Взаимопревращение содержания и формы

Форма

Форма есть содержание в его существовании. В «Капитале» Маркса форма выступает как внутренняя организация содержания, способ его существования, способ его проявления и отражения, а также его внешность. Вместе с тем в исследовании у Маркса эта категория также претерпевает свои модификации, переходя в такие категории, как единичное, отдельное, выражающее всеобщее (отдельный товар, выражающий скопление товаров, форма стоимости, выражающая стоимость, и т. д.); данное явление, выражающее другое (меновая стоимость форма выражения стоимости); формы бытия материи— пространство, время и движение; материальное, выражающее духовное (предметы труда, выражающие мысли и чувства); духовное, отражающее материальное (общественное сознание как отражение бытия) и т. д. Между всеми этими модификациями формы имеются не только общие, тождественные, но и отличительные черты. Познание должно исходить из их единства.

Ведущая роль содержания не только не исключает, а предполагает влияние[2] формы на содержание, ибо речь идет о взаимодействии содержания и формы. Это выражается в том, что форма организует и выражает содержание. Поскольку ей внутренне присуща устойчивость, она является условием дифференциации, а следовательно, эволюции действительности, организует и выражает общее в отдельном, сущность — в явлении [3], формирует определенное, устойчиво существующее содержание и выражает его; она воплощает непрерывные изменения содержания в определенных «границах», т. е. воплощает не абсолютно, а относительно. В противном случае она не могла бы выполнять свою функцию организации содержания, «придавать» ему определенную устойчивость и выражать его. Это означает, что форма должна одновременно воплощать содержание и противостоять его изменениям.

С одной стороны, если бы форма не воплощала, не удерживала в себе содержание и его изменения, то она не была бы формой, не было бы никакой дифференциации, никакого содержания и никакой формы. Вместо расчлененного, бесконечно многообразного богатства мы имели бы нечто неопределенное, аморфное.

С другой стороны, если бы форма воплощала содержание и его изменения абсолютно, исчерпывающе, то не было бы никакого развития, никакого перехода от одной формы к другой, т. е. не было бы никакого усложнения никакого многообразия форм. Но означает ли устойчивость формы отсутствие ее изменений? Непрерывно изменяется все единство — и содержание, и форма. Но в том-то и заключается роль формы, что благодаря ее устойчивости единство, несмотря на свою непрерывную изменяемость до определенного момента остается тождественным себе, форма как бы удерживает единство и его изменения в определенном качественном состоянии до тех пор, пока сама не изменяется коренным образом, в результате опережающих изменений содержания. А коренное изменение формы есть коренное изменение всего единства, следовательно, и содержания.

Перед нами противоречие: с одной стороны, непрерывно изменяются как содержание, так и форма, а с

другой — эти стороны единого изменяются неравномерно: изменения содержания объективно опережают изменения формы, имеют другой характер.

С вопросом об устойчивости формы связан и вопрос об ее относительной самостоятельности. Форма относительно самостоятельна по отношению к своему содержанию. Это выражается в ее относительной устойчивости, преемственности в развитии, а также в том, что, определяясь содержанием, она влияет на его развитие и в определенных условиях изменяется одновременно как в результате изменений содержания, так и в результате непосредственного воздействия на нее внешних условий. Причем в различных аспектах формы степень ее относительной самостоятельности различна. Когда форма не является внутренней организацией содержания, относительная самостоятельность ее усиливается, она становится более устойчивой, более самостоятельной по отношению к своему содержанию-источнику. Например, внешняя форма понятия более самостоятельна, чем его внутренняя форма. Когда форма является непосредственной организацией своего содержания, ее относительная самостоятельность ослабляется; ее характер, продолжительность, степень или характер влияния на содержание и т. д. зависят непосредственно от природы содержания, от характера противоречий единства, условий его развития, от характера взаимодействия содержания и формы.

Относительная самостоятельность формы, впрочем, понимается по-разному, допускаются крайности, игнорирующие принципы объективности рассмотрения, ведущей роли содержания, роли формы, их взаимодействия. Нарушение этих требований диалектического материализма также вносит путаницу в научное познание. Но, к сожалению, такое «нарушение» имеет место: одни отрицают роль формы в развитии содержания, т. е. абсолютизируют ведущую роль содержания и проповедуют фатализм. Другие же абсолютизируют форму, ее роль понимают как главную, и проповедуют формализм. 

В современной буржуазной философии и социологии, например, в одном случае роль формы в развитии содержания отрицается либо путем выхолащивания самой сути категории формы, либо путем абсолютизации категории содержания.

Однако более широко распространенным является формализм. Последний означает искусственный отрыв формы от содержания, гиперболизацию, чрезмерное преувеличение значения формы или ее отдельных элементов в ущерб содержанию. Будучи проявлением субъективизма, формализм имеет свои многочисленные разновидности, оттенки в различных областях познания — в искусстве, литературе, науке, философии, политике и т. д. В искусстве он проявляется либо в ложном произвольном формотворчестве, либо в абсолютизации формы и отрыве ее от жизни, общества. В литературе он означает нарочито заумную запутанность, двусмысленность, неопределенность изложения, нарушение логической связи между словами, ломку литературного языка; в живописи — деформацию зрительных форм, разрушающую, уродующую художественный образ, в частности образ человека; в архитектуре — отрыв формы от функционального назначения сооружения, от идейного содержания. В музыке формализм выражается в том, что мелодия утрачивает целостность и заменяется алогичным чередованием интервалов, гармонические аккорды заменяются какофоническими образованиями и т. д. В театре, кино он уничтожает в актерской игре все живое, человеческое, все психологическое содержание; человек изображается абстрактно, вне связи с жизнью. Во всех своих проявлениях в искусстве и литературе формализм подрывает как форму, так и содержание произведения искусства, которое в этом случае по существу ликвидируется.

Формализм в современной буржуазной философии и в частных науках выражается в отрыве формы от содержания, в абсолютизации ее роли, в приписывании ей сверхъестественных свойств, в ее обожествлении и г. д. Различные философские школы и школки — холизм, формальная онтология, феноменология, логический анализ, семантический идеализм, логический атомизм, различные разновидности неопозитивизма и г. д. — как бы ни отличались друг от друга в частностях, сходятся в главном, в том, что они абсолютизируют роль формы и игнорируют ведущую роль содержания. Все они по-разному приходят к тому, что считают форму, «структуру», «организацию структуры» самой главной, самой существенной характеристикой всего сущего, что структура важнее содержания, что всякая структура имеет абсолютную, независимую от содержания самостоятельность и т. д. Так, например, один из выдающихся физиков Э. Шредингер утверждает, что элементарные частицы не имеют содержания, а представляют собой чистые формы. Когда мы слышим слово форма, пишет он, то привычной языковой иллюзией является требование, что должна быть форма чего-то, что материальный субстрат необходим для формы... Но когда мы подходим к первичным частицам, составляющим материю, то оказывается, что нет такой точки зрения о них, как о составляющих саму материю. Они являются, как это и было всегда, чистой формой, ничего, кроме формы, что обращает нас снова и снова к усиленному исследованию этой формы, а не отдельных частиц материи.

Аналогичной точки зрения придерживаются Грибнер, утверждающий, что электрон в действительности есть не более как структура, образованная из результатов измерения, и Марх, который, искажая достижения науки, пишет: «Невещественность элементарных частиц — исключительно важная черта современной физики. И физика идет к тому, что мертвая материя изгоняется из картины мира и заменяется полной жизни игрой форм».

Однако форма без содержания — такая же бессмыслица, как и содержание без формы. И допустить форму без содержания, форму без того, что она организует и выражает, или игнорировать ведущую роль содержания — значит протащить идеализм, «боженьку», и безразлично, назовем ли мы такую «чистую» форму формой, идеей, или богом.

Очевидно, из протеста против этих двух крайностей возникло и такое мнение, согласно которому истина будто состоит в том, что в одном отношении ведущую роль играет содержание, в другом — форма. Но и такая дуалистическая точка зрения не выдерживает научной критики. Если признать, что ведущая роль содержания состоит в том, что его «изменение ведет к изменению формы», то нужно признать, что содержание всегда играет ведущую роль, ибо оно всегда изменяется. Если же признать, что форма играет ведущую роль, когда она новая, то надо признать, что в это время содержание не изменяется. Но содержание не может оставаться неизменным.

С какой бы стороны мы ни рассматривали взаимоотношение содержания и формы, ведущим всегда является содержание. Ни гибкость, подвижность категорий содержания и формы, ни их взаимопереход и взаимодействие не уничтожают их специфики и не дают никакого основания утверждать, что форма играет ведущую роль по отношению к своему содержанию. Тезис о ведущей роли и содержания, и формы наносит вред научному познанию.

Нужно особо подчеркнуть следующее: какую роль играет форма в развитии содержания, в каком направлении, в какой степени она влияет на свое содержание — все это определяется взаимодействием содержания и формы, основой которого является содержание и потребности его развития. В этом взаимодействии содержание не только определяет форму, но и ту или иную ее роль, тот или иной характер ее влияния на свое развитие.

Вместе с тем взаимодействие содержания и формы выступает как глубокий источник необходимой внешней формы и определенной стороной проявляет себя в этой внешности. Внешность не есть основа самой себя. Она обоснована указанным взаимодействием, является его продолжением, проявлением. Общее между формой — внутренней организацией и формой-внешностью состоит в том, что они являются способами организации, существования, проявления, выражения содержания. Внутренняя форма определенна, организует содержание и выражает его; внешняя форма также определенна, есть проявление, выражение внутреннего содержания.

Однако их отличие состоит в том, что внутренняя форма является моментом сущности, в то время как внешность не есть сущность; внутренняя форма более активна, влияет непосредственно на свое содержание, в то время как внешность не оказывает такого непосредственного влияния на содержание; хотя на внутреннюю форму влияют внешние факторы, но непосредственно коренным образом она изменяется по законам взаимодействия внутренних аспектов содержания и формы, внешность же может непосредственно изменяться как в результате этого взаимодействия, так и в результате влияния внешних факторов, внешних явлений; внутренняя форма по отношению к внешности выступает уже не как форма, а как содержание, точнее, как момент содержания, поскольку она проявляет себя во внешности в единстве с соотнесенным с собой содержанием. По этому поводу Гегель писал: «Мы здесь имеем удвоение формы: во-первых, она, как рефлектированная внутрь себя, есть содержание; во-вторых, она, как нерефлектированная внутрь себя, есть внешнее, безразличное для содержания существование»[4]. Мысль Гегеля об удвоении формы в основе своей верна. Что же касается роли внешней формы в развитии содержания, то не все ее аспекты, видимо, есть «безразличное для содержания существование»[5].

Внешность явления есть продолжение его внутреннего содержания и внутренней формы. Она как бы довершает индивидуальное оформление явления, рассматриваемого нами в чистом виде, вне многочисленных своих внешних связей. С другой стороны, рассматривая его в естественной связи, выясняем относительный характер его индивидуальной завершенности, поскольку оно не изолировано, а связано со многими другими явлениями.

Из сказанного о категориях содержания и формы следует, что в познании необходимо четко определить аспекты этих категорий и установить специфику их связей. Стремление все аспекты сводить к одному, а затем, исходя из него, объяснять все сложные связи и отношения — означает абстрактный подход к делу, говорит об однобоком представлении, о предмете, о нарушении принципов объективности и конкретности рассмотрения.

Познание этих категорий не может ограничиваться их рассмотрением в чистом виде, поскольку на этом этапе восхождения мы еще не имеем целого. Поэтому оно должно восходить к их синтезу, понимаемому как их взаимопревращение.                                                            

 

Взаимопревращение содержания и формы

 

Форма по своей природе не может или воплощать, или не воплощать содержание и его изменения, она одновременно и воплощает, и не воплощает. Единая в своей определенности форма как бы раздваивается на две тенденции. Но последние нельзя рассматривать неподвижными, раз навсегда данными. Именно в подвижности, условности, относительности и взаимопревращении двух тенденций формы заключен ответ на вопрос об относительном характере соответствия и несоответствия формы содержанию.

Предмет успешно развивается только тогда, когда форма наилучшим образом воплощает изменения его содержания и отвечает потребностям его развития. Требование содержания более полного, более совершенного соответствия формы своему характеру, состоянию является объективным законом развития познания. Но соответствие или несоответствие формы содержанию не бывает абсолютным. В самом этом единстве в течение всего существования борются две тенденции формы: с одной стороны, форма, воплощая в себе изменения содержания, соответствует своему содержанию, способствует его развитию; с другой — воплощая содержание не абсолютно, а относительно, она отстает от состояния, уровня, характера содержания и с этой точки зрения в известной степени не соответствует ему.

Одна тенденция формы постоянно и одновременно заключает в себе свою противоположность. Соответствие формы содержанию всегда мыслится в соотношении с его необходимым результатом, заключающимся в нем постоянно в зародыше, — несоответствием, и, наоборот, несоответствие мыслится в соотношении с соответствием, также наличествующим в нем постоянно в зародыше. Обе эти тенденции формы немыслимы друг без друга и находятся в определенном соотношении.

Так как содержание находится в непрерывном изменении, то и это соотношение постоянно изменяется. Диалектика изменения этого соотношения такова, что по мере изменения содержания и в зависимости от его природы и условий его развития преобладает, господствует то одна тенденция формы над своей противоположностью, то другая. Когда преобладает соответствие, форма способствует развитию содержания; при этом несоответствие находится в подчиненном, зародышевом состоянии, оно почти незаметно и не мешает развитию содержания. Когда же преобладает несоответствие, то форма «тормозит» развитие содержания, а соответствие находится в подчиненном состоянии. Форма одновременно одними своими сторонами в количественном отношении соответствует содержанию, способствует его развитию, другими — нет. Но в целом, в сущности, в своей качественной определенности она или соответствует содержанию или нет, если понимать, разумеется, не абсолютно, а относительно. Соответствие переходит в несоответствие благодаря тому, что развитие содержания приводит мало-помалу к преобладанию несоответствия. Количество переходит в качество. Соответствие сменяется несоответствием благодаря тому, что соответствие означает рост содержания, а рост, непрерывные изменения содержания в свою очередь означают усиление отставания формы от состояния содержания, т. е. усиление несоответствия. Соответствие в одном и том же отношении есть несоответствие. Этот процесс неукоснительно и неотвратимо продолжается до тех пор, пока отставание формы от содержания не становится значительным и пока не возникает объективной необходимости в качественном изменении формы.

Следовательно, единство содержания и формы в своем развитии как бы проходит три этапа.

На первом этапе форма наилучшим образом соответствует содержанию, способствует его развитию. Содержание развивается бурно. Правда, в это время форма и не соответствует содержанию, но это не имеет существенного значения и не мешает развитию содержания, так как оно является лишь моментом, находится в зародышевом, подчиненном состоянии. Но взаимодействие содержания и формы есть процесс. По мере непрерывного роста содержания постепенно, шаг за шагом, накапливаются, усиливаются несоответствующие или устаревшие черты, моменты формы. 

Второй этап характеризуется тем, что эти устаревшие моменты начинают преобладать над соответствующими моментами, начинают мешать развитию содержания, и чем дальше, тем сильнее. На этом этапе количество переходит в качество — соответствие формы содержанию сменяется несоответствием. В это время хотя некоторые моменты формы воплощают содержание, благодаря чему развитие содержания не прекращается, но былого развития нет, форма в целом «тормозит» его. Возникает объективная необходимость изменения формы для восстановления соответствия.

Третий этап характеризуется качественным изменением отжившей формы и переделкой содержания, т е. восстановлением соответствия формы содержанию. При этом третий этап, как и два предыдущих, есть противоречивый процесс, и зависит от условий. Поэтому нельзя думать, что форма, как только она устарела, немедленно, автоматически сменяется новой. Продолжительность, характер, глубина всех этапов, в особенности третьего, зависят от совокупности всех внутренних и внешних условий. От соответствия формы содержанию познания к несоответствию и от последнего к соответствию на высшей основе — таков путь движения познания.

Из диалектики содержания и формы напрашивается, прежде всего, тот вывод, что сбрасывание старой формы новым содержанием является решающим поворотом, скачком и закономерно вызывается потребностями развития содержания, необходимостью восстановления нарушенного соответствия формы содержанию.

Но вместе с тем в действительном развитии соотношение содержания и формы значительно разнообразнее, шире, чем оно представлено формулой: «старая форма сбрасывается новым содержанием». Конечно, если ограничиться формально-логическим подходом, то можно даже прийти к догматическому выводу: раз старая форма сбрасывается новым содержанием, то последнее не может и не должно использовать старую форму.

Между тем при ближайшем рассмотрении выясняется, что в отдельных явлениях, на определенном этапе их развития, в соответствующих условиях старая форма до поры до времени не сбрасывается новым содержанием, а используется им для своего развития. Более того, в отдельных случаях использование старой формы новым содержанием становится обязательным, единственно возможным условием восстановления соответствия формы содержанию, сохранения, поддержания и развития нового содержания.

Новое содержание в зависимости от характера явления и условий его развития использует в одном случае старую форму — внутреннюю структуру, в другом — старую форму — внешность, в третьем — старую форму — единичное и т. д., но чаще всего использует старую форму во всех нужных для себя ее модификациях одновременно, использует не для примирения с ней, а для победы над ней.

Ввиду того, что вопрос об использовании старой формы новым содержанием является в высшей степени актуальным, к тому же недостаточно в литературе разработанным, целесообразно несколько задержаться на нем, и раскрыть его решение на опыте деятельности нашей партии.

История КПСС является непревзойденным образцом отыскания и создания новых форм организации и борьбы, искусного сочетания новых и старых форм, гибкой смены одних форм другими для развития действительно революционного содержания рабочего движения нашей страны.

Создавая партию, В. И. Ленин учил, что революционное содержание партии немыслимо без определенных организационных форм и методов борьбы. Так, после II съезда партии, когда меньшевики подрывали партийную дисциплину, В. И. Ленин писал: «Неразвитость и непрочность формы не дает возможности сделать дальнейшие серьезные шаги в развитии содержания, вызывает постыдный застой, ведет к расхищению сил, к несоответствию между словом и делом»[6].

С другой стороны, эти определенные формы воплощают содержание революционной работы партии не исчерпывающе, не абсолютно, а относительно, ибо непрерывно изменяются обстановка, условия, в которых работает партия, и на этой основе — содержание партийной работы. Поэтому «партия революционного марксизма в корне отрицает поиски абсолютно правильной, годной для всех ступеней революционного процесса, формы партийной организации, а равно и методов ее работы. На оборот, форма организации и методы работы всецело определяются особенностями данной конкретной исторической обстановки и теми задачами, которые из этой обстановки непосредственно вытекают»[7].

Наша партия боролась не только против тех, кто отрицал революционное содержание партии и формы ее работы, но и против тех, кто цеплялся за старые формы, рассматривая их раз навсегда данными, кто искал абсолютную форму партийной работы, пригодную для всех случаев, при всех условиях.

Когда организационные формы не соответствовали потребностям развития содержания революционной работы, партия боролась за их смену такими, которые соответствовали содержанию революционной деятельности. В противном случае отжившая форма тормозила бы развитие революционного содержания.

Борясь за соответствие формы содержанию, КПСС в то же время учитывала, что «противоречия между потребностями нового складывающегося положения, с одной стороны, и установившейся формой организации и методами ее работы — с другой, намечаются, в общем, раньше, чем окончательно скажется необходимость изменения курса»[8]. Но партия не останавливалась только на признании того, что соответствие формы содержанию заключает в себе противоречие. Она рассматривала это противоречие как процесс, изучала его состояние, природу, степень зрелости. Осознание и изучение этого противоречия, как бы оно первоначально ни было незаметно придавало ее тактике гибкость, готовность к своевременной смене старой, отжившей формы, новой, соответствующей.

Вместе с тем КПСС исходила из того, что в зависимости от этапа и условий развития восстановление нарушенного соответствия формы содержанию вполне возможно не путем сбрасывания определенной старой формы и замены ее новой, а путем использования старых форм новым содержанием. Причем в этом вопросе она руководствовалась не предвзятой схемой, а потребностями развития революционного содержания. Ни возникновение новой формы, ни использование старой не является субъективным произволом. Более того, «новая», но преждевременная, искусственно навязанная содержанию форма может нарушить соответствие так же, как и отжившая форма. Поэтому единственно научная постановка вопроса состоит в следующем: соответствует или нет в данных условиях, в данном явлении, на данном этапе форма новому содержанию? Только такая постановка вопроса позволяет определить целесообразность и возможность использования новых и старых форм.

Глубокие знания диалектики на основе всестороннего научного анализа объективных процессов общественной жизни давали возможность В. И. Ленину выбирать на разных этапах развития революционного движения рабочего класса те новые и старые формы, которые наиболее соответствовали потребностям развития революционного содержания.

Соответствие формы содержанию нарушается не только тогда, когда форма изжила себя, и не только тогда, когда содержанию навязывается преждевременная форма, но и тогда, когда новое содержание не использует определенных старых форм или использует их непоследовательно, нерешительно, с колебаниями. Поэтому нигилистическое отрицание прогрессивной роли определенных старых форм в развитии нового содержания не имеет ничего общего с марксистской диалектикой. Новое содержание может и должно использовать определенную старую форму, проникая в нее, изменяя ее природу, побеждая ее, подчиняя потребностям своего раз вития.

Стало быть, старую форму нельзя рассматривать как раз навсегда отвергнутую, неспособную в соответствующих условиях воплощать в себе новое содержание. Наша партия в своей деятельности исходила из того, что «всякая организационная форма и соответствующие методы работы могут с изменением объективных условий развития превратиться из форм развития партийной организации в оковы этого развития: и обратно, сделавшаяся негодной организационная форма может стать необходимой и единственно целесообразной при возрождении соответствующих объективных условий»[9]. 

В объективной действительности старая форма сбрасывается новым содержанием не как самоцель, не ради «сбрасывания», а ради развития содержания. В зависимости от природы явлений и исторических условий их развития старая форма может быть сброшена, но использована в других условиях, могут быть сброшены отдельные стороны, моменты формы, но другие сохранены и т. д. Все дело зависит от того — соответствует ли та или иная форма содержанию. При этом прогрессивность формы нельзя сводить к ее новизне. Прогрессивной может быть и старая форма, если есть для этого соответствующие условия.

При рассмотрении вопроса об использовании многообразия форм, в том числе и старых, новым содержанием нужно исходить из того, что новое содержание использует определенные старые формы не для их увековечивания, а для того, чтобы, используя все и всякие формы, проложить себе путь к окончательной победе над старым. «У нас, — писал В. И. Ленин, — есть теперь, с точки зрения развития международного коммунизма, такое прочное, такое сильное, такое могучее содержание работы (за Советскую власть, за диктатуру пролетариата), что оно может и должно проявить себя в любой форме, и новой и старой, может и должно переродить, победить, подчинить себе все формы, не только новые, но и старые, — не для того, чтобы со старым помириться, а для того, чтобы уметь все и всяческие, новые и старые формы сделать орудием полной и окончательной, решительной и бесповоротной победы коммунизма»[10].

Ленинское учение об использовании старой формы новым содержанием придает тактике коммунистических и рабочих партий гибкость, действенность, творческий характер, облегчает их борьбу против правооппортунистических и левосектантских доктринеров за слияние всех социалистических сил в один мощный поток против империализма, помогает им использовать все и всяческие формы, средства, возможности для достижения полной и окончательной победы в борьбе коммунизма.

Из анализа опыта использования нашей партией старых форм напрашивается, прежде всего, два вывода: во-первых, старая форма используется новым содержанием, как правило, в сочетании, взаимодействии с новой формой; во-вторых, использование старой формы новым содержанием нельзя понимать как примирение с ней.

Следует особо подчеркнуть, что марксистское понимание вопроса об использовании старой формы новым содержанием принципиально отличается от его абстрактного догматического право- и леворевизионистского понимания. В самом деле. Если партия идет на практическое использование определенных старых форм для укрепления и развития дела коммунизма, то правые оппортунисты шли и идут на использование старых форм для сохранения капитализма, а «левые» — отвергают использование старых форм в принципе. 

Проводя соглашательскую политику с буржуазией и подчиняя рабочее движение капитализму, правые оппортунисты признают только старые формы борьбы, в то же время они отвергают новые. «Левые» же в рабочем движении, столь же метафизически отрицая использование определенных старых форм новым содержанием, авантюристически выдвигают несоответствующие, преждевременные формы, тем самым подрывая победу нового содержания. «Правое доктринерство, — писал В. И. Ленин, — уперлось на признании одних только старых форм и обанкротилось до конца, не заметив нового содержания. Левое доктринерство упирается на безусловном отрицании определенных старых форм, не видя, что новое содержание пробивает себе дорогу через все и всяческие формы, что наша обязанность, как коммунистов, всеми формами овладеть, научиться с максимальной быстротой дополнять одну форму другой, заменять одну другой, приспособлять свою тактику ко всякой такой смене...»[11]. 

Использование старой формы новым содержанием не есть некий произвол, ничем не обусловленное субъективное мнение, а есть проявление объективной диалектики, проявление закономерностей развития. Чем обусловливается, чем вызывается использование старой формы новым содержанием?

Использование старой формы новым содержанием обусловлено, прежде всего ведущей, решающей ролью самого содержания, потребностями его развития. Основой возникновения новых и использования старых форм являются потребности развития самого содержания. Объективно новая форма возникает не из старой формы, а из диалектики формы и содержания, где последнее играет ведущую роль. Новая форма не возникает, а старая не сбрасывается, пока содержание не подготовило соответствующих объективных условий для этого. Следовательно, если новое содержание еще не породило новой, высшей формы, то оно в силу объективной необходимости воплощается в старой форме, подчиняет ее себе, использует ее для своего развития[12].

Вместе с тем, мы уже знаем, что новая форма, хотя и соответствует состоянию нового содержания, но соответствует не абсолютно, а относительно. Следовательно, новое содержание в известной степени воплощается из определенной старой форме, используя и подчиняя своим потребностям как новую, так и старую формы в их взаимодействии. Новое содержание может выражаться не в одной единственной форме, а в нескольких — в зависимости от характера и условий развития самого содержания. Причем в определенных условиях та или иная форма нового содержания может быть господствующей. Господство той или иной формы не исключает использования остальных форм, а предполагает.

Одной из причин, объясняющих, почему новое содержание может и должно использовать определенные старые формы, является то, что одна и та же форма в определенных явлениях может воплощать в себе как одновременно, так и в разное время различные по содержанию явления. Это объясняется как потребностями развития содержания, его изменчивостью, подвижностью, так и относительной устойчивостью и самостоятельностью формы. При этом разные явления, выражающиеся в одной и той же форме, отличаются друг от друга не по форме, а по содержанию. Поэтому видимость единства формального не должна заслонять качественного отличия по содержанию.

Использование старой формы новым содержанием объясняется, далее, тем, что переход от низшего к высшему подготавливается процессом развития самого низшего, в высшем воспроизводятся, сохраняются на более высоком уровне положительные черты в развитии низшего — объективно соблюдается преемственность, без которой невозможно ни возникновение, ни развитие нового; процесс развития происходит не прямолинейно, а как бы по спирали, где высшая, третья ступень якобы возвращается к исходной, первой ступени. Развитие есть переход в новое, третье явление, сходное по форме с первым, но качественно отличное по содержанию, поскольку оно обогащено последующими приобретениями.

Вместе с тем не только новое содержание может использовать старую форму, но и старое содержание — новую форму. Старое, реакционное содержание в одном случае может само породить «по своему образу и подобию» новую по времени, но реакционную по содержанию форму, отвечающую его задачам, а в другом — может проникнуть в новую, прогрессивную форму, переродить ее, изменить ее природу, подчинить себе, использовать ее в тех же реакционных целях. Причем, в обоих случаях речь идет о регрессе, о методах, средствах, приемах и т. д. борьбы старого, реакционного против нового, прогрессивного.

В первом случае борьба носит открытый характер. Во втором — завуалированный, когда то же реакционное содержание борется против прогресса, проникая в новую, прогрессивную форму, используя ее в своих целях.

Однако, эти взаимоотношения содержания и формы принципиально отличаются друг от друга. Если новое содержание использует старую форму для победы над старым и в конце концов добивается этой победы, то этого нельзя сказать об использовании старым содержанием новой формы. В единоборстве с новым содержанием старое, реакционное содержание рано или поздно терпит поражение, и новая, революционная форма наполняется новым революционным содержанием. Поэтому важной особенностью использования новой, высшей формы реакционным содержанием является то, что само это использование носит кратковременный, преходящий характер, поскольку новое, прогрессивное содержание неодолимо одерживает верх над реакционным. Так, например, хотя эсеры и меньшевики в 1917 г. превратили Советы в придаток реакционного Временного правительства, влив в эту революционную форму конрреволюционное содержание, большевики вскоре, изгнав их из Советов, в корне изменили содержание. Советы стали революционной формой революционного содержания диктатуры пролетариата. Это — красноречивое подтверждение жизненности, неодолимости нового революционного содержания, прокладывающего себе путь через все и всякие преграды, зигзаги, отступления и отклонения.

Итак, содержание и форма взаимно превращаются, взаимно переходят друг в друга. Их взаимопереход, взаимопревращение есть их внутренняя диалектика, их взаимодействие. Содержание переходит в форму, во- первых, поскольку переносит себя на форму, вследствие чего оно всегда оформлено; во-вторых, оно своим развитием порождает новую, высшую форму и в определенной точке воплощается в нее, переходит в нее. Форма переходит в содержание в том, что она переносит себя на содержание, вследствие чего она содержательна; во-вторых, утвердившаяся новая форма обусловливает коренную переделку содержания, обеспечивает более развитое, обогащенное приобретениями всей предшествующей истории развития, соответствие своему содержанию.

Взаимопревращение содержания и формы есть развитие, восхождение, обусловливающее переход содержания в существенное содержание — в необходимость.

[1] «В известной степени» потому, что у Аристотеля понятие материи не идентично с современным понятием содержания, а понятие формы также не идентично с современным понятием формы.

[2] Мы в своих, ранее вышедших работах придерживались широко распространенного мнения, что форма есть активное начало. Дальнейшее исследование этих категорий привело нас к убеждению в том, что такое понимание роли формы в научном отношении не состоятельно. Как мы увидели выше, мнение об активности формы и пассивности содержания (материи) берет свое начало у Аристотеля, которое получает свое дальнейшее развитие у идеалистов, в особенности у Гегеля, который писал совершенно определенно: «Материя, как то, что определено быть безразличным есть пассивное, в противоположность форме как деятельному» (Гегель, соч. т. V, стр. 535). Однако невозможно согласиться с этим идеалистическим

взглядом на материю. В связи с этим некоторыми нашими философами внесена известная поправка в это положение, которое ныне приняло следующий вид: содержание играет ведущую роль, а форма — активную. Но эта поправка в сущности не меняет положения, выдвинутого Аристотелем, а лишь видоизменяет его. В самом деле. Если форма активна, то, сколько бы мы ни уверяли себя и других в ведущей роли содержания, последнее пассивно. Это подразумевается! Ибо в конкретном единстве нет активности без пассивности, нет активности формы без пассивности содержания. Активность всегда есть пассивность, а пассивность — активность. Если одна противоположность единства активна, то другая — пассивна. Вместе с тем понятия

активности и пассивности есть процесс, они взаимопереходят, взаимно превращаются друг в друга. Все это является достаточным основанием, чтобы отказаться от термина «активная роль» формы.

[3] Прав Гегель, когда пишет, что форма есть та самая абсолютная отрицательность, в силу которой сущность есть не бытие, а сущность. Форма имеет в своем собственном тождестве сущность, равно как сущность имеет в своей отрицательной природе абсолютную форму. Нельзя, стало быть, задавать вопрос, каким образом форма привходит в сущность, ибо она есть лишь свечение последней в себя самое, ее собственная, имманентная ей рефлексия. Комментируя эти положения Гегеля о взаимосвязи формы и сущности, В. И. Ленин пишет: «Форма существенна. Сущность формирована. Так или иначе в зависимости и от сущности...» (В. И. Ленин, т. 29, стр. 129).

[4] Гегель. Соч., т. I, стр. 224.

[5] Например, политика есть внешняя форма проявления экономических отношений. Однако она не есть «безразличное для этого содержания существование».

[6] В. И. Ленин, т. 8, стр. 378.

[7] КПСС в резолюциях..., Госполитиздат, 1953, ч. I, стр. 516.

[8] Там же.

[9] КПСС в резолюциях..., Госполитиздат, 1953, ч. I, стр. 516.

[10] В. И. Ленин, т. 41, стр. 88—89.

[11] В. И. Ленин, т. 41, стр. 89.

[12] Как мы уже показали выше, новый результат в науке выражается старыми понятиями до тех пор, пока не выработано самим ходом науки нового соответствующего понятия.