2020-04-20
82
– Спасибо, мистер Бернсайд, все в порядке.
– Рого, я прибыл сюда, потому что я хочу пожать руку каждому работнику твоего завода, – грохочет Бернсайд. – Твой завод сделал чертовски громадную работу, чтобы выполнить наш заказ. Чертовски хорошую работу! Те засранцы продержали заказ пять месяцев и так и не смогли его сделать, а твои люди закончили все за пять недель. Вы, должно быть, приложили неимоверные усилия!
Прежде чем я успеваю что-нибудь ответить, Джонс вмешивается в разговор и говорит:
– Мы с Баки обедали сегодня, и я рассказал ему, как вы отодвинули все, чтобы сделать его заказ, как каждый здесь на заводе, действительно, работал с полной самоотдачей.
– Ээ… да мы просто делали, что могли, – отвечаю я.
– Ничего, если я продолжу? – спрашивает Бернсайд, намереваясь продолжить с рукопожатиями.
– Конечно, нет, – отвечаю я.
– Не повредит твоей эффективности? – спрашивает он.
– Нисколько, – успокаиваю я его. – Можете продолжать.
Я поворачиваюсь к Доновану и вполголоса говорю:
|
|
|
– Быстро пришли сюда Барбару Пенн, пусть возьмет фотоаппарат, который мы используем для заводских новостей, и побольше пленок.
Донован рысью несется назад в офис, а мы с Джонсом идем следом за Баки по проходам, и втроем пожимаем руки каждому, кого видим.
Джонни буквально дрожит от возбуждения. Когда Бернсайд уходит вперед так, что не может нас услышать, Джонс поворачивается ко мне и спрашивает:
– Ты какой размер туфель носишь?
– Десять с половиной, – отвечаю я, – а что?
– Я должен тебе пару, – говорит он.
– Да, ладно, Джонни, брось ты, – говорю я.
– Ал, знаешь, что я тебе скажу? На следующей неделе мы встречаемся с его людьми по долгосрочному контракту на Модель 12 – десять тысяч единиц в год!
От услышанной цифры я чуть не падаю.
– И когда я вернусь, – продолжает Джонни говорить на ходу, – я соберу весь мой отдел. Мы проведем новую кампанию по широкой рекламе всего, что вы тут производите, потому что во всем этом чертовом подразделении твой завод – единственный, кто может отправлять качественную продукцию в срок. С твоими сроками исполнения, Ал, мы вышибем с рынка всех! Благодаря тебе мы, наконец, превратились в победителей!
От его слов я сияю.
– Спасибо, Джонни. Но только заказ Бернсайда не потребовал от нас никаких особых усилий.
– Тсссс! Бернсайду об этом знать не надо, – предупреждает меня Джонни.
Я слышу, как у нас за спиной разговаривают двое парней из почасовых рабочих.
– Че это они? – спрашивает один.
– Черт их знает, – отвечает второй. – Может, мы сделали че-нибудь особое.
Вечером накануне моего доклада о деятельности завода, после того как я отрепетировал выступление и подготовил десять копий отчета, мне не остается больше ничего, как только рисовать себе картины того, что может пойти не так. Я звоню Джули.
|
|
|
– Привет, – здороваюсь я. – Слушай, завтра утром мне надо быть в штаб-квартире на совещании. И поскольку Форест Гроув почти по пути, я думал приехать и побыть с тобой сегодня вечером. Что скажешь?
– Конечно, приезжай. Вот здорово, – говорит она.
Я пораньше ухожу с работы и сразу направляюсь в сторону главного шоссе.
По левую сторону от шоссе тянется Бэрингтон. Плакат «Купите меня!», красующийся на крыше высотного офисного здания, все еще на месте. Я окидываю взглядом город, тридцать тысяч жителей которого даже сейчас не догадываются, что завтра будет решаться маленькая, но важная часть экономического будущего этого места, где они живут и дышат. Большинству из них нет никакого дела ни до завода, ни до того, что мы делаем. Конечно, если ЮниВэар нас закроет, они будут возмущены и напуганы. А если нас не закроют, они о нас даже не вспомнят. И никого не будет интересовать, через что мы прошли.
Как бы то ни было, проиграю я или выиграю – я знаю: я сделал все, что от меня зависело.
Увидев мою машину, подъезжающую к дому родителей Джули, Шарон и Дейв несутся мне навстречу. Я снимаю костюм, переодеваюсь в «не рабочую» одежду и час играю с детьми, бросая летающую тарелку. Когда дети меня окончательно выматывают, Джули предлагает мне сходить поужинать. У меня складывается впечатление, что она хочет со мной поговорить. Я наскоро привожу себя в порядок, и мы отправляемся. Когда мы проезжаем мимо парка, Джули вдруг говорит:
– Ал, давай остановимся здесь на немного.
– Зачем? – спрашиваю я.
– В прошлый раз мы так и не закончили нашу прогулку, – говорит она.
Я торможу, мы выходим и идем по парку. Потихоньку мы доходим до скамьи у реки и опускаемся на нее.
– По какому поводу завтрашнее совещание? – интересуется она.
– Отчет о деятельности завода, – говорю я. – Будут решать, что делать с заводом.
– Ясно. Что, ты думаешь, они решат?
– Мы не полностью выполнили то, что я обещал Биллу Пичу, – отвечаю я. – Кое-какие цифры выглядят хуже, чем они есть на самом деле из-за стандартов расчета себестоимости продуктов. Помнить, я тебе кое-что рассказывал об этом?
Она кивает, а меня на какую-то секунду опять захлестывает злость от всего того, что случилось в результате аудита.
– Но, даже, несмотря на это, у нас был хороший месяц. Просто теперь не видно, насколько это был фантастически хороший месяц, – говорю я ей.
– Но ты же не думаешь, что они закроют завод? – спрашивает она.
– Не думаю, – отвечаю я. – Надо быть идиотом, чтобы закрыть нас только из-за роста себестоимости. Даже с этими идиотскими показателями мы все-таки делаем деньги.
Она берет мою руку и говорит:
– Спасибо, что устроил мне тогда такой завтрак.
Я отвечаю ей с улыбкой.
– Ну, после того, как ты в пять утра терпеливо слушала мои рассуждения, ты это заслужила.
– Знаешь, когда ты рассказывал мне тогда, я, действительно, поняла, как мало я знаю о том, чем ты занимаешься, – признается она. – Жаль, что ты почти ничего никогда не рассказывал мне.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю, почему я не рассказывал. Наверное, я думал, тебе будет неинтересно. Или я не хотел, чтобы ты переживала.
– Я должна была больше спрашивать у тебя, – говорит она.
– Боюсь, с тем, что я так поздно возвращался, у тебя для этого было не очень много возможности.
– Когда ты не приезжал домой в те дни перед тем, как я уехала, я, действительно, принимала это на свой счет, – говорит она. – Я не могла поверить, что это никак не связано со мной. И где-то глубоко внутри я думала, что ты просто нашел хороший предлог, чтобы не проводить со мной время.
– Нет, Джули, совсем нет, – убеждаю ее я. – Когда случались все эти кризисы, я все время считал, что ты должна понимать, насколько они были серьезны. Мне нужно было больше рассказывать тебе.
|
|
|
Она сжимает мою руку.
– Я думала над кое-чем из того, что ты говорил о нашем браке тогда, когда мы сидели здесь с тобой прошлый раз, – говорит она. – Должна согласиться: ты прав. Долгое время мы, на самом деле, просто плыли по течению. Фактически, течение медленно относило нас в разные стороны. Я видела, как с годами ты все больше и больше уходил с головой в работу. И чтобы как-нибудь компенсировать то, что я тебя теряла, я с головой уходила в устройство домашнего уюта, или проводила время с друзьями. Мы потеряли из виду, что же на самом деле было важно.
Я смотрю на нее в мягком отблеске заката. Эта ужасная завивка, которую она сделала в тот день, когда у нас полетел NCX-10, наконец, пропала. Волосы отросли, стали густыми и ровными, и вернулся их натуральный темный цвет.
– Ал, – говорит она, – одно я знаю теперь наверняка. Я хочу, чтобы ты был со мной больше времени, а не меньше. Это всегда было проблемой для меня.
Она поворачивается и поднимает на меня голубые глаза. Меня захлестывает волна давно забытого чувства.
– Я поняла наконец, почему все это время я не хотела возвращаться с тобой в Бэрингтон, – говорит она. – И дело совсем не в самом городе, хотя мне там и не нравится. Дело в том, что с того времени, как я уехала, мы стали проводить вместе намного больше времени, чем раньше. Я хочу сказать, что, когда мы жили под одной крышей, у меня было такое чувство, что ты воспринимал меня как нечто само собой разумеющееся. Теперь же ты даришь мне цветы. Ты делаешь все, что угодно, только чтобы быть рядом со мной. Ты находишь время для меня и детей. Ал, мне было очень хорошо это время. Я знаю, так не может продолжаться вечно. И, наверное, мои родители уже начали от этого уставать. Но мне не хотелось, чтобы все это закончилось.
Я начинаю чувствовать себя просто прекрасно.
– По крайней мере, мы оба точно знаем, что мы не хотим расставаться.
– Ал, я не могу сказать определенно, в чем заключается или должна заключаться наша цель. Но я знаю, что мы в чем-то нужны друг другу, – продолжает она. – Я знаю, что я хочу, чтобы Шарон и Дейв выросли хорошими людьми. И хочу, чтобы мы дали друг другу то, что нам нужно.
|
|
|
Я обнимаю ее.
– Для начала звучит стояще, чтобы постараться этого достичь, – говорю я. – Послушай, скорее всего, конечно, это легче сказать, чем сделать, но я очень постараюсь не воспринимать тебя как само собой разумеющееся. Я хочу, чтобы ты вернулась домой, но, к сожалению, тот сумасшедший ритм и то напряжение, из-за чего и возникли все наши проблемы, никуда не денутся. Они останутся. Я не могу игнорировать мою работу.
– Я никогда тебя об этом и не просила, – отвечает она. – Но только не игнорируй меня и детей. А я постараюсь понять твою работу.
Я улыбаюсь.
– Помнишь, давно, когда мы только поженились и оба работали, мы приходили домой и просто пару часов разговаривали, сочувствовали друг другу по поводу проблем и неприятностей, которые нам приходилось переживать за день? – спрашиваю я ее. – Это было так здорово.
– А потом появились дети, – продолжает Джули. – И ты стал все чаще задерживаться на работе.
– Да, и мы потеряли эту привычку, – соглашаюсь я. – Может, попробуем опять?
– Было бы здорово, – говорит она. – Ал, я знаю, то, что я оставила тебя тогда, выглядело очень эгоистично с моей стороны. Просто у меня кончилось терпение. Прости…
– Не надо чувствовать себя виноватой, – говорю я. – Я должен был уделять тебе больше внимания.
– Но я постараюсь загладить свою вину, – говорит она. Потом с легкой улыбкой добавляет: – Раз уж мы пустились в воспоминания, помнишь нашу первую ссору, и как мы потом пообещали друг другу, что мы всегда будем стараться смотреть на ситуацию не только со своей точки зрения, но и с точки зрения другого? Знаешь, за последние пару лет мы это делали очень редко. Я не против попробовать опять, если ты согласен.
– Я согласен, – говорю я ей.
Мы долго сидим, обнявшись.
– Итак… хочешь выйти за меня замуж? – спрашиваю я ее.
Она откидывается у меня на руке и отвечает:
– Ничего не имею против того, чтобы попробовать это во второй раз.
– Но ты понимаешь, не так ли, что идиллии не будет? – предупреждаю я ее. – И понимаешь, что мы все-таки будем иногда ссориться?
– И, скорее всего, я время от времени буду вести себя эгоистично и буду хотеть, чтобы ты проводил со мной больше времени, – подхватывает она.
– А ну его все к черту, – говорю я ей, – поехали в Вегас и найдем себе мирового судью.
– Ты что, серьезно? – смеется она.
– Ну, сегодня я не могу, – говорю я. – Завтра утром совещание. А как насчет завтрашнего вечера?
– Да ты точно серьезно! – не может поверить она.
– С того времени, как ты уехала, я переводил всю зарплату на мой счет в банке. И завтра мы с тобой как следует кутнем!
– Ладно, кутила, – улыбается Джули. – Давай!
Глава 31
На следующее утро без нескольких минут десять я вхожу в конференц-зал на пятнадцатом этаже здания ЮниКо. За дальним концом стола сидит Хилтон Смит. Рядом с ним Нил Кравитц. По бокам от них остальной управленческий аппарат.
– Доброе утро, – здороваюсь я.
Хилтон смотрит на меня без улыбки и говорит:
– Если закроешь дверь, мы сможем начать.
– Подождите, нет Билла Пича, – замечаю я. – Мы не можем начать без него.
– Билла не будет. Он на переговорах, – говорит Смит.
– Тогда я хочу, чтобы мой доклад отложили до того времени, когда он сможет присутствовать, – заявляю я ему.
Глаза Смита становятся стальными.
– Билл специально распорядился, чтобы я провел это совещание и передал ему мои рекомендации, – говорит Смит. – Итак, если ты хочешь представить объяснение, я бы посоветовал тебе начинать. Иначе нам самим придется сделать заключение на основе твоего письменного отчета. А при том росте себестоимости продуктов, о котором мне сообщил Нил, мне кажется, тебе лучше бы нам кое-что объяснить. Я лично хотел бы услышать, почему вы не соблюдаете положенные правила при определении экономичных размеров партий.
Я какое-то время молча прохаживаюсь перед ними. Во мне начинает закипать злость. Я пытаюсь подавить ее и понять, что все это значит. Ситуация мне совсем не нравится. Черт возьми, Пич должен присутствовать здесь. И я рассчитывал, что мой доклад будет слушать Фрост, а не его заместитель. Но, судя по всему, Хилтон выговорил у Пича право быть одновременно моим судьей, судом присяжных и, возможно, палачом. Я решаю, что умнее всего будет начать доклад.
– Ладно, – говорю я. – Но до того, как я перейду к докладу о том, что происходит на заводе в последнее время, позвольте мне задать вам вопрос. Является ли снижение затрат целью ЮниВэар?
– Естественно, – нетерпеливо отвечает Хилтон.
– Нет, – возражаю я. – На самом деле, целью является не это. Цель ЮниВэар – делать деньги. Согласны?
Кравитц откидывается в кресле и соглашается:
– Правильно.
Хилтон неуверенно кивает.
Я говорю:
– Я собираюсь показать вам, что несмотря на то, как выглядят наши затраты с точки зрения стандартных показателей, мой завод никогда раньше не был в лучшем положении, чем сейчас для того, чтобы делать деньги.
Так все и начинается.
Через полтора часа, когда я нахожусь в середине объяснения воздействия бутылочных горлышек на уровень товарно-материальных ценностей и протока, Хилтон прерывает меня.
– Ладно, ты уже достаточно времени потратил на то, чтобы все это нам изложить, и я лично не вижу, чтобы в этом была какая-нибудь значимость, – заявляет он. – Может быть, у вас на заводе и была пара бутылочных горлышек, и вы обнаружили, где они находятся. Ну, я хочу сказать браво и все такое, но когда я сам был директором завода, нам приходилось иметь дело с бутылочными горлышками, блуждающими по всему заводу.
– Хилтон, мы имеем дело с фундаментальными исходными посылками, которые неверны, – говорю я.
– Не вижу, чтобы ты имел дело с чем-нибудь фундаментальным, – заявляет он. – Это, в лучшем случае, просто здравый смысл, и я ничего не имею против.
– Нет, это нечто большее, чем просто здравый смысл. Потому что сейчас мы каждый день делаем то, что находится в прямом противоречии с установленными правилами, которым следует на производстве абсолютное большинство, – возражаю я.
– А именно? – спрашивает Кравитц.
– По правилам производственного учета, которым все всегда следовали, мы должны в первую очередь привести мощность в соответствие со спросом, а потом постараться обеспечить поток, – объясняю я. – Но на самом деле мы совсем не должны балансировать мощность, нам нужна избыточная мощность. Правило, которому мы должны следовать, заключается в том, что мы должны привести в соответствие со спросом поток, а не мощность.
Во-вторых, стимулы, которые мы обычно предлагаем, исходят из того, что уровень использования любого рабочего определяется его собственным потенциалом, – продолжаю я. – Это абсолютно неверно из-за феномена зависимости. Для каждого ресурса, не являющегося бутылочным горлышком, уровень задействованности, от которого система может получить прибыль, определяется не его индивидуальным потенциалом, а каким-то другим ограничением, находящимся в системе.
– Ну, и в чем разница? – спрашивает нетерпеливо Хилтон. – Если кто-то работает, мы получаем от него пользу.
– Нет. Вот это и есть третья ошибочная исходная посылка, – говорю я. – Все это время мы исходили из того, что использование ресурса и приведение ресурса в действие – это одно и то же. Приведение ресурса в действие и использование ресурса не являются синонимами.
И мы продолжаем спорить.
Я говорю, что час, потерянный в бутылочном горлышке, – это час, потерянный во всей системе. Хилтон говорит, что час, потерянный в бутылочном горлышке, – это всего-навсего час, потерянный в этом ресурсе.
Я говорю, что час, сэкономленный в не бутылочном горлышке, бесполезен. Хилтон говорит, что час, сэкономленный в не бутылочном горлышке, – это час, сэкономленный в этом ресурсе.
– Все эти рассуждения о бутылочных горлышках… – говорит Хилтон. – Бутылочные горлышки временно ограничивают проток. Может быть, твой завод и подтверждение этому. Но они практически не сказываются на уровне товарно-материальных ценностей.
– Совершенно наоборот, Хилтон, – возражаю я. – Бутылочные горлышки определяют как проток, так и уровень товарно-материальных ценностей. И я скажу вам, что, на самом деле, показал мой завод: он доказал, что наши показатели деятельности неверны.
У Кравитца из руки выпадает карандаш и с грохотом катится по столу.
– И как тогда мы должны оценивать деятельность производственных предприятий? – спрашивает Кравитц.
– По конечным результатам, – говорю я. – И на основе этой оценки мой завод сейчас превратился в лучший в подразделении ЮниВэар и даже, возможно, во всей промышленности. Мы единственные делаем деньги, больше никто.
– Возможно, временно вы и делаете деньги. Но если вы будете управлять заводом таким образом, я не вижу никакой возможности для твоего завода долго оставаться прибыльным, – заявляет Хилтон.
Я начинаю возражать, но Хилтон повышает голос и заставляет меня замолчать.
– Факт таков, что ваши показатели себестоимости продукции возросли, – говорит он. – А когда затраты растут, прибыль должна сократиться. Все очень просто. И это в двух словах то, о чем я буду докладывать Биллу Пичу.
Когда все заканчивается, я остаюсь в зале один. Господа Смит и Кравитц удалились. Я смотрю на мой открытый портфель, потом ударом кулака захлопываю его.
Я выхожу из конференц-зала и, направляясь к лифтам, бормочу про себя что-то про их тупоголовость. Я нажимаю на кнопку «вниз», но когда лифт приходит, меня там уже нет. Я возвращаюсь в коридор и направляюсь в угловой кабинет.
Когда я вхожу, секретарь Билла Мэг отрывается от скрепок, которые она сортирует, и поднимает на меня взгляд. Резкими шагами я подхожу к ее столу.
– Мне нужно поговорить с Биллом, – говорю ей я.
– Проходите. Он Вас ждет, – отвечает она.
– Здравствуй, Ал, – здоровается он со мной, когда я переступаю порог кабинета. – Я знал, что ты не уедешь, не зайдя ко мне. Садись.
Я подхожу к столу и начинаю говорить:
– Хилтон Смит собирается представить отрицательный отчет о моем заводе. Я считаю, что ты как мой руководитель должен выслушать меня прежде, чем делать какие-либо выводы.
– Хорошо, расскажи мне все, что считаешь нужным. Садись, у нас есть время.
И я начинаю рассказывать. Билл кладет локти на стол и переплетает перед собой пальцы. Когда я заканчиваю, он спрашивает:
– И все это ты объяснил Хилтону?
– В мельчайших деталях.
– И какова была его реакция?
– Он, по сути дела, отказался меня выслушать. Он продолжал настаивать, что, поскольку себестоимость продуктов возросла, прибыль в итоге должна уменьшиться.
Бил смотрит мне прямо в глаза и спрашивает:
– А тебе не кажется, что он прав?
– Нет, не кажется. До тех пор пока я держу мои операционные затраты под контролем и пока доволен Джонни Джонс, я не понимаю, как прибыль может двигаться куда-нибудь, кроме как вверх.
– Ладно, – говорит он и вызывает Мэг. – Пожалуйста, пригласи ко мне Хилтона, Этана и Джонни Джонса.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Не волнуйся, сейчас узнаешь, – спокойно отвечает он.
Нам не приходится долго ждать. Через несколько минут они заходят в кабинет и рассаживаются.
– Хилтон, – поворачивается к нему Билл, – сегодня утром ты выслушал доклад Алекса. Ты так же ознакомился со всеми финансовыми результатами. Каковы твои рекомендации как директора, отвечающего за производительность подразделения, и как директора завода?
– Я считаю, Алекса надо призвать к порядку, – заявляет он официальным тоном. – И я считаю, что, пока не поздно, на его заводе должны быть приняты немедленные меры. Производительность на его заводе ухудшается, себестоимость продуктов возрастает и, в довершение к этому, не соблюдаются установленные правила. Я считаю, что необходимо срочно принимать меры.
Этан Фрост откашливается, и мы все поворачиваемся в его сторону.
– А что насчет того факта, что в течение последних двух месяцев этот завод имел прибыль, а не убытки и обеспечил подразделению крупные денежные поступления? – спрашивает он.
– Это только временное явление, – заявляет Хилтон. – Мы должны ожидать огромных убытков в ближайшем будущем.
– Джонни, ты хотел бы что-нибудь добавить? – спрашивает Билл.
– Да, естественно. Завод Алекса единственный может творить чудеса: поставлять то, что нужно клиенту, в поразительно короткие сроки. Все знают о визите Бернсайда. С таким заводом, обеспечивающим такие продажи, они, действительно, могут взять весь рынок.
– Да, но какой ценой? – вмешивается Хилтон. – Ценой того, что размеры партий сокращаются ниже оптимального предела. Ценой того, что весь завод бросают на выполнение одного заказа. Вы знаете, каковы будут последствия с точки зрения долгосрочной перспективы?
– Но я не бросал весь завод на выполнение одного заказа! – не могу сдержать возмущения я. – Я вообще не имею ни одного просроченного заказа. Все мои клиенты довольны.
– Чудеса бывают только в сказках, – цинично замечает Хилтон.
Никто не произносит ни слова. Я не выдерживаю и спрашиваю:
– Так каков вердикт? Мой завод закрывают?
– Нет, – говорит Билл. – Совсем нет. Ты что думаешь, мы настолько плохие руководители, что закроем золотую жилу?
Я с облегчением вздыхаю. Только теперь я замечаю, что все это время я сдерживал дыхание.
– Как директор, отвечающий за производительность подразделения, – вспыхнув, заявляет Хилтон, – я считаю, что обязан высказать свой протест.
Билл не обращает на него внимания и, повернувшись к Этану и Джонни, спрашивает:
– Скажем им сегодня или подождем до понедельника?
Они оба смеются.
– Хилтон, сегодня утром я попросил тебя провести совещание вместо меня, потому что у нас была встреча с Грэнби. Через два месяца мы втроем продвигаемся выше по лестнице, и будем возглавлять группу. Грэнби оставил за нами право решать, кто возглавит подразделение. Я думаю, что мы трое уже решили. Прими поздравления, Алекс. Ты займешь мое место.
Когда я возвращаюсь в офис, Фрэн подает мне сообщение.
– Это от Билла Пича. Что происходит?
– Собери всех. У меня хорошие новости.
Сообщение Билла гласит: «Я бы посоветовал тебе использовать эти два месяца, чтобы подготовиться. Тебе еще многому надо учиться, выскочка».
Наконец мне удается выловить Иону (он в Нью-Йорке) и сообщить ему о последних событиях. И хотя он рад за меня, удивленным он не кажется.
– Все это время я беспокоился о том, как спасти только один завод, мой, – говорю я ему. – А теперь, похоже, на меня свалились три.
– Удачи! – говорит Иона. – Продолжай хорошо начатую работу. Торопливо, боясь, что он повесит трубку, я отчаянным голосом спрашиваю его:
– Боюсь, одной удачи будет мало. Боюсь, я не выплыву. Ты не мог бы приехать и помочь мне?
Не для того же я провел два часа, пытаясь его разыскать, чтобы просто выслушать поздравления. Честно говоря, перспектива моего назначения просто приводит меня в ужас. Одно дело – руководить заводом, а руководить подразделением из трех заводов означает не просто в три раза больше работы – это означает необходимость заниматься разработкой новых видов продукции и маркетингом.
– Даже если бы у меня и было для этого время, я не думаю, что это такая уж хорошая идея, – слышу я разочаровывающий меня ответ.
– Но почему? До сих пор же это срабатывало.
– Алекс, – говорит он строгим голосом, – с продвижением вверх по лестнице и расширением обязанностей, ты должен научиться все больше и больше полагаться на себя. А ты просишь сейчас, чтобы я приехал, что приведет к обратному. Это только повысит твою зависимость. Я отказываюсь видеть в этом смысл.
– А разве ты не можешь продолжать учить меня?
– Могу, – отвечает он. – Но для начала ты должен понять, чему именно ты хочешь научиться. Тогда мне и позвони.
Я, однако, сдаваться не собираюсь.
– Я хочу научиться тому, как управлять подразделением так, чтобы оно было эффективным. Разве это не очевидно?
– Не так давно ты хотел научиться тому, как управлять заводом так, чтобы он был эффективным, – в голосе Ионы начинают появляться нотки нетерпения. – Теперь ты хочешь научиться тому, как управлять подразделением так, чтобы оно было эффективным. Но мы же оба знаем, что на этом не закончится. Чему ты хочешь научиться? Ты можешь это четко сформулировать?
– Вообще-то я думаю, я хочу научиться тому, как управлять заводом, подразделением, компанией, организацией любого типа и размера, – после секундной заминки я добавляю, – и было бы неплохо научиться, как управлять собственной жизнью, если я не прошу о слишком многом.
– Почему о слишком многом? – говорит, к моему удивлению, Иона. – Я думаю, каждый разумный человек должен хотеть научиться тому, как управлять своей жизнью.
– Отлично, когда мы можем начать? – с энтузиазмом спрашиваю я.
– Прямо сейчас. Твое первое задание: определи, какие приемы необходимы для эффективного управления.
– Что? – у меня перехватывает дыхание.
– Послушай, я же не прошу тебя разработать их. Просто четко определи, что они должны из себя представлять. Позвони, когда у тебя будет ответ. И еще раз, Алекс, поздравляю с продвижением.
Глава 32
– Я, действительно, тобой горжусь. Еще три таких шага, и мы там. Выпьем за это?
Деланный энтузиазм Джули задевает меня.
– Не стоит, – не принимаю я тост, что, как вы сами понимаете, явление не частое.
Джули не говорит ни слова. Она сидит, тихонько потягивая из бокала, потом немного наклоняется ко мне и смотрит мне прямо в глаза. Совершенно очевидно, что она ждет объяснения.
Я начинаю медленно подбирать слова, пытаясь сформулировать мои нечеткие мысли.
– Джули, я, правда, не думаю, что мы должны за это пить, по крайней мере, не так, как ты об этом сказала, так, как будто мы празднуем пустую победу. У меня почему-то такое чувство, что ты была абсолютно права: что такое это назначение, если всего-навсего не очередное победное очко в крысиной гонке?
– Хммм… – это все, что я слышу в ответ.
Моя жена может достаточно ясно выразить свою мысль, даже не открывая рта – определенно не то, что я. Взять меня – пытаюсь что-то запутанно сказать… «Крысиная гонка…» «Пустая победа…» О чем, черт побери, я говорю? И все-таки, почему мне кажется неуместным пить за мое назначение?
– Наша семья заплатила слишком высокую цену за это назначение, – наконец говорю я.
– Алекс, не надо слишком строго себя судить. Этот кризис разразился бы все равно, так или иначе, – говорит она и продолжает: – Я много думала над этим, и давай честно признаем, что если бы ты тогда сдался, то чувство поражения испортило бы все хорошее, что было в нашем браке. Я думаю, ты должен гордиться этим назначением. Ты не шел ни по чьим головам, чтобы получить его, ты его заслужил в честной борьбе.
У меня по спине пробегает мороз, когда я вспоминаю всю эту историю. Я, на самом деле, был на краю пропасти. Передо мной стояла совершенно реальная угроза закрытия моего завода, шестьсот человек готовились пополнить и так многочисленные ряды безработных, моя карьера была на волоске от полного краха, и, в довершение ко всему, то, что я проводил на работе немыслимое количество времени, привело наш брак к тому, что все чуть не полетело в тартарары. В двух словах, я был весьма близок к тому, чтобы из яркой восходящей звезды превратиться в обыкновенного неудачника.
Но я не сдался. Я продолжал сражаться, несмотря ни на что. И я был не один. Иона познакомил меня со своим здравым (и поэтому очень спорным) подходом к управлению фирмой. В нем было столько здравого смысла, что меня с энтузиазмом поддержала моя команда. И это было интересно, на самом деле, интересно. И я хочу вам сказать, что несколько последних месяцев нас здорово трепало. Мы пошли, наверное, против практически всех правил корпоративной Америки. Но мы справились. Мы вытащили завод. И это спасло все подразделение. И вот сейчас мы с Джули сидим в этом дорогом ресторане, куда мы приехали, чтобы это отметить. Я буду руководить подразделением, а это означает, что мы должны будем переехать. Возможно, это во многом способствует тому, что Джули готова меня поддержать.
Поднимая свой бокал, я уверенно говорю:
– Джули, давай выпьем за мое назначение. Не за шаг к вершине пирамиды, а за то, что это значит на самом деле, – за подтверждение того, что мы делаем увлекательное и стоящее дело.
