Великой Отечественной войны

 

Как много за десятки лет их было,

Участников войны глаза забыли мы!

С какой надеждою бросали взгляд на нас:

И врач, и маг особый, и целитель – в нас.

   Тот взгляд не описать, не передать

   Им невозможно было просто лгать.

   Просил, молил глазами, боли снять

   И побыстрее что-то предпринять.

Осколок маленький внутри остался,

Как отголосок от войны достался.

Жжет и палит такая боль в груди!

Глаза прикрыты чуть. Ты помоги!

    С военных лет терпенья сколько,

    Каких ранений не бывало только!

    Как же война старалась их отметить;

    Рубцами, шрамами фронтовиков приметить.

Рябкова, офицера, помню я; протез,

На лошадь шустро с ним он лез.

Культя и рана, кровь, но не стонал –

Протез же постоянно кожу натирал.

    Десантником в войну, он капитаном был.

    Давно, но парашют, раненье не забыл,

    Как в воздухе всю роту расстреляли.

    И до земли не все живыми долетали…

Ах, сколько было их, солдат войны!

Они по-своему в жизнь были влюблены.

Самоотвержен на земле их после труд,

Участников войны, что жили тут.

    А после фронта как же рано уходили!

    Односельчане помнят их и не забыли:

    Могутный, полный Гольцев Ассекрит,

     Большой, породистый, красивый вид.

Да стройный, легендарный партизан.

Медали – не одна, Героя орден ему дан.

Карпаты, Брянский знал он лес.

Ефрем имел и польский Крест.

    И Сидоров, тот, что за речкой жил,

    Под Ленинградом переправу не забыл.

    Снаряд взорвался, руки чуть не потерял,

    Строителю моста он пальцы оборвал.

На каталочке – коляске, глаз с прищуром у него,

Но не любит вспоминать он боя страшного того.

И больной-то, Петр Сорокин, знал тяжелые бои,

Фронтовые со слезами помнит те сто грамм свои.

    Соколов за мир так просто сердца часть свою отдал.

    Зрение в залог Победы и другой Сорокин дал.

    Берсенев – механик классный, это после заслужил.

    На войне шофер прекрасный. На востоке он служил.

Был в Смоленске и на Курской, в самом пекле той войны.

А оттуда возвратились далеко не все сыны,

Ждали матери их долго и молились у икон,

Был у той войны, как видно, беспощадный свой закон.

    Зотей Тельминов с ним рядом. Да, участник он войны.

    Весть из дома в дом летела, чьи вернулись уж сыны.

    Земеров, еще Микушин, да Рагозин, Кузнецов…

       Хлопцев сколько возвратилось. Ох! Погибло там    отцов!

Хоть войны печати – шрамы. Выправка осталась, смелость,

Мужество в чертах лица, сила, стать и рано зрелость.

Фронтовик-то удалой, весь в медалях, но седой.

Сколько выпало на долю, но последний помнит бой.

    Гимнастерки в день любой, после уж привычны.

    Загляденье мужики, в форме, энергичны.

    Как достоинство ценили, мудрость человека.

    Фронтовик без рук, без ног, но он не «калека».

Он не ныл и не стонал, как он мог, работал.

Незаметен вклад тот был, но он отработал.

Потому, что время было то особо для него.

Должен был он отработать за того и за того.

    Кто прижал кроваву рану, там остался навсегда.

    На высотке он случайно выжил раненый тогда.

    Обещал за двух работать, если жить – ему судьба.

    Как бы ни было потом уж, не бранить жизнь никогда…

Участников войны все меньше, меньше остается.

Продлить жизнь далеко не всем уж удается.

Уходят потихоньку старики и старые солдаты.

На картах медицинских остаются только даты.

    Бывало, словами, лекарством надежду держали,

    Жить сколько осталось, порою, жаль, знали.

    Блеск глаз участников войны не забывали,

    В лицо не глядя, их по шрамам узнавали.

 

Микушина