Красный цветок и паупау

 

СКАЗАТЬ, ЧТО МАУГЛИ был ошеломлен или потрясен – значит, не сказать ничего.

Красный Цветок? С чего этот жирный король решил, что у Маугли есть огонь? И зачем он Луи? Что он собирается с ним делать? И потом, разве Красный Цветок не опасен? Разве можно приносить его в джунгли?

– У меня нет Красного Цветка, – сказал Маугли.

– Но ты ведь человек, не так ли? – хмыкнул король.

– Да... – слабым голосом подтвердил Маугли.

– А в чем отличие человека от всех остальных? В том, что он умеет создавать Красный Цветок и управлять им.

– Мне всегда запрещали приближаться к Красному Цветку, – возразил Маугли.

– Запрещали? А знаешь, почему они тебе это запрещали? – взревел гигантский орангутанг. – Потому что, завладев Красным Цветком, ты сразу встанешь выше всех, братец. Почему выше всех? Да потому, что все обитатели джунглей склоняют головы перед Красным Цветком.

От этих слов веяло затаенной угрозой, они давили на Маугли, как давит жар полуденного июльского солнца на путника, взбирающегося под его лучами по крутому открытому склону. На самом деле, Маугли никогда не верил в то, что какое‑либо животное в джунглях может оказаться по‑настоящему злым. Даже хищники убивают не со зла, а ради пропитания. Но сейчас Маугли заглянул в огромные, налитые кровью глаза Луи, и все внутри у него похолодело. До чего же ошибался человеческий детеныш, когда воображал, что ему плохо с Багирой или Балу! Да быть рядом с ними – это настоящий праздник. Даже оказаться в близком соседстве со змеей Каа и то приятнее, чем с этим обезьяньим королем!

– Прошу вас, послушайте, – умоляющим тоном произнес Маугли. – Я ничего не знаю про Красный Цветок. Я просто хочу уйти отсюда.

– Уйти? – проревел царь. – Куда ты собираешься уйти, человеческий детеныш? Куда?

Маугли не ответил. Идти ему действительно было совершенно некуда.

– Известно ли тебе, – неожиданно успокоился Луи и потянулся к своей фруктовой горе, – что когда‑то росло одно‑единственное дерево паупау? Да‑ да, одно‑единственное во всех джунглях.

Маугли был сбит с толку. Он ожидал, что царь начнет на него кричать, сердиться, а тот вместо этого принялся сказки какие‑то рассказывать.

– Когда‑то мы, бандерлоги, были самым презираемым народом во всех джунглях. Бродили по земле на четырех лапах, собирали упавшие сверху плоды. Часто они были гнилыми. И так продолжалось до тех пор, пока одна обезьяна – имя ее осталось неизвестным – не догадалась поднять голову и посмотреть вверх, – король Луи задрал голову, показывая, как это сделала та безымянная героиня обезьяньего народа. – А подняв голову, она увидела на ветках столько плодов, сколько их за всю жизнь не найдешь на земле. Затем та обезьяна посмотрела на себя и увидела, что у нее не лапы, а руки. Четыре руки. И тогда она с помощью своих рук забралась на дерево, к плодам. Она сделала то, чего до нее не делал никто за всю историю джунглей. Она... эволюционировала! Понимаешь, что означает это слово, нет? Ну... развилась, видоизменилась, что ли...

Маугли стоял молча, не перебивая Луи. Интересно, куда приведет начатая им история? Или, как сказал царь, э‑во‑лю‑ци‑о‑ни‑ру‑ет?

– Итак, обезьяна залезла на дерево и сорвала плод. На вкус он оказался просто восхитительным. Это был плод паупау. Обезьяна съела его вместе с косточками, они выходили из обезьяны непереваренными и прорастали на новом месте. Так эта обезьяна распространила паупау по всем джунглям. А вслед за ней и другие обезьяны начали лазить по деревьям с помощью рук, и захудалый прежде народ бандерлогов перестал быть презираемым и достиг почти самой вершины величия. Почти.

Маугли слушал и кивал, соглашаясь со всем, что рассказывала ему громадная живая гора. Честно говоря, так покорно Маугли вел себя лишь потому, что понимал: пока король Луи заливается соловьем, рассказывая легенды о своем народе, он не причинит ему никакого вреда – не прихлопнет, как муху, не съест, не натравит на него своих бесчисленных подданных.

Тем временем на ужасном лице короля заиграла самодовольная улыбка, и Луи жадно прошептал, обдавая Маугли своим зловонным дыханием.

– А чтобы подняться на самую верхнюю ступень, нам нужен Красный Цветок. Принеси его мне, и бандерлоги будут править всеми джунглями. А я за это возьму тебя под свою защиту, и ты никогда ни в чем больше не будешь нуждаться. Советником своим тебя сделаю.

– Не могу, – коротко ответил Маугли. А что, собственно, можно было к этому добавить?

Король нахмурил брови, готовый разгневаться.

– Не можешь или не хочешь? – уточнил Луи.

– Не могу, – повторил Маугли.

– Сможешь! – закричал король и замолотил кулаками по полу, словно капризный ребенок. Чистившие шерсть владыки обезьянки задрожали и стремглав скрылись в темноте.

Он был королем, а говорить королю «нет», сами знаете, не позволено никому.

 

Пришельцы

 

МАУГЛИ ЛИХОРАДОЧНО прикидывал, нет ли у него какой‑нибудь возможности сбежать. Такой возможности не было, обезьяны его окружали со всех сторон.

Куда ни повернись, любой путь к отступлению ему перекрывали толпы бандерлогов. Их здесь были сотни, даже тысячи, наверное. Во всяком случае, такого количества собравшихся в одном месте обезьян человеческий детеныш не видел еще никогда. Все бандерлоги нервно переминались на месте, не сводили с Маугли глаз, негромко рычали на него, показывая зубы. Пожалуй, справиться с таким количеством врагов Маугли не помог бы и Красный Цветок, окажись он каким‑то чудом в его руках. Нет, живым ему отсюда не уйти.

– Так‑так‑так, – пропел вдруг знакомый голос, прокатившийся над морем обезьяньих голов. – Да это же король Луи, чтоб мне с места не сойти!

Все бандерлоги повернули головы в сторону пришельца. Это был Балу, он стоял сейчас, небрежно опираясь плечом о каменную входную арку Большого зала.

Несмотря на не отпускавший его страх, Маугли встрепенулся. Что здесь делает медведь? Как он попал сюда и зачем?

Обезьяны недовольно закричали, заскрипели и начали окружать медведя. Все они наперебой спешили показать преданность своему великому и могущественному королю и готовность защищать его до последней капли своей бандерложьей крови.

– Нет, вы только взгляните, – продолжал тем временем Балу, беззаботно пританцовывая и постепенно приближаясь к центру зала. – Какая роскошь! Сколько блеска! Сколько обезьян! А какой аромат! Брр! Восхитительно, очаровательно! Просто нет слов, чтобы передать, во что ты превратил этот дворец!

– Кто ты? – пророкотал Луи.

– Я? – коротко хохотнул Балу. – Я никто. Я ничто. Что обо мне говорить? Зато ты! О! Лгут сложенные о тебе легенды, бессовестно лгут! Ты не просто велик, ты огромен. Да‑да, огромная жирная гора дряблого мяса, сидящего и воняющего на древнем троне!

– Схватить его, – приказал король, и сотни бандерлогов сейчас же бросились на Балу, повисли у него на лапах, на спине. Только что был медведь, и вот его уже нет – целиком скрылся под копошащейся серой массой обезьян.

У Маугли упало сердце. Увидев Балу, он подумал, что у медведя есть какой‑то план, но на деле они оба оказались в одинаковой ситуации. Абсолютно безнадежной.

И тут Маугли заметил мелькнувшую за колоннами фигуру – изящную, легкую, черную как ночь, сверкнувшую в темноте изумрудными глазами. Багира!

Маугли с огромным трудом сдержал готовую расцвести у него на губах улыбку. Багира спасет его, в этом Маугли не сомневался ни секунды. И Балу тоже молодец. Его шутовские выходки отвлекли внимание Луи и его бандерлогов достаточно надолго, чтобы Багира смог незаметно проскользнуть в зал и направиться к человеческому детенышу.

Из‑под серой массы обезьян вынырнула голова Балу – целая и невредимая. Медведь небрежно сбросил с себя нескольких бандерлогов и с бодрой улыбкой обратился к королю Луи.

– Постой, не уходи! Пойми, я вскарабкался на высокую гору только для того, чтобы увидеть тебя. Хотя бы на время оказаться рядом с тобой. Это была мечта всей моей жизни.

– Сбросьте его со скалы, – приказал Луи. За все это время он так и не сдвинулся с места.

– Со скалы – значит, со скалы. Как прикажешь. Нет проблем, – кивнул Балу. – Понимаю, я совершил ужасное преступление, когда явился сюда без приглашения. Ужас, ужас! Но позволь мне заметить в свое оправдание, что сделал я это только потому, что втайне надеялся... Надеялся стать бандерлогом.

После этих слов все замерли. Луи поднял свою огромную бровь.

– Что ты сказал? – переспросил король. Он что, свихнулся, этот медведь? Из него такой же бандерлог, как из сучка антилопа. И вообще, разве может медведь быть кем‑то другим, кроме как медведем?

Пока бандерлоги удивленно пялились на Балу, Багира тихонько, незаметно утянул Маугли за собой – поглубже в тень, подальше от обезьян. Сердце билось в груди человеческого детеныша так, будто он только что сделал огромный круг по джунглям вместе с волчьей стаей, правда, колотилось оно не от усталости, а от страха, смешанного с возбуждением и слабенькой, но возродившейся надеждой на то, что этот день, возможно, окажется не последним в его жизни.

– Дослушайте же меня, дайте мне закончить, – жалобно восклицал Балу. Бандерлоги вышли из оцепенения и уже схватили медведя, собираясь отнести его к краю отвесной скалы, а затем сбросить вниз. – Я еще не договорил. Я всегда завидовал вам, бандерлоги. Вы такие дружные, ловкие, у вас король такой замечательный. Я тоже хочу стать таким же, как вы. А что? Я очень преданный, верный, и по деревьям умею лазить. Пусть не так, как обезьяна, но я научусь. А еще...

Болтовню Балу прервал резкий крик одной из обезьян. Она кричала, не останавливаясь, и указывала рукой на то место, где должен был стоять человеческий детеныш. Но Маугли там не было, он исчез!

Тут уже все бандерлоги завопили, засуетились, принялись обшаривать глазами все вокруг и очень скоро заметили выходящих сквозь двери святилища пантеру и Маугли.

– Беги, Балу! – крикнул, обернувшись через плечо, Багира и вместе с человеческим детенышем бросился прочь.

Балу попытался рвануть вслед за ними, но его вновь облепили бандерлоги, плотно накрыли своими телами с головы до пят.

А разъяренный король Луи, не вставая с трона, проревел своим подручным:

– Взять! Схватить! Никому не дать уйти!

 

Побег

 

МАУГЛИ И БАГИРА УБЕГАЛИ.

Они выскочили из темноты на открытое, залитое солнцем, пространство и бежали, бежали, напрягая все силы, а к ним отовсюду уже спешили бандерлоги.

– А как же Балу? – крикнул Маугли. Если с Балу что‑нибудь случится, вина за это целиком ляжет на него, на человеческого детеныша...

– Он вскоре догонит нас, – успокоил его Багира, но негромко добавил себе под нос, – Я надеюсь.

А оставшийся в Большом зале святилища Балу застрял и никак не мог продвинуться ближе к выходу. Был у медведя момент торжества, когда его план сработал, однако радость эта прожила недолго. Сейчас Балу приходилось отбиваться от обезьян, осаждавших его и справа, и слева, но не успевал медведь скинуть с себя или пришлепнуть лапой одного бандерлога, как на его месте возникали двое других.

Король Луи оперся своими могучими лапами о каменные подлокотники и с душераздирающим воплем оторвал от трона свое грузное тело. Поскольку орангутанг не вставал с этого места неведомо сколько лет, шерсть на спине царя поросла мхом и лишайником. Выпрямившись, гигантский орангутанг оказался как минимум в три раза выше стоящего перед ним медведя.

– Эх, мать моя медведица, – ахнул Балу. – Знаете что, ребята, мне кажется, засиделся я у вас, пора и честь знать. Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством.

Сделав невероятное усилие, Балу завертелся волчком, сбрасывая с себя обезьян, которые горохом полетели в разные стороны. Не давая бандерлогам времени на то, чтобы прийти в себя, перестроиться и снова пойти в атаку, Балу метнулся к выходу из святилища, сопровождаемый яростным ревом короля Луи.

– Пора домой, пора домой! – с этим криком Балу вылетел из святилища. Маугли и Багира, уже успевшие спуститься к этому времени до середины ступеней, ведущих в холодную пещеру с каменными колоннами, рискнули слегка притормозить, чтобы оглянуться на своего мохнатого друга.

– Он сделал это! – то ли радостно, то ли удивленно хмыкнул Багира. – Этот ни на что не способный лентяй все‑таки прорвался!

– Быстрее, Балу! – крикнул Маугли. – Поторапливайся!

– А я что, по‑твоему, не поторапливаюсь, что ли? – крикнул в ответ медведь.

– Залезай ко мне на спину! – приказал Багира, и Маугли послушно запрыгнул на него, крепко вцепился пальцами в густую черную шерсть. Багира широкими прыжками понесся к храму. Маугли понимал, что все они должны убраться из этого жуткого места, и как можно скорее.

Но, отсекая беглецам вход в храм с колоннами, со всех сторон хлынули обезьяны. Они выскакивали из теней, выныривали из‑за камней, появлялись буквально из любой щели и катились двумя серыми волнами навстречу друг другу. В каждой волне были сотни бандерлогов, они быстро окружали свою добычу, и Багира понял, что вот так, напрямую, к храму им с Маугли не пробиться.

– Мы с Балу постараемся задержать их здесь, – сказал Багира, ссаживая человеческого детеныша со спины.

– Мы? – переспросил догнавший их Балу. – Опять ты все за меня решил?

– А у тебя есть возражения?

– Нет, – тяжело дыша, хмыкнул медведь.

– А ты беги, – приказал Багира, обращаясь к человеческому детенышу. – Живо!

Маугли задержался еще на секунду, чтобы в последний раз взглянуть на своих друзей. Только они двое во всех джунглях без раздумий готовы были рисковать своей жизнью, чтобы его спасти. Они были его стаей, теперь Маугли знал это наверняка.

А в следующую секунду под ногами у них загудела, задрожала земля. Обезьяны в ужасе завизжали, разбегаясь кто куда.

Приближалось нечто огромное, страшное.

А затем на вершине ступеней показался сам король Луи.

Орангутанг был настолько огромен и тяжел, что, выходя из святилища, не вписался в каменную арку и просто снес ее, развалив на куски. Возвышаясь над ступенями древней лестницы, словно тысячелетний баньян, король Луи поднял вверх руку и громовым голосом прокричал, остановив свой пылающий от ярости взгляд на Маугли.

– Мальчишку никому не трогать! Он мой!

Человеческий детеныш застыл на месте, с ужасом глядя на покрытую красной шерстью гору, которая уже двинулась вниз по каменным ступеням и с пугающей скоростью приближалась к нему.

– Беги! – повторил Багира и подтолкнул Маугли.

Тот побежал, скатился вниз по ступеням и оказался в темной пещере с каменными колоннами.

А на истертые ступени древней лестницы вновь высыпали пришедшие в себя бандерлоги, облепили Балу, и Багира прыгнул ему на помощь. Еще мгновение, и медведь с пантерой скрылись под копошащейся массой обезьяньих тел. Бандерлоги быстро оттеснили Балу и Багиру в сторону, освободив путь королю, который тяжелой походкой направлялся к храму за своей личной добычей.

А Маугли... Что ж, Маугли вновь остался один и должен был действовать на свой страх и риск.

 

Конец эпохи

 

МАУГЛИ ВСЛЕПУЮ БЕЖАЛ в темноте мимо колонн, рядами выстроившихся под массивной, не пропускающей солнечные лучи, крышей.

Здесь не было ни знакомых запахов, ни ориентиров, помогающих передвигаться по джунглям, а сам Маугли был так взволнован, что никак не мог вспомнить, где находится выход из этого каменного леса. Времени на то, чтобы остановиться и подумать, у него тоже не было. Маугли прекрасно понимал, что, если ему дорога жизнь, нужно уносить отсюда ноги, и как можно скорее.

Ага, вот! Он заметил ярко освещенный солнцем квадратик выхода в дальнем конце храма. Он был в буквальном смысле лучиком надежды, и Маугли побежал прямиком на этот свет.

Внезапно весь храм покачнулся, когда в него протиснулся король Луи. Затрещала крыша, роняя вниз отколовшиеся кусочки камня, поплыли в воздухе клубы вековой пыли.

Маугли пытался глубоко вдохнуть, но страх не давал ему это сделать, давил на грудь, словно могучая слоновья нога.

– Куда это ты собрался, человеческий детеныш? – раздался громкий голос Луи. Его массивное тело закрыло пятнышко солнечного света, отрезая Маугли единственный путь к спасению.

Человеческий детеныш заметался, когда король Луи принялся его ловить. Маугли спрятался за одной из колонн – огромная лапа орангутанга немедленно обрушилась на эту колонну, сломала ее как ветку. Посыпались обломки камня, каждый величиной с человеческого детеныша. Маугли метнулся в сторону, успел укрыться за соседней колонной.

– Уйди от меня! – крикнул Маугли и вслепую помчался среди колонн, не разбирая дороги, думая только о том, чтобы оказаться в недосягаемости для жутких лап орангутанга. Страх овладел Маугли, мешал ему спокойно оценить обстановку, без оглядки гнал вперед. Сбоку показался крытый проход – слишком узкий, чтобы в него смог протиснуться Луи. Человеческий детеныш молнией рванулся, успел вбежать в него раньше, чем могучий кулак орангутанга обрушился на то место, где секундой назад стоял Маугли.

Он продолжал нестись вперед, а внутренняя стена галереи, вдоль которой он бежал, тем временем затряслась и пошла трещинами от удара Луи. Орангутанг пытался дотянуться до беглеца, пробив ее снаружи. И надо признать, королю это удалось. Человеческий детеныш едва успел отскочить, когда второй могучий удар разнес стену вдребезги. В пролом просунулась гигантская обезьянья лапа и принялась вслепую нащупывать Маугли, всего лишь в нескольких сантиметрах разминувшись с ним. Покрывавшие лапу орангутанга жесткие оранжевые волоски даже успели царапнуть Маугли по пяткам, когда он выскакивал из галереи назад в зал с колоннами.

Король Луи взвыл от ярости, выдернул кулак из отверстия в стене, широко раскинул свои невероятно длинные руки. Мальчишка не сможет убегать бесконечно, рано или поздно он выдохнется и остановится. Так что ничто не сможет помешать великому королю бандерлогов получить то, чего он хочет, то, чего он заслуживает, то, что принадлежит ему по праву.

Но человеческий детеныш исчез. Вокруг себя Луи видел лишь длинные ровные ряды колонн, тянувшиеся, казалось, до самого горизонта. Но Луи отлично знал, что на самом деле мальчишка никуда не делся, он где‑то здесь, он просто спрятался. Ничего, прятаться до бесконечности, как и убегать, человеческий детеныш не сможет.

– Ну, что, парень, остался совсем один, да? – громко сказал Луи, медленно пробираясь сквозь каменный лес. – Согласись, что теперь я твоя последняя и единственная надежда.

Маугли стоял, прижавшись спиной к одной из каменных колонн, пытаясь слиться с ней, скрыться из виду, исчезнуть. О, как хотелось ему оказаться сейчас далеко‑далеко отсюда, в джунглях – в его джунглях! – в своей волчьей стае, вернувшись при этом в то далекое время, когда тигр еще не появился возле Скалы Совета. Маугли мечтал очутиться там, и одновременно смертельно боялся того, что вообще никогда больше не увидит свои джунгли, и закончит жизнь в этом странном, пугающем месте. Интересно, может ли вообще кто‑нибудь назвать это место своим?

Маугли быстро посмотрел по сторонам. Огромный орангутанг его еще не заметил, но там, в темноте, шныряют верноподданные бандерлоги короля. Стоит одному из них что‑то увидеть или услышать, и тогда...

– Я могу сделать так, что тебе будет хорошо у меня, – рокотал орангутанг, медленно протискиваясь к следующей колонне. Затем с неожиданной для такого грузного существа прытью обхватил ее, надеясь поймать свою жертву, если она спряталась за каменным столбом. – Или сделать так, что тебе будет очень‑очень плохо...

Маугли за той колонной не было.

Человеческий детеныш дрожал от страха, пот струился по его телу, а орангутанг тем временем постепенно приближался именно к тому месту, где скрывался Маугли.

– Куда ты денешься? – спросил Луи, продвигаясь к следующей колонне.

– Вернусь к своей Стае, – ответил Маугли. Человеческому детенышу, конечно, следовало бы помалкивать, но он просто не мог не сказать обезьяньему королю, что тот ошибается. Маугли не останется здесь. Ни за что. – Я вернусь к Акеле!

Луи медленно развернулся влево, туда, откуда донесся голос. Теперь он находился совсем неподалеку от Маугли.

– К Акеле? – спокойно переспросил Луи. – Ты что, разве не слышал?

Орангутанг стремительно обхватил лапами следующую колонну. Человеческого детеныша не было и за ней.

– Шерхан убил его, – холодно сообщил Луи.

У Маугли все похолодело внутри. Этого не может быть! Слова орангутанга ударили его, словно камнем.

– Тигр убил его из‑за тебя, – добавил Луи, покачивая головой.

– Нет! Ты лжешь! – не сдержавшись, выкрикнул Маугли.

Орангутанг склонил громадную голову набок. Подобрался еще ближе к своей жертве.

Маугли ощущал запах гнили, идущий от шерсти орангутанга, его дыхание, пропахшее прогорклыми папайями.

– Я был бы рад ошибаться, – сказал король, притворно изображая сочувствие. – Но то, что я тебе сказал – правда. Послушай, вместе мы с тобой сможем остановить Шерхана. И заставим его заплатить за все, что он сделал.

Маугли заткнул уши, закрыл глаза. Он больше не мог, не желал ничего слышать. Его сердце разрывалось от боли и гнева. Чувства переполняли Маугли, бурлили в нем, словно река во время разлива.

– Ты и я. Мы добудем Красный Цветок и будем править всеми джунглями, – зловещим шепотом продолжал король. – И сможем тогда убить Шерхана.

Луи остановился прямо перед колонной, за которой прятался Маугли. Медленно, почти незаметно огромная рыжая лапа обезьяньего короля обогнула колонну, нащупывая человеческого детеныша.

Маугли сумел заметить приближающуюся лапу Луи и ничком упал на пол. Лапа орангутанга сжалась, но поймала лишь воздух, а Маугли вскочил и стремглав побежал между каменными колоннами, спасая свою жизнь. Зарычав от ярости, Луи вырвал колонну и швырнул ее вслед убегающему мальчику.

Маугли не остановился, продолжал бежать. Вокруг него неслись, а затем падали на пол огромные обломки камня. Потерявший голову орангутанг принялся крушить все колонны подряд, весь храм затрясся, заходил ходуном. Человеческий детеныш понимал лишь одно – он должен добраться до выхода. И немедленно, пока не стало поздно, и эта каменная ловушка не успела захлопнуться.

Король Луи тяжело катился вслед за беглецом, круша по дороге своими могучими лапами все новые и новые колонны.

– Ты мой, слышишь? – завывал Луи. – Ты мой!

Времени на раздумья не было. Над головой Маугли увидел узкое окно в стене, подтянулся и выпрыгнул в него. Человеческий детеныш еще летел по воздуху, когда в то же окно со всего маху врезалась огромная лапа Луи. Стена треснула, проломилась, и обезьяний король застрял в этой щели. Намертво.

Раздались дикие, испуганные крики сотен прятавшихся в храме бандерлогов, над головой Маугли качнулась громадная тень. Это был не орангутанг, это была крыша храма.

Уцелевшие колонны уже не могли больше удерживать на себе ее колоссальный вес, и каменный свод рухнул вниз, похоронив под собой всех, кто еще оставался в храме – и орангутанга, и его верных бандерлогов. Раздался гул, и над превратившимся в груду камней храмом высоко взметнулась туча пыли. Храма больше не было. Эпоха правления Луи закончилась вместе с королем – быстро и бесславно.

 

Руины

 

ОБЕЗЬЯНЫ НАКАТЫВАЛИ серыми волнами.

Визжа от ярости, они сыпались отовсюду, бросались на Багиру и Балу. Пантера и медведь отчаянно сражались, но нападавших бандерлогов было слишком много, и обезьяны постепенно одерживали верх.

А затем раздался грохот.

Багира инстинктивно повернул голову в ту сторону, откуда долетел оглушительный гул, и увидел груду камней, в которую превратился огромный храм.

– Маугли! – закричал Багира, но его крик утонул в грохоте камней. Пантеру охватил ужас, он впился в него, словно голодный шакал.

Схватка прекратилась – Багира, Балу, бандерлоги замерли на месте, глядя на руины храма.

– Маугли... – прошептал Балу.

Над руинами в небо поднялось гигантское облако пыли. Оно закрыло солнце, повисло серой стеной, а затем покатилось над землей, словно разбухшая от дождей, вышедшая из берегов река.

Руины храма, король, человеческий детеныш – все исчезло в этом густом облаке.

Завывая от страха и отчаяния, обезьяны покинули поле боя и помчались к руинам храма на поиски своего повелителя – или что там от него осталось. Багира и Балу двинулись следом за ними.

Бандерлоги уже начали копаться в развалинах храма, раскидывали обломки камней, паническими голосами перекрикивались друг с другом.

– Копай! Ищи его! – крикнул Багира карабкающемуся по камням медведю. – Может быть, он еще жив!

Балу принялся раскидывать камни в стороны, сопя от напряжения, вертя головой по сторонам, в надежде увидеть мелькнувшее среди обломков тело мальчика.

– Если он погиб, я не прощу себе этого, никогда, – тяжело дыша, приговаривал медведь.

– Если он погиб, то это по моей вине, – возразил Багира, помогая медведю откатить в сторону большой, размером с оленя, обломок камня. – Это будет мой позор, не твой.

– Нет, это я заморочил ему голову своими идиотскими идеями, – стонал Балу. – Если бы Маугли оставался с тобой, он прожил бы долгую, спокойную жизнь. Ну, может быть, слегка скучную, но все же... Нет, это целиком моя вина.

– Ладно, мы оба с тобой виноваты, – вздохнул Багира. – Если случилось то, чего я больше всего боюсь, это наша с тобой общая беда и вина, мой друг.

И тут сверху вдруг послышался тонкий голосок.

– Багира!

Пантера и медведь обернулись, подняли головы и увидели человеческого детеныша, стоявшего на ветке росшего неподалеку от руин храма дерева.

– Маугли! – облегченно воскликнул Багира.

– Ура! – закричал медведь, пританцовывая на месте с поднятыми над головой лапами. – Я знал, что ты сможешь сделать это, малыш!

– Стой, где стоишь, – приказал Багира и поскакал по камням. – Мы идем к тебе.

Но охвативший пантеру и медведя восторг угас, когда они подошли к дереву и увидели, что человеческий детеныш хмуро смотрит на них со своей ветки.

– Это правда? – лишенным выражения голосом спросил Маугли.

– Что именно? – смутился Багира.

– Что Акела мертв?

Вопрос человеческого детеныша тяжело повис в воздухе, наступило молчание. Собственно говоря, слова не были нужны, ответ и так понятен. Маугли казалось, что жизненные силы утекают из него, как вода из прохудившегося бурдюка, еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным.

– Ты знал, – прошептал Маугли. – Вы оба знали.

Только сейчас Маугли окончательно поверил в то, что Акела мертв. Его убили из‑за него, из‑за человеческого детеныша. А эти двое знали, и скрывали это от него.

– Мы собирались сказать тебе, – начал было Багира, но замолчал, не зная, как ему продолжать.

– Парень, ты это... Ты держись, мужайся, – добавил Балу, осторожно приближаясь к дереву. Но Маугли отодвинулся от медведя назад на своей ветке, охватившая его боль постепенно перерастала в гнев. Гнев на этих двоих, кого он считал своими лучшими друзьями. Гнев на весь мир. На Шерхана.

Шерхан. Это он убил Акелу. И продолжит убивать всех, кто дорог Маугли, если только...

В глазах Маугли потемнело.

– С этим пора кончать, – твердо заявил он.

– Нет, Маугли, – заволновался Багира. – Не нужно...

– Маугли, – начал Балу, но было поздно.

Маугли повернулся, соскочил вниз и побежал среди деревьев.

Багира ринулся следом, но дорогу пантере перегородили руины храма. Не догнать ему сейчас мальчика, не догнать.

Маугли уже исчез.

 

Решение принято

 

ТЕПЕРЬ МАУГЛИ ХОТЕЛ ОБОЙТИСЬ без посторонней помощи.

Он бежал от руин храма, от затерянного среди джунглей города, от всего, что было ему знакомо. Впереди его ждал долгий путь.

Маугли бежал, а мысли тем временем бурлили в его голове словно водопад, мысли и чувства стремительно сменяли друг друга, на мгновение вплывая на поверхность сознания, чтобы тут же вновь уйти в глубину под грузом новых мучительных вопросов.

Гнев боролся в сердце Маугли с печалью, и каждое из этих чувств стремилось взять над ним верх. Маугли чувствовал себя преданным теми, кому он верил. Чувствовал себя отверженным Стаей, которая вырастила его и воспитала. Даже Акела бросил его, покинул этот мир, так и не дав ответа на многие вопросы, не оставив ему выбора.

Маугли чувствовал себя никому не нужным. Все чего‑то от него требовали, однако никто не признавал его своим сыном, своим настоящим другом, своим спасителем. Он не был одним из них, принадлежал только самому себе. Это значит, что он должен писать историю своей жизни сам, а не под чью‑то диктовку.

Проглядывавшее сквозь густую листву небо постепенно темнело, наливалось багрянцем – приближалась ночь. На западе показалась тонкая оранжевая полоса заката, ненадолго окрасившая своим янтарным светом вершины деревьев. День угасал, но работа, которая предстояла Маугли, только начиналась.

И человеческий детеныш, не останавливаясь, продолжал двигаться вперед, то бегом, то переходя на шаг, сквозь мокрую холодную листву, не обращая внимания на ночные крики джунглей и рычание вышедших на охоту хищников.

Наконец, Маугли забрался на вершину горы, куда его приводил когда‑то медведь, и увидел внизу, в долине, знакомый мерцающий свет Красного Цветка, горевшего в деревне людей.

 

 

* * *

Человеческий детеныш изучал чужой для него мир.

Здесь не было привычных листьев и веток, которые могут предательски хрустнуть под ногой, но Маугли двигался очень осторожно, стараясь держаться с подветренной стороны. Он не знал, чего ему ожидать, и на всякий случай делал все, чтобы никто не услышал его и не почувствовал его запах.

В отличие от величественного каменного города обезьян, деревня была маленькой, с постройками из подручных материалов. Древесина. Глина. Сухая трава и ветки – такие же использовал и сам Маугли, когда сооружал свой навес рядом с пещерой Балу.

Постройки были приподняты над землей на тонких древесных стволах или толстых ветках. Зачем? Слишком низко, чтобы защитить от хищников. Слишком высоко, чтобы в них могли забираться детеныши. Может быть, это было сделано для того, чтобы приподняться над остальными обитателями этих логовищ, показать свое могущество и власть? Этого Маугли не знал и не понимал.

На стенах построек висели предметы, но для чего они могли служить, это Маугли тоже оставалось непонятным. Здесь были разноцветные шкуры животных, каким‑то странным образом разрезанные на куски.

Висели веревки, сплетенные из лиан – они были сделаны так же, как те, на которых Маугли поднимался на скалу, чтобы добыть медовые соты для Балу. На земле возле построек стояли наполненные водой сосуды, они, похоже, были сделаны из высушенной глины. Зачем людям эти сосуды? Ведь река у них прямо под боком.

В каждой постройке имелся оплетенный ветками вход, похожий на отверстие пещеры. От земли к этому входу вела свитая из веток лестница со ступеньками. Зачем? Высота небольшая, неужели люди не могут забраться в свое логово без подобного странного приспособления?

Многое казалось Маугли удивительным и непонятным, но не все. Некоторые вещи были очень похожи на те, что он придумал и делал сам. Так что же, выходит, Багира был прав, и Маугли, в самом деле, такой же, как эти люди, умеющие делать разные «фокусы»? Но в то же время сколько здесь странного, непривычного. Нет, Маугли никак не мог представить себя, живущим в такой деревне. Разве он сможет привыкнуть к такому месту?

Это место не было столь пугающим, как каменный дворец короля Луи, однако Маугли чувствовал себя здесь неуверенно, неловко, словно панголин, пытающийся расколоть орех, который ему не по зубам.

Из раздумья Маугли вывел громкий голос, донесшийся из ближайшей постройки. Маугли вздрогнул и, припав к земле, спрятался в тени под постройкой. Он затаил дыхание, напрягся, готовый броситься бежать или вступить в бой – смотря по тому, что от него потребуют обстоятельства. Так Маугли просидел несколько минут, но никто не появился, никто не бросился его искать.

Маугли неслышно поднялся на ноги, приложил ухо к деревянному полу постройки у себя над головой. Прислушался. В постройке люди – их было несколько – разговаривали о чем‑то друг с другом, но Маугли не понимал их языка. Деревня оставалась странной, непонятной для него, как небо для рыбы или река для птицы. Это место совершенно не похоже на джунгли. С чего Багира взял, что это его место? Нет, чем скорее он покинет деревню, тем будет лучше.

Маугли осторожно выбрался из‑под постройки. Снаружи деревня была совершенно пуста, все ее обитатели сидели в своих приподнятых над землей норах. Нигде никого, только потрескивают сложенные горкой ветки, на концах которых танцуют лепестки Красного Цветка.

Яркие, завораживающие лепестки, бросающие золотистые блики на темные блестящие глаза человеческого детеныша.

Не медля больше ни секунды, Маугли подскочил к веткам с Красным Цветком, выхватил одну из них и побежал прочь, в джунгли, освещая себе дорогу танцующими на ее концах язычками пламени.