– Я хочу рассказать вам всю печальную историю моей жизни, – так начала красавица слегка дрожащим от внутреннего волнения голосом. – Я происхожу из княжеского рода. Мои родители умерли, оставив нам с сестрой громадное состояние.
Мы с Лючией родились близнецами и выросли в нашем родовом замке, вблизи Палермо. По смерти родителей мы жили уединенно, не ведя ни с кем знакомства, и не скучали, так как сильно любили друг друга и даже поклялись не расставаться всю жизнь.
Однажды мы с Лючией гуляли в лесу, далеко от замка, как вдруг услышали вдали звуки охотничьего рога.
– Идем отсюда, Елена! – воскликнула сестра. – Я не люблю охотников, – люди, убивающие животных, внушают мне отвращение.
Я вполне разделяла мнение моей сестры и тоже была рада избежать встречи с охотниками.
Но не успели мы сделать нескольких шагов, как из чащи, прямо на нас, выбежал дикий кабан.
Я с криком ужаса загородила собою Лючию.
– Пусть лучше я погибну, – подумала я.
Но сестра оттолкнула меня, чтобы принять на себя смертный удар разъяренного зверя.
|
|
В эту минуту грянул выстрел, и кабан с ревом свалился на землю.
Из леса выскочил молодой охотник.
Кабан собрал последние силы и бросился на охотника, чтобы поразить его своими клыками.
Удар ножа положил кабана на месте, но и сам охотник упал, обливаясь кровью.
Мы с Лючией подбежали к нему и, как умели, перевязали его рану.
– Останься здесь, Лючия, – сказала я, – а я сбегаю в замок и пришлю людей с носилками. Раненого надо перенести в замок. Тем временем, наш старый кастелян, Бернардо, съездит за доктором…
О, если бы я знала, чем это окончится, я бы не оставила сестру с охотником! Пусть бы лучше я погибла, а не Лючия!..
Красное домино замолчало, и доктор не решился прервать молчания вопросом. Ему показалось, что спутница его всхлипнула…
– Да, этот час, проведенный Лючией наедине с охотником, решил ее судьбу, – начала маска снова, – с первого взгляда она полюбила его…
Раненого перенесли в замок, доктор перевязал его рану и сказал, что он скоро поправится.
Действительно: через две недели он уже был здоров, но и не думал покидать замка.
Во время его болезни за ним ухаживала преимущественно Лючия, так как я была занята по хозяйству.
– Ну что же, – думала я, заметив симпатию сестры к нему, – раз судьба посылает ей такого жениха, я не буду мешать ее счастью. Он молод, красив, из хорошей семьи, богат – чего же еще надо?
Раненый рассказал нам, что он принадлежит к знаменитому венецианскому роду Черваторе. В окрестности Палермо он приехал поохотиться на кабанов.
Я навела о нем справки и, когда узнала, что он большой поклонник женщин, то это меня несколько обеспокоило, но я подумала: женится – переменится. Поэтому, когда Лючия призналась мне в том, что Луиджи, – так звали его, – сделал ей предложение, я от души пожелала ей счастья.
|
|
– Только одна просьба к тебе, Елена, – сказала она, – ты должна ехать с нами в Венецию. Без тебя мое счастье будет неполно.
Я на это не согласилась. Я знала, что во время медового месяца даже любимая сестра может быть в тягость новобрачным. Да и замок нельзя же было бросить.
– В таком случае, обещай, что по первому моему зову ты приедешь к нам, – просила сестра.
Это я обещала ей охотно.
Через несколько недель мы скромно отпраздновали свадьбу Лючии.
– Луиджи, – сказала я, провожая молодых до коляски, которая должна была увезти их в Венецию, – обещайте мне, что Лючия будет с вами счастлива!
Он клялся всеми святыми, что будет любить и лелеять жену до гроба.
Лючия, рыдая, упала мне на грудь, и ее насилу удалось оторвать от меня и усадить в коляску.
Больше я не видала своей сестры живой…
Первое письмо Лючии, которое я получила вскоре после ее отъезда, дышало счастьем.
– Слава Богу, он сдержал слово, – думала я.
Но я поспешила радоваться. В следующих письмах Лючия писала о красоте Венеции, о художественных сокровищах этого города, но о Луиджи – ни слова…
– Сестра несчастна, – поняла я и страдала невыносимо.
Не раз собиралась я поехать в Венецию, увидаться с Лючией, узнать все – и… не могла., я боялась убедиться в справедливости своих предположений. Я боялась, что в порыве гнева убью Луиджи, сделавшего мою сестру несчастной.
И вот, восемь дней тому назад, я получила от Лючии письмо. Я выучила его наизусть…
Лючия писала мне, что уже через месяц после свадьбы Луиджи стал покидать ее ради продажных женщин… писала, что она разочаровалась в муже, что он оказался пустым, лживым и злым человеком…
«– О, если бы я осталась с тобой в нашем старом замке, если бы все, пережитое мной, оказалось сном! – писала она. – Но поздно! Прошлого не вернешь, и я не из тех, кто, раз потерпевши кораблекрушение в жизни, ищет убежища в родном углу..
И тебя, Елена, я умоляю – не приезжай ко мне, даже твое участие было бы мне тяжело, а изменить мою судьбу ты не в силах… я выпью до дна свою чашу и умру безропотно.
Об одном только прошу тебя, Елена, когда я умру, я бы хотела лежать в нашем фамильном склепе… но это невозможно: Луиджи не захочет нарушить традиции своего рода: меня похоронят в склепе Черваторе… Но, умоляю тебя, сестра, выйми мое сердце и поставь его в серебряной урне на алтарь нашей замковой капеллы…»
Красное домино закрыло рука ми лицо и поникло головой…
Леблан был потрясен.
– Я в тот же день отправилась в Венецию, – заговорила снова красавица, немного успокоившись. – На дворце Черваторе я увидела черный флаг. На подъезде меня встретил швейцар, весь в черном.
– Кто умер у Черваторе? – спросила я, чувствуя, что сердце мое перестает биться.
– Сегодня скончалась сеньора Лючия, супруга Луиджи Черваторе…
Мне сделалось дурно.
Открыв глаза, я увидела перед собой испуганное лицо швейцара.
– Сеньора – родственница Лючии? – спросил он участливо.
– Сестра.
С низкими поклонами проводил он меня вверх по лестнице и велел слуге доложить Луиджи о моем приезде.
Не знаю, как я сдержалась, увидев Луиджи, и как я не бросила ему в лицо: «Негодяй! убийца моей сестры!»
Я едва устояла на ногах, взглянув в его ненавистное лицо. Но я вспомнила, что пришла к нему с просьбой и, если оскорблю его, то не добьюсь ничего.
Когда я передала ему последнюю волю Лючии, он наотрез отказался исполнить ее.
– Если она и писала вам это, то, очевидно, в бреду. Осквернять труп я не позволю! – резко отвечал он.
Все мои мольбы были тщетными.
– Вы простите меня, Елена, но я не могу оказать вам гостеприимства, – дворец и так переполнен родственниками… Мне это весьма неприятно, но…
|
|
Я не дала ему окончить.
– Проведите меня к покойнице! надеюсь, в этом вы мне не откажете!
– Теперь оставьте меня, я хочу помолиться наедине, – сказала я, подойдя к кровати, где лежала Лючия.
Однако, оставшись одна, я не молилась. Быстрым взглядом окинула я комнату.
«– Хорошо, – подумала я, – окно низко над водой!»
Подбежав к двери, я быстро сделала воском оттиск замка…
– К чему это? – удивленно спросил Леблан.
– Сейчас узнаете.
Поцеловав сестру, я быстро, никем не замеченная, удалилась из дворца. Я не желала встречаться с Луиджи… А теперь, Леблан, когда вы знаете все – исполните ли вы мою просьбу? Вы обещали мне… Вы должны… достать мне сердце Лючии.
Доктор, пораженный, взглянул на красавицу.
– Да, да! Сегодня ночью мы влезем через окно в комнату покойницы, и вы вырежете из ее груди сердце… Я знаю, за осквернение трупа закон карает тяжело. Но ведь это воля Лючии, моей дорогой сестры… Да и Луиджи не станет поднимать из за этого дела, – вскрытие покойницы было бы ему невыгодно… Итак, не отказывайтесь!.. Ради Бога, не отказывайте!..
Красавица вдруг сбросила свою маску, и доктор остановился, ослепленный ее красотой.
– Помните, – награда будет соответствовать услуге… Согласны вы исполнить мою просьбу?
Доктор колебался.
Если преступление откроется, то его доброе имя погибло навек… А может быть, его за это ждет казнь…
– Леблан! Неужели я в вас ошиблась? Неужели вы для меня не сделаете этого? Слушайте. Сегодня же мы уедем с вами в Палермо, где вас никто не знает!.. Да, да? Вы согласны? – шептала красавица.
И вдруг горячий поцелуй обжег губы Леблана…
– Согласен? Говори же!
– Согласен, – невольно прошептал доктор.
– Идем же скорее, гондола ждет нас!
– К дворцу Черваторе, – обратилась Елена к гребцу, впрыгнув вместе с Лебланом в гондолу.