Малков указывает, что включение преступлений против мира и безопасности человечества в последние по порядку расположения раздел XII и главу 34 УК РФ является лишь техническим приемом, а отнюдь не следствием недооценки нашим государством высокой общественной опасности этих преступных деяний[33].

Обобщенно ст. 356 УК РФ квалифицирует военные преступления как "применение запрещенных средств и методов ведения войны", что включает: 1) жестокое обращение с военнопленными и гражданским населением; 2) депортацию гражданского населения; 3) разграбление национального имущества на оккупированной территории; 4) применение в вооруженном конфликте средств и методов, запрещенных международным договором Российской Федерации; 5) применение оружия массового поражения, запрещенного международным договором Российской Федерации. Перечисленные положения соответствуют ряду норм, закрепленных в Протоколе II 1977 г. (ст. ст. 4, 5, 7, 13 - 16).

Детальный анализ положений главы 34 УК РФ позволяет отметить, что система запрещенных методов ведения вооруженных конфликтов квалифицируется в соответствии со ст. 356 УК РФ, при этом она разделена на две части в зависимости от вида конфликта (международный или немеждународный), в котором такие методы используются.

Анализ ч. 1 ст. 356 УК РФ показывает, что содержание ее может быть отнесено как к международным вооруженным конфликтам, так и к немеждународным. Преступление, связанное с жестоким обращением с военнопленными, имеет отношение сугубо к международному вооруженному конфликту, так как лица, участвующие на стороне повстанцев против правительства с оружием в руках, военнопленными по смыслу комментируемых в предыдущих главах исследования норм Протоколов I и II 1977 г. не являются.

Депортация гражданского населения, признаваемая в соответствии с ч. 1 ст. 356 УК РФ преступлением по российскому законодательству, может быть квалифицирована как международное преступление исходя из содержания ст. 17 Протокола II 1977 г. "Запрещение принудительного перемещения гражданских лиц". Римский статут Международного уголовного суда также относит к числу международных преступлений "отдачу распоряжений о перемещении гражданского населения по причинам, связанным с конфликтом, если только этого не требуют соображения безопасности соответствующего гражданского населения или настоятельная необходимость военного характера" (п. "e" (VIII) ч. 2 ст. 8).

Такой состав преступления, как разграбление национального имущества на оккупированной территории (ч. 1 ст. 356 УК РФ), в своей первой части - "разграбление национального имущества" - соотносится с нормами Протокола II, в частности со ст. 14 "Защита объектов, необходимых для выживания гражданского населения" и ст. 15 "Защита установок и сооружений, содержащих опасные силы". Согласно ст. 14 Протокола II к национальному имуществу могут быть отнесены объекты, необходимые для выживания гражданского населения, производящие продукты питания, продовольствие (заводы, фабрики и т.д.), объекты сельскохозяйственного назначения (фермы, поля, машинотракторные станции и т.п.), а также водозаборные станции, ирригационные сооружения и т.д. По смыслу ст. 15 Протокола II установками и сооружениями, содержащими опасные силы (могущие быть соотнесенными с национальным имуществом), безусловно, являются плотины, дамбы, гидроэлектростанции, атомные электростанции. Статут Международного уголовного суда дает аналогичный состав преступления, трактуя его как уничтожение или захват "имущества неприятеля", за исключением случаев, когда такое уничтожение или захват настоятельно диктуется обстоятельствами конфликта (п. "e" (XII) ч. 2 ст. 8).

Вместе с тем комментарий указанной части УК РФ вызывает некоторое недоумение в связи с тем, что защите подлежит только национальное имущество, т.е. имеющее статус государственного, "принадлежащее нации". При этом следует задаться вопросом: а как же быть с имуществом, принадлежащим не государству, а конкретным физическому, юридическому лицу или группе лиц на основе частной собственности? Является ли преступлением разграбление имущества, принадлежащего иностранцам (физическим и юридическим лицам)? Могут ли быть квалифицированы как преступления перечисленные, не названные в ч. 1 ст. 356 УК РФ деяния? Безусловно, вывод должен быть положительный. Ведь по смыслу ч. 2 ст. 8 Конституции РФ в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности. Следовательно, положения ч. 1 ст. 356 УК РФ противоречат нормам ч. 2 ст. 8 Конституции РФ и требуют изменения.

В дополнение следует напомнить, что ст. 6 Устава Нюрнбергского Международного военного трибунала к военным преступлениям относит ограбление общественной или частной собственности. Недостаток ч. 1 ст. 356 УК РФ объясняется отсутствием в советский период государственности частной формы собственности на средства производства. Следствием данной недоработки является наличие не соответствующей Конституции РФ редакции ч. 1 ст. 356 УК РФ.

Необходимо отметить также, что режим оккупации в ситуации внутреннего вооруженного конфликта не может быть применен. Значит, это положение следует исключить из ч. 1 ст. 356 УК РФ. Напротив, нужно сделать логический акцент на применении положений комментируемой статьи в ситуации как международного, так и немеждународного вооруженного конфликта.

Продолжая анализировать положения ст. 356 УК РФ, необходимо подчеркнуть, что вопрос о преступности применения запрещенных международным договором России средств и методов согласно положениям Протокола II 1977 г. может быть истолкован достаточно широко. Протоколом II (п. "a" ч. 2 ст. 4 "Основные гарантии") запрещены пытки, если они используются как средство для получения показаний в отношении лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях. Угрозы совершения любого из запрещенных ч. 2 ст. 4 Протокола II действий (как то: коллективные наказания, убийства, нанесение увечий), применяемые как метод запугивания в целях принуждения населения к выдаче лиц, участвующих во внутреннем вооруженном конфликте на стороне повстанцев, также должны быть расценены как преступные по смыслу ч. 1 ст. 356 УК РФ.

Анализ соответствующих положений Протокола II 1977 г. и ст. 356 УК РФ ("Применение запрещенных средств и методов ведения войны") позволяет сделать вывод о большей регламентированности данного вида преступлений международным правом по сравнению с национальным. Так, в международном уголовном праве к военным преступлениям отнесена значительная группа деяний, свыше 40 из которых подпадают под понятие "применение запрещенных средств и методов ведения войны", в УК РФ таких деяний только пять. Однако это не означает, что национальное уголовное право не соответствует международному. Уголовный кодекс РФ делает отсылку к нормам международного права, которые применимы в полном объеме.

Использование оружия массового поражения, запрещенного международным договором России, предусмотрено в качестве самостоятельного состава преступления в ч. 2 ст. 356 УК РФ, которая рассматривает преступность применения такого оружия. Федеральный закон от 18 июля 1999 г. N 183-ФЗ "Об экспортном контроле" к нему относит: ядерное, химическое, бактериологическое (биологическое), токсинное. Тем не менее опасность употребления оппозиционными правительству силами химического (а также бактериологического) оружия сохраняется. Но это сфера применения Протокола I, что буквально имеет отношение к международному вооруженному конфликту. Теоретически же следует предположить, что химическое или биологическое оружие может быть использовано и в ситуации внутреннего вооруженного конфликта, особенно при его высокой интенсивности с привлечением обширного круга лиц и материальных средств (в стадии его перерастания в интернационализированный).

Статья 360 УК РФ "Нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой" (в ред. Федерального закона от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ) по смыслу заменяет содержавшуюся ранее в УК РСФСР норму ст. 269, устанавливавшую уголовную ответственность за незаконное ношение знаков Красного Креста и Красного Полумесяца и злоупотребление ими. Следует отметить, что ст. 9 Протокола II "Защита медицинского и духовного персонала", а также ст. 10 "Особая защита лиц, выполняющих медицинские функции" и ст. 11 "Защита медицинских формирований и санитарно-транспортных средств" имплементированы в положения ч. 1 ст. 360 УК РФ. Вместе с тем необходимо сказать о большой регламентированности предписаний международного права относительно национального законодательства.

Статут Международного уголовного суда, "оказывая международную защиту персоналу, объектам, материалам, подразделениям или транспортным средствам, задействованным в оказании гуманитарной помощи или миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом ООН", устанавливая наказание за "умышленное нанесение ударов по персоналу, использующему отличительные эмблемы" (например, МККК. - М.С.), а также вводя в состав преступлений по международному праву такой деликт, как "умышленное нанесение ударов по госпиталям" (п. "e" (II, III, IV) ч. 2 ст. 8), дает большой материал для размышлений ученым и законодателям в отношении перспектив имплементации норм Статута, ратификация положений которого предусмотрена в отношении стран, его подписавших.

Культурные ценности и места отправления культа также являются непосредственным предметом правоотношения сторон по их защите в ситуации внутреннего вооруженного конфликта, выражающейся в запрете совершать в отношении их какие-либо враждебные акты (ст. 16 Протокола II). Имплементация ряда положений, включенных в Протокол II, а также в Конвенцию о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г. и Второй Протокол 1999 г., в российское законодательство позволяет обратиться к положениям УК РФ.

Статья 164 УК РФ отдельно определяет вид хищения, выделяемый в специальный состав преступления по признаку особенностей предмета преступления, - хищение предметов, имеющих особую ценность[34], что относится и к хищению документов, имеющих особую историческую, научную, художественную или культурную ценность.

Как отмечает Н.А. Потапова, разграбление национального имущества должно трактоваться гораздо шире, чем хищение (ст. 16 Протокола II)[35]. В связи с тем что в диспозиции ч. 1 ст. 356 УК РФ разграбление национального имущества рассматривается как преступление, совершенное на оккупированной территории, возникает вопрос о возможности применения данной нормы к внутреннему вооруженному конфликту. По мнению автора настоящего исследования, данный вопрос должен быть решен положительно в смысле его применения в случае внутреннего вооруженного конфликта. При этом следует учесть, что Статут Международного уголовного суда квалифицирует аналогичные действия как преступления, совершенные в ходе вооруженных конфликтов немеждународного характера (п. "e" (IV) ч. 2 ст. 8).

Проведенный анализ некоторых положений международного гуманитарного права, включенных в Протокол II, и российского национального законодательства позволяет сделать вывод о том, что система военных преступлений в российском уголовном законодательстве определена как совокупность норм Особенной части УК РФ, устанавливающих преступность нарушений правил ведения вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера и имплементированных в национальное законодательство в силу предписаний международного уголовного права. Система военных преступлений по УК РФ в целом охватывает их признаки, сформулированные в международно-правовых актах, имеющих обязательную силу для Российской Федерации, и соответствует системе военных преступлений, определенных в международном уголовном праве.

В то же время комментарий трех статей Уголовного кодекса РФ (360, 356 и 164) в свете соответствия его положений нормам международного права, в частности Статута Международного уголовного суда, показывает большую комплементарную направленность положений международного права, зафиксированных в Статуте. В данном случае со всей очевидностью подтверждается мнение Н.И. Костенко о дополняющей юрисдикции Международного уголовного суда в отношении национальных судов[36].

Необходимо отметить, что уголовное законодательство России содержит ряд норм, имплементированных в соответствии с требованиями иных (не положений Протокола II) международных норм, имеющих принципиальное в ситуации внутреннего вооруженного конфликта значение.

Как отмечалось, актуальная в настоящее время проблема наказания наемников, участвующих в вооруженных конфликтах, носящих как международный, так и немеждународный характер, требует своего разрешения в национальном законодательстве государств.

Содержание понятия "наемник" раскрывается в Протоколе I, где отмечается, что наемник - это не комбатант (п. 1 ст. 47). Между наемниками и комбатантами нет ничего общего, право, применяемое в период вооруженных конфликтов, не содержит норм, регулирующих использование наемников или их защиту. Между тем практика рассмотрения судами (как национальными, так и международными) дел по поводу преступлений, совершенных в ходе немеждународных вооруженных конфликтов, показывает все большую вовлеченность в эти преступления наемников.

Появление такого вида преступления в УК РФ, как наемничество, связано с ратификацией Россией Дополнительного протокола I 1977 г. (ст. 47) и Международной конвенции о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников 1989 г. В УК РФ под наемничеством (ст. 359) понимаются два самостоятельных состава преступлений. Деяния, альтернативно образующие состав преступления, включают в себя вербовку, обучение, финансирование наемника, а также его использование в вооруженном конфликте или военных действиях (ч. 1 ст. 359). Преступление, предусмотренное в ч. 1 ст. 359 УК РФ, считается оконченным при совершении виновным хотя бы одного из указанных в норме действий, носящих альтернативный характер, в отношении хотя бы одного наемника, признаки которого определены в примечании к ст. 359 УК РФ. Автор данного исследования поддерживает мнение Р.А. Адельханяна о том, что в целях последовательной регламентации ответственности за совершение военных преступлений по международному уголовному праву состав наемничества должен стать самостоятельным преступлением, совершаемым в ходе немеждународных вооруженных конфликтов[37].

В связи с необходимостью привлечения к уголовной ответственности отдельных физических лиц за нарушение норм права вооруженных конфликтов возникает вопрос о выдаче военных преступников тому государству, на территории которого они совершили свои преступления[38]. Следует отметить, что Статут Международного уголовного суда также уделяет большое внимание вопросам сотрудничества государств-участников и оказания им судебной помощи. Этой теме посвящена ч. 9 Статута (ст. ст. 86 - 102).

В России специального законодательства по вопросам выдачи военных преступников нет и в настоящее время правоотношения с другими государствами в данной сфере (режим экстрадиции) регулируются международными договорами. Статьи 11 - 13 УК РФ, регламентирующие действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории Российской Федерации, вне ее пределов, а также вопросы выдачи преступников, имеют особое значение. Включенная в них оговорка "если иное не предусмотрено международным договором Российской Федерации" представляет собой пример частичной отсылки к нормам международного права.

Закрепляется принцип двойной криминальности: деяние должно квалифицироваться как преступление по законам как выдающего, так и запрашивающего о выдаче государства. В отношении лица, совершившего нарушение международного права, могут быть установлены определенные территориальные и временные рамки судебного преследования, т.е. территориальная и временная юрисдикция[39]. Принципиальным здесь является положение о том, что во всех случаях применяется законодательство той стороны, которая получила просьбу о выдаче. Вместе с тем, как отмечает О.И. Тиунов, указанное не затрагивает обязательств об оказании взаимной помощи в вопросах уголовного преследования, вытекающих для сторон из двусторонних или многосторонних договоров[40]. Представляет интерес вопрос о параллельной юрисдикции, применяющейся в отношении судебного преследования лиц за серьезные нарушения международного гуманитарного права[41].

Ряд положений об экстрадиции подробно регламентирует Статут Международного уголовного суда. Статья 89 Статута рассматривает вопрос об аресте и передаче лица Международному уголовному суду.

В связи с темой предстоящего сотрудничества государств СНГ в рамках Международного уголовного суда следует остановиться на такой новой форме взаимодействия государств - членов Содружества в сфере международного гуманитарного права, как проведение миротворческих операций в пределах региона, а также некоторых аспектах имплементации норм международного права (регионального) в национальное законодательство. Именно на такого рода деятельности сделал акцент Президент России В.В. Путин в ежегодном Послании Федеральному Собранию Российской Федерации в 2005 г.: "Сегодня, когда на постсоветском пространстве образовались и развиваются самостоятельные, независимые государства, мы вместе хотим соответствовать гуманистическим ценностям"[42].

Не вызывает сомнения тезис о том, что первостепенная роль в урегулировании вооруженных конфликтов в СНГ отводится России как исторически одному из самых влиятельных государств в сложившемся постсоветском пространстве[43]. Для самой России разрешение вооруженных конфликтов является принципиально важным в контексте поддержания своей национальной безопасности.

Следует указать, что в данном случае также имеет место процесс имплементации норм международного права в национальное законодательство России. В качестве примера необходимо отметить Положение о Коллективных силах по поддержанию мира СНГ, а также являющийся имплементацией указанного регионального Положения Федеральный закон от 23 июня 1995 г. N 93-ФЗ "О порядке предоставления Российской Федерацией военного и гражданского персонала для участия в деятельности по поддержанию или восстановлению международного мира и безопасности". С.А. Егоров отмечает, что, несмотря на позитивные стороны, оба названных документа не лишены определенных недостатков, подлежащих устранению в дальнейшем[44]. В частности, в Положении написано, что "недопустимо использование тяжелых видов вооружений, особенно оружия неизбирательного действия, против гражданского населения" (п. 29). Названное положение нельзя назвать юридически и логически объективным[45]. В этой связи Х.М. Джантаев также подчеркивает, что вышеупомянутый единый комплексный механизм в вопросах военного строительства СНГ разработан не в полной мере и имеет недостаточно четкое юридическое закрепление[46]. В.А. Батырь отмечает недостаточную эффективность международного сотрудничества России в сфере международного гуманитарного права в целом[47].

В целом же спектр вопросов, связанных с имплементацией международных обязательств в области международного гуманитарного права, как уже отмечалось, объемен и требует координации деятельности большого числа заинтересованных органов государства. Многие зарубежные страны в целях содействия этому процессу стали образовывать национальные межведомственные комиссии (комитеты) по международному гуманитарному праву, хотя международно-правовыми актами в области международного гуманитарного права создание таких комиссий не предусмотрено. Сейчас они действуют в 35 странах[48]. Их цель - координация усилий государства по реализации обязательств в сфере действия международного гуманитарного права. Предлагается создать подобный комитет и при Правительстве РФ[49].

Таким образом, проблемы имплементации норм международного гуманитарного права в национальное законодательство являются актуальной темой для теории и практики Российского государства. Проведенный анализ некоторых аспектов имплементации норм международного права в национальное законодательство России позволяет сделать вывод о соответствии последнего международным нормам.

Вместе с тем следует осуществить ряд мероприятий, включая дальнейшее совершенствование российского законодательства. Система предлагаемых автором настоящего исследования мер выглядит следующим образом.

1. В связи с предстоящим взаимодействием Российской Федерации с Международным уголовным судом по вопросам привлечения к уголовной ответственности физических лиц, сбора материалов доказывания, исполнения решений приговоров и т.д.:

а) необходимо провести всестороннюю и объективную ревизию российского законодательства на предмет соответствия нормам, предписанным в Статуте Международного уголовного суда. Конечный результат этой работы нацелен на избежание коллизионных ситуаций, неизменно возникающих, как показывает практика, в дальнейшем правоприменении;

б) в связи с тем что включенный в УК РФ достаточно большой перечень преступлений, связанных с нарушением норм гуманитарного права, не является исчерпывающим, для Российской Федерации во внутреннем законодательстве необходимо предусмотреть уголовную ответственность за все серьезные нарушения права вооруженных конфликтов, перечисленные в Женевских конвенциях 1949 г. и Дополнительном протоколе I и квалифицируемые в них как военные преступления.

2. В связи с тем что, как было отмечено, некоторые положения ч. 1 ст. 356 УК РФ не в полной мере соответствуют ч. 2 ст. 8 Конституции РФ, ч. 1 ст. 356 УК РФ необходимо изложить в следующей редакции: "Жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением, депортация гражданского населения, разграбление имущества (независимо от форм собственности) на территории государства, подвергшегося вооруженному конфликту (как международному, так и внутреннему), применение в вооруженном конфликте средств и методов, запрещенных международным договором Российской Федерации... наказываются лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет".

Исследуя некоторые аспекты имплементации норм международного гуманитарного права в национальное законодательство России, нельзя не отметить, что в соответствии с положениями международного уголовного права нормы о военных преступлениях получили закрепление в национальном уголовном праве большинства зарубежных стран мира. Например, ст. ст. 212-1, 212-2 Уголовного кодекса Франции в соответствии с положениями Женевских конвенций устанавливают ответственность за такие преступления, как депортация, обращение в рабство; массовое и систематическое осуществление смертной казни без суда; похищение людей, за которым следует их исчезновение; пытки или жестокости, совершенные по политическим, расовым или религиозным мотивам. Ответственность за указанные преступления несут также юридические лица (ст. 213-3). Пробелом в УК Франции может быть названо отсутствие наказуемости такого преступления, как наемничество.

Анализ Особенной части Уголовного кодекса Германии также позволяет сделать вывод об имплементации норм международного права о применении запрещенных средств и методов ведения войны. В ст. 608 Уголовного кодекса Испании признаются защищаемыми следующие лица: 1) раненые, больные и пострадавшие, а также медицинский и религиозный персонал, имеющие защиту по I и II Женевским конвенциям или по Дополнительному протоколу I; 2) военнопленные, имеющие защиту по III Женевской конвенции или по Дополнительному протоколу I; 3) гражданское население и гражданские лица, имеющие защиту по IV Женевской конвенции или по Дополнительному протоколу I; 4) лица, выведенные из строя, и лица, принадлежащие к миротворческим силам, либо те, кто исполняет их обязанности, имеющие защиту по Женевским конвенциям или по Дополнительному протоколу I; 5) парламентеры и лица, их сопровождающие, имеющие защиту по II Гаагской конвенции от 29 июля 1899 г.; 6) другие лица, имеющие защиту по Дополнительному протоколу II или по другим международным договорам, которые подписала Испания.

Из государств бывшего СССР наиболее полная имплементация положений международного уголовного права о военных преступлениях произведена в новом Уголовном кодексе Беларуси (гл. 18).

Анализ уголовного законодательства разных стран позволяет отметить, что военные преступления являются самостоятельным видом преступлений в соответствии с национальным уголовным законодательством.

В то же время, по мнению В.Н. Русиновой, состояние законодательства большинства государств осталось на уровне имплементации Женевских конвенций о защите жертв войны 1949 г. и Дополнительных протоколов к ним 1977 г., в связи с ратификацией Римского статута Международного уголовного суда только некоторые государства усовершенствовали свое законодательство[50].

Таким образом, общая тенденция мирового развития такова, что в международном праве усиливается регулирование процесса имплементации норм международного права в национальное законодательство. Нормы международного права, будучи имплементированными во внутригосударственном праве, занимают особое положение. Они применяются в соответствии с целями и принципами международной уголовной юрисдикции, в установленном ею процессуальном порядке.

В связи с этим возникает необходимость в дальнейшем прогрессивном развитии и укреплении режима имплементации соответствующих норм и принципов международного права, в совершенствовании внутреннего законодательства государств, в том числе и Российской Федерации.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что в настоящее время международная уголовная юрисдикция получает свое признание и оказывает влияние на законодательство ряда стран мира. Проблема видится не столько в наказании за совершенные преступления, сколько в недопущении возникновения вооруженных конфликтов, распространения их на соседние страны и регионы, вовлечения в них все большего числа лиц и стран.

 

Вопросы для самопроверки

1. Что такое имплементация? Каков её порядок и виды?
2. Каковы особенности действия норм международного права в свете ч.2 ст.15 Конституции РФ?
3. Какие из преступлений можно называть международными, а какие имеющими международный характер?
4. Назовите категории преступлений на Нюрнбергском трибунале 1945 года.
5. Какова взаимосвязь терминов «преступления международного характера» и «международные преступления» с различных научных точек зрения?

Контрольные задания

1. Статья 356 Уголовного кодекса РФ квалифицирует военные преступления, среди которых есть и жестокое обращение с военнопленными. Возможна ли категория военнопленных во внутреннем конфликте и, соответственно, применение статьи УК?
2. Дайте квалифицированное заключение по решению Нальчикского городского суда КБР в отношении Нагоева М.З., который был признан виновным в наемничестве на территории Сирии в 2014 году. Насколько правильно были квалифицированы (ч.3 ст.359) действия осужденного?