Воскресенский собор в судьбе Ф. М. Достоевского

Привлеченный по делу петрашевцев, Достоевский в 1849 был приговорен к смертной казни, которую перед самым расстрелом заменили четырехлетней каторгой с последующим определением в рядовые. 23 января 1850 г. он вместе с поэтом С.Ф. Дуровым был доставлен в тюремный острог Омской крепости. В "Статейном списке о государственных и политических преступниках, находящихся в Омской крепости в каторжной работе 2-го разряда" от 19 июля 1850 Достоевский квалифицировался как "чернорабочий, знающий грамоту". С берега Иртыша через крепостной вал он носил кирпичи к строившейся в крепости казарме, вертел точильное колесо, обжигал и точил алебастр, разбирал барки на Иртыше, разгребал снег у казенных зданий. Одно время Достоевскому и Дурову было позволено работать в канцелярии Инженерного управления, но после доноса работать в ней арестантам запретили.

В первые дни после каторги – 22 февраля 1854 года – Достоевский написал своему брату Михаилу: «Если б не нашел здесь людей, я бы погиб совершенно…». Среди людей, связанных в Омске с Федором Михайловичем, можно назвать настоятеля Воскресенского собора протоиерея Стефана Знаменского. С его разрешения Ф.М. Достоевский читал книги из библиотеки Воскресенского собора.

Именно в Омске произошло духовное воскресение гениального мыслителя и писателя Ф.М. Достоевского, о чем он сказал сам в письмах и в художественной форме в романе «Преступление и наказание», последние события которого происходят в городе на берегу Иртыша. Каторга стала для Достоевского местом, где он заново открыл для себя Евангелие. Поэтому он вспоминал о ней не только без ропота, но даже с благодарностью: «О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! – восклицал он, например, в 1874 году в разговоре с писателем Вс.С. Соловьевым. – Я только там и жил здоровой и счастливой жизнью, я там себя понял…Христа понял…русского человека понял и почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского народа. Ах, если бы вас на каторгу!» [1, С. 86]

Вот что писатель вспоминает о Воскресенском соборе в романе «Записки из мертвого дома»: «В конце поста, кажется на шестой неделе, мне пришлось говеть. Весь острог, еще с первой недели, разделен был старшим унтер-офицером на семь смен, по числу недель поста, для говения. В каждой смене оказалось, таким образом, человек по тридцати. Неделя говенья мне очень понравилась. Говевшие освобождались от работ. Мы ходили в церковь, которая была неподалеку от острога, раза по два и по три в день. Я давно не был в церкви. Великопостная служба, так знакомая еще с далекого детства, в родительском доме, торжественные молитвы, земные поклоны – все это расшевеливало в душе моей далекое-далекое минувшее, напоминало впечатления еще детских лет, и, помню, мне очень приятно было, когда, бывало, утром, по подмерзшей за ночь земле, нас водили под конвоем с заряженными ружьями в божий дом. Конвой, впрочем, не входил в церковь. В церкви мы становились тесной кучей у самых дверей, на самом последнем месте, так что слышно было только разве голосистого дьякона да изредка из-за толпы приметишь черную ризу да лысину священника. Я припоминаю, как, бывало, еще в детстве, стоя в церкви, смотрел я иногда на простой народ, густо теснившийся у входа и подобострастно расступавшийся перед густым эполетом, перед толстым барином или перед расфуфыренной, но чрезвычайно богомольной барыней, которые непременно проходили на первые места и готовы были поминутно ссориться из-за первого места. Там, у входа, казалось мне тогда, и молились-то не так, как у нас, молились смиренно, ревностно, земно и с каким-то полным сознанием своей приниженности. Теперь и мне пришлось стоять на этих же местах, даже и не на этих; мы были закованные и ошельмованные; от нас все сторонились, нас все даже как будто боялись, нас каждый раз оделяли милостыней, и, помню, мне это было даже как-то приятно, какое-то утонченное, особенное ощущение сказывалось в этом странном удовольствии. "Пусть же, коли так!" - думал я. Арестанты молились очень усердно, и каждый из них каждый раз приносил в церковь свою нищенскую копейку на свечку или клал на церковный сбор. "Тоже ведь и я человек, - может быть, думал он или чувствовал, подавая, - перед богом-то все равны..." Причащались мы за ранней обедней. Когда священник с чашей в руках читал слова: "...но яко разбойника мя прийми", - почти все повалились в землю, звуча кандалами, кажется приняв эти слова буквально на свой счет» [2].

Библиографический список:

1. Воскресенский собор. История воссоздания [Текст]: книга-альбом / Омский региональный общественный фонд «Духовное наследие». – Омск: Полиграф, 2017. – 292 с.

2. Достоевский, Ф.М. Записки из мертвого дома                               [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0030.shtml.