Г) Как мы использовали диктофон

Вся устная информация, поступающая от крестьян, фиксировалась с помощью портативного диктофона. Применение этого аппарата не ограничивается лишь его своевременным включением и остановкой. Он должен быть легализован в пространстве общения не только как момент технологии, но и содержательно, – и как свидетель беседы, и как ее незримая аудитория, и как своеобразный “детектор правды”. Как показал опыт, от правильного оперирования со звукозаписывающей аппаратурой (дела, на первый взгляд, сугубо технического), очень часто зависит “градус откровенности” информантов, уровень насыщенности общения моментами доверительности, сердечности и, если так можно выразиться, “степень неблагоразумия” участников интервью, позволяющая, оставив в стороне условности, высказываться крепко, определенно и азартно. Техника использования диктофона предполагает две возможности: 1) работать с ним, когда он полностью замаскирован и 2) держать аппарат принципиально на виду, демонстрировать его собеседникам. В первом случае общение с информантом принимает форму обычного, хотя и довольно продолжительного разговора, который, будучи временами предельно откровенным, все же несет на себе заметный отпечаток обыденности и, что самое важное, необязательности, – в том смысле, что информант, отвечая на вопросы интервьюера, не стремится выстраивать некую систему фактов, оценок и мнений. Как нам показалось, при такой организации беседы довольно велик объем информационной “пустоты”, своеобразного “белого шума”. И здесь ничего не поделаешь, так как никаких особых событий не произошло: два человека встретились, поговорили и разошлись. И потребность в сохранении, тщательном сбережении подробностей устного рассказа является для респондента в данном случае как бы незапрограммированной, поскольку в поле зрения нет фиксирующего разговор прибора. Кроме того, о наличии скрываемой от него аппаратуры информант может догадаться, случайно ее обнаружить, услышать шум мотора, щелчки и т.п. И тогда все усилия, которые были употреблены на организацию данной беседы, пропадают зря – человек смущается, обижается, умолкает и, в конце концов, делает все, чтобы поскорее расстаться с социологом. И хорошо, если он не расскажет об этой невинной хитрости приезжих специалистов родне или соседям!..

Второй вариант действий (при котором следует демонстративно держать диктофон на столе), как нам, исходя из собственного опыта, представляется, гораздо предпочтительней. Выкладывая на общее обозрение диктофон, запасные кассеты и аккумуляторы, брошюру с набором текстов социологического инструментария, бланк генеалогической схемы, записную книжку, карандаши, линейку, часы и прочее, социолог создает буквально на глазах информанта своего рода научную микролабораторию, к наличию которой крестьяне относятся, как мы заметили, весьма почтительно.

Последняя деревня, где нам привелось работать в рамках первого крестьяноведческого проекта, оказалась казачьим хутором Атамановкой (Волгоградская область). Последняя хата, где мы записывали крестьянские хроники, принадлежала пожилой усть-медведицкой казачке Елене Шароновой. Уже прощаясь с нами (и, похоже, навсегда), она так сформулировала итог своего жизненного опыта:

«Эх, раньше как же экономно жили люди! И не именно мои только родители, – все экономно жили!.. А сейчас?! Да разве что будет, как люди нынче живут?! Сроду ничего не будет! Хучь пишите вы, ребятки, хучь не пишите! Если работать не будете и экономно жить не будете, ни черта ничего у вас не будет!»

Совет хорош, – крестьянской экономности стоит поучиться. Но вряд ли стоит беречь силы, время и здоровье, чтобы внести в крестьянские устные архивы еще один рассказ, еще одну биографию и еще одну судьбу. Уходя от Елены Ивановны, мы, уже стоя в воротах, по старинному казачьему обычаю выпили "стремянную". Осуществлять эту неизбежную прощальную церемонию было удобно и ловко – диктофон, по обыкновению (и в точном соответствии с инструкцией!), висел на шее, на широкой узорчатой ленте, а обе руки были свободны…