Пришла Анюта из школы. А с неё вода в три ручья. Это у самой деревни захватил её дождик – да сильнющий, да с ветром! Сняла Анюта платок, скинула платье – всё повесила сушить.
Хорошо, бабушка Кланя печку истопила. Тепло в избе. Надела Анюта старое своё платьице, что на печке согрелось, стало ей весело. А отчего весело, сама не знает. Даже притопывать босыми ногами стала и подпевать:
– Гулюшка ты, гулюшка,
Мой хороший голубок,
Мой сизенький воркунок!
Эй‑да! Эй‑да!
Эй, ля‑ля!
Эй‑да! Эй‑да!
Эй‑ля‑ля!
Толюн смотрел‑смотрел на сестру и говорит:
– Дурёха, пятки пожалей.
Засмеялась Анюта, обняла Толюна, поцеловала и вдруг – хлоп по затылку! Ещё раз поцеловала и хлопнула. Вырвался Толюн и закричал:
– Если погреться захотела, на печку лезь! А зачем дерёшься? – И отвернулся от сестры – смотреть на неё не может.
– Толюнчик! – позвала Анюта. – Хочешь, книжку почитаем?
Толюн молчит.
– Эх ты, гулюшка!
Толюн опять ни слова.
– Ну, кто быстрей на печку влезет! – крикнула сестра.
|
|
Они бросились к печке, толкая друг друга. И сразу тёплая овчина приняла их, пригрела.
– А вот отгадай загадку… – страшным голосом говорит Анюта. – Живёт на свете птица. Не простая, а удивительная. У этой птицы четыре большущих крыла да длинный хвост, а в хвосте двенадцать перьев, каждое перо и беленькое и чёрненькое… Какая это птица, а? Отгадаешь – пойдёшь в школу. Не отгадаешь – никогда не пойдёшь.
– А у птицы четыре крыла? – переспрашивает Толюн.
– Четыре.
– Уродка, – говорит Толюн. – Эта птица – уродка.
– Сам ты уродка. Это четыре времени года, – смеётся Анюта. – Зима, весна, лето и осень. А в хвосте двенадцать перьев – значит двенадцать месяцев. А чёрненькое и беленькое – это ночь и день.
– А зачем четыре крыла? – не унимается Толюн. – Чтоб быстрее летать, да?
– Эх, ты! «Зачем, зачем»! Будешь учиться в школе – всё узнаешь. Только теперь уж тебя не пустят.
Толюн недовольно засопел:
– А я найду такую птицу.
– Какую?
– Уродку – вот какую. Только все крылья у неё разноцветные: жёлтые, зелёные, красные, синие. Как махнёт крыльями, так и солнышко взойдёт.
– Врёшь ты всё, – бормочет Анюта и зевает.
ОТТАЯВШИЕ БУКВЫ
Анюта задремала. Повернулась на бок и уснула. Некоторое время Толюн лежал тихо, не шевелился, но спать ему не хотелось. Вытащил из‑под подушки книжку с картинками. И стал водить пальцем по строчкам, будто читал.
Некоторые буквы Толюн знает. Вот похожая на месяц буква «С». Значит, уже темно – месяц на небо поднялся. В деревне огни погасили. И только один мальчик не спит. Вышел из домика, на месяц смотрит. А вот буква «А». Рядом с мальчиком домик – буква «Д». Стал Толюн подгонять букву к букве, и получилось удивительное: САД… Верно! И на картинке нарисованы зелёные деревья, а на деревьях красные круглые яблоки – сад. Старичок, в шляпе, бородка клинышком, ходит по саду среди деревьев, смотрит, чтоб никто не забрался, чтоб ребята яблони не ломали.
|
|
«Дедушка, я к тебе приду», – шепчет Толюн.
А дедушка тоже тихонечко отвечает:
«Приходи, парень, я тебе яблок дам».
«Дай побольше. Я и Анюте принесу».
«Ну что ж, приходи. Наложу полную сумку. Яблоки у нас вкусные».
– Сад… Сад… Сад… – читает Толюн.
Потом надоело, вытащил из‑под подушки Анютину тетрадь. В тетради тоже буквы – только какие‑то вихлястые, пьяные. Чего хотят? О чём рассказывают? Не понять.
Толюн вынул из кармана огрызок карандаша. Хорошенько послюнявил кончик и начал рисовать. Прямо на строчках в тетради нарисовал лодку. А в лодку сел человечек с большим ружьём. И позвал собаку. Собака прыгнула в лодку. Лодка закачалась…
И вдруг Толюн вспомнил, как его утром кузнечики разбудили:
– Эй, ля‑ля!
Эгей, ля‑ля!
Хватит тебе спать,
По небу плывет лодка…
Толюн засмеялся и ещё вокруг лодки нарисовал облака, а внизу маленькие домики, а за домиками – лес и речку. Завтра учитель посмотрит в Анютину тетрадь и спросит: «Ты сама так красиво нарисовала?» Анюта скажет: «Нет! Это мой брат Толюн». А учитель скажет: «Ну ладно. Пускай приходит к нам». – «Нет, он ещё маленький, – скажет Анюта. – Он рыженький». – «Какой же маленький, когда так хорошо рисует? А рыженьких мы тоже берём».
Я БЫ ТАК НЕ СДЕЛАЛ
Всё утро Толюн провёл у бабушки Клани. Вместе они грибы разбирали: которые сушить, которые в бочке солить. Из большой плетёнки Толюн вытаскивал гриб и, высоко подняв его, кричал:
– А этот, бабушка, куда?
– Клади на стол, – говорила она, взглянув на тёмно‑коричневую шляпку. – Видишь, какой красавец. Это гриб боровик – всем грибам начальник.
– Я его сразу признал, – радовался Толюн. – Вон у него листочек на голове, а у других нет.
К шляпке боровика прилип маленький жёлтый листик.
– Ты под листочек загляни, – говорила бабушка. – Видишь, какой крепенький. – Отрезала шляпку да ещё приговаривала: – Молодец, боровичок‑крепышок, совсем не червивый…
А Толюн снова лез в корзину:
– А вот ещё боровик, снова начальник!
– Ох, какое тебе грибное счастье, – похваливала бабушка Кланя.
– А этот вот, смотри, самый главный боровик попался! – Толюн показал огромный гриб с плоской шапкой.
– Нет. Это не боровик, а груздь. Посолим мы грузди вместе с чернушками. Придёшь зимой, дам тебе грибков с картошкой, слюнки‑то потекут.
– Бабушка, а есть ведь грибы горькие‑горькие?
– Есть и поганые.
– Отчего это?
– Так уж.
– Нет, бабушка, ты расскажи.
Толюн придвинулся поближе, приготовился.
– Ладно, слушай. Когда‑то давно, – начала бабушка, – все грибы были одинаковые. Ну, как родные братья, дружно жили. Ну, бывало, конечно, поругаются, да скоро помирятся.
– И мы с Анютой ругаемся, – сказал Толюн.
– Видишь как, – подхватила бабушка Кланя, – и грибы тоже. А в одно лето вот что у них получилось. После дождичка как‑то пошли грибки погулять. Идут дружно, хорошо, между собой тихонечко разговаривают. Вышли на полянку. Глядят – ой, что за красота! Солнышко светит, тепло. Один грибочек говорит: «Вот что, братья. У меня шапка красная. Я на этот бугорок зайду, поближе к солнышку, мне почётнее тут стоять». А другой говорит: «Нет, брат, у меня шапка тоже неплоха. И мне охота к солнышку поближе». Заспорили. Какие половчее – на пенёк забрались. А какие и рукава засучивать: сейчас вам покажем – враз шапки‑то посшибаем! А какие говорят: «Пойдём к Лесовику жаловаться – и всё тут».
|
|
Ну, спорили, спорили – и отправились. Зашли в самую чащобу. Место там глухое, тихое. Уже темно. Луна засветилась. Птица филин заухала, да, слыхать, ещё ручеёк журкает. Лежит поперёк ручья серый дуб. А под дубом куревко воскурилось. Ну грибочки шуметь: «Дедушка Лесовик, а дедушка Лесовик!» – «Чего вам? Чего?» Вылез из дупла сам старичок Лесовичок. А один гриб в красной‑то шапке вышел вперёд и важно говорит: «Так, мол, и так. Не хотим рядом с братьями жить». И другие ему поддакивают: «Не хотим! Мы грибы видные, нам и к солнцу ближе стоять». Стал Лесовик их уговаривать: «Дело житейское. Поссорились – помирились». Те опять за своё: «Не хотим!» – «Да ну вас! – говорит Лесовик. – Пускай тогда ваша обида ядом обратится. Да в шапках своих поганых навсегда оставайтесь, чтоб каждый вас видел. И сторонкой обходил злых таких».
Бабушка замолчала.
– Что дальше‑то, бабушка? Обходят их?
– Конечно. Дурных грибов ни люди, ни звери, ни даже мошки не трогают. А вот дедушка Лесовик как‑то шёл да и взял в рот горький гриб. «Фу‑ты, говорит, поганка!» Плюнул да и рукавом утёрся. Вот как он грибков поел! – засмеялась бабушка. – Плохо старикам‑то. Видят худо.
– Бабушка! – закричал Толюн. – А вот поганый гриб, – и вытащил из корзины грибок с красной шапкой. – Посмотри, бабушка!
– Чего? Нет, это красик, красный гриб. Про него и загадка есть: маленький, удаленький сквозь землю прошёл, красну шапочку нашёл. Это хороший, клади его на стол.
– Лучше бы, бабушка, – сказал Толюн, – все грибы были одинаковые, все хорошие да жили в дружбе.
– Это конечно, – согласилась бабушка. – Ты‑то у нас разумник. А Лесовик – дедушка старенький. Вот он и оплошал.
– А где он теперь?
– Кто это?
– А дедушка Лесовик! И теперь в лесу живёт?
– Конечно. Куда ж ему деться?
– Я к нему пойду.
– Чего? Куда пойдёшь? Ты это что надумал?! – закричала бабушка Кланя. – Ты не смей! Не смей и думать. В лесу темно. Заблудишься. Ишь, сказку ему рассказала… Баловник!
ОБИДА
Вернулся Толюн от бабушки Клани, а Анюта уже дома – из школы пришла.
|
|
– А мы с бабушкой Кланей грибы разбирали. Я двадцать боровиков вытащил.
Анюта ничего не сказала, будто не слышала. Она даже не взглянула на брата, домыла сковородку и на место поставила.
– Анюта, а я загадку знаю. – И Толюн запел:
– Маленький, удаленький
Сквозь землю прошёл,
Красну шапочку нашёл!..
Кто такой?
Анюта опять не ответила. Прикрыла чугунок крышкой. Взялась за веник, решила в комнате прибраться. Толюн дернул её за платье и сказал:
– Это красик. Грибочек красный такой. И все грибочки у бабушки хорошие, все крепкие, червивых нет совсем. Бабушка Кланя говорит – она таких сроду не видывала.
Повернулась Анюта к брату, посмотрела сердито, как на чужого:
– Отстань!
– А я под груздь забрался, – не унимался Толюн. – А бабушка Кланя меня искала. И за печку заглянула, под кровать! – Толюн засмеялся.
– Я бы тебя быстро отыскала, пакостника! Зачем мне в тетради накалякал?
– Я не калякал, – сказал Толюн и стал объяснять, что нарисовал лодку, как она по небу плывёт, а в лодке охотник с собакой.
Толюн думал, Анюта обрадуется, а сестра схватила его за рыжие вихры и начала трепать:
– Вот тебе за лодку! Вот тебе по небу! Все бы тебе портить! Ведь такой козявистый!..
– И нет. Не‑е‑ет! – закричал Толюн.
– Самая ты есть букашка вредная! А кто помидоры по всей комнате раскидал? Думаешь, я не знаю?
– Я… я не раскидывал. Не раскидывал! Не раскидывал! – кричал Толюн.
Анюта отпустила его голову, и Толюн залез под стол, но оттуда тоже кричал:
– Не раскидывал!
– А ну вылезай! – сказала Анюта. – Кому говорят?
– Я не козя‑вис‑тый! – кричал Толюн из‑под стола. – Не козявистый – и всё!
И заплакал.