Всего стихов в книге тысяча пятьсот тридцать четыре. 5 страница

Законодательная часть Пятикнижия представляет собой сочетание нескольких сводов законов. Это Десять заповедей, которые повторяются дважды (Исх. 20:1‑17; Втор. 5:6‑21), «Книга Договора» (sēṗär habběrît) (Исх. 20:22‑23:33), «Кодекс святости» (Лев. 17‑26), Второзаконие (12‑27). Имеются здесь и установления, не входящие ни в одну из этих сводок. Ниже в форме таблицы мы попытаемся показать их содержание и соотношение.

Как видим, корпуса законов, включенные в Пятикнижие, во многих отношениях повторяют, а по ряду позиций дополняют друг друга; кроме того, в окончательный текст внесены статьи, не входящие ни в один из корпусов, отражающие древний обычай, не зафиксированный до того письменно.

В связи с этим обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Соединение в одном корпусе нескольких законодательных документов не является специфической чертой Пятикнижия; подобным образом построен, как известно, и Пальмирский пошлинный тариф. Очевидно, при составлении нового закона старый закон не отменялся, но автоматически присоединялся к новому, результатом чего являются дополнения, повторы, а в некоторых случаях и внутренние противоречия. Такая принципиальная неотменяемость закона объясняется, несомненно, отношением к нему как к волеизъявлению бога. Очевидно, составитель Пятикнижия объединил различные варианты Учения Яхве, имевшие хождение к моменту фиксации дошедшего до нас текста.

Наиболее ранним из всех законодательных частей Пятикнижия представляется Декалог (Десять заповедей), включенный в качестве своеобразного введения как во Второзаконие, так и в комплекс «Книга Договора» + «Кодекс Святости». В трех случаях обе версии Десяти заповедей существенно отличаются одна от друтой (ср. Исх. 20: 8‑11 и Втор. 5:12‑15, Исх. 20:12 и Втор. 5:16; Исх. 20:17 и Втор. 5:21). Очевидно, первоначально Десять заповедей проповедовались изустно как некое собрание наиболее авторитетных максим, составляющих Учение Яхве и, согласно преданию, возглашенных Богом в его обращении непосредственно к народу. Наличие вариантов легко объясняется спецификой изустного бытования текстов. Очевидно также, что включение Десяти заповедей во Второзаконие и в комплекс «Книга Договора» + «Кодекс Святости» произошло независимо одно от другого, равно как и сами эти комплексы возникли независимо друг от друга. Датировать Десять заповедей в настоящее время можно только предположительно. Одно бесспорно: они относятся ко времени, когда уже сложилось частнособственническое хозяйство и сформировались рабовладельческие отношения.

Говоря о датировке Второзакония, необходимо указать на следующие обстоятельства. Само Второзаконие (31:9; 31:24‑26) приписывает его запись (там говорится об «этом Учении») непосредственно Моисею. Тем самым Второзаконию приписывается ореол глубокой древности. В то же время описание судебной реформы иудейского царя Иосафата (II Хрон. 19:4‑11) отвечает предписаниям Второзакония (16:18‑20 и 17:8‑12), причем речи, которые Хронист вкладывает в уста Иосафата, близки по содержанию к этим текстам Второзакония. В такой ситуации Второзаконие можно было бы датировать царствованием Иосафата, т. е. IX в. до н. э. Заслуживает внимания в этой связи и близость предписаний Второзакония (20:1‑4) о порядке ведения войны и рассказа II Хроник (20:14‑17) о событиях, происходивших во время нападения на Иосафата аммонитско‑моавитской коалиции. В связи с высказанным выше предположением становится понятным и свидетельство II Хроник (17:7‑9) о том, что на третий год своего царствования Иосафат велел проповедовать в Иудее «Книгу Учения Яхве», что находится в прямой связи с судебной реформой этого царя и предписанием Второзакония (17:18‑20) царю воспринять «изложение Учения» (mišnē hattōrā), т. е. Второзаконие в качестве закона. В целом кажется правдоподобным, что «Книга Учения Яхве», проповедовавшаяся по приказанию Иосафата, была именно Второзаконием, и тогда его возникновение следует датировать 870 г. до н. э.

Комплекс «Книга Договора» + «Кодекс Святости» сложился, по всей видимости, в результате слияния собственно древнеизраильских и кенаанистических правовых инструкций, развивавшихся не без влияния месопотамской и хеттской традиций, в новое нерасчлененное единство. Возникновение комплекса можно отнести, по‑видимому, к 40‑30‑м гг. IX в. до н. э., когда Иудея переживала глубокий политический кризис: была свергнута, при участии «народа земли», т. е. свободного крестьянства, царица Аталйаху (Аталия‑Гофолия), причем воцарение ее преемника Иоаша сопровождалось разгромом культа Баала и заключением договора между Яхве, с одной стороны, и царем и народом – с другой (II Цар. 11:17‑20; II Хрон. 23:16‑21; Иос. Флав., Иуд. древн., 9, 15, 3). Сказанное дает основание полагать, что «Книга Договора» была опубликована при воцарении иудейского царя Иоаша, т. е. в 836 г. до н. э. Примечательно, что предписание Исхода (23:24) о разрушении «языческих» святилищ и рассказ II Царств (11:18) и II Хроник (23:17) о разрушении народом храма Баала обнаруживают близость между собой; создается впечатление, что уничтожение храма Баала было совершено во исполнение предписания «Книги Договора». По‑видимому, тогда же к ней был присоединен и «Кодекс Святости».

Говоря о времени возникновения последнего, нельзя не обратить внимания на сходство молитвы царя Соломона при освящении построенного им храма (I Цар. 8:31‑32) и его речи, обращенной по этому поводу к народу (I Цар. 8:56‑61) с текстом «Кодекса Святости» (Лев. 18:2‑5; 19:2; 19:37; 20:7‑8; 20:22). Это обстоятельство позволяет предложить датировку «Кодекса Святости» временем постройки Соломонова храма, т. е. промежутком между 961 и 954 гг. до н. э.

Одна из наиболее примечательных особенностей библейских преданий о законодательной деятельности заключается в том, что Закон (Учение) всегда записывается (ср. Втор. 17:18; 18:20; 27:2‑8; 31:24‑26; Нав. 8:30‑35; 24:25‑27). Самый термин ḥōq «закон» происходит от корня ḥqq «вырезать, выгравировать» и обозначает, в сущности, текст, вырезанный на камне и таким образом зафиксированный. Очевидно, в эпоху становления Пятикнижия, т. е. в первой половине I тысячелетия до н. э., для иудейско‑израильского общества, как и для всего сиро‑палестинского региона, типичным было писаное право. Однако обычно фиксируется то, что регулирует проблемы, вызывавшие споры; бесспорные установления, по‑видимому, не нуждались в письменной фиксации.

Фундаментальной основой правовых норм и инструкций, зафиксированных в Пятикнижии, было понятие о «правде» и «справедливости». В ситуации острой общественно‑политической борьбы первой половины I тысячелетия до н. э. проблема «правды», «справедливости», «жизни по правде», т. е. праведности, не могла не оказаться в центре идейных исканий. Само собой разумеется, что в этих понятиях отразились общие для древности основополагающие мировоззренческие представления.

Так, в Псалмах (85:9‑14) милосердие, благополучие, истина и правда выступают в обличии мифологических персонажей, олицетворяющих вселенский миропорядок и всеобщую гармонию, порождаемых космическими первоэлементами. Примечательно, что правда как мифологическая сущность определяет и направляет действия Яхве. Практически любое нарушение правды, т. е. мирового порядка (а именно это и было в архаическом сознании преступлением), могло иметь, по представлениям эпохи, далеко идущие неблагоприятные последствия не только для данного коллектива, но и для всего мироздания; запреты, действовавшие в обществе, представляли собой способ избегать таких нарушений и вторжения в мир разрушительных сил. Эта общая концепция имела своим последствием крайнюю жестокость наказаний (как правило, смерть, т. е. удаление преступника в потусторонний мир) и регулирование обычаем либо законом всех сторон жизни человека, включая интимно‑личные. Например, прелюбодеяние как нарушение мирового порядка оказывается преступлением, жестоко караемым, кроме тех случаев, когда оно может быть исправлено браком, т. е. когда правда торжествует. Соответственно правда является, по представлениям эпохи, основой и сущностью государственной власти и выполняемых ею властных, распорядительных и судейских функций (ср. II Сам. 8:15; Ис. 32:1; 11:4; Пс. 72:1‑4; 45:2‑8; Притч. 16:12; 29:14). Применительно к отдельному человеку праведность, т. е. соответствие правде,‑ это жизнь, являющаяся воплощением принятых обществом морально‑этических норм (ср. Иез. 18:5‑9; Пс. 15:1‑5; 24:3‑5; Ис. 33:14‑16). В конечном счете, эти добродетели восходят к образу жизни примитивного рода‑племенного общества. Они обеспечивают тесное его сплочение, без чего такое общество вообще не может существовать.