– Ты точно в порядке? – раз уже этак в пятидесятый переспросила Лена.
Они с Сергеем сидели в его номере и ужинали прихваченными из Москвы на всякий случай консервами, кукурузой и тунцом. Елена решила перестраховаться и сама тоже не стала есть ничего, кроме одобренных Ярославом продуктов.
Скрипка рассказал ей всё.
Ну… не всё, но многое: что познакомился в «Гнезде» с девушкой по имени Лиза, и что в фойе гостиницы на него внезапно накатило видение о том, как какой‑то мужчина избил её на этом месте.
О том, что он до утра бродил с ней по городу, Скрипка промолчал.
– И, значит, тебе кажется, что эта Лиза как‑то связана с нашим делом?
– Понятия не имею.
– Слушай, кто из нас двоих экстрасенс? Кто должен видеть, предвидеть, чувствовать, предчувствовать, угадывать, предугадывать?
Сергей полулежал на кровати, опираясь на локоть, а после Лениной тирады откинулся на спину, закрыл глаза. Широко‑широко улыбнулся:
– Да помнит он о тебе, Лен! Помнит. А то, что не звонит… ну, не может прямо сейчас. Завтра утром жди звонка!
|
|
Лена ловко выдернула из‑под Сергея подушку и попыталась его задушить.
– Вот и раскрывай тебе тайны будущего, – то ли обиделся, то ли отшутился Скрипка.
– Ты лучше посмотри фотографии. Может, увидишь, что с ними случилось.
Сергей сел на кровати.
– Не…
– Что – «не»?
– Мне это не нужно. Я по фотографиям не работаю. Может, когда‑нибудь научусь, но пока вот… даже пробовать не хочу.
– Ты б хоть посмотрел, как они выглядят! – встряхнула Лена фотоальбомом перед носом у Сергея.
– Зачем? Я и так знаю.
Марченко скривилась:
– Конечно, посмотрел на фотографии в деле.
Сергей покачал головой:
– Ну вот смотри… ты же смотрела фотографии. Оля – Диме до плеча ростом, такая аккуратненькая, ладненькая, любит длинные юбки, улыбчивая, носит косы, чаще всего две, но иногда заплетает одну, над правым плечом. Дима высокий, не качок, но с мышцами, тренированный такой, стрижётся коротко, глаза до‑о‑обрые…
– Серёж.
– А?
– Ты говоришь о них, как о живых.
– Да? Эм… ну, прости. Просто я их… вижу, ну вот прямо сейчас.
– Где? – Лена поёжилась, представив, что с ними в комнате сейчас – призраки улыбчивой такой «Джульетты» и «Ромео» с глазами до‑о‑обрыми.
Скрипка посмотрел на неё с укоризной:
– Это не призраки. Это просто то, что я вижу. Это… это ну как бы общее информационное поле фотографий и дисков, которые ты принесла. Понимаешь?
– Понимаю, – быстро согласилась Елена. – Увы. Понимаю, что я зверски устала за день. Я получила такой объём информации! Так жалею, что не включила диктофон в начале беседы…
– Лена! Ты записывала ваш разговор на диктофон?! Не спросив у них разрешения?! – возмутился Сергей.
|
|
– Спросила! И они дали согласие. Но я же не сразу спросила… то есть, не сразу включила…
– Лена! И ты, записав разговор на диктофон, пытаешься заставить меня смотреть фотографии, но не хочешь дать послушать диктофонную запись?!
– А то ты не чуешь, чего я там хочу, а чего не хочу.
– Нет, я что, должен ежеминутно пользоваться своим даром? Ты вот тоже умеешь нырять с аквалангом, но почему‑то не ходишь в нём постоянно!
– Эх…
– Что, опять вспоминаешь путешествия? – смягчился Серёжа.
Что поделать, любил он слушать, как Марченко рассказывает о своих поездках! Она как‑то так говорила, что он сразу начинал видеть.
Лена отвернулась к окну:
– Да, вспоминаю. Вот напомнил ты про акваланги, а я вспомнила про Палау.
– Кого?
– Па‑ла‑у! Это не «кого», а такой архипелаг в Тихом океане и ещё республика. И у них там, представь, есть Озеро медуз.
– Фу‑у‑у…
– Чего – «фу»?
– Фу – медузы! Был я на море, всего обстрекали.
– А‑а! Так то на море, там и меня тоже… всю. А в Озере медуз водятся такие специальные, неядовитые. Они там двух сортов, и их там на сравнительно малой площади – два миллиона!
– Брр!
– Вот опять ты… а знаешь, как красиво они плавают? Они, когда снизу вверх смотришь, такие… переливаются. Я там сначала днём погружалась. Днём вода в озере прозрачная, бирюзовая‑бирюзовая, а медузы двух пород, золотистые и лунные. Которые лунные, те просто бежеватые, а вот золотистые… они действительно блестят, как позолоченные, особенно, когда на них лучи солнца попадают. И вот представь, ты погружаешься от бирюзы в густой индиго, а перед тобой облака из медуз. А потом поднимаешься наверх, и чем ближе поверхность, тем сильнее мерцание… а ночью с прожектором! Это вообще сказка!
– Спасибо, Лена!
– Что, скажешь, снова увидел? – прищурилась Марченко.
– Разумеется. Ты очень хорошо рассказываешь.
– Ну… – внезапно смутилась Елена, – ну, спасибо. Но давай всё‑таки послушаем диктофон, раз ты на медуз уже насмотрелся, а фотки смотреть не будешь.
Диктофон исправно воспроизводил беседу.
Лена сидела за столом, поставив локти на самый краешек и подперев кулаками подбородок.
Сергей ходил по комнате от двери до окна, задерживаясь то там, то там. И, если ещё можно было понять, на что он смотрит у окна, то… что привлекало его взгляд в гладкой двери?
– Мне кажется, мы можем не слушать дальше, – сказал он, в очередной раз разглядывая натуральный шпон дуба.
– Но вдруг там всё же было что‑то…
– Крайне маловероятно, – вздохнул Скрипка. – Ты разговаривала с ними пять с половиной часов. Четыре часа ты вела запись. Два часа мы уже отслушали… я не думаю, что где‑то на оставшихся двух часах Валентина или Буся назовут нам имя убийцы.
– Скажи просто, тебе надоело и ты не хочешь включать логику, надеясь на видения.
– Да. Скажу просто. Надоело. Нет. На видения не надеюсь… но, сознайся. Ты не идёшь к себе в номер потому, что тебе тоже беспокойно.
– Мне? С чего вдруг? – начала было отрицать всё Лена, но поняла, что ей, действительно, слегка не по себе. И дело не в том, что она прониклась сознанием, что вокруг принесённых ею фотоальбомов и дисков есть информационное поле. Не в том, что её угнетает диктофонная запись, возвращая в сегодняшний день, очень тяжёлый в моральном плане.
Но в чём тогда…
– Я не могу понять, Лена. Всё‑таки прошлое я вижу гораздо чётче, чем будущее. Но меня беспокоит, что Ярослав Олегович просил не выходить сегодня из номера и особо подчеркнул, что опасность ждёт на свежем воздухе. А завтра после полудня опасность исчезнет. К чему бы это он?
– Кто из нас двоих экстрасенс‑провидец?
– Давай я тебе лучше мышечный зажим в плечах сниму, и мы ляжем спать.
|
|
– Давай.
Если бы Марченко не видела своими глазами, не поверила бы, что Сергей положил ей на плечи свои тонкие музыкальные пальцы, а не раскалённые металлические прутья.
– Ай!
– Спокойно… всё уже хорошо…
– Ой. Спасибо, правда, хорошо.
Лена ушла к себе в номер – но только затем, чтобы минут через сорок вернуться с подушкой и одеялом. Темнота, тишина и духота номера никак не давали ей успокоиться и уснуть.
Скрипке пришлось ещё раз прогревать ей плечи и шею, прежде чем она, наконец, задремала.
Сам он устроился в позе лотоса под окном.
Медитация не медитация, но в походно‑полевых условиях ему нравилось проводить до десяти часов кряду в особом состоянии не‑бодрствования.